История Мексики. Испанское завоевание

Приход испанцев

В XIV и XV вв. по Европе бродили слухи об удиви­тельных цивилизациях Востока. В течение средних веков средиземноморский мир был ареной долгой и жестокой борьбы между христианами и мусульманами. Христианская знать, воевавшая в стране врага, приобрела экзотические вкусы. Благодаря крестовым походам награбленная в Ле­ванте добыча — пряности и диковинные плоды, шелка и ковры, серебряная и стеклянная посуда — распространилась по Европе. Затем войну заменила торговля, и товары из Индии и Китая перевозились по суше в сирийские порты, где их скупали итальянские купцы. По мере того, как росли богатство и сила христиан, у них пробуждался все больший интерес к источникам этой торговли. Торговые классы за­падных стран, платившие итальянцам и левантинцам за посредничество, начали задумываться, возможен ли иной торговый путь, не столь извилистый и окольный. Путеше­ственники, побывавшие в Азии с торговыми целями или для распространения евангелия, возвращались с рассказами о Катае с его великим городом Квинсай и об острове Си­пангу. Эти рассказы передавались из уст в уста и посте­пенно приукрашивались вымыслами, а люди начинали ве­рить, что в Азии есть города, в которых дома крыты золо­том, воздух насыщен пряными благовониями и жемчуг валяется на улицах. В этих картинах иноземных райских садов, полных людьми, рожденными от деревьев, источни­ками вечной юности и поющими девушками, чьи чары, раз изведав, нельзя позабыть, наиболее привлекательным было золото. Шелка и пряности, доходившие до европейского потребителя, были довольно дороги. Перец стоил почти столько же, сколько драгоценные металлы того же веса, и открытие морского пути на Восток сулило огромные при­были. Но в век, когда поднимающаяся буржуазия и расширяющаяся торговля испытывали недостаток в деньгах, золото стало синонимом богатства. Оно обладало почти волшебной силой. Тот, кто владел им, мог вкусить не толь­ко власть и славу земного мира — золото было также ключом от райских врат.

Когда европейскими народами овладела честолюбивая жажда заморских путешествий, исходным пунктом их явил­ся Пиренейский полуостров, выступающий со стороны Ев­ропы по направлению к Африке и в Атлантический океан. Испанцы были относительно мало заинтересованы в тор­говле, но в них глубоко проник дух того христианского империализма, который был результатом долгой борьбы с магометанством. Семьсот лет Испания была главным полем битвы между двумя соперничавшими религиями. В VIII в. христианских князей загнали в высокие и бесплодные горы Севера. Равнины Гранады и Андалузии были заселены магометанами и евреями, которые развивали промышлен­ность и торговлю, науки и искусства. Калифский двор в Кордове был центром, из которого мудрость арабов, с их таинственными науками и романтическим духом, проникла в Европу. Затем в наступление перешли христиане. В XI — XIII вв. они нападали на наиболее богатые и культурные города мусульман и завоевали всю Испанию, кроме Гранады, присваивая себе землю и обращая населяв­ших ее мавров в полу-рабство. Затем последовало 200 лет анархии и гражданских войн между соперничавшими хри­стианскими королевствами. В последние годы XV в. Ка­стилия и Арагон, наконец, объединились, благодаря браку Фердинанда с Изабеллой, и завоевание было окончено. Последний мусульманский правитель Гранады был изгнан в Африку. Этот долгий крестовый поход наложил глубо­кую печать на характер испанца. Он был воином, движи­мым поистине донкихотским чувством личной гордости, он чтил подвиги смелости и стойкости, но был склонен пре­зирать мирные занятия промышленностью и торговлей, как свойственные чуждой и низшей расе. Он был католиком, который отождествлял свою религию с независимостью и ге­нием своего народа и для которого приверженцы других ре­лигий были врагами бога, заслуживающими, чтобы их преследовали и грабили. Религиозные понятия имели для испанца своеобразную реальность. Ради абстрактных идей он был готов убивать или быть убитым, перекосить лише­ния, предаваться крайностям мистической набожности, — а также мучить и убивать с бессердечием, доходившим до такой же крайности.

В этническом и географическом отношении Испания не была единой. Население ее представляло собой смесь мно­гих различных народов — иберов и кельтов, карфагенян и римлян, тевтонов и арабов, мавров и евреев, — а горы препятствовали испанскому населению приобрести однород­ный характер. Жители различных провинций — любители наслаждений андалузцы, суровые и угрюмые кастильцы, трезвые и трудолюбивые каталонцы — имели между собой мало общего; объединяло их только христианство. Продол­жительные религиозные и гражданские войны содействовали развитию духа индивидуализма. Испанцы были способны к необычайным подвигам, но не умели действовать сообща. Правление в Испании всегда имело тенденцию колебаться между полюсами анархии и деспотизма. Периоды брато­убийственных гражданских войн сменялись периодами еди­новластия отдельных правителей. Такой период деспотизма начался с воцарением Фердинанда и Изабеллы. Используя религию для политических целей, они отождествляли слу­жение монархии с делом католицизма и превратили Испа­нию в единое государство-церковь. Раз испанцы не могли достигнуть государственной устойчивости на чисто полити­ческой основе, их нужно было примирить, пользуясь их ре­лигиозными верованиями, а такая программа предусматри­вала изгнание евреев и насильственное обращение мавров в христианство. То романтическое почитание, которое Испа­ния питала к богоматери и святым, должно было теперь распространиться и на монарха. В течение известного промежутка времени эта система оправдывала себя, порождая замечательные вспышки энергии. Испанский индивидуа­лизм, который более не получал выхода на родине, искал поля деятельности за ее границами.

До 1592 г. мысль о том, что эксплуатация нового мира выпадет на долю Испании, представлялась невероятной. Казалось, что испанский империализм направлен на юг и восток — на Марокко и острова Средиземного моря. Пер­вой на путь географических открытий вступила Португа­лия. В поисках золота и рабов португальцы стали иссле­довать африканское побережье, надеясь найти морской путь в Индию. По обычаю того века, путешествия эти были покрыты налетом религиозного идеализма. Их цель заключалась не только в том, чтобы вытеснить с рынков итальянских купцов,— они предпринимались также как миссионерские экспедиции, которые должны были распро­странять «истинную веру»(1).

Первенство на морях перешло к Испании случайно. Нашелся человек, родившийся в Генуе, в скромной семье, завсегдатай портов, который под влиянием бесед с моряка­ми и географами стал одержим новой идеей. Моряки рас­сказывали ему об островах, лежащих далеко в Атлантиче­ском океане. Некоторые из этих островов имели даже на­звания и были отмечены на картах, например Антилия и Бразилия. Подобные рассказы могли быть основаны на действительных фактах. Корабли случайно относило далеко от курса. Английские рыбаки могли знать, что у берегов Нью-Фаундленда — богатый улов, и, вероятно, хотели дер­жать это открытие в тайне. Рассказывали также о семи португальских епископах, уплывших на запад, когда му­сульмане завоевали их страну, и основавших семь городов. Кроме того географы считали, что земля кругла, и обычно преуменьшали ее размеры. Почему в таком случае не по­плыть на запад по Атлантическому океану? По пути, не­сомненно, будут открыты новые острова. Можно даже достигнуть Катая и Сипангу. Эта мысль приходила в голо­ву и другим, но ни у кого еще не хватало смелости подверг­нуть ее решительному испытанию. Португальские мореплаватели уже ходили в Атлантику, но, обескураженные бес­конечным водным пространством, поворачивали назад.

Годами, живя в бедности, работая в качестве топографа и лоцмана, Колумб лелеял свою мысль и, как другие маньяки, мечтами о будущем вознаграждал себя за безвестное существование в настоящем. Он не только откроет новые страны, но будет управлять ими. Он наживет богатство, торгуя золотом и пряностями, которыми богаты эти стра­ны. После этого он наймет войско и отнимет гроб госпо­день у турок. Колумб уверовал, что он избранник неба, что ему лично поручено от бога распространить истинную веру в языческих странах. Несмотря на средневековую фор­му, которую принимали его фантазии, он в своих мечтах о том, как сын скромного ткача при помощи золота возвы­сится над папой и императором, был современным буржуа.

Португальское правительство отказало Колумбу в его просьбе о финансовой поддержке. Тогда он обратился к Испании, правители которой были в то время заняты завое­ванием Гранады. Красноречие Колумба — фантастическое смешение научных фактов, рассказов путешественников и цитат из писания — тронуло королеву Изабеллу, которая всегда стремилась завоевать для Христа новые души. Но комиссия богословов и морских капитанов рассматривала предложение Колумба четыре года, а затем отвергла его. Колумб решил обратиться к королю Франции. Готовясь к отъезду туда, он встретил духовника королевы Изабеллы, которому столь убедительно объяснил свой проект, что был призван обратно к испанскому двору. Требование Колум­ба, чтобы его назначили, вице-королем всех стран, которые он откроет, и дали во владение одну десятую всего, что они произведут, вызвало новые задержки. Наконец, Фердинанд и Изабелла сдались. Колумб, которому перевалило за со­рок, получил возможность осуществить свою мечту. С тремя небольшими судами и 120 спутниками он отплыл из Палоса и исчез в Атлантическом океане.

В 1492 г. касиком Теночтитлана был Ауицотл, а в Тескоко правил Несауалпильи, сын Несауалкойотла. Дер­жава ацтеков была еще очень сильна. Вскоре Ауицотл на­вел ужас на лежавшие у Мексиканского залива области, требуя дани и человеческих жертв у уастеков, племени, говорившего на языке майя, и тотонаков.

В октябре этого года к берегу одного из бесчисленных тропических островов, охраняющих подходы к Мексикан­скому заливу и Караибскому морю, пристали три неболь­ших судна, приплывшие с востока и привезшие бородатых белолицых людей. Колумб, спрыгнув на берег, развернул кастильское знамя и принял землю во владение от имени Фердинанда и Изабеллы. Затем он обследовал северный берег Кубы, которую принял за материк Азии, и высадил­ся на Гаити. Туземцы, веселый и добрый народ, не трону­тый цивилизацией, приняли захватчиков, как богов, и с большой охотой меняли свои золотые украшения на игруш­ки и медные колокольчики. Колумбу, мечта всей жизни которого казалась столь изумительно осуществленной, острова показались сущим раем. «Это был такой чудесный край — прекрасный воздух, великолепные деревья, окай­млявшие оба берега потока, чистая вода и страна, населен­ная бесчисленными птицами… Кажется, что никогда не захочешь покинуть это место». Однако Колумб приехал не для того, чтобы жить в раю, а для того, чтобы вернуться в Европу с золотом и славой. Проплавав среди островов три месяца в тщетных поисках золотых россыпей или Сипангу, он похитил шесть индейцев для подтверждения истин­ности своих рассказов и вернулся в Европу. Его поездка по Испании, от Кадикса до Барселоны, была триумфаль­ным шествием, а когда он посетил Фердинанда и Изабел­лу и торжественно показал им индейцев, 40 попугаев, ящериц и кучу золота, они пригласили его сесть у их ног и утвердили в званиях вице-короля и океанского адмирала.

Колумб вернулся на Гаити в следующем году с 1500 чел. и материалами, требующимися для организации постоянной колонии. Это было началом переселения, кото­рое продолжалось 50 лет, причем количество переселенцев неуклонно возрастало с каждым годом. Испанские короли получили папскую буллу, отдававшую им в собственность большую часть Западного полушария, и это считалось достаточным оправданием для покорения туземцев. Оше­ломленным индейцам торжественно читались прокламации, в которых им сообщалось, что их земля отдана папой коро­лю Испании. Весть о том, что Колумб открыл Индию, наэлектризовала всех тех, кто жаждал приключений и быстрого обогащения. Заселение новых земель — предприя­тие, часто привлекающее тех, кто по некоторым не совсем благовидным причинам желает оставить родину, и караиб­скому раю Колумба предстояло быть разграбленным по­донками испанского населения. Дворяне без гроша в кар­мане, которые считали, что труд ниже их достоинства, монахи, жаждавшие убежать от монастырской дисциплины; юноши, мечтавшие об увлекательных похождениях; наемни­ки, должники и головорезы; воры и убийцы — все отправи­лись на поиски богатой добычи, которую обещал им Колумб в Индии. Когда они добрались до островов, Катай и Сипангу остались такими же недостижимыми, как и прежде, а золота оказалось мало. Но можно было закрепостить ту­земцев, и люди, которые в Старом свете были бродягами, могли жить в Новом свете, как вельможи. Земля была разделена на «энкомиенды»(2), и жившие на ней индейцы должны были работать на испанских колонистов. Если они сопротивлялись, их убивали или обращали в рабство. Колонисты, отказавшиеся от надежды найти золотые рос­сыпи, становились владельцами сахарных или хлопковых плантаций. Коренные жители островов, которых Колумб находил такими «милыми и добрыми» и которые расхажи­вали «нагими, с оружием в руках и без закона», недолго несли возложенное на них бремя. Через поколение они уже были почти истреблены, и вместо них ввозились африкан­ские негры.

Виновник всей этой бойни, который все яснее созна­вал, что пути божьи более неисповедимы, чем он предпо­лагал, делал слабые усилия защитить индейцев, но затем уступил требованию об их порабощении. В качестве вице-короля он не в состоянии был властвовать над беззакон­ной бандой головорезов, которых привез в Новый свет. Вскоре сделалось очевидно, что он хотя и открыл острова, но не нашел быстрого способа обогатиться, и когда в 1497 г. Васко де Гама достиг Индии и привез оттуда груз с пря­ностями, стоимость которого в 60 раз превышала издержки его путешествия, успех Колумба показался незначительным. Чтобы оправдать себя, Колумб продолжал искать Катай и Сипангу. И как бы стремясь забыть трагические послед­ствия своего первого триумфального открытия, он больше обычного отдавался отвлеченным фантазиям. Во время сво­его третьего путешествия он обследовал устье реки Ориноко. Такая река, заключил он, может течь только из земного рая. В этом пункте земля уже не шарообразна, а поднимается остроконечной вершиной, а на верхушке ее расположен райский сад. Колумб провел целый год с че­тырьмя изъеденными червями кораблями среди мелей и песчаных дюн у берегов Никарагуа и Панамы, терпя голод и болезни, ураганы, мятежи и нападения индейцев, и с упорством мотылька, бьющегося об оконное стекло, искал морского прохода в Катай. Ничего не найдя, он вернулся помирать в Испанию — грустный, разочарованный и почти позабытый.

Испанские монархи стремились присвоить себе как можно большую долю американской добычи и не до­пустить в Америке роста демократических тенденций, имев­шего место в Испании. Никто не имел права уехать в Ин­дию без разрешения. Все корабли должны были отплывать из одного и того же порта — Кадикса или Севильи. Дра­гоценные металлы считались собственностью короля, хотя он предоставлял частным лицам право эксплуатации их залежей за одну пятую долю добычи. Торговля с Амери­кой контролировалась торговой палатой («каса де контратасьон»). Кандидатуры губернаторов, посылавшихся в Ин­дию, тщательно проверялись — сначала одним должно­стным лицом, епископом Фонсека, а после 1524 г. советом по делам Индий.

Следующим объектом нападения испанцев, после Гаити и соседних с ним островов, был Панамский перешеек. В течение первого десятилетия XVI в. испанцы не разви­вали там значительной деятельности. Но после того, как разведчики сообщили о наличии в Дариене золота и жемчу­га, туда ринулись отряды искателей приключений. Страда­ния, перенесенные ими от голода и болезней, могут срав­ниться лишь с теми страданиями, которые они сами принес­ли индейцам. В этих условиях анархии власть принадлежа­ла не тем, кто имел высокое звание или был назначен коро­лем, а любому, кто ее захватывал. В качестве вождя вы­двинулся Бальбоа, который тайком покинул Гаити в бо­чонке из-под продовольствия, чтобы спастись от кредито­ров. В 1514 г. на перешеек прибыл семидесятилетний дво­рянин по имени Педрариас, назначенный на должность королевского губернатора, и привез с собой 1500 наемников, которые до того собирались искать славу и добычу в итальянских войнах. Половина этих наемников перемерла, а оставшиеся в живых старались добыть у индейцев золо­то, пытая их огнем, вешая и травя собаками. Бальбоа, на­меревавшийся избавиться от Педрариаса, умер под топором палача.

В тот же период была оккупирована Куба. Губернатор Гаити послал на Кубу старого и жадного толстяка Диего Веласкеса. Последний немедленно отказался признавать над собой власть губернатора и выхлопотал себе назначение непосредственно из Испании. Он и его подручный Панфило де Нарваэс систематически убивали индейцев, отказывавшихся работать на энкомиендах.

Мексика, лежавшая далеко к западу от островов и за­щищенная от конкистадоров водами Мексиканского залива, на которых бушевали ураганы, была еще неизвестна испан­цам; последние даже не подозревали о ее существовании. В 1503 г., когда Колумб находился у берегов Никарагуа, Ауицотл умер, и касиком ацтеков стал Монтесума II. Но­вый касик, добрый и благородный в личных отношениях, в качестве правителя отличался гордостью и суеверием. Он был лишен сурового реализма основателей ацтекской дер­жавы. Сны, пророчества и магические обряды прорицания значили для него больше, чем советы государственных лю­дей. Преданный почитатель Уицилопочтли, он боялся богов и таинственных судеб, уготованных ими людям, но если ему приходилось иметь дело с силами, исходившими только от людей, ничто не могло нарушить его самоуверенности. Могущество, дарованное ацтекам Уицилопочтли, дошло теперь до крайних пределов. Монтесума уволил с дворцо­вой службы всех плебеев и потребовал, чтобы купцы пла­тили налог в размере одной трети стоимости их товаров. Только знать он считал достойной своей милости. Он по­высил размеры дани, уплачиваемой покоренными племена­ми, и увеличил число отрядов, посылавшихся на поиски жертв для Уицилопочтли. Опытные люди предостерегали его, что подобные меры ослабят ацтекскую державу, но Монтесума был глух к благоразумным советам, будучи уве­рен, что Уицилопочтли защитит своих почитателей.

В начале царствования Монтесумы до Теночтитлана, по-видимому, дошли слухи об испанском нашествии. Возможно, что индейцы, бежавшие в челноках с Кубы, высадились на Юкатане или в Табаско и принесли бессвязные вести о страшных чужеземцах. Быть может, жители Юкатана виде­ли вдали корабли с белыми парусами. Говорили, что к бе­регу прибило волнами ящик со странными одеждами и оружием. Что могло означать все это, если не возвращение Кецалкоатла? Бородатый белолицый бог возвращался, чтобы потребовать свое достояние, положить конец угнете­нию и человеческим жертвоприношениям и восстановить золотой век. Если это так, то ацтекская держава близка к концу, и никакими человеческими усилиями ее не спасти. Страх Монтесумы усиливался, и каждое необычайное со­бытие он толковал как зловещее предзнаменование. А не­обычайные события случались на протяжении нескольких лет с небывалой частотой. Над Анахуаком висела комета с тремя головами. На восточном краю горизонта сорок дней виден был яркий свет. Башни храма Уицилопочтли сгорели до основания. В другой храм попала молния. Внезапным подъемом воды в озере Тескоко затопило Теночтитлан. Ацтекские войска, вторгшиеся в отдаленную область, были уничтожены падающими деревьями и скалами. Кто-то ви­дел, как на небе сражались вооруженные люди. Слышали голос женщины, оплакивавшей судьбу своих детей. Касик Тескоко, престарелый Несауалпильи, еще больший фата­лист, чем Монтесума, заявил, что ацтекам остается толь­ко ждать своей участи; но Монтесума, доведенный почти до отчаяния, надеялся, что, принося в жертву Уицилопочт­ли гекатомбы пленников, можно еще спасти ацтеков. В Теночтитлан был привезен и освящен кровью тысяч жертв вырытый в Койоакане новый жертвенный камень. Во всех направлениях были разосланы за пленниками ацтекские войска. Было приказано покрыть храм Уицилопочтли свер­ху донизу золотом и драгоценностями. Казначей Монтесу­мы, заявивший, что подданные уже до предела обременены налогами, был казнен. Покоренные племена, угнетенные не­бывалой тиранией, начали искать избавления любой ценой. Если возвращение Кецалкоатла было для ацтеков угрозой, то для других мексиканских народностей оно было надеж­дой на спасение. Монтесума расстроил и хорошие взаимо­отношения между Теночтитланом и Тескоко. Когда Неса­уалпильи умер, оставив нескольких сыновей, Монтесума настоял, чтобы ему наследовал Какама. Брат Какамы, Ихтлилхочитл, восстал против верховенства Теночтитлана и завладел половиной земель, принадлежавших Тескоко, а военачальник, которого Монтесума послал подавить вос­стание, был схвачен и сожжен живьем. Война еще продол­жалась, когда гонцы с побережья принесли Монтесуме весть о том, что событие, которого он так давно боялся, наконец, произошло. Посланцы Кецалкоатла появились в Табаско.

——

(1) Автор неправильно изображает причины, породившие стрем­ление испанцев в XVI в. к новым завоеваниям. «Религиозный иде­ализм» служил только маской для беззастенчивого грабежа населения Америки. «Испанский индивидуализм», якобы искавший себе поля деятельности за пределами Испании, представляет собой сплошной вымысел автора. В действительности «поля деятельности» искали испанские дворяне-солдаты, оставшиеся не у дел после завое­вания Гранады.

(2) Энкомиенды (encomiendas) иногда назывались также «репартимиенто» (repartimientos). Первоначально «энкомиенда» означала право собирать с индейцев дань, а «репартимиенто» — право тре­бовать с них работы, но оба институту вскоре стали почти тожде­ственными, и названия их употреблялись как равнозначащие.

Покорение ацтеков

Первые испанцы, высадившиеся в Мексике, прибыли с Кубы. В 1517 г. этому острову уже угрожало обезлю­дение, и партия вновь прибывших туда испанцев решила отправиться на поиски новых земель. Командовал этой партией Эрнандес де Кордоба, а лоцманом был Аламинос, который в качестве юнги плавал с Колумбом. Экспе­диция попала в полосу урагана и была выброшена на бе­рег Юкатана. Там испанцы впервые обнаружили признаки цивилизации. Сойдя на берег, они увидели индейцев в одежде, каменные дома и храмы, построенные на верши­нах курганов. Войдя в храмы, они нашли там жрецов в белых одеждах с длинными всклокоченными волосами, запах крови и искалеченные трупы недавних жертв. Более того, они обнаружили, что индейцы были готовы к их приходу. Криками «кастилиан!» туземцы заманивали их в свои города, а когда испанцы оказывались недостаточ­но бдительными, отряды воинов майя в броне из стегано­го хлопка, вооруженные луками и стрелами, дротиками, пращами и деревянными саблями с обсидиановыми клинка­ми, внезапно нападали на них. В Кампече испанцы потер­пели поражение, и их прогнали обратно на корабли. Там, залечивая раны, они приняли решение вернуться на Кубу.

Весть об этих открытиях заинтересовала Диего Велас­кеса, и на следующий год он организовал новую экспеди­цию, руководителем которой был назначен Хуан де Гри­хальва. Грихальва обследовал побережье от Юкатана до Веракрус. Индейцы Табаско дружески приветствовали его. От них он услышал о таинственной и сильной державе, рас­положенной во внутренних областях. Достигнув острова Сан-Хуан-де-Улоа, он остановился, не решаясь организо­вать там колонию, и послал Педро де Альварадо обратно на Кубу, чтобы спросить совета у Веласкеса. Но продоволь­ствие заплесневело, москиты были невыносимы, и через несколько недель вся партия решила уехать. Сведения о ее передвижениях аккуратно доставлялись Монтесуме, при­чем изображения белолицых чужеземцев и их крылатых морских замков рисовались на пеньковой ткани. Монте­сума молил богов удалить захватчиков, и когда испанские корабли отплыли назад за море, он поздравил себя с ус­пехом своих молитв.

Как только Альварадо прибыл на Кубу, Веласкес на­чал готовить более сильную экспедицию и, сердясь на Грихальву за его колебания, решил найти нового руково­дителя — человека, которому он мог бы доверять и ко­торый не предаст его, но в тоже время будет обладать достаточной предприимчивостью и способностью повеле­вать. Выбор его пал на молодого человека, которого он привез на Кубу в качестве своего личного секретаря и который с тех пор женился и приобрел «энкомиенду». Эрнандо Кортеса. Кортес согласился взять на себя две трети издержек экспедиции и энергично принялся за ее организацию. Вскоре Веласкес понял, что неправильно оценил своего избранника. Кортес уже усваивал повадки крупного вельможи. Покинув Кубу, он не будет подчи­няться Диего Веласкесу. Губернатор решил отменить свое поручение, но до Кортеса дошли слухи о его намерениях, и, спешно погрузив на свои корабли запасы продовольст­вия, он в тот же день отплыл из Сант-Яго. В продолже­ние следующих трех месяцев Кортес держался берегов ос­трова, собирал, вопреки распоряжениям Веласкеса, дополни­тельные запасы и людей и завербовал к себе большую часть партии Грихальвы. В феврале 1519 г. он отплыл на Юкатан. У него было более 500 солдат, 11 судов, 16 ло­шадей, 10 медных пушек и 4 фальконета.

До сих пор, если не считать некоторой беспечности и щедрости, завоевавших ему немалую популярность, Кор­тес ничем не отличался от сотен других нищих дворян, Прибывших на острова, чтобы нажить состояние. Когда, в возрасте 19 лет, он приехал на Гаити, то в ответ на предложение энкомиенды высокомерно объявил, что приехал за золотом, а не для того, чтобы обрабатывать землю, как крестьянин. Но впоследствии он приобрел са­харную плантацию и стал искать развлечений в картах и любовных приключениях. Теперь, когда ему представились неожиданные возможности, он начал проявлять свойства, которых в нем никто не подозревал. Кортесу предстояло сделаться величайшим из строителей Испанской империи. Им руководила не алчность, а страсть к славе, к романти­ческой славе средневекового странствующего рыцаря. Он лелеял честолюбивый замысел сравняться с величайшими завоевателями в истории. Образцом для него сделался Александр Македонский. Со своим маленьким войском в 500 солдат он намеревался завоевать — для бога, для Испании и для самого себя — все царства, которые су­меет открыть. Стремясь к осуществлению этой цели, он обнаружил самые разнообразные и редкие таланты: сме­лость прирожденного игрока, упорное нежелание призна­вать себя побежденным, способность правильно оценивать людей и положение; самое скрупулезное внимание к дета­лям; уменье добиваться своей цели лестью и интригами; предпочтение мирного образа действий, сочетающееся с го­товностью беспощадно применять силу, когда это потре­буется, и уменье господствовать над беспорядочным сбори­щем разбойников и наемных солдат, вставших под его зна­мя, использовать их для своих целей, играя на их алчно­сти и на их католицизме и заражая их своей собственной жаждой славы(1).

Что Кортес был совсем не таким человеком, как раз­бойники, возглавлявшие другие испанские экспедиции, стало очевидно, когда его флот достиг Юкатана. Педро де Альварадо сошел на берег, и, когда туземцы бежали, он, как обычно, стал грабить их дома. Он захватил золото, одежду и сорок кур и похитил трех индейцев, которые не успели убежать. Услышав о случившемся, Кортес очень рас­сердился, приказал Альварадо вернуть захваченное и, кроме того, дать индейцам подарки, сказав ему: «Мы никогда не умиротворим страну, отбирая у индейцев их имущество».

В результате индейцы вернулись в свои дома, и Кортес смог быстро обратить их в христианство. Он разбил идолов в их храмах и воздвиг крест и изображение свя­той девы. Ошеломленные индейцы без особого сопро­тивления приняли внезапную смену богов — главным об­разом потому, что крест был также символом индейского бога дождя Тлалока. Кортес узнал, что в стране имеются два пленных испанца. За семь лет до того у берегов Ямайки потерпел крушение испанский корабль, и несколь­ко ехавших на нем людей было вынесено в открытой лод­ке на берег Юкатана. Большинство их было принесено в жертву богам майя, но двое остались в живых. Один, Гонсало Герреро, жил теперь, как туземец, и учил племе­на майя отражать испанское нашествие, — так, между прочим, объяснялись нападения на партию Кордобы, — но другой, Херонимо де Агилар, жаждал освободиться и присоединился к экспедиции. Благодаря знанию языка майя он стал бесценным членом экспедиции.

Затем Кортес остановился в Табаско. Индейцы Табаско, наслышавшись от юкатанских соседей о характере белых людей, раскаялись в том, что принимали Грихальву дружественно, и напали на испанцев. Они обладали чис­ленным превосходством. Преимущества испанцев заклю­чались в огнестрельном оружии, стальных саблях и коль­чугах, но в конечном счете победу им дали лошади. Во время сражения обнаружилось, что индейцы, никогда не видавшие лошадей, приняли их за сверхъестественные су­щества, думая, что лошадь и всадник составляют одно жи­вотное. Кортес решил использовать это в будущем.

Потерпев поражение, индейские касики покорились и поднесли испанцам подарки, а Кортес прочел касикам проповедь о христианстве, велел своему священнику, отцу Ольмедо, отслужить для них мессу и принял их в число вассалов испанского короля. По обычаю страны, индей­цы подарили Кортесу 20 девушек; среди них была некая Малинцин, которую испанцы назвали Мариной, дочь касика из племени нахуа, жившего в рабстве среди майя области Табаско. Таким образом, через Агилара и Мари­ну Кортес мог общаться с индейцами, говорившими на языке нахуа.

После этого испанцы отплыли на Сан-Хуан-де-Улоа и там впервые столкнулись с ацтеками. Монтесума с тре­вогой следил за передвижениями экспедиции, и каждая новая весть, которую приносили ему гонцы, подтвержда­ла его опасение, что экспедиция послана Кецалкоатлом. Члены ее владеют сверхъестественными животными и ме­таллическими трубками, извергающими гром и молнию, при помощи которых они убивают своих врагов. Они — слуги великого господина, живущего на востоке, за мо­рем; они прибыли в Мексику, чтобы установить над ней власть своего господина и отменить человеческие жертво­приношения. Начался период недоразумений и колебаний, завершившийся смертью Монтесумы и разрушением ац­текской державы. Если Кортес — посланец бога, то ос­корблять его опасно, но можно уговорить его уйти. Если Монтесума пошлет ему дары, подобно тому как он прино­сит дары и воздает почести другим ацтекским богам, то, может быть, Кецалкоатл смягчится и оставит ацтеков в покое. И вот между Теночтитланом и испанским флотом стали курсировать гонцы, привозившие испанцам дары, а Монтесуме — рассказы о возможностях испанских лоша­дей и пушек, которые старательно демонстрировались Кор­тесом. На просьбу Кортеса разрешить ему посетить Тено­чтитлан и встретиться с его правителем лицом к лицу Монтесума не давал согласия, но повелел снабжать испан­цев пищей и построить для них хижины и послал им, как собственность их покровителя, украшения из храма Кецалкоатла — черепаховую маску, окруженную короной из перьев, которую одевал верховный жрец, представляя бо­га, и два больших, с колесо телеги, диска, сделанных из цельного золота и серебра и служивших символами солн­ца и луны. Он послал им также маски из храмов Тлалока и Тескатлипоки, 10 кип хлопка, несколько плащей из перьев и множество золотых фигурок птиц и зверей, а также — по просьбе Кортеса — вернул им шлем одного из испанских солдат, наполнив его золотым порошком. Один испанский придворный, видевший эти дары, когда их от­сылали в Испанию, заявил, что он «никогда не видел ничего, что могло бы своей красотой доставить большее наслаждение взору человека… Если по части такого рода изделий были когда-либо гениальные мастера, то они были, безусловно, среди этих туземцев». Кортес, который явился подготовленным к торговле с дикарями, послал Монтесуме кресло, красную шапку, пару рубашек, несколько игрушек и ожерелья из стеклянных бус и при этом повторил, что не уедет из Мексики, не повидавшись с Монтесумой.

Таким образом, Монтесума показал пришельцам богат­ства ацтеков. Теперь испанцы поняли, что в Мексике есть что-то от того азиатского великолепия, о котором мечтал Колумб. В Индии имеются не только голые дикари — в ней есть царство, которое можно разграбить. Это царство, не­сомненно, одно из тех, о которых писали Марко Поло и сэр Джон Мандевиль (тогда Магеллан еще не обогнул земной шар, и пространство между Америкой и Азией не было известно). Кортес был склонен отождествлять Мексику с Золотым Херсонесом, из которого, по предани­ям, Соломон привозил золото для постройки своего храма. Хотя некоторые его спутники, напуганные рассказами о таинственной силе Монтесумы и измученные москитами и лихорадкой, которая свела в могилу уже тридцать чело­век из них, хотели вернуться на Кубу, он решил во что бы то ни стало дойти до Теночтитлана. Побывав там, он ре­шит, какой план завоевания принять.

Прежде всего Кортес задумал избавиться от Диего Ве­ласкеса. Он хотел сделаться независимым руководителем экспедиции и не намеревался завоевывать Теночтитлан для губернатора Кубы. Кортес привлек на свою сторону большинство своих спутников, ибо скупость Веласкеса сделала его непопулярным, и было решено основать го­род под названием Веракрус. Став гражданами города, испанцы приобретали некоторые права самоуправления и переходили под непосредственную власть испанского ко­роля. Кортеса немедленно избрали капитан-генералом и дали ему право оставлять за собой одну пятую часть до­ходов экспедиции — кроме одной пятой, причитавшейся королю, — а в Испанию послали корабль, чтобы зару­читься королевским согласием.

Однажды, когда испанцы находились среди песчаных дюн против острова Сан-Хуан, они заметили подходив­ших к ним с севера пятерых индейцев, принадлежавших к народности, которой они еще не встречали. Это были тотонаки, принесшие испанцам чрезвычайно важную весть. Они были злейшими врагами ацтеков, облагавших их данью и увозивших их юношей на смерть пред алта­рями Уицилопочтли. Вскоре испанцам стало ясно, что по всей Мексике народы стонут под игом Монтесумы и что, вступившись за них и образовав крупную конфедерацию, Кортес сможет нанести ацтекам сокрушительный удар. Отдав строгий приказ, чтобы никто из отряда не притес­нял индейцев, Кортес со своими спутниками отправился » главный город тотонаков. Миновав заросли бамбука и хлопчатника на прибрежной равнине, они приблизились к группе построенных вокруг площади белых каменных до­мов и храмов, которые блестели так ярко, что испанцы приняли их за серебряные. Это была Семпоала. Жители города поднесли испанцам плоды и забрасывали их гирлян­дами роз, а их глава, которого испанцы прозвали «толстый касик», просил у них помощи против ацтеков. Вскоре по­явилось пятеро ацтекских сборщиков податей с крючкова­тыми палками, в богато вышитых плащах, с букетами роз в руках — якобы для защиты от дурного запаха тотонаков. Ацтеки потребовали двадцать человек для жертвоприно­шений и получили бы их, если бы этому не помешал Кор­тес. Он настоял, чтобы ацтеков посадили в тюрьму. За­тем он освободил их, не сказав тотонакам, кто это сделал, и послал обратно к Монтесуме, ибо, намереваясь поднимать индейцев на восстания против ацтеков, он хотел в то же время доказать Монтесуме свое дружественное отношение к нему. Теперь тотонаки были связаны с испанцами сою­зом, и Кортес пожелал завершить доброе дело, обратив их в христианство. Пока испанцы были в Семпоале, жрецы каждый день втаскивали трех-четырех рабов вверх по сту­пеням пирамиды и приносили в жертву богам. Наконец, пятьдесят испанцев взобрались в храм и свергли идолов.

Тотонакские жрецы молили богов о прощении, а на­род стал стрелять в испанцев из луков. Тогда Кортес схватил «толстого касика» и жрецов и пригрозил убить их, если испанцы подвергнутся нападению. В конце концов тотонаки примирились с создавшимся положением, идолы были сожжены, а храмы тщательно очищены от крови и окурены. Вместо идолов Кортес поставил алтарь, увешанный гирляндами в честь святой девы, а четырем тотонакским жрецам было велено постричь волосы и помыться, чтобы они могли заботиться о святыне. Обратив, таким образом, тотонаков в христианство, испанцы отслужили мессу и вернулись в Веракрус.

Теперь Кортес стал готовиться к походу в глубь страны. Он сжег свои корабли, чтобы заранее предупредить всякие требования о возвращении на Кубу, и, оставив часть своей крошечной армии в Веракрус, отправился к плоскогорью в сопровождении 40 тотонакских вельмож и 200 тотонакских носильщиков. Это было 19 августа 1519 г. Первой целью путешествия Кортеса была Тласкала, которую, по словам тотонаков, можно было тоже вовлечь в союз против ацтеков. Оставив за собой густые леса, жару и москитов прибрежной равнины, испанцы, пройдя перевал, лежавший на высоте 10 тыс. футов над уровнем моря, под снежной вершиной Орисабы, спусти­лись в область пустынь, солончаковых болот и резких ветров. Наконец, воздух сделался мягче, и они попали в плодородные равнины, густо засаженные кукурузой и маги.

Конфедерация Тласкалы, узнав от тотонакского гонца о приближении испанцев, не была расположена принять их дружественно. Тласкаланцы слышали о частых по­сольствах, являвшихся от Монтесумы к Кортесу, и реши­ли не рисковать. Они уже полвека защищались от посто­янных вторжений ацтеков и не собирались пустить возможных врагов в свой дом. Совет касиков решил напасть на Кортеса, а если нападение окажется неудачным, оправ­даться, приписав его племени отоми. Испанцев впустили за тласкаланскую стену — огромное каменное сооружение высотой в 9 футов, простирающееся через долину от од­ной горы до другой, но, оказавшись внутри, они сразу же были окружены многочисленными ордами воинов и обо­ронялись с величайшим трудом. Если бы тласкаланцы не стремились захватывать пленников живьем, чтобы прине­сти их в жертву богам, они могли бы победить. После ряда сражений многие испанцы стали склоняться к отступлению, полагая, что если они не могут победить тласкаланцев, то сразиться с гораздо более мощным ацтекским войском будет для них безумием. Но к тому времени Тласкаланцы, испытав мужество чужеземцев, решили по­бедить их хитростью. К Кортесу отправили послов с пред­ложением гостеприимства. В тласкаланских деревнях испанцев угощали и подарили им несколько княжон, кото­рые пополнили коллекцию наложниц, уже приобретенных ими у табасканцев и тотонаков. Единственным предметом разногласий было то обстоятельство, что испанцы нашли клетки с пленниками, которых кормили на убой для жертво­приношения, и Кортес потребовал освобождения плен­ников. Однако из почтения к отцу Ольмедо, начинавшему сомневаться в ценности внезапных обращений, Кортес не пытался уничтожить тласкаланских идолов; пока он тре­бовал лишь, чтобы бог христиан был признан равным богам тласкаланцев.

Монтесума продолжал отправлять к Кортесу послов, всеми средствами стараясь не допустить его в Теночтит­лан, то предлагая Кортесу дань, то объясняя, что он слишком беден, чтобы надлежащим образом принять ис­панцев. Теперь он изменил тактику. Оракул сказал ему, что Чолула предназначена стать могилой чужеземцев, и он посоветовал Кортесу пойти на Чолулу. Тласкаланцы предостерегали Кортеса, чтобы он не верил Монтесуме, но когда Кортес не послушал их советов, они дали ему в сопровождение 6 тыс. воинов. Испанцы пошли на юг и, вступив в долину, покрытую кукурузными полями и оро­шаемую бесчисленными каналами, приблизились к Чолуле, священному городу Кецалкоатла с высокой пирамидой и 400 храмами — месту паломничества всех племен плоско­горья. Огромные толпы приветствовали их цветами, музы­кой и облаками благовоний. Испанцев поселили на храмо­вой территории. Но вскоре у них пробудились подозре­ния. К касикам Чолулы то и дело приходили на тайные совещания ацтекские гонцы. Одна городская жительница подружилась с Мариной и предупредила ее о заговоре, о чем Марина немедленно сообщила Кортесу. Испанцам обещали дать 2 тыс. носильщиков; обнаружилось, что эти носильщики, втайне вооруженные, должны были при помощи ацтеков напасть на испанцев по выходе из горо­да. Кортес решил нанести быстрый и беспощадный удар. Носильщиков и чолульских касиков заманили на храмо­вую территорию. Там испанцы внезапно напали на них и убили всех до единого. Они сожгли храмы и на пирами­де, где прежде находилась святыня Кецалкоатла, воз­двигли большой крест, возвышавшийся над местом бойни как символ могущества Испании. После резни Кортес ос­тался в городе до восстановления порядка. Его тласкаланские друзья хотели разрушить весь город и порабо­тить его население, но Кортес заявил, что оставшиеся в живых — теперь испанские подданные, находящиеся под покровительством испанского короля, и постарался уста­новить дружбу и союз между Тласкалой и Чолулой.

Монтесума мог объяснить осведомленность Кортеса о заговоре лишь вмешательством сверхъестественных сил. Но раз ни подкупы, ни заговоры, ни жертвоприношения Уицилопочтли не могут остановить неуклонного продви­жения испанцев, то ему остается лишь покориться воле богов. Монтесума отправил к чужеземцам новых послов, которые должны были проводить их в Теночтитлан. Вый­дя из Чолулы, испанцы поднялись на перевал под дымя­щейся вершиной Попокатепетля, а затем сосновыми леса­ми и полями маги спустились в долину Анахуак. Увидев перед собой сверкающие воды озер и белые здания бес­численных городов, они едва поверили своим глазам. То, что они видели, походило на одно из волшебных зрелищ, которые в романе об Амадисе Галльском и в других ры­царских романах устраивались волшебниками. Они пони­мали, что вступают в страну чудес. Как заявил один из них, никто никогда уже не откроет таких стран. Испанцы прошли вдоль берегов Чалько и Хочимилько, восхищаясь белыми башнями, поднимавшимися прямо из воды, и приш­ли в Истапалапан, город белых каменных домов, украшен­ных изящной резьбой по кедровому дереву, полный фрук­товых садов, розовых цветников и богатых рыбой прудов. Здесь Куитлавак, брат Монтесумы, предоставил им приют на ночь. Из Истапалапана на запад, а затем на север через озеро Тескоко шла бетонная дамба, а в конце ее, четко вырисовываясь в прозрачном воздухе, виднелись за пять миль пирамиды Теночтитлана. На рассвете сле­дующего дня испанцы оставили Истапалапан. Кортес пер­вым вступил на дамбу, а четыреста испанцев, понимая, что теперь им уже поздно поворачивать назад, последовали за ним.

Озеро было покрыто челнами, и ацтеков, проходив­ших по дамбе в обоих направлениях, было так много, что испанцам было трудно продвигаться. В Холоке, где дамба из Истапалапана пересекалась с дамбой из Койоакана, навстречу им вышли четыре племенных вождя — касики Тескоко, Такубы, Койоакана и Истапалапана. Так как Кортес являлся представителем бога, его приветствовали четыре страны света. У входа в город двумя параллель­ными рядами стояли ацтекские вельможи, а между ними, в паланкине под балдахином из перьев, обрамленным дра­гоценными камнями, восседал Монтесума. Он выступил вперед, опираясь на руки двух касиков. Кортес сошел с коня, и они очутились друг перед другом. Монтесума по­целовал землю. Кортес хотел обнять его, но ему помеша­ли касики; вместо этого он повесил на шею Монтесуме нитку стеклянных бус. Обменявшись через Марину при­ветствиями, они проследовали в Теночтитлан. Испанцев и их тласкаланских союзников повели во дворец Ахайякатл, на западной стороне храмовой территории. «Этот дворец принадлежит вам», — сказал им Монтесума. Он предложил испанцам отдохнуть после путешествия и простился с ними. Когда испанцы пообедали, Монтесума вернулся с хлопчатобумажными одеждами для всех гос­тей и с золотыми украшениями. Он приветствовал Кор­теса как представителя Кецалкоатла. Ацтеки, объяснил он, издавна знают, что они не настоящие владельцы зем­ли. Ее законный господин уехал за море, и они давно ожидают его возвращения. Он, Монтесума, готов при­знать короля Испании своим господином и обеспечить Кортеса всем, чего тот попросит. Стремясь отвратить за­висть Кецалкоатла, Монтесума уверял, что он вовсе не так богат и могуч, как думают другие мексиканские на­роды. Кортес увидит, что в Теночтитлане мало золота и что Монтесума не бог, а существо из плоти и крови, как и он сам. Когда Монтесума ушел, Кортес установил свою артиллерию близ входов во дворец, чтобы огра­дить себя от внезапного нападения, а затем, в большом городе-острове, близ огней, постоянно горевших на пи­рамидах богов, четыреста испанцев, окруженные темными лицами ста тысяч почитателей Уицилопочтли, улеглись спать.

Благодаря Кецалкоатлу, Кортес стал, по-видимому, без борьбы господином Теночтитлана. Но в Чолуле Монтесума показал, что положиться на него нельзя; к тому же Кортес не мог быть уверен в том, что его жадные, буйные и суеверные спутники не спровоцируют ацтеков на враждебные выступления. Испанцы должны были ве­сти себя очень осторожно, чтобы не дать ацтекам повода восстать против новых господ, отрезать им путь к отступлению, уничтожив мосты на дамбах, и принести их в жертву на алтарь Уицилопочтли. Кортес решил обезопасить себя, похитив Монтесуму. Через несколько дней после приезда он, в сопровождении телохранителей, от­правился во дворец Монтесумы. Тот принял его с обыч­ной любезностью и предложил ему в жены одну из своих дочерей. Кортес резко переменил тему разговора. В Веракрус произошло столкновение между ацтеками и испанцами, причем несколько испанцев было убито. Кор­тес знал об этом деле еще до отъезда из Чолулы, но держал его про запас. Теперь он изложил Монтесуме искаженную версию его и утверждал, что ответственность падает на Монтесуму, который поэтому должен пойти с испанцами и остаться у них в качестве пленника. Если он откажется, его убьют. Плача, Монтесума взобрался в свой паланкин. Шествие его по улицам в сопровождении испанцев вызвало волнение, но Монтесума успокоил своих подданных, заявив, что идет по доброй воле. Затем пят­надцать ацтеков, якобы ответственных за стычку в Веракрус, были приведены в Теночтитлан и сожжены живьем перед окнами комнаты, в которой поселили Монтесуму. Чтобы не было помех, Монтесуму заковали в цепи до конца казни. После казни Кортес обнял своего пленни­ка и сказал, что любит его, как брата, и что Монтесума должен править не только Теночтитланом, но и другими царствами, которые Кортес завоюет для него.

Теперь Кортес намеревался править ацтекской держа­вой из-за трона, пользуясь Монтесумой как подставным лицом. Монтесума, живя у испанцев, сохранял положение вождя и готов был исполнять все требования Кортеса. Когда несколько ацтекских племенных вождей устроили заговор против испанцев, их тоже заманили во дворец Ахайякатл и там задержали.

Монтесуму заставили созвать всех своих данников-касиков, и он, плача, приказал им признавать отныне испанцев своими господами. Ему заявили, что испан­ский король нуждается в золоте, и по стране были разо­сланы испанцы, искавшие золотых россыпей и удобных гаваней и собиравшие сокровища по всей ацтекской дер­жаве. Богатства свозились к Кортесу, который, отложив одну пятую часть для короля, а другую пятую для себя, делил остальное между своими спутниками. Монтесума безропотно мирился со всем этим, тщетно надеясь, что в конце концов испанцы насытятся и вернутся за море, на родину. Он продолжал обращаться с ними самым любез­ным образом и делать им подарки, и испанцы даже на­чали чувствовать к нему своего рода симпатию. При встрече с ним они в знак почтения снимали шляпы, про­ливали крокодиловы слезы над его несчастиями, а оскор­бившего его испанского солдата приговорили к порке. Кортес проводил часы досуга, играя со своим пленником в различные игры.

Испанцы оставались в Теночтитлане шесть месяцев. Конец их пребыванию там положили не ацтеки, а испан­цы — соперники Кортеса. Диего Веласкес, уверенный в поддержке епископа Фонсеки в Испании, решил расправиться со своим непокорным подчиненным. В Мексику был послан Панфило де Нарваэс с 15 судами, 900 сол­датами и 80 пушками. Так в Новом свете не вооружали еще ни одну экспедицию. Нарваэс обосновался в Семпоале и объявил тотонакам, а также посланцам Монтесумы, что Кортес изменил испанскому королю, что он мятежник, который вскоре предстанет перед правосудием. Комендант Веракрус, Гонсало де Сандоваль, захватил двух эмиссаров Нарваэса, завязал их в гамаки, усадил на спины тотонаков-носильщиков и отправил «как греш­ные души» в Теночтитлан. Кортес встретил опасность с обычным для него сочетанием смелости и хитрости. Он освободил «грешные души», показал им Теночтитлан, бо­гато одарил и послал обратно в Семпоалу сказать това­рищам, что если они примкнут к Кортесу, то получат свою долю добычи, угощения и ацтекских девушек. За­тем Кортес оставил половину своих людей в Теночтитла­не под командой Альварадо и отправился к побережью. Темной ночью, в проливной дождь, он внезапно напал на Семпоалу, снял часовых Нарваэса, захватил его самого и пригрозил убить, если тот попытается бежать. Нарваэс немедленно отдал приказ о сдаче. Тогда Кортес обнял офицеров Нарваэса и рассказал им о наслаждениях, кото­рые ожидают их в Теночтитлане. Весь отряд согласился примкнуть к нему. Сняв с кораблей снасти, чтобы ли­шить Веласкеса всякой возможности узнать о событиях, оставив Нарваэса в Веракрус закованным в цепи, Кор­тес стал готовиться к возвращению.

Через три дня к нему явились два тласкаланца с ве­стью о беде. Альварадо, человек буйный и вспыльчивый, отнюдь не обладавший прозорливостью Кортеса, потерял выдержку. Ацтеки готовились к религиозному празднику. Испанцы, зная, что число их уменьшилось, и тревожась за свою судьбу в случае поражения Кортеса, стали ду­мать, что после праздника их принесут в жертву Уици­лопочтли. В панике Альварадо вспомнил Чолулу. Когда храмовая территория была покрыта ацтеками, которые в венках из цветов водили хороводы и распевали гимны своим богам, испанцы заняли все четыре выхода с этой территории и обнажили шпаги. Было убито несколько тысяч беззащитных индейцев, не успевших объединиться для самообороны и отогнать испанцев к их дворцу.

Кортес пришел в ярость. Альварадо разрушил все. Кортес поспешил обратно в Теночтитлан в сопровожде­нии тысячи с лишним испанцев и еще большего числа тласкаланцев. Никто не помешал ему войти в город, но улицы были тихи и безлюдны, а испанцам, забаррикади­ровавшимся во дворце, грозил голод. Кортес сказал Альварадо, что он поступил как безумец, и велел Монтесуме распорядиться, чтобы испанцев накормили. Монтесума ответил, что он ничего не может сделать. Было решено освободить одного из ацтекских вождей и поручить ему открыть рынки. Выбор пал на Куитлавака. Вскоре после этого испанцы услышали дикий, пронзительный боевой клич ацтеков. Улицы вокруг дворца Ахайякатл быстро заполнились воинами, а стрелки с пращами и луками за­няли позиции на крышах домов. Куитлавак стал во главе ацтеков.

Целую неделю в Теночтитлане шли жестокие бои. Монтесуму, уверявшего, что он хочет только смерти, вы­тащили на улицу, чтобы он приказал своим подданным дать испанцам возможность покинуть город. Но его встретили градом камней, и через три дня он умер. Ацтеков косили испанские пушки, но ничто не могло их запугать и казалось, что никакая резня не уменьшает их числа. Здания города и сеть его каналов лишали испанцев воз­можности выйти далеко за пределы дворца. Запас их продовольствия вскоре истощился, и им необходимо было каким-нибудь образом уйти. Так как все мосты в дамбах были разрушены, Кортес приказал соорудить переносный деревянный мост. Королевская доля добычи была погру­жена на лошадей, а остальные сокровища свалены в кучу, и всем членам отряда предложили брать из нее сколько угодно. Старые спутники Кортеса предпочли двинуться в путь налегке, но новобранцы, приехавшие в Мексику с Нарваэсом, нагрузили свои карманы массой золота и драгоценностей. В дождливую ночь испанцы и их союзники тласкаланцы тайком выбрались из дворца и направились к дамбе, ведущей в Такубу. На городских улицах никто не поднял тревоги, но на дамбе стояли часовые. В темно­те загрохотал большой барабан из змеиной кожи, нахо­дившийся в храме Уицилопочтли, и испанцы были окру­жены тысячами завывающих ацтеков. Переносный мост сломался при первой переправе; теперь испанцам остава­лось лишь бросаться в воду и спасаться вплавь. Началось паническое бегство, каждый заботился лишь о самом себе. На второй и третьей переправах озеро наполнилось сотнями тонущих жертв, а немногим счастливцам удавалось добрать­ся до берега лишь по трупам своих товарищей. Ацтеки сно­вали в челноках вокруг дамбы, хватая беглецов за ноги и стаскивая их в воду. В конце концов, Такубы достигло ме­нее половины испанцев. Остальные, в том числе большин­ство спутников Нарваэса, погибли или попали в число жертв Уицилопочтли. Большинство тласкаланцев и все женщины, кроме Марины и двух других, пропали. Были потеряны все пушки и большая часть сокровищ. Кортес, остававшийся на дамбе до рассвета, тщетно пытаясь спасти своих товарищей, сидел под высоким кипарисом, подсчитывал оставшихся в живых и оплакивал потерю Теночтитлана. Когда все собрались, отряд направился к хол­му западнее города, где впоследствии был построен храм святой девы Лос Гемедиос, и там, голодные и озяб­шие, испанцы стали перевязывать свои раны. Эго произошло ночью 30 июня 1520 г., которая отныне стала на­зываться «la noche triste» (печальная ночь).

Кортес решил вернуться в Тласкалу. Ничего больше и не оставалось делать, хотя было сомнительно, примут ли тласкаланцы испанцев по-прежнему как союзников. Испанцы обогнули северную часть долины, питаясь в пути ди­кими вишнями и остатками колосьев на маисовых полях. У Отумбы, близ развалин Теотиуакана, их ожидало ацтек­ское войско. Отступать было невозможно. Пехота построи­лась в каре, а двадцать всадников маневрировали на флангах. Сражение продолжалось несколько часов, пока Кортес не заметил рядом с ацтекским знаменем на носил­ках командира вражеских войск. Кортес пробился через ряды индейцев и убил его собственными руками. Тогда ацтеки отошли, и испанцы смогли возобновить свое отсту­пление. Они застали тласкаланцев еще дружественными. Куитлавак засылал к ним послов, убеждая их образовать союз индейцев против чужеземцев, но тласкаланцы слиш­ком хорошо помнили свою пятидесятилетнюю борьбу про­тив захватнических устремлений ацтеков. Они встретили испанцев со слезами, лечили их раны, снабдили их провизи­ей и напомнили Кортесу, как они предостерегали его про­тив ацтеков.

Отступать дальше Кортес не желал. Со своими 400 спутниками, без пороха и пушек, он решил завоевать Теночтитлан. Как обычно, ему повезло. В Веракрус прибыло несколько испанских судов. Некоторые из них были посланы Веласкесом, друше пришли с Гаити и Ямайки, третьи явились с торговыми целями. Их команды при­соединились к Кортесу. К концу года у него было 900 чел., почти 100 лошадей, орудия и боеприпасы. Ког­да позднее запас пороха истощился, один испанец спу­стился на канате в тлеющий кратер Попокатепетля, что­бы собрать серу. Тем временем были покорены города между Анахуаком и побережьем. Испанцы не трогали городов, которые добровольно отдавались под власть Испании, и Кортес старался установить дружбу между их гражданами и своими союзниками-тласкаланцами. Но по отношению к тем городам, где стояли ацтекские гарни­зоны или где убивали испанцев, он бывал беспощаден. Он считал их восставшими против короля, которому они при жизни Монтесумы присягали на верность. Тласкаланцам разрешалось убивать мужчин, в то время как испанцы бросались на поиски золота и женщин.

Испанцы принесли с собой также другие виды ору­жия, которые оказались еще более действенными сред­ствами истребления индейцев. Один из членов отряда Нарваэса заболел оспой, и индейцы, не имевшие от этой новой болезни никакого иммунитета, . умирали тысячами. Одной из жертв оспы стал и Куитлавак. Его сменил Кваутемок, племянник и зять Монтесумы, юноша двадцати лет с небольшим.

В декабре испанцы вернулись в Анахуак и устроили свою штаб-квартиру в Тескоко. Они начали систематиче­ское покорение городов долины, чтобы изолировать Теночтитлан. С этой целью они обогнули озеро Тескоко и затем пошли на юг через горы до Куэрнаваки. Где толь­ко было возможно, они заключали союзы. К ним при­соединились чалканцы, а также Ихтлилхочитл, мятежный касик Тескоко, и Кортесу нередко приходилось посылать отряды испанцев, чтобы защищать этих новых союзни­ков от нападений ацтеков. Но Истапалапан и многие дру­гие города были сожжены. К маю Кортес был готов на­чать осаду Теночтитлана. Тласкаланцы под руковод­ством судостроителя-испанца построили тринадцать бри­гантин с парусами и веслами, удобных для плавания по мелководному озеру. Войско тласкаланцев перенесло разо­бранные на части бригантины через горы за 60 миль. Когда эта процессия достигла Тескоко, ее шествие по ули­цам продолжалось шесть часов. Вскоре было наглядно про­демонстрировано превосходство бригантин над ацтекскими челнами, и испанцы добились господства на озере.

Осада продолжалась три месяца. Каждый день испан­цы наступали на Теночтитлан по трем дамбам: Альвара­до— из Такубы, Гонсало де Сандоваль — из Тепейяка и Кристобаль де Олид — из Койоакана, а Кортес управлял маневрами бригантин. Но долгое время они не могли приобрести опорного пункта в городе. На закате они от­ступали, и каждую ночь ацтеки вновь пробивали бреши в дамбах, так что на следующий день их приходилось снова заделывать. Ацтеки боролись со всем упорством и мужеством, которые некогда сделали их господами Анахуака. Трупы, сваленные большими кучами на улицах города, распространяли заразу, запасы продовольствия, которые пополнялись благодаря челнокам, каждую ночь пробиравшимся к берегам озера, иссякли, и ацтеки нача­ли поедать насекомых, червей и кору деревьев. Испанцы перерезали акведук, и в осажденном городе стал ощу­щаться недостаток воды. Несмотря на все это, Кваутемок и слышать не хотел о сдаче. Испанцы были вынуждены на­чать систематическое разрушение города. Тласкаланцы были в восторге, но Кортес плакал, что приходит конец «прекраснейшему городу в мире» — городу, кото­рый он открыл и намеревался присоединить к испанской державе.

В конце июня, когда более половины Теночтитлана уже превратилось в дымящиеся развалины, ацтеки одержали победу. Они взяли в плен 62 испанцев, намеревавшихся за­хватить рынок Тлателолько и не обеспечивших себе пути к отступлению. Остальные испанцы видели с дамб укра­шенные перьями белые тела своих товарищей, которых за­ставили плясать в честь Уицилопочтли, а потом втащили на пирамиду Тлателолько, где жрецы в красных одеждах вырезали у них сердца обсидиановыми ножами. После этого испанцев покинули многие их союзники-индейцы, и они три недели бездействовали, прежде чем возобновить воен­ные действия.

Конец наступил 13 августа. Пять шестых города было уже в развалинах. Храмы, дворец ацтекских касиков, со­кровищницы, птичник, сады — все это было разрушено. Ацтеки удерживали только северо-западную часть города, Тлателолько. Кваутемок был по-прежнему непреклонен, но у его сторонников воля к сопротивлению, в конце концов, ослабела. Испанцы захватили последний участок города и загнали ацтеков в озеро. От острова отплыл челн, и перед окружившими его бригантинами предстал Кваутемок. Его привели к Кортесу, который обвинил Кваутемока в разру­шении Теночтитлана. Кваутемок прикоснулся к кинжалу Кортеса и попросил Кортеса убить его. Кортес взял его с собой на свою штаб-квартиру в Койоакане. На следующий день все оставшиеся в живых ацтеки были выведены из Теночтитлана, трупы похоронены, а развалины города сожжены.

——

(1) По поводу характеристики, которую автор дает Кортесу, отличавшемуся от прочих конкистадоров лишь тем, что он действовал более ловкими и умелыми способами, см. предисловие.