История Мексики. Война за независимость, страница 2

Написать комментарий

Морелос

Испанцы считали Кальдеронскую битву концом вос­стания. Но пламя, зажженное «Грито де Долорес», было не так легко потушить. Массы мексиканского народа — ин­дейские крестьяне, чьи земли были отняты помещиками, метисские священники и ранчерос, недовольные тем, что испанцы претендовали на привилегированное положение, креольские интеллигенты, воспринявшие у американцев и французов революционные идеи, — были внезапно охваче­ны надеждой на уничтожение угнетения и создание новой нации на принципах свободы и равенства. И хотя испанские войска при помощи церкви и землевладельцев в конце кон­цов сокрушили восстание и загнали его в подполье, оно не погибло. Более ста лет после «Грито де Долорес» история Мексики была историей борьбы за осуществление надежд, впервые провозглашенных Мигелем Идальго.

После смерти Идальго и Альенде революция нашла своих собственных вождей. Большей частью это были ме­тисы скромного происхождения и не обладавшие уче­ностью Идальго, но более пригодные для военного командования, более уверенно и стойко добивавшиеся своих целей. Эти вожди уже не мечтали о всеобщем восстании масс. Зная, что борьба будет долгой и жестокой, они соз­давали небольшие, но обученные и дисциплинированные армии. Вместо того чтобы собирать орды одетых в хлоп­чатобумажные ткани и вооруженных только ножами и пращами индейцев, они вербовали войска из всадников, вооруженных ружьями и тесаками-мачетес, войска, кото­рые могли атаковать испанские армии.

Если революция потерпела поражение, то прежде всего из-за отсутствия централизованного руководства. Это была партизанская война, в которой каждая провин­ция имела своего вождя. Некоторые из тех, кто был воз­несен на вершину бурями этих лет, оказались людьми с широкими взглядами и патриотическими идеалами, но дру­гие были просто бандитами, дравшимися за свои личные выгоды. Из своих штаб-квартир в сьеррах они нападали на испанские города и без разбора убивали и грабили. Неко­торые партизанские отряды сражались друг с другом из-зa границ своих территорий. Другие принимали в свои ря­ды только индейцев и призывали к истреблению всего креольского населения. Наиболее умные руководители боя­лись партизанских главарей в такой степени, в какой нена­видели испанцев, но так и не сумели подчинить их цен­тральной власти.

После того как Идальго и Альенде попали в руки про­тивника, во главе повстанческой армии оказался бывший ми­нистр иностранных дел революционного правительства Игна­сио Район. Расстреляв Ириарте, который отправился с дру­гими главарями в Техас, но бежал и был заподозрен в изме­не, Район повернул на юг и повел свою армию из Сальтильо через Сакатекас в Мичоакан. Армия была настроена мя­тежно и склонна сдаться испанцам, а отступать ей пришлось через местность, занятую испанскими армиями и такую бес­плодную, что солдаты утоляли жажду соком кактусов. Но Район вел их с искусством бывалого командира. Вальядо­лид был захвачен испанцами, и Район обосновался в Ситикуаро, в почти неприступной долине, окруженной лесами и высокими горами. Здесь он построил кольцо укреплений с рвом и двойным частоколом. Чтобы придать своему по­ложению вождя законный вид, он организовал избрание жителями долины хунты, которая должна была создать революционное правительство. Эта хунта действовала яко­бы по доверенности от короля Фердинанда, так как Рай­он продолжал утверждать, что сражается не против коро­ля, а против гачупинов. Из Ситикуаро он тайно поддер­живал связь с гвадалупесами и другими сочувствовавшими революции элементами в Мехико, которые встречались с его агентами на одной асиенде в нескольких милях от столицы. К нему явились креольские интеллигенты, напри­мер доктор Кос и молодой поэт Кинтана Роо. Один член общества «Гвадалупес» приобрел печатный станок, принад­лежавший прежде испанскому правительству, и тайком пе­реправил его в Ситикуаро в телеге с тыквой, так что по­встанцы смогли издавать газету.

Однако главные силы революции находились не в Мичоакане, а на территории, входящей теперь в штат Гер­реро. Морелос, посланный туда Идальго с 25 спутниками и без оружия, к концу 1811 г. собрал армию в 9 тыс. чел., тщательно обученную и вооруженную захваченным у ис­панцев оружием. Он не только создал армию, но подобрал себе также способных и преданных помощников: деревен­ского священника Матамороса, сына крестьянина Висенте Герреро, бывших ранчерос братьев Галеано и семью Бра­во, креолов-землевладельцев из Чильпансинго, которых загнали в ряды повстанцев испанские офицеры, преследо­вавшие их за то, что они не помогали правительству. Мо­релос, невысокий коренастый метис, едва 5 футов ростом, скромный и молчаливый, страдавший малярией и постоян­ными головными болями, человек, который до 25 лет рабо­тал батраком на асиенде, а потом голодал в коллеже Сан-Николас и до начала войны жил в неизвестности священ­ником в Каракуаро, в провинции Мичоакан, был гениальным полководцем и одним из самых прозорливых политических мыслителей в истории Мексики. К концу 1811 г. он гос­подствовал над всей областью от долины Мехико до бере­гов Тихого океана. Один лишь порт Акапулько был ему неподвластен.

В других местах действовали партизаны. Осорно владел горами над Пуэблой. Гарсиа, предложивший способ поимки вражеских офицеров арканом, рыскал по равнине Гуанаху­ато. Дорога из Веракрус в глубь страны стала местом действий Феликса Фернандеса, уроженца Дуранго и сту­дента юридического факультета коллежа Сан-Ильдефонсо, В Сакатекасе командовал Росалес. В горах над Тампико появился индейский племенной вождь, принявший титул императора уастеков Юлиана I. Было около десятка дру­гих партизанских руководителей, отряды которых увеличи­вались и уменьшались в зависимости от шансов на успех. Пастухи и ранчерос, охотно вступавшие в партизанский отряд, когда можно было ограбить поезд с сереб­ром или совершить набег на город, превращались в лояльных граждан при приближении испанского полка. Ар­мии возникали как из-под земли и исчезали за ночь. Этот способ войны представлял для правительства величайшие трудности. Положить ему конец могли лишь самые суро­вью репрессии. Убийства и погромы участились. Испанцы осуждали пленных на расстрел и сжигали все деревни, заподозренные в оказании помощи восставшим. Повстан­цы приняли аналогичную тактику. Когда Николас Браво, вскоре после того как его отец Леонардо был казнен ис­панцами, отпустил на свободу 300 пленных, вместо того чтобы расстрелять их, его поступок сочли актом непревзой­денного великодушия.

Самым способным из испанских генералов был Кальеха. Он был высокомерен, жесток и хладнокровен. Вице-король не любил его, а подчиненные ненавидели. В течение по­следних месяцев 1811 г. он вел бои с партизанами на севе­ре. Потом вице-король послал его в Мичоакан, и он пошел на Ситикуаро. Его тщательные приготовления напугали Района, и повстанцы бежали, несмотря на защищавшие их ров и двойной частокол. Ситикуаро был сожжен, а ар­тиллерия, старательно собранная Районом в течение долго­го времени, попала в руки испанцев. Сам Район и хунта продолжали руководить партизанами в Мичоакане, но престиж их был подорван. Тем временем Морелос начал угрожать столице. Отряды повстанческой конницы спуска­лись с гор в долину и патрулировали дороги до самых ок­раин города, не допуская подвоза к нему продовольствия. В феврале 1812 г. Кальеха вернулся из Мичоакана; посколь­ку он был слишком силен, чтобы имело смысл встретиться с ним в открытом бою, Морелос ждал его в Куаутле — открытом и не имевшем укреплений городе, расположенном на невысоком холме. Кальеха попытался взять Куаутлу штурмом и был отбит. Он осыпал ее градом пушечных ядер, которые городские дети собирали в кучи для артиллерии Морелоса. Наконец, Кальеха осадил город, решив взять его измором. Морелос и его люди ели червей, мыло и древесную кору, но сдаваться отказывались. Они ждали сезона дождей, когда в армии Кальехи, непривычной к полутропическому климату, должны были распространиться болезни. Но через несколько недель после обычного срока начала дождей небо все еще было безоблачным. Тогда, 2 мая, Морелос по­строил свои войска и население Куаутлы в колонну, и в два часа ночи она вышла из города. Колонна дошла до открытого места, но ей пришлось пробиться через линию часовых, и звуки ружейных выстрелов разбудили испан­ское войско. Морелос приказал своим спутникам рассеять­ся, и большинство солдат спаслось, но женщин и детей испанцы перебили. Кальеха оказался господином пустого го­рода. Он вернулся в столицу, как будто бы с победой, но мексиканцы понимали, в чем дело. В комедии, поставлен­ной день или два спустя в одном из театров Мехико, один солдат говорил своему генералу: «Вот тюрбан мавра, кото­рого я взял в плен». — «А сам мавр?» — «Он, к не­счастью, убежал».

Весь остаток того года Морелос был непобедим. Быстро собрав свою рассеянную армию, он вновь занял Куаутлу, а затем перешел на восточную сторону плоскогорья. Для своей штаб-квартиры он избрал Теуакан, к юго-востоку от Пуэблы, на стратегической позиции, с которой он угрожал дорогам, ведущим из долины Мехико к Мексиканскому за­ливу, а если бы представилась возможность, мог пойти на столицу. Он захватил Орисабу и сжег склады табака, да­вавшего вице-королю часть его доходов, и постепенно овла­дел городами в направлении от Веракрус в глубь страны. Осенью он повернул на юг и штурмом взял Оахаку, а сле­дующей весной осадил Акапулько и в августе взял этот город, несмотря на недостаток пушек и на то, что повстан­цы не обладали господством на море. Этими победами для революции была завоевана вся Южная Мексика, кроме го­родов Мехико, Пуэблы и Веракрус. На всей территории, находившейся под его властью, Морелос ввел порядок, орга­низовал сбор налогов, назначил местных должностных лиц и расстреливал солдат, осужденных за воровство. Морелос был фактически диктатором, но его никогда не обвиняли в злоупотреблении властью ради собственных выгод.

После взятия Акапулько Морелос решил, что настало время организовать законное правительство. Район претен­довал еще на руководство революцией, и ситикуарская хун­та еще действовала, но она была дискредитирована пора­жениями, внутренними раздорами и интригами. В Чильпансинго было созвано для образования конгресса восемь де­легатов из подвластных революционерам районов. Море­лос, назначенный генералиссимусом революционой армии, изложил этой организации свои планы переустройства об­щества. Он отказался от видимости повиновения королю Фердинанду, которую еще сохранял Район. Впрочем, Район и сам признал, что она служила просто средством для приобретения поддержки невежественных, зараженных предрассудками людей. Мексика должна быть республи­кой — республикой Анахуак, управляемой волею народа. Морелос верил в равенство рас, в отмену привилегий (фуэрос) духовенства и офицеров и считал нужным разде­лить крупные асиенды на мелкие крестьянские участки. Имущество богачей должно быть конфисковано, причем одна половина его должна пойти на государственные рас­ходы, а другая должна быть распределена среди бедняков. Морелос был католиком и всегда перед битвой исповедался у своего духовника. Однако он выступил за отмену обязательной десятины и захват церковных земель. Эти идеи, в общем виде изложенные им в Чильпансинго в 1813 г., служили программой мексиканских реформаторов в течение всего последующего столетия. По призыву Морелоса конгресс занялся разработкой конституции, оконча­тельно составленной лишь год спустя в Апацингане. Эта конституция, сочетавшая англо-саксонские традиции с испанскими, предусматривала всеобщее избирательное право и систему косвенных выборов, исполнительный ор­ган из трех назначаемых конгрессом лиц, верховный суд и суд резиденсии. Но к тому времени, когда конституция была готова к проведению в жизнь, Морелос уже не был господином Южной Мексики. Революционеров загнали обратно в горы, а вице-король опять управлял теми обла­стями, в которых Морелос надеялся ввести свободные рес­публиканские учреждения.

Конгресс в Чильпансинго ознаменовал кульминационный пункт революции. Отчасти он сам был виновен в гибель­ных поражениях следующего года. Морелос был слишком бескорыстен и стремился избавиться от диктаторских пол­номочий. Но в разгаре войны не время было производить опыты парламентарного правления. Члены же конгресса — в большинстве креольские адвокаты и священники, — хо­тя все, в отдельности взятые, были способными людьми, объединившись, только мешали ведению войны. Кроме то­го, испанцы научились справляться с положением. В фев­рале 1813 г. Венегеса отозвали в Испанию, и вице-королем стал Кальеха. Он вооружил все креольское население. Все домовладельцы были призваны в милицию и получи­ли приказ быть готовыми сражаться против партизан. Это бы!ло опасное средство, но оно оказалось успешным. Закрытие рудников, опустошение полей, прекращение тор­говли и насильственные займы, взимавшиеся испанским правительством, заставили людей жаждать мира, а самым легким путем к нему была победа Испании.

Страна была истощена. Многие жители, сочувствовав­шие делу независимости, готовы были воевать с гачупинами против герильерос. С этими новыми войсками Кальеха покорил северные области, готовясь нанести Морелосу ре­шающий удар; эту возможность дало ему то обстоятель­ство, что все лето 1813 г. Морелос был занят осадой Ака­пулько. Императора уастеков поймали и расстреляли. Са­катекас и Сан-Луис-Потоси были усмирены. В Техасе Ар­редондо вырезал целый отряд американских флибустьеров, которых Гутьеррес де Лара привлек в ряды защитников мексиканской независимости. К концу года Кальеха имел возможность сосредоточить свои силы для завоевания юга. В декабре Морелос пошел на север, в Мичоакан, и напал на Вальядолид, город, где он родился, где познакомился с Идальго, город, который он собирался сделать столицей революционного правительства. На выручку Вальядолиду явился испанский генерал Льяве, а в его войсках был мо­лодой полковник, тоже уроженец Вальядолида, тоже метис, хотя и называвший себя креолом, и тоже знакомый с Идальго, — Агустин де Итурбиде. Итурбиде происходил из богатой клерикальной и роялистской семьи. Он сочув­ствовал идее независимости, но не хотел присоединяться к социальной революции. Он сражался под начальством Трухильо у Монте-де-Лас-Крусес, а в войне с партизана­ми в Гуанахуато проявил себя способным, честолюбивым и жестоким командиром. Лагерь Морелоса находился на вершине скалистого холма, который считался неприступ­ным, вследствие чего его недостаточно охраняли. Когда обе армии стали друг против друга, Итурбиде собрал кавале­рийский отряд и после захода солнца прорвался через ря­ды революционной армии, штурмовал холм и напал на лагерь. Морелос был захвачен совершенно врасплох. В темноте и сумятице революционные полки, вернувшиеся, чтобы спасти своего вождя, сражались друг с другом. Ос­тавшиеся в живых были разгромлены и в беспорядке от­теснены к Пуруарану, где потерпели окончательное пора­жение. Матаморос был взят в плен и расстрелян. Армия, которую Морелос обучил и привел к стольким победам быстро распадалась, а сам Морелос, у которого осталось менее сотни спутников, стал вскоре преследуемым беглецом. За этими поражениями последовали сокрушительные удары в самое сердце территории повстанцев. Одна испанская армия взяла Оахаку, другая захватила плантации сахарно­го тростника в Куэрнаваке и горы, окаймляющие тихо­океанское побережье, — Куаутлу, Таско и Чильпансинго — все те ставшие для него родными места, на которых Мо­релос впервые сражался с испанцами. Захватив в плен Ильдегардо Галеано, самого выдающегося после Матамороса помощника Морелоса, испанцы без боя вступили в Акапулько, на осаду которого Морелос потратил пять дра­гоценных месяцев. Через несколько недель рухнуло все здание, которое Морелос воздвиг с таким трудом.

Морелос снова вернулся в Мичоакан, сопровождаемый членами конгресса республики Анахуак. Но конгресс уже не доверял своему генералу. Орган, заботливо созданный и охранявшийся Морелосом, отказался признавать его сво­им главой. Войну должен был вести комитет, между чле­нами которого были поделены территории, где еще сущест­вовали повстанческие армии. Морелос принял разжалова­ние, не пытаясь сопротивляться. Он заявил, что готов сра­жаться (в рядах революционных войск Как солдат. Но из членов конгресса ни один не обладал тем военным искус­ством, той магнетической силой, той бескорыстной предан­ностью делу, которые отличали Морелоса. Заменившие его военачальники плохо вели войну с испанцами и ссорились между собой. Район, начальствовавший в Оахаке, боролся с Росаинсом, действовавшим в Веракрус. Доктор Кос, крайне энергично осуждавший конгресс, был сперва при­говорен к смертной казни, а затем заключен в тюрьму. Он дезертировал из лагеря революции и получил проще­ние от вице-короля. Тем временем Итурбиде истреблял мичоаканских герильерос с ужасающей быстротой. За два месяца он захватил в плен и расстрелял 19 главарей и 900 рядовых. Мичоакан являлся, по-видимому, отнюдь не безопасным местом для членов конгресса, и они решили перевести правительство в Теуакан Этот город был еще в руках повстанцев, которыми командовал молодой креол, сбежавший из университета студент-правовед, Мьер-и-Теран. Конгресс, оказавшийся в крайне тяжелом положе­нии, попросил Морелоса сопровождать его в этом долгом и опасном путешествии. Члены конгресса отправились на юг и благополучно перешли через реку Мескала, но в Техмалаке они встретили испанскую армию. Перед лицом превосходящих сил противника Морелос приказал Николасу Браво проводить членов конгресса в безопасное место, а сам с несколькими спутниками отвлек на себя внимание преследователей. Он спрятался в кустах на открытом горном склоне и был взят в плен — одним из своих преж­них помощников. Его отвезли в Мехико. Тюремщик пред­ложил Морелосу бежать, но он отказался, заявив, что не может спастись ценой жизни другого человека. Вице-король приказал казнить его в нескольких милях от города, что­бы не было демонстраций сочувствия.

После гибели Морелоса конец войны был только во­просом времени. Не было уже революционного вождя, достаточно авторитетного, чтобы заставить вождей герильи действовать сообща. Даже конгресс, за который Морелос отдал жизнь, вскоре перестал существовать, ибо когда он, наконец, добрался до Теуакана, между его членами разгорелись такие споры, что Мьер-и-Теран захва­тил власть и разогнал его. По мере того как уменьшалась территория, подвластная партизанским отрядам, и воз­можности снабжения становились все более ограниченны­ми, споры между вождями этих отрядов делались все ожесточеннее. Когда Росаинс потерпел поражение в Веракрус, его люди стали переходить к Феликсу Фернандесу, который еще пользовался популярностью. Тогда Росаинс качал войну со своим удачливым соперником. Он был арестован Мьер-и-Тераном, но бежал и примкнул к испан­ской армии. Дело революции стало все более отождест­вляться с грабежами и личным честолюбием; поэтому лю­ди, преданные идее, начали с отвращением покидать ря­ды восставших. Главари повстанцев теперь почти ничем не отличались от бандитов. Они строили неприступные крепости высоко в горах, тиранили своих приверженцев и украшали себя золотом и серебром, драгоценностями и дорогими тканями, украденными у гачупинов.

Кальеха сломил хребет революции, но он был слишком жесток и непопулярен для задачи умиротворения. В 1816 г. его сменил Аподака. Последний был обязан своим назначением милости короля Фердинанда, который после падения Наполеона опять стал королем Испании; однако это назначение отнюдь не означало, что испанское прави­тельство начинает понимать всю серьезность положе­ния в Мексике. Однако Аподака вполне годился для выполнения своей задачи. Он прощал всех, кто выражал го­товность подчиниться, и многие воспользовались возмож­ностью прекратить борьбу, которая теперь уже казалась безнадежной. Роялисты без труда взяли Теуакан, а Мьер-и-Теран отказался от общественной деятельности. Подчи­нение Осорно умиротворило Пуэблу. Веракрус и Оахака были совершенно покорены. К весне 1817 г. партизаны действовали еще только в Мичоакане и Гуанахуато.

Почти не изменила положения помощь из неожиданно­го источника. Король Фердинанд нанес решительный удар испанским либералам, и среди тех, кто ушел в изгнание был молодой руководитель партизан, уроженец Наварры, Франсиско Хавьер Мина. В Англии Мина встретил неко­торых мексиканских либералов, — в частности, брата Сервандо де Тереса-и-Мьера, — которые убеждали его про­должать борьбу против деспотизма в Новом свете. Сопро­вождаемый искателями приключений и революционерами разных национальностей, преимущественно англо-саксами, Мина в апреле 1817 г. высадился та берегу Тамаулипаса. Он отправился в Гуанахуато, где помещалась штаб-кварти­ра последних повстанцев. Но мексиканские главари приняли его холодно, хотя он и одержал несколько побед. Революция уже угасла, и снова разжечь ее было невозможно. В октябре того же года Мина был взят в плен и расстрелян.

К декабрю революция фактически окончилась. В Гуанахуато был убит собственными солдатами последний гла­варь повстанцев, прославившийся своей жестокостью. В Мичоакане Николас Браво и Игнасио Район удерживали Сакатулу до конца года, но затем сдались. В южной Мексике действовали еще два-три партизанских вождя — Гусман, Монтес де Ока, Педро Асенсио; но из тех, кто пре­тендовал на руководство революцией и чьи мотивы были чисто патриотическими, непримиримых оставалось только двое. На берегу реки Мескала, в горах того штата, кото­рый теперь носит его имя, Висенте Герреро предводительствовал отрядом примерно в две тысячи оборванных и по­луголодных повстанцев. Герреро был человек необразован­ный, смешанного испано-индейско-негритянского происхож­дения, исключительно благородный и добрый по харак­теру и всецело преданный идеям Морелоса. Его отец крестьянин воевал на стороне испанского правительства, и Аподака, стремясь завершить усмирение, послал его в ла­герь Герреро, обещав последнему деньги и военный чин. Герреро заплакал, но отказался принять это предложение. А. в горах над Веракрус еще не сдавался Феликс Фер­нандес. Все его приверженцы дезертировали, и испанцы пытались взять его измором, сжигая все деревни, которые его принимали. Два с половиной года Фернандес жил в лесах, ни с кем не встречаясь, питаясь плодами. Его дон­кихотскую веру в дело мексиканской независимости сим­волизировало примятое им имя, под которым он и был из­вестен, — Гвадалупе Виктория. Этим дьум людям — Гвадалупе Виктория и Висенте Герреро — предстояло впоследствии стать первым и вторым президентами Мек­сиканской республики.

Игуальский план

Идальго и Морелос потерпели неудачу потому, что поставили перед собой слишком большие задачи. Они сражались не только за изгнание гачупинов, но также за равенство рас, за отмену привилегий духовенства и офицер­ства и за возвращение индейцам земли. Результатом этого была разрушительная гражданская война, которая не толь­ко не принесла Мексике независимости, но, может быть, даже замедлила ее завоевание.

Духовенство и армия, священники, землевладельцы и мелкие чиновники — фактически все, кроме 80 тыс. гачупинов, хотели независимости, но без войны и при условии, что она не принесет преимуществ метисам и индейцам. Под влиянием выступления Идальго и Морелоса, а также собы­тий в Южной Америке, они задумались над вопросом о воз­можности завоевания независимости и без труда сумели оценить связанные с нею выгоды. Им больше не придется посылать в Испанию подати и деньги, собранные посред­ством принудительных займов. Их больше не будут эксплуатировать купцы-гачупины. Они смогут занимать го­сударственные должности и получать жалованье из госу­дарственной казны. Богатые креолы ожидали от независимости таких выгод, которые иногда были прямо проти­воположны идеалам повстанцев. Ибо если Морелос наме­ревался разделить асиенды, то креольские землевладельцы желали отмены испанских законов о защите индейцев, чтобы иметь возможность беспрепятственно угнетать по­следних и присваивать их земли.

В 1812 г. это почти всеобщее стремление к независимости получило на короткий срок возможность открытого выра­жения. Испанская хунта организовала выборы в кортесы. В качестве испанского органа она желала сохранить гос­подство Испании над колониями, но в качестве органа либерального была вынуждена согласиться с тем, что колонисты также должны иметь какие-то права. Таким обра­зом, американские городские советы получили приглаше­ние избрать делегатов в кортесы. Мексике было дано семь мест, и самым выдающимся из ее представителей был Мигель Рамос Ариспе — говорливый, воинственный и само­уверенный священник из провинции Нуэво-Леон, любив­ший называть себя индейцем из племени команчей. В 1812 г. кортесы разработали конституцию, согласно кото­рой создавались выборные городские советы и провинци­альные собрания, колонии получали в испанских кортесах равное представительство с самой Испанией, инквизиция и другие специальные религиозные и военные суды уничто­жались и вводилась свобода печати. Поскольку большую часть Испании занимали французы, конституция там поч­ти не проводилась в жизнь, но Венегесу было приказано осуществить ее в Мексике.

В то время, когда повелителем всей Южной Мексики был Морелос, внезапное дарование свободных учреждений могло быть только губительным для испанских интересов. Тем не менее, ошеломленному вице-королю, получившему власть от кортесов, оставалось лишь (повиноваться. 28 сен­тября конституция была прочитана гражданам, собрав­шимся у дворца, и все они должны были присягнуть ей. Народ встретил объявление конституции с восторгом, кото­рый быстро вышел за рамки всякого контроля со стороны властей. Стреляли из пушек, звонили в церковные коло­кола. Площадь Пласа Реаль была переименована в Пласа де ла Конститусьон, и граждане отпраздновали это собы­тие, разрушив виселицу, которая до тех пор украшала эту площадь.

Опасения вице-короля вскоре оправдались. Когда со­стоялись выборы в городские муниципалитеты, то победи­ли на них везде креолы, известные, как сторонники неза­висимости. После выборов победителей торжественно вели в церкви, где служили благодарственные мессы; колоколь­ный звон продолжался почти до утра и был прекращен лишь по особой просьбе вице-короля. Появились газеты, выражавшие народную ненависть к гачупинам и к испанскому владычеству. 5 декабря Венегас решил поло­жить всему этому конец. Действие конституции было приостановлено до конца гражданской войны, и всякий, кто без разрешения звонил в церковный колокол, присуждался к 10 годам каторги. Так как виселица была предметом народной ненависти, то уголовные преступники должны были отныне подвергаться казни удушением. В других же отношениях старый режим был восстановлен полностью. Несмотря на протесты Рамоса Ариспе, это решение было одобрено испанскими кортесами. Дарование конституции, а затем приостановка ее действия, естественно, только уси­лили стремление к свободе. Как писал Морелос Району, все мексиканцы убедились теперь в лицемерии Испании.

В 1815 г. Наполеон был свергнут, а Фердинанд VII освобожден из французского плена. Испанскому народу, ко­торый пять лет сражался за возвращение Фердинанда на престол предков, не довелось блаженствовать под его скипетром. Воспользовавшись восторгом, вызванным его воз­вращением, Фердинанд смог без труда отменить конститу­цию, восстановить деспотическое правление и посадить ли­беральных лидеров в тюрьму. Кальеху известили об этой перемене, и в августе граждане Мехико были снова созва­ны на площадь — на этот раз, чтобы услышать об отмене отсроченной конституции. Это событие было приказано отпраздновать, но все усилия вице-короля вызвать восторг были встречены холодно.

Пять лет реакция торжествовала в Испании и во всей Европе. Права королей гарантировал Священный Союз, в котором господствовал Меттерних. Но в Южной Америке Боливар и Сан-Мартин одерживали победы. Мексика жда­ла. «После того как в нынешнем столетии был начат спор о независимости Америки, — писал несколько лет спустя современный наблюдатель(1), — я думаю, что его уже не задушить ни насильственными, ни мирными способами». В народных массах стремление сохранить национальный ха­рактер своей страны было инстинктом, чувством, которое нельзя было объяснить никакими теориями, а для тех, кто обладал некоторым образованием, оно являлось правом, вопросом национальной чести, а поэтому обязанностью. В 1819 г. не было мексиканца, который не был бы убежден в том, что Мексика должна стать независимой.

В 1820 г. в Испании произошло восстание, начатое сол­датами, которых отправляли в Южную Америку. Консти­туция 1812 г. была восстановлена, и Фердинанд спас свою корону тем, что принес присягу конституции. Но он со­бирался нарушить эту присягу при первой возможности. Когда, наконец, ему представилась такая возможность, он при помощи иностранной интервенции открыл кампанию террора против либералов. Но тут ему показалось, что его мексиканские подданные будут сговорчивее испанцев. Он стал помышлять о том, чтобы сделаться монархом Мексики. Тогда реакционная Мексика стала бы независи­мой от либеральной Испании.

Аподака провозгласил конституцию в 1820 г. с теми же результатами, что и прежде. Ка выборах победили крео­лы, а газеты стали нападать на гачупинов. Однако любо­пытно одно обстоятельство. Победа либерализма в Испа­нии напугала мексиканских реакционеров, в особенности духовенство. Свобода печати, отмена фуэрос духовенства и офицерства, уничтожение инквизиции, конфискация цер­ковных имуществ, распространение учений философов-рационалистов — вот чего следовало ожидать, пока Мекси­кой будет править Испания. Реакционеры стали стремить­ся изолировать Мексику от «либеральной заразы». Неко­торые из них надеялись на приезд короля Фердинанда. Другие считали, что Мексика должна объявить себя неза­висимой, а потом предложить престол Фердинанду. Тем временем креольские либералы приветствовали конститу­цию, но не переставали требовать изгнания гачупинов. Сплеталась сложная сеть противоречивых планов и интриг. Но в Мексике был один человек, который знал, чего он хочет, и сумел использовать все различные группы с их противоречивыми интересами, чтобы самому захватить власть. Это был Агустин де Итурбиде.

В 1816 г. расправе Итурбиде с повстанцами внезапно был положен конец. Получив приказание снабжать охра­ной проходившие через повстанческую территорию поезда с серебром, он положил за правило взимать определенный процент серебра для себя. Владельцы рудников, отказав­шиеся подкупать его, должны были сами заботиться о сво­ей защите. Об этом шантаже известили Аподаку, и он за­ставил Итурбиде вернуться к частной жизни. Тогда Итурбиде вознамерился реабилитировать себя, войдя в милость у церкви. Он проявил большое влечение к благо­честивой жизни и ушел в монастырь Ла Професа. Этот монастырь часто посещали видные церковные деятели и государственные чиновники, в частности, глава уничтожен­ной инквизиции Маттиас Монтеагудо, принимавший уча­стие в мятеже против Итурригарая. В 1820 г. эти люди стали обсуждать вопрос о независимости Мексики. Краси­вый, привлекательный и способный Итурбиде, верный сын церкви и враг либерализма, завоевал их расположение и объявил себя готовым поддержать их планы.

Аподака готовил военную экспедицию против Герреро, и духовенство убедило его поручить командование этой экспедицией Итурбиде. В декабре 1820 г. Итурбиде отпра­вился из Мехико на юг. Его покровители — клерикалы полагали, вероятно, что он завоюет престиж, сокрушив Герреро, и после этого они смогут сделать его вице-коро­лем вместо Аподаки. Но у Итурбиде были свои замыслы. Он намеревался стать освободителем Мексики, быть мо­жет, даже ее Бонапартом. Такой проект ослепил друзей, которым он его открыл, а одному из них, беседовавшему с Итурбиде ночью, во время прогулки по залитым лунным светом улицам столицы, проект показался почти сверхъес­тественным. Потерпев поражение, Итурбиде решил прим­кнуть к повстанцам. Он вступил в переговоры с Герреро и захватил в свое распоряжение шедший в Акапулько поезд с серебром стоимостью в полмиллиона песо. В феврале он опубликовал в городе Игуале план завоевания независи­мости и убедил свои войска поклясться ему в верности. Согласно этому плану, Мексика должна была стать неза­висимой монархией, управляемой королем Фердинандом или каким-нибудь другим европейским принцем. Римско-католическая церковь сохраняла свои привилегии, а крео­лы уравнивались в правах с гачупинами. Эти пункты по­лучили известность под названием трех гарантий. До при­бытия короля власть должна была принадлежать хунте, которой надлежало подготовить выборы в конгресс. Кон­грессу предстояло выработать конституцию. Конфискация имуществ запрещалась. После долгих колебаний Герреро, наконец, поверил искренности Итурбиде и решил, что план стоит поддержать. В Телолоапане оба лидера встретились и обнялись.

Игуальский план с его гарантией существующих иму­щественных отношений не предусматривал почти ничего из того, за что боролся Морелос. Этот проект соответ­ствовал первоначальным намерениям заговорщиков из Керетаро, возникшим прежде, чем призыв Идальго к массам изменил весь характер движения за независимость, и да­вал программу, к которой могли примкнуть как либералы, так и реакционеры. Они могли объединиться для борьбы за независимость Мексики и временно оставить свои раз­доры. В течение нескольких недель исход борьбы висел на волоске. Солдаты Итурбиде начали дезертировать, а Аподака готовился послать против него армию. Недавно организованные в Мексике масонские ложи, среди членов которых было немало гачупинов, противодействовали бор­цам за независимость. Но в апреле весы начали склонять­ся на сторону Игуальского плана. К Итурбиде стали примыкать как либералы, так и роялисты, а к лету движение приобрело массовый характер. Итурбиде вступил в Гуана­хуато, где к нему примкнул креольский генерал Анастасио Бустаманте, присоединивший к армии трех гарантий 6 тыс. солдат. В мае Итурбиде занял Вальядолид. В следующем месяце за Игуальский план высказалась Гвадалахара, и ее примеру последовала вся Северная Мексика. На Юге сила­ми сторонников независимости руководил Герреро, и ста­рые повстанческие главари присоединились к своим преж­ним товарищам. К Игуальскому плану примкнули Осорио и Николас Браво. Друзья Гвадалупе Виктория, которого считали погибшим, отправились в горы и вывели его из мест, где он прятался. Офицеров-роялистов привлекали обещанием чинов. Военных действий почти не было, и когда в августе Итурбиде, сопровождаемый Брава и Гвадалупе Виктория, въехал в Пуэблу, испанский флаг развевался только над городами Мехико, Веракрус, Пероте и Акапулько.

В конце июля в Веракрус высадился новый вице-король, Хуан О’Доноху, назначенный либеральным испанским правительством на смену Аподаке. О’Доноху был осажден в Веракрус, и его спутники и члены его семьи начали умирать от желтой лихорадки. Он решил принять, как единственный выход из невыносимого положения, Игуальский план. В августе О’Доноху встретился с Итур­биде в Кордобе и согласился поддержать его. Итурбиде, уверенный теперь в успехе, существенно изменил свой первоначальный план. Мексика должна была стать монархией, но выбор монарха более не ограничивался цар­ственными домами Европы. О’Доноху поехал в Мехико и вступил в должность, а войска гачупинов вышли из города. 27 сентября Итурбиде верхом на черном коне, во главе армии трех гарантий, вступил в столицу. Через Акапоцалько и Такубу он проехал к Аламеде. Затем, наподо­бие странствующего рыцаря феодальных времен, он повел свою армию к югу, в Платерос, чтобы прекраснейшая дама города могла быть свидетельницей его триумфа, а потом проследовал в монастырь святого Франциска, где аютамиенто поднесло ему на серебряном блюде золотые ключи города Мехико. После этого О’Доноху принял его во дворце, а архиепископ отслужил в соборе благодарст­венную мессу. Юкатан, почти незатронутый волнениями последних одиннадцати лет, уже высказался за Игуальский план. В октябре сдались Веракрус, Акапулько и Пероте, и последняя испанская армия ушла в островную крепость Сан-Хуан-де-Улоа. Теперь вся материковая часть Мексики стала независимой.

Была готова арена для захвата власти Итурбиде и для следующего тура борьбы между либерализмом и реакцией.

——

(1) Лоренсо де Савала.

Из книги Генри Бэмфорд Паркс, История Мексики (History of Mexico, 1940). Перевод с английского Ш. А. Богиной. Предисловие Б. Т. Руденко. Москва: Издательство иностранной литературы, 1949

Ваш комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован, на него вы получите уведомление об ответе. Не забывайте проверять папку со спамом.

Другие публикации рубрики
Спросите по WhatsApp
Отправьте нам сообщение
Напишите, пожалуйста, ваш вопрос.

В личной переписке мы консультируем только по вопросам предоставления наших услуг.

На все остальные вопросы мы отвечаем на страницах нашего сайта. Задайте ваш вопрос в комментариях под любой публикацией на близкую тему. Мы обязательно ответим!