Мексика. Полная история страны

(из книги Серхи Терера «Мексика. Полная история страны»)

Мексика, дорогой мой, – это парадная дверь в Южную Америку и черный ход в Штаты…

Теннеси Уильямс, американский драматург

Доисторическая Мексика

Согласно современным представлениям, миграция людей в Америку (вслед за растениями и животными) происходила предположительно 40–12 тысяч лет назад. Возможно, через существовавший в то время Берингов перешеек между Чукоткой и Аляской.

«Никто точно не знает, когда именно человек впервые переселился в Америку. Все согласны с тем, что человек явился туда уже в человеческом облике, а не развился из какого-либо человекообразного существа на самом континенте (таких в Америке не было). Но как он прибыл туда? И прибыл ли он социально развитым, культурным существом, полностью сформировавшимся на берегах Азии <…> и случайно забредшим на новую землю по следам млекопитающих через Алеутский сухопутный мост с окраин Монголии в Америку? <…> Или человек приплыл сюда в хрупких выдолбленных суденышках по бурным морям, полностью облаченный в культурные доспехи, чтобы утвердиться во главе своих недоумков сородичей, прибывших сюда раньше? Никто этого не знает. И споры об этом так же стары, как и открытие Америки.»

Принято считать, что первобытные люди вошли в Америку через «мост». Дело в том, что почти на две тысячи километров к западу от Аляски тянутся острова – геологические остатки вулканического происхождения. Они простираются бесконечной цепью через Берингово море к берегам Чукотки и Камчатки. Когда-то эти острова и были «сухопутным мостом», соединяющим континенты. В древности люди охотились на крупных животных, которые могли попасть в Америку тем же путем. А потом древний человек постепенно проник в центральные районы Северной Америки, затем двинулся на юг в Центральную и Южную Америку.

Наверное, так оно и было…

Исследования в пещере Чикиуйте (Chiquihuite) в центре Мексики дают возможность предположить, что занятие этого участка началось после последнего оледенения. А вот первые точно датируемые следы присутствия человека в Мексике относятся к периоду 12–15 тысяч лет назад.

Точнее сказать невозможно.

Одна из древнейших стоянок Уэйатлако (Hueyatlaco), в долине Вальсекильо, в нескольких километрах к югу от Пуэбла-де-Сарагоса. Там в ходе археологических раскопок, проводившихся в 1962 и 1973 годах, было выявлено пять мест, где была обнаружена древняя стоянка и кости убитых животных – предполагаемый результат деятельности группы древних охотников. Там были обнаружены многочисленные каменные инструменты: наконечники, скребки и т. п. Тем не менее, возраст имеющихся там артефактов точно не установлен и в настоящее время является предметом оживленных дискуссий. Например, руководитель раскопок, американка Синтия Ирвин-Уильямс, отнесла стоянку к периоду от 30 000 до 11 500 лет назад. А вот директор Национального института антропологии и истории Мексики Хосе Лоренсо в 1967 году вообще оспорил аутентичность некоторых из артефактов, найденных в Уэйатлако: по его мнению, они были подброшены археологами. Синтия Ирвин-Уильямс отвергла его критику. Также о корректности проведения раскопок, помимо нее, заявили ряд других археологов.

«Самые первые сведения о появлении человека на территории современной Мексики относятся к 35 000 году до н. э. С этого момента и до 5000 года до н. э., когда стали выращивать кукурузу и фасоль, мы встречаем сведения лишь об охотниках-собирателях и рыболовах. Они перемещались с места на место и могли распадаться на многочисленные группы.»

Скелет пятнадцатилетней девочки Найи, обнаруженный в затопленной пещере Ойо-Негро (Hoyo Negro – это пещерная система Сак-Актун на полуострове Юкатан), оценивается возрастом примерно в 12 000–13 000 лет (доверительный интервал от 12 910 до 11 750 лет).

Мужчина из затопленной пещеры Чан Хол (Chan Hol), что на восточном берегу полуострова Юкатан близ древнего города Тулум, также жил около 13 000 лет назад, однако ДНК из его костей извлечь не удалось.

Наиболее известная из доисторических культур на территории нынешней Мексики – это культура Кловис (примерно 11 000–9000 лет до н. э), обнаруженная в первой половине XX века.

Люди культуры Кловис были кочевыми охотниками и собирателями. Их основным занятием была охота на крупную дичь: на их стоянках до сих пор находят кости мамонтов, мастодонтов, бизонов и других млекопитающих. Всего известно более 125 видов растений и животных, знакомых людям Кловис.

Данная культура получила свое название благодаря немногочисленным артефактам, найденным рядом с городом Кловис (штат Нью-Мексико) в 1936–1937 годах, хотя местные жители сообщали о находках еще в 20-х годах. Позже стоянки этой культуры были найдены во многих местах Мексики и США. Эта культура считается прародительницей всех американских аборигенов.

При раскопках на месте стоянок людей культуры Кловис были найдены наконечники из камня и кости, каменные ножи и лезвия. Эти люди кочевали небольшими семейными группами по Северной и Центральной Америке, вслед за сезонной миграцией местных животных. При охоте на крупного зверя они убивали свою жертву, загоняя ее в болото.

Следует отметить, что основной пищей людей этого периода чаще были растения и мелкие животные (кролики, лисы, ящерицы, черепахи и т. д.), о чем свидетельствует пещера и стоянка Сьерра де Тамаулипас (Sierra de Tamaulipas), расположенная в 240 км от современного Мехико.

«В голодные месяцы каждая семья располагалась обособленно, строила шалаши или устраивалась в пещере и довольствовалась тем, что могла найти поблизости. В более благоприятное время, обычно связанное с летом, семьи объединялись в прямом смысле в стаи людей для занятий охотой и сбором плодов. Наконец, некоторые из них могли объединяться и образовывать макрогруппы для обмена женщинами, организации крупной охоты и защиты территории. Одна группа могла состоять из нескольких десятков человек, а макрогруппа из нескольких сотен.»

В период между 11 000 и 4500 гг. до н. э. холодный и влажный климат постепенно становился все более жарким и сухим. Начался процесс опустынивания, высыхания озер и постепенного исчезновения лесного покрова. Древние люди, вынужденные приспосабливаться к новым условиям, стали переходить в большей степени на растительную пищу, о чем свидетельствуют находки в пещерах долины Оахака (Oaxaca), где среди отходов сохранились растения, относящиеся к более чем сотне видов (дикий маис, дикий лук, желуди, авокадо, тыква и т. д.). Население в это время по необходимости перешло к полукочевому образу жизни, собираясь в большие группы для сбора урожая дикорастущих овощей и злаков во время периода дождей (май – сентябрь) и разбиваясь на более мелкие группы для охоты в остальные месяцы. К этому времени относится, например, культура Плано на юго-западе Мексики. Для нее характерны некоторые виды метательных снарядов, которые могли также использоваться как ножи. Обычно люди культуры Плано охотились на бизонов, хотя в их рацион также входили лоси, олени, еноты и койоты.

После 7000 года до н. э. в горных областях Мексики начала зарождаться традиция культурного выращивания растений. Особенно часто это встречалось поблизости от мест обитания человека и вокруг стоянок, где пепел от сожженных деревьев щедро удобрял почву. Предположительно, в это время полукочевые племена стали брать с собой корневища и зерна растений для выращивания их на новых территориях. По всей видимости, в это время началась стихийная, а затем и направленная гибридизация таких культур как кукуруза, бобы, тыква и т. д., о чем свидетельствуют многочисленные находки в Теуакане и Тамаулипасе.

Население долины Теуакана увеличилось вчетверо, что говорит о возрастающей роли растениеводства в жизни людей. Стали возникать первые элементы оседлости: наряду с охотничьими лагерями начали появляться деревни, состоящие из десяти-двенадцати землянок, располагавшихся, как правило, в долинах рек и представлявших временное жилье для полукочевого населения. Это происходило примерно в 2500–1200 гг. до н. э. Этот период известен как доклассический дeревенский (90 % поселений были деревнями c нacелением от пятидесяти до шестидесяти человек). Потом появились деревни, в которых насчитывалось более двухсот домов с населением более тысячи человек. Есть доказательства того, что поселения такого типа вели торговлю нa больших pасстояниях, a также проводили общественные ритуалы.

Предклассическая эра

Предклассическая эра в истории Мексики охватывает период с 1500 года до н. э. до 150 года н. э. К ее началу, по всей видимости, относится появление у индейцев социального расслоения. Причинами этого стали необходимость организации общества для выполнения сложных работ, а также переизбыток населения при ограниченности материальных ресурсов. Приблизительно этим временем датируются постройки первых храмов, а также найденные захоронения индейской знати.

Около 1200 года до н. э. жители территории нынешней Мексики начали выполнять различные ирригационные работы, строить каналы, тeppacы и разбивать сады. Прямым следствием этого стало увеличение сельскохозяйственного производства и дальнейший рост нacеления. C этого момента и примерно до 500 года до н. э. занимает период, для которого характерно появление рабочих специальностей (развивалось, например, ткачество из волокон агавы и хлопка).

Свидетельством существования религии в этот период являются многочисленные находки статуэток богинь плодородия, воинов и жрецов в ритуальных масках.

Но что интересно, в отличие от Старого Света одомашнивание ездовых животных на территории нынешней Мексики оставалось почти неизвестным.

Одной из первых индейских культур, так называемой «материнской культурой» Мексики, была цивилизация ольмеков, проживавших на побережье Мексиканского залива примерно с 1500 года до н. э. до 400 года н. э.

Ольмеки – это название племени, упоминающееся в ацтекских исторических хрониках. Название это было дано условно: слово «ольмеки» ацтекского происхождения (производное от «олли» – резина), и переводится оно как «люди из страны каучуковых деревьев». (Ольмеки торговали каучуком и делали резиновые мячи, которые использовались в игре под названием «тлачтли».)

Первым по времени центром городской культуры ольмеков был современный Сан-Лоренсо. Культовый центр этой цивилизации, расцвет которого пришелся на VIII–IV века до н. э., располагался на территории современных штатов Веракрус и Табаско. Там были найдены пирамиды высотой до 35 м, вымощенные ценными породами камня площадки для отправления культов, склепы, алтари, а также пять гигантских скульптурных человеческих голов из базальта.

«Искусство ольмеков уникально – оно отличается простотой, прямотой и силой. Ничего похожего невозможно найти во всей Мексике.»

Об алмеках нет практически никакой информации, кроме того, что они покрывали себя татуировками, выщипывали волосы на лице и охотились за человеческими головами, которые они высушивали, превращая в сувениры-«тсантса».

Предки ольмеков попали в крайне тяжелые условия, в которых собирательство и охота уже не давали достаточного количества пищевых ресурсов. И они начали перемещаться, постепенно заняв всю южную часть побережья Мексиканского залива.

Влияние ольмекской цивилизации на историю нынешней Мексики трудно переоценить: ольмеки, по всей видимости, первыми изобрели идеографическую письменность (то есть тип письма, знаки которого обозначают не звуки и не слоги, а целые слова), перешедшую затем к великим цивилизациям более позднего периода. Они первыми научились строить фундаментальные сооружения, они же, благодаря астрономическим наблюдениям, сумели разработать солнечный календарь, без изменений перешедший затем к майя и ацтекам. Ольмеки познакомили соседние племена со священной игрой в мяч, которую испанцы могли наблюдать у более поздних цивилизаций.

«Мы в огромном долгу у таких народов, как ольмеки. Многие современные страны, и прежде всего Мексика, выросли на богатом наследии доиспанской культуры, берущей свои истоки от ольмекской цивилизации подобно тому, как мы, североамериканцы, являемся наследниками европейской средиземноморской культуры, уходящей своими корнями к шумерам, египтянам, грекам, этрускам… И первая цивилизация Америки, часть этого общего древнего наследия, подает нам – далеким потомкам – через бездну столетий свой голос в виде нетленных творений человеческого гения и культурных достижений той эпохи.»

Игра в мяч называлась «тлачтли», и она имела определенные правила. Даже в доацтекский период выразительные глиняные фигурки людей, играющих в одну из разновидностей этой игры, показывают, что она была такой же популярной, как ныне баскетбол или бейсбол в США. В эту игру играли на площадке, по сторонам которой высились стены с рядами сидений. В центре площадки находилась «корзина», каменное или деревянное кольцо, установленное не горизонтально, как в баскетболе, а вертикально. Цель игры состояла в том, чтобы попасть каучуковым мячом в кольцо. Мяч был твердым, не надутым. Его делали из каучуковой смолы. Диаметр мяча составлял примерно 15 см. Игрокам разрешалось бить по мячу только ногами, бедрами или локтями: на них надевались толстые накладки, как у вратаря в хоккее на льду. Начиналась «тлачтли» как спортивная игра, но потом она стала ритуалом. Никто не может точно сказать, где и когда она возникла, за исключением того, что у ольмеков, обитавших на побережье Мексиканского залива, где рос каучук, эта игра существовала еще в 500 году до н. э.

Гораздо хуже ольмекской известна древняя цивилизация сапотеков, центр которой находился в Монте-Альбане (на юго-востоке Мексики, в штате Оахака). Там сейчас располагается знаменитый храм, стены которого испещрены барельефами, якобы изображающими танцующих мужчин. Но это лишь одна из версий трактовки загадочных силуэтов. Некоторые ученые считают, что это вовсе не танцоры, а убитые враги или те, кого приносили в жертву. Другие утверждают, что это люди с различными физическими отклонениями, а здание, в котором были найдены барельефы, – бывший госпиталь. Но, видимо, всем приятнее было думать, что это исполняющие свои танцы древние сапотеки. На том и порешили. Хотя, скорее всего, это все-таки были изображения жертвоприношений. Известно, например, что во время солнечных затмений сапотеки приносили в жертву карликов, считавшихся детьми Солнца. Да и вся скульптура этого периода была связана с культом человеческих жертвоприношений. Так что так называемые танцоры – это все-таки изображения изувеченных пленников в разнообразных позах (поэтому-то многие исследователи и решили, что они танцуют).

А еще в Монте-Альбане обнаружили очень много письменных изображений, не дешифрованных до настоящего времени несмотря на почти двухсотлетнюю историю их изучения. А все дело в том, что древнее «мексиканское» письмо несколько напоминает геральдику, и люди иногда изображали один предмет с помощью изображения другого, название которого напоминало первый предмет.

Начало сапотекской культуры некоторые ученые связывают с ольмеками. Первые постоянные поселения в долине Оахака появились в XV веке до н. э. Между 1150 и 850 гг. до н. э. крупнейшим поселением в Оахаке было Сан-Хосе-Моготе, состоявшее из примерно сотни домов, на месте раскопок которых были найдены окаменевшие плоды кукурузы, чили и авокадо. После 850 года до н. э. происходило становление ранних городов, являвшихся религиозно-церемониальными и административными центрами. В них велось монументальное строительство.

В 700–500 гг. до н. э. у сапотеков имел место значительный прирост населения. В это время образовались 70–85 сложных вождеств (автономных политических единиц, включавших в себя несколько деревень или общин, объединенных под постоянной властью верховного вождя). В этот период, видимо, шли войны между этими объединениями, что заставляло постоянно возводить стены и укреплять главные поселения. Также к этому времени складывались основы сапотекской культуры, например, собственная письменность и календарь.

«Культура на земле Мексики существовала уже за двадцать пять столетий до того, как ацтеки появились на свете как организованное племя. К тому времени, когда ацтеки заявили о себе <…> волны этих более древних культур уже неоднократно набегали и откатывались назад, охватывая весь этот край.»

По сути, Монте-Альбан стал первой столицей государства сапотеков. Он представлял собой один из крупнейших городов доколумбовой Америки, охватывая площадь до 40 кв. – км с 25 000–50 000 человек населения.

Цивилизация майя

Классическая эпоха на территории современной Мексики началась примерно в 150–400 гг. и продолжалась до 900 года. Ее, прежде всего, характеризует расцвет Теотиуакана, ставшего шестым по размеру городом на земном шаре.

Вопрос, какой народ стал основателем этого удивительного города, остается открытым и поныне.

Теотиуакан (Teotihuacan) – это «место, где родились боги» или «город богов». Этот древний город расположен в полусотне километров к северо-востоку от центра Мехико в нынешнем муниципалитете Теотиуакан-де-Ариста.

Современные исследователи считают, что площадь этого древнего поселения составляла 26–28 кв. – км, а население свыше 125 000 человек.

Поселение городского типа в этом месте возникло в III веке до н. э., но город сформировался ко II веку н. э. в результате миграции населения с территорий, сильно пострадавших от извержения вулканов. Основные монументы строились постепенно до 250 года, а упадок города начался в середине VI века. В любом случае, к середине VII века город был полностью покинут населением, и пришедшие сюда намного позже ацтеки нашли лишь величественные руины.

Из всего многообразия цивилизаций, существовавших в Латинской Америке до прихода испанцев, все слышали только про майя, ацтеков и инков. Но инки – это Южная Америка, а нас интересуют лишь те, кто жил на территории нынешней Мексики. И начать следует с цивилизации майя, история которой прослеживается с раннего предклассического периода.

Индейцы майя распространили свое влияние на полуостров Юкатан и территории современных Гватемалы, Белиза, Гондураса, Сальвадора и нескольких штатов Мексики. На этих землях проживало несколько племен, унаследовавших одну культуру, но имевших определенные региональные различия. Майя были самыми многочисленными из них, и наибольшего расцвета они достигли в VII–VIII вв. н. э.

«Конечно, они назывались не майя. Никто не знает, как они называли себя или как назывался их язык. Также мы ни с какой степенью достоверности не знаем, какие названия носили их города <…> О майя известно так же мало, как когда-то было мало известно об обратной стороне Луны, несмотря на тот факт, что их цивилизация подверглась исключительно глубокому изучению.»

Важное место в жизни майя занимали городские центры. По сути, это были города-государства, и каждый такой город имел свою подконтрольную территорию. Города-государства объединялись в военные и политические союзы, которые, впрочем, достаточно быстро распадались. Союзы эти, помимо необходимости отражения угрозы нашествия других племен, объединяла общность религиозных представлений. Соответственно, власть в обществе майя принадлежала жрецам и знатным воинам. Класс свободных общинников делился на две группы: зажиточную и обедневшую.

Майя имели рабов, а свободные общинники платили налоги, выполняли повинности в виде всевозможных строительных и ремонтных работ, обрабатывали поля, принадлежавшие знати. Уклонение от налогов и повинностей жестоко каралось.

Майя использовали примитивное подсечно-огневое земледелие, основанное на выжигании леса и посадке на этом месте культурных растений. Они выращивали кукурузу (маис), бобы, помидоры, батат, зеленый перец, тыкву. Они возделывали хлопчатник, разводили пчел, охотились и ловили рыбу. А когда почва истощалась, обрабатываемые участки меняли, и порой они находились в нескольких днях пути от жилища земледельца. На высоком уровне было развито ткачество, особое место занимало гончарное дело, ценился труд архитекторов, камнерезов, скульпторов и художников. Из домашних животных майя знали индеек и собак особой породы, мясо которых употребляли в пищу.

Боги майя делились на добрых и злых. Среди небесных божеств главным был Владыка мира, бог дня и ночи Ицамна. Также майя очень почитали бога дождя Чака, бога Солнца Кинич-Ахау, богиню Луны Иш-Чель, бога ветра Кетцалькоатля и бога кукурузы Ах-Муна.

Народ майя имел свою систему письма – иероглифическую письменность. Для книг-манускриптов майя изготавливали особую бумагу из растительного волокна и натурального клейкого вещества. Бумагу покрывали белой известью, а иероглифы и рисунки выводили специальными кисточками.

Была у майя и своя система определения времени. Они обладали обширными познаниями в области астрономии, математики и медицины. Для наблюдений за небесными светилами индейцы строили обсерватории, а специальные жрецы-астрономы умели предсказывать затмения Луны и Солнца. По своему сложному календарю, основанному на астрономических наблюдениях и математических расчетах, майя определяли сроки посева, сбора урожая и других земледельческих работ.

А примерно в 900 году на землях майя случилась катастрофа: города были покинуты населением, священные памятники частично сожжены, частично сброшены со своих пьедесталов… При этом следов иноземного завоевания не обнаружено.

«Целый народ, состоявший в основном из жителей городов, внезапно покинул свои добротные и крепкие дома, распрощался с улицами, площадями, храмами и дворцами и переселился на далекий дикий север. Ни один из этих переселенцев никогда не вернулся на старое место. Города опустели, джунгли ворвались на улицы, сорные травы буйствовали на лестницах и ступенях; в пазы и желобки, куда ветер принес мельчайшие кусочки земли, заносило лесные семена, и они пускали здесь ростки, разрушая стены. Никогда уже больше нога человека, не ступала на вымощенные камнем дворы, не поднималась по ступеням пирамид.»

Получилось так, что цивилизация майя оставила после себя множество «мертвых городов». Она вдруг взяла и исчезла, и причины этого «цивилизационного коллапса» до сих пор являются предметом споров среди ученых.

Версий тут, как водится, немало, но в современной науке «тайна покинутых городов» чаще всего объясняется эрозией почвы в результате хищнической эксплуатации. Или засухой, вызванной изменением климата и перенаселением городов майя. Серьезные подтверждения этой теории были найдены в 2012 году во время раскопок на территории Тикаля, одного из крупнейших городов индейцев, где ученые обнаружили сложную систему водохранилищ и каналов, свидетельствующую о важности воды в жизни его обитателей.

Эрозия почвы – засуха – голод. Цепочка такова, и именно это вынудило население покинуть эти территории. При этом государству майя (если можно так выразиться) был нанесен такой удар, от которого оно уже не смогло оправиться.

«Поля истощались. Требовалось все больше и больше времени, чтобы то или иное поле отлежалось под паром. Вследствие этого крестьянин был вынужден все дальше и дальше углубляться в джунгли, выжигая здесь все новые и новые участки, и тем самым отдаляться от города, который он вынужден был кормить и который без него не мог существовать; в конце концов, между ним и городом оказалась выжженная и истощенная степь. Великая цивилизация Древнего царства майя прекратила свое существование потому, что она лишилась своего базиса. Цивилизация без техники еще возможна, но цивилизация без плуга – нет! Голод – вот что заставило народ <…> отправиться в странствование. Он поднялся, оставив города и пустоши, и, пока на севере отстраивалось Новое царство, джунгли медленно возвращались в свои прежние пределы, окружая покинутые храмы и дворцы, пустоши снова стали лесом, и этот лес, разросшись, окружил постройки, скрыв их на доброе тысячелетие от людских взоров. В этом и заключается разгадка тайны покинутых городов.»

«Современная историография отвергла старую идею о загадочной катастрофе <…> Майя использовали для возделывания плодородные земли на берегах рек и часто обрабатывали их с помощью ирригационных каналов. Они также возделывали внутренние земли, расположенные в глубине сельвы, которую они отвоевывали у гор, вырубая деревья и сжигая растительность. Но береговых земель было мало, а система вырубки и сжигания деревьев и растений имела слабую сторону: после двух или трех лет нужно было более чем на десять лет дать использованным участкам отдохнуть, чтобы они восстановили естественную растительность и питательные вещества.»

С X по XIII вв. столицей была Чичен-Ица. Она известна несколькими архитектурными сооружениями: храмом Кукулькана, башней Караколь, самым крупным в Мезоамерике стадионом для игры в мяч, Храмом Воинов, Стеной черепов и Священным колодцем. (Мезоамерика (от древнегреческого «средний») – это историко-культурный регион в Центральной Америке, где существовали высокоразвитые культуры и цивилизации, обладающие общими религиозными и культурными признаками. Мезоамерика простирается примерно от центра Мексики до Гондураса и Никарагуа. Этот термин был введен в обиход в 1943 году немецким философом и антропологом Паулем Кирхгоффом.)

В конце XII века на полуострове Юкатан осложнилась политическая ситуация. Правители Чичен-Ицы увеличили размер дани, собиравшейся с подконтрольных городов и селений. Это, наряду с необходимостью постоянно совершать человеческие жертвоприношения в Священном колодце, вызвало негодование местных жителей. Согласно легендам, правитель Майяпана Ах Меш Кук отправил в Чичен-Ицу в качестве жертвы своего военачальника Хунак Кееля. Однако тот вынырнул из колодца, объявив, что разговаривал с богами, и те назначают его правителем Майяпана. Воцарившись в Майяпане, Хунак Кеель в 1178 году подверг Чичен-Ицу опустошению. А к концу XIV века Чичен-Ица, придя в упадок, обезлюдела, а к середине же XVI века город вообще уже лежал в руинах.

Название Юкатан, по одной из версий, появилось так. Когда испанцы высадились на берег, они спросили у местных жителей, что это за земля. В ответ они услышали: «Си-у-тхан». В действительности это означало: «Мы не понимаем тебя». Но испанцы не очень хорошо расслышали и приняли это за ответ на свой вопрос. А со временем эта земля стала называться Юкатан.

В XV веке на Юкатане образовалось более десяти враждовавших мелких городов-государств, а в конце этого же века над майя нависла угроза завоевания ацтекским государством.

«Майя были миролюбивее ацтеков, хотя и их города-государства постоянно враждовали друг с другом. Но то ли им была чужда имперская идея подчинения соседей, то ли в условиях заросшей джунглями округи образование большого государства было просто невозможно.»

Ну, а для европейцев история майя началась с Христофора Колумба. Во время своего четвертого и последнего плавания он высадился (в 1502 году) на Гуанахе, одном из островов у побережья Гондураса. Там он встретился с индейскими торговцами, приплывшими на огромном каноэ. Когда их спросили, откуда они приплыли, индейцы ответили: «Из страны под названием Майям».

Во всяком случае, так утверждают некоторые историки. Но вот в 1511 году капитан Хуан де Вальдивия, плывший на своем корабле из Панамы в Санто-Доминго (на остров Гаити, тогда Эспаньола) с двадцатью тысячами золотых дукатов на борту, напоролся на рифы на отмелях Ямайки. Спасшись на шлюпке без парусов, весел и еды, он и его товарищи около двух недель дрейфовали, пока не приплыли к острову Косумель. С него был виден полуостров Юкатан. Местные жители (а это были майя) сразу же убили и принесли в жертву всех выживших моряков, кроме двоих, которых они продали в рабство на полуостров Юкатан.

Испанец Херонимо де Агилар был одним из этих двоих первых белых людей, которые появились на Юкатане и первыми узнали индейцев майя. У него сохранился католический молитвенник, который он продолжал читать, чтобы отслеживать христианские праздники. Он был рабом, а когда в 1519 году его освободил Эрнан Кортес, Агилар (он был переводчиком Кортеса) вместе с индианкой Малинче (она была наложницей Кортеса) стал одним из тех, кто помогал одержать победу над ацтеками.

А вот второй испанец, Гонсало Герреро, принял образ жизни индейцев. Он стал свободным человеком, и его женили на знатной женщине, от которой он имел троих детей. Он полностью «майянизировался», то есть покрыл татуировками тело, отрастил волосы и проколол уши, чтобы носить серьги. Он научил индейцев воевать, показал им, как строить крепости и бастионы, а позже пал в бою с испанцами, защищая свою новую родину.

«Завоевание испанцами страны майя не было ни таким ужасающе жестоким, ни драматичным по своему воздействию, как завоевание ацтеков. На Юката не оно длилось девятнадцать лет, с 1527 по 1546 годы, но полностью завершилось не ранее 1697 года, когда время (и люди) окончательно поглотило племя ица, которое продолжало сохранять образ жизни майя в районе озера Петен.»

Ацтекская цивилизация

Ацтеки, создавшие одно из могущественных государств доколумбовой Америки, покорили многие племена Центральной Мексики. Их прародина, которую они называли островом Ацтлан, скорее всего, находилась на побережье и островах, прилегающих к северной части Калифорнийского залива.

Во всяком случае, существует версия, что ацтеки прибыли на территорию нынешней Мексики с севера, из страны, которую они сами называли «Страной цапель» («Aztlan» в одной из интерпретаций это «страна цапель», а на языке науатль слово «azteca» означает «люди из Ацтлана»). Это мифическая страна, и ее точное положение до сих пор не определено.

В 1887 году мексиканский антрополог Альфредо Чаверо предположил, что Ацтлан находится на берегу Тихого океана в штате Наярит. А в начале 1980-х гг. было объявлено, что настоящим местоположением Ацтлана был остров Мескальтитан, также расположенный в Наярите. Были предложены также и другие места – штаты Гуанахуато, Халиско, Мичоакан и даже американский штат Юта. Есть и такие, кто отождествляет Ацтлан с легендарной Атлантидой, спекулируя на фонетическим сходстве этих слов.

В любом случае, ацтекская цивилизация на первоначальном этапе была созданием семи племен: аколуа, текпанека, тласкальтека, тлауика, шочимилька, чалька и охотничьих племен непосредственно ацтеков, оказавшихся самыми воинственными.

Известный путешественник по Мексике, британец Джордж Фредерик Рэкстон, в изданном в 1848 году исследовании о народах этого края, говорил, что в небольшой сравнительно части Мексики, которая называется Анауакской долиной, обитали, один вслед за другим, по крайней мере, до девяти различных народов. Первым из них были толтеки (тольтеки), а последним, во время завоеваний Кортеса, господствовавшие тогда ацтеки. Одновременно с последними жил на границах Ацтекского царства дикий, совершенно варварский народ отоми, презиравший цивилизацию, принесенную туда ацтеками и состоявший с ними в постоянной войне. Отсюда Рэкстон заключал, что отоми были аборигенами Анауака, а в нравах и характере их имелось некоторое сходство с нравами и характером индейского племени апачей, которые постоянно беспокоили своими набегами северные штаты Мексики.

Из всех исследований о старожилах Америки, выходит несомненным, что толтеки (тольтеки), равно как и ацтеки, прибыли в Анауак (то есть на обширное плато в центре современной Мексики, где ныне расположен город Мехико) с севера.

«Ацтеки появились в Анауаке, долине Мехико, в 1168 году. Это событие, зафиксированное в их идеографических хрониках, было соотнесено с нашим календарем; никто еще не усомнился в этой дате. <…> Нам не известно даже приблизительно, сколько людей насчитывало племя <…> когда оно пришло в Анауак. Оно было очень маленьким: может быть, оно насчитывало тысячу человек, может быть, пять тысяч – вряд ли больше. По крайней мере, в таком густонаселенном регионе, как долина Анауак, они играли такую незначительную роль, что их появление на берегах озер прошло совершенно незамеченным.»

Согласно устным преданиям, цивилизация толтеков (тольтеков) была несравненно выше цивилизации ацтеков. Но последнее, по мнению Рэкстона, кажется ошибочным, ибо памятники существования толтеков (тольтеков) нигде не показывают народ как уж слишком образованный.

Ацтеки же, да, прибыли в Мексику из страны, которую они называли Ацтлан, и ее местонахождение Джордж Фредерик Рэкстон предполагал к северу от Калифорнийского залива, но до сих пор положение ее точно не определено. Причины, приведшие ацтеков именно в Анауак, также покрыты мраком.

В течение многих лет «скитаний» ацтеки впитывали культуру своих новых соседей. Их племя росло, и у них стали появляться враги. Ацтеки начали расширять свои владения.

Вообще-то озер, на которых лежала зарождающаяся империя ацтеков, было пять. Эти озера составляли части одного озера, и названий тоже было пять: озера Чалько и Хочимилько были пресноводными, озеро Тескоко – солоноватое, а самые северные озера Халтокан и Сумпанго – очень соленые. Эти озера располагались в долине Анауак, находившейся на высоте около 2300 м над уровнем моря. С высоких заснеженных гор, окружавших равнину, стекали бурные потоки, которые и наполнили эти озера, фактически одно озеро, имевшее площадь поверхности около 1300 кв. км.

«Так как в их кланах было слишком мало женщин, они стали прибегать к кражам женщин у других племен, и теперь их соседи во всей долине впервые узнали об ацтеках. Они подверглись нападению. Одна часть племени была обращена в рабство, другая спаслась на одном из болотистых островков озера Тескоко.»

Озера были глубокими в одних местах и мелкими в других, особенно вокруг островков, на которых и возник первый город ацтеков. Жилье там первоначально представляло собой простейшие мазанки с крышами из тростника и болотной травы. Позднее (в 1325 году) ацтеки открыли свой первый храм. И этот год теперь считается началом истории островного города-государства Теночтитлана (нынешнего Мехико).

Мехико на языке науатль, на котором говорили ацтеки, – Мешико. Поэтому в ряде источников и используется название Мешико. И что интересно, сами ацтеки называли себя «мешика» или «мешики» – в память о племенном вожде Мешитли. А название Теночтитлан переводится как «место кактусовой скалы». Так как в этом городе находились храмы в честь ацтекского бога Мехитли, в ходу было и второе название города – Мехико (где «ко» – это суффикс места). Именно это второе название было усвоено испанскими завоевателями после окончательного захвата города в начале XVI века. И еще один интересный момент: различное написание названий страны и ее столицы характерно для русскоязычной традиции в отличие от испаноязычной традиции.

А вот мнение о том, что ацтеки не были поначалу народом земледельческим, – это заблуждение, в чем может убедиться любой, кто посетит развалины древних городов в Северной Мексике: там ясно можно увидеть не только следы каналов, служивших для орошения пашен, но и сами пашни.

Согласно современным представлениям, отоми – это один из коренных индейских народов Центральной Мексики. Столица отоми Шальтокан располагалась в северной части озера Тескоко. Примерно в 1399 году отоми были захвачены ацтеками, которые позже использовали их в качестве наемников. Кстати, отоми были первыми, кто сразился с испанскими войсками. После поражения отрядов отоми, многие племена перешли в подчинение конкистадорам.

А вот толтеки (тольтеки) вторглись в Центральную Мексику с севера в VIII веке, а в IX веке они создали большое государство, охватившее центральные и северные районы Мексики со столицей в Серро-де-ла-Эстрелья, а затем в Толлане (это современная Тула, что расположена в 65 км к северо-западу от Мехико).

Толтеки (тольтеки), как и ацтеки, говорили на одном из языков группы науа. (Науа – от названия языка науатль («чистый», «хорошо звучащий»). Возможна также этимология от Анауак, что переводится как «земля между водами» (Мексика – это и есть земля между двумя океанами).) Как их предшественники, майя, они строили величественные храмы на вершинах гор и имели высокий уровень цивилизации.

В X веке военные отряды толтеков (тольтеков) подчинили отдельные группы майя на Юкатане и в горной Гватемале. Часть толтеков (тольтеков) в результате внутренних конфликтов мигрировала на территорию современного Сальвадора. Во второй половине XII века нашествие с севера воинственных племен, последней волной которых были ацтеки, положило конец владычеству толтеков (тольтеков) в Мексике, и ко времени испанского завоевания они уже давно были народом-легендой.

Высшее положение в ацтекском обществе занимали император-тлакатекутли, а также его приближенные. Тлакатекутли – это «владыка всех людей». В его руках сосредоточивалась верховная власть: религиозная, военная и политическая. Формально император являлся выборным, однако на практике эта должность стала передаваться по наследству.

Следующее место в иерархии занимали жрецы, возвышавшиеся над знатью, торговцами, свободными членами общества, связанными с тяжелым физическим трудом, и рабами.

Каждое племя обычно делилось на двадцать территориальных общин. Часть земель (альтепетлальи) обрабатывалась коллективно, а другая (тлальмильи) – индивидуально. Эти наделы выдавались главе семьи в пожизненное пользование, а после его смерти возвращались в общинный фонд.

Ацтеки были прекрасными земледельцами. Чтобы расширить площадь посевных земель, они строили «чинампас» (chinampas) – насыпные островки среди болот и озер на базе покрытых илом и привязанных к сваям тростниковых плотов. Они широко использовали дренажные работы, искусственное орошение, каналы. Помимо нескольких сортов кукурузы, ацтеки выращивали помидоры, кабачки, тыквы, различные сорта перца, хлопчатник, масличные культуры. Сок забродившей агавы использовался для приготовления опьяняющего напитка «пульке» (pulque). Из домашних животных ацтеки держали только собак, мясо которых употребляли в пищу по праздникам, плюс они разводили птицу – индеек, гусей и уток.

Столица ацтекской империи Теночтитлан (современный Мехико) – была построена посреди озера, и она соединялась с берегом подъемными мостами и дамбами, а вместо улиц были каналы, вдоль которых тянулись пешеходные дорожки.

Кстати, первые европейцы, пораженные великолепием Теночтитлана, назвали его «Ацтекской Венецией».

Питьевая вода подавалась по акведукам. Были развиты обработка камня и дерева, ткачество, изготавливалась полихромная керамика, получила развитие скульптура. В XIV–XV веках ацтеки построили множество каменных пирамид с плоскими вершинами, на которых размещались храмы и дворцы.

Верования ацтеков в сравнении с другими племенами были достаточно оригинальны: они верили в существование высшего, невидимого творца и властителя вселенной Таотля. Таотль почитался как «вездесущий», «знающий все мысли и раздающий все дары», «бог невидимый, неприкосновенный, несозданный, вечно юный и всемогущий». Ацтеки были твердо убеждены, что человеческая жизнь всецело зависела от Творца, без которого человек сам по себе ничто.

Таотлю были подчинены тринадцать главных божеств и еще две сотни низших, из которых каждому был посвящен определенный день или же особое празднество. Главное место в пантеоне занимал бог войны Хуитцилопоцли – мексиканский Марс. Храмы, воздвигнутые в его честь, были самыми великолепными и величественными, алтари его в каждом городе дымились от крови принесенных ему в жертву военнопленных. Это было связано с тем, что религия у ацтеков сливалась с войной, и война была для них величайшим жизненным делом. Соответственно, и бог войны требовал постоянных человеческих жертв, и этими жертвами, как правило, были побежденные.

Ацтеки считали, что человеческие жертвы необходимы для того, чтобы Солнце продолжало двигаться по небу. Это означает, что тысячи людей приносились в жертву ежегодно. У ацтеков имелись огромные пирамидальные сооружения, со ступенями, ведущими к вершине, на которой находился жертвенный стол. Там людей убивали, а их сердца вырывали из груди, и поднимали к Солнцу. Тела затем сбрасывали вниз по ступеням – к восторженной толпе. Помимо жертвоприношений на пирамидах, ацтеки также жгли людей, расстреливали их из луков или заставляли убивать друг друга, как это делали гладиаторы.

Среди важнейших богов у ацтеков были также Тецкатлипока (он считался душой мира и носил зеркальный щит, с помощью которого наблюдал за деяниями людей на земле). Сильно почитались также Тлалок (бог дождя и покровитель сельского хозяйства), Тонатиу (бог неба и Солнца), Мецтли (бог Луны), Миктлантекутли (бог подземного мира), Сентеотль (божество кукурузы) и Кетцалькоатль (бог света и мудрости).

Надо сказать, что со временем имя последнего стали использовать некоторые правители. Бога Кетцалькоатля («оперенного змея») начали изображать человеком, обладающим божественными чертами. Самым известным из этих правителей был Се-Акатль Накшитль Топильцин Кетцалькоатль. Этот Кетцалькоатль начал править в столице тольтеков в 980 году и правил более двадцати лет. Считается, что это был великий правитель, научивший свой народ математике, медицине, астрономии и письму. С его именем связывалось изобретение шоколадного напитка, введение календаря с циклом в 52 года, изобретение канонов музыки и танца. Он был противником человеческих жертвоприношений, вел аскетический образ жизни, не гнушался физического труда, не употреблял опьяняющие напитки и сохранял целомудрие. Естественно, жрецам это не нравилось, и когда правитель заболел, они дали ему одурманивающее «лекарство» – алкогольный напиток. Приняв его, правитель обезумел и вступил в половую связь со своей сестрой. После этого он бросился в костер. Последний правитель тольтеков, попав в сложное внешнеполитическое положение, также принял имя Кетцалькоатля, но это не помогло: разрушение столицы чичимеками в XII веке стало концом его правления.

«Мексика богата большими, сильными людьми. Пылкими, стойкими, мужественными. Полубог, полународный герой или вождь далеких времен – Кетцалькоатль – носитель и выразитель высокой античной культуры. Это мудрец, учивший свой народ, как обрабатывать землю, как строить жизнь для блага всех.»

Когда ацтеки пришли в долину Анауак, они не могли конкурировать с самыми сильными городами-государствами (Аскапоцалько и Кольуаканом), поэтому с 1250 по 1298 гг. ацтеки находились на службе у первого, а затем перешли под покровительство второго.

Войны являлись практически повседневным занятием ацтеков. За ацтеками утвердилась слава храбрых воинов, а войны позволяли им захватывать пленных, которых приносили в жертву богам. Ацтекское вооружение состояло из лука, копья, пращи, палицы и кремневого тесака. Историки отмечают, что мечей и луков нельзя было изготовить большое количество за короткое время, а вот пращами ацтеки снабжали себя необыкновенно ловко, и владели этим оружием так, что оно становилось страшным в их руках. Много времени у ацтеков уходило и на выделку щитов, тогда как у европейцев этот способ обороны был совершенно оставлен. Последние, кстати, говорили, что ацтеки не могут сражаться без щитов, и если их лишить этой «военной принадлежности всех диких народов», то ими овладевает паника.

В 1323 году за военные успехи правитель Кольуакана отдал в жены ацтекскому вождю свою дочь, однако ацтеки принесли ее в жертву, после чего их изгнали из владений Кольуакана. Предание ацтеков гласит, что они должны были поселиться в месте, которое укажет орел, сидящий на кактусе и поедающий змею. Это предначертание сбылось на одном из островов Тескоко 18 июля 1325 года, где и возник Теночтитлан. Но при этом часть ацтеков отделилась, основав соперничающий город Тлателолько.

«Юноши из высшего сословия с пятнадцати лет подготовлялись к военному поприщу и с двадцатилетнего возраста обязаны были добывать себе знаки отличия и чины. Дальнейшее общественное положение их зависело не от звания отцов, а от их собственных военных заслуг.

Различные военные звания отличались цветом одежды и украшением из перьев. Монтесума ІІ основал даже три военных ордена, знаки которых носились на шее. Проявления истинной храбрости, кем бы они ни были оказаны, получали высокие награды. Воину, павшему в битве, обещалось высшее блаженство в загробной жизни. Таким образом, военное дело лежало в основе государственной жизни Мексики.»

В 1367 году ацтеки вновь перешли на службу к городу Аскапоцалько.

Официальным годом создания империи считается 1376 год. А в 1428 году усилившиеся ацтеки разорили Аскапоцалько.

В 1434 году был создан Тройственный союз-триумвират Теночтитлана, Тескоко и тепанекского Тлакопана, и локальные войны отошли в прошлое.

С 1440 по 1469 год ацтеками правил Монтесума I (на языке науатль Моктесума или «Тот, кто гневается как повелитель»). Ведя жестокие войны, он значительно расширил подвластную ацтекам территорию, дойдя на востоке до побережья Мексиканского залива.

После смерти Монтесумы к власти пришел его внук Ашайякатль. Он правил с 1469 по 1481 год, и при нем военная экспансия достигла очень большого размаха. К концу XV века ацтеки покорили почти всю Центральную Мексику, но наибольших размеров их государство достигло при Монтесуме II. Он был избран императором в 1502 году после смерти императора Ауисотля, и при нем возглавляемые им ацтеки стали играть основную роль в Тройственном союзе. Более того, считается, что именно при нем завершилось формирование единой империи.

И все бы хорошо, если бы не прибытие испанцев…

Эрнан Кортес – покоритель ацтеков

Экспедиции Христофора Колумба положили начало проникновению испанцев в Новый Свет. И после его «неудачных» плаваний (его открытия сочли незначительными, а золота было найдено и привезено мало) в Мадриде не отказались от дальнейшего исследования Американского материка.

Заморские завоевания Испании связаны, прежде всего, с именами знаменитых конкистадоров (от слова «conquistador» – завоеватель), и одним из самых знаменитых среди них был Эрнан Кортес. Его полное имя Фернандо Кортес де Монрой-и-Писарро Альтамирано. (Эрнан, Эрнандо и Фернандо были в то время одним и тем же именем, для которого в орфографии того времени существовало три разных написания (Hernán, Hernando и Fernando), поэтому эти имена в равной степени используются современниками тех событий и историками.)

«Использование названия «Испания» и обозначения «испанцев» в контексте XVI и XVII вв. относительно неточно, так как различные монархии Иберийского полуострова сохраняли свою индивидуальность, а «королевства Испания» не существовало. <…> Необходимо отметить что с точки зрения Америки и особенно Новой Испании использование терминов «Испания» и «испанцы» оправдано и распространено с XVI века.»

Кортеса иногда называют завоевателем Мексики, но это не совсем правильно. Он был завоевателем ацтекского государства. Да, во время своих завоевательных походов он вплотную подошел к границам земель майя, однако он не принимал участия в покорении Юкатана. Там в разное время появлялись отряды других конкистадоров, безуспешно пытавшихся захватить раздираемые междоусобными войнами города-государства. При этом некоторые правители майя переходили на сторону испанцев, если те обращали свое оружие против их врагов.

В молодости Эрнан Кортес посвятил себя наукам и два года посещал университет в Саламанке, то есть он был очень хорошо образованным по меркам XVI века человеком. Однако пылкий характер и отвращение к однообразной жизни ученого заставили его взяться за оружие. В 1504 году Кортес отплыл с экспедицией, назначенной в Вест-Индию. Прибыв на Эспаньолу (Санто-Доминго), он попросил разрешения тамошнего наместника присоединиться к испанцам, воевавшим на острове Куба. Там Кортес показал столь блестящие примеры сообразительности, присутствия духа и непоколебимого мужества, что приобрел уважение и любовь начальников и простых солдат. Женитьба породнила его с наместником Кубы Диего де Веласкесом, который дал ему главное начальство над флотом всех земель, открытых к тому времени в регионе, который вскоре назовут Новой Испанией.

В 1519–1521 гг. Кортес по собственной инициативе предпринял завоевание части территории нынешней Мексики. Снарядив эскадру, он едва успел сняться с якоря, как враги оклеветали его перед наместником. Обманутый Веласкес приказал губернаторам Тринидада и Гаваны лишить Кортеса начальства над эскадрой и самого доставить (живого или мертвого) в столицу. Но любовь солдат, вооружившихся для защиты своего начальника, спасла Кортеса от неминуемой гибели.

19 февраля 1519 года экспедиция отправилась из Гаваны на одиннадцати кораблях. На них находились 110 матросов, а также 553 солдата, 16 конных рыцарей и 200 рабов (кубинских индейцев и негров) в качестве слуг и носильщиков. Снаряжение включало 16 лошадей, 10 пушек и 4 малокалиберных фальконета. На вооружении также имелось 32 арбалета и 13 аркебуз. С этими силами Кортес решился завоевать страну, которая величиной превосходила все тогдашние владения испанского короля.

После бурного плавания флот соединился у острова Косумель (Козумела). Там Кортес произвел смотр всему своему войску, красноречием воспламенил мужество солдат, разрушил святилища туземцев, придя в ужас от их обрядов жертвоприношений, и начал насаждать среди них христианскую веру. Один корабль под начальством Диего де Ордаса был отправлен к побережью Юкатана для рекогносцировки.

4 марта 1519 года экспедиция оставила Косумель и сделала первую высадку в устье реки Табаско. После упорного боя с местными жителями Кортес овладел одноименным городом и послал два отряда для преследования индейцев, отступивших в леса, а также для исследования самой страны, но отряды встретили сильное сопротивление и вскоре увидели около 40 000 индейцев, собравшихся для истребления дерзких пришельцев. Однако мужество и неустрашимость Кортеса, европейская тактика, огнестрельное оружие и страшный для местных жителей вид кавалерии, даровали ему победу. Индейцы потеряли 800 человек убитыми, между тем как со стороны испанцев погибло два человека и 60 были ранены.

После этого, сев снова на корабли, Кортес отправился вдоль берега и высадился в гавани Сан-Хуан-де-Улуа.

Следует отметить, что в Семпоалу, что примерно в 350 км от нынешнего Мехико, Кортес вошел без боя. А потом на собрании вождей народа была объявлена война ацтекам, то есть бóльшую часть армии Кортеса теперь составили союзные племена тотонаков.

Получив таким образом надежную тыловую базу для дальнейших своих действий и известив короля Карла V о достигнутых успехах (в своем первом донесении он своей главной целью назвал «приобщение местных жителей к святой католической церкви»), Кортес двинулся вперед. При этом он уничтожил значительную часть своих кораблей для того, чтобы у солдат остался только один выбор – победить или умереть.

Первой целью Кортеса стало горное княжество Тласкала, постоянно враждовавшее с ацтеками. Испанцы разбили 50-тысячную армию храбрых тласкаланцев (тласкальтеков) под начальством Верховного вождя Шикотенкатла и 25 сентября 1519 года овладели их столицей. Дав там двадцатидневный отдых войскам, Кортес жестоко наказал Чолулу – второй по величине город-государство Центральной Мексики, который, по приказанию Монтесумы, попытался истребить испанцев.

Потом Кортес пробрался по труднейшей дороге и явился 8 ноября 1519 года с 480 испанцами и 6000 своих индейских союзников под стены Теночтитлана (Мехико) – города, насчитывавшего в те времена 120 000 домов.

Главный город, осажденный испанцами, страдая от болезней и голода, отверг все предложения о сдаче, а жители его после поражения отступили в правильном порядке. Испанские писатели рассказывали потом, что ацтекское войско имело очень бодрый вид и двигалось в правильном порядке: в одежде одной части его преобладали красный и белый цвета, а другой – желтый и голубой.

В каждом отряде насчитывалось до 8000 человек, а в общем численность войска равнялась 200 000 человек. Но численность армии в данном случае не была главным фактором победы: весь успех Кортеса, обладавшего ничтожными силами, был основан на том, что ему удалось поднять народы, покоренные ацтеками, против их притеснителей.

И получается, что ацтеков погубила их же собственная воинственность. Соседние племена не забыли кровавых сражений и постоянных жертв жестоким ацтекским богам, и они с радостью пришли на помощь испанцам. Соответственно, Кортес составил план, заключавшийся в том, чтобы уговорить мелкие народы, подвластные ацтекам, совместно двинуться на их столицу. И его план удался – где оружием, а где уговорами, своего он добился. В результате, войска Кортеса получили значительное подкрепление. По разным данным, его армия насчитывала вскоре 900 пеших и 100 конных испанцев при 18 орудиях, а силы его союзников простирались до 200 000 человек.

После падения Теночтитлана Монтесума II принял Кортеса с большими почестями и признал Карла V своим властелином, а устрашенные жители признали испанцев богами и сынами Солнца. А еще Монтесума отдал Кортесу в качестве выкупа золото и драгоценности из своих кладовых (перелитое в слитки, это дало 162 тысячи золотых песо). В добавление к этому Монтесума прибавил еще коллекцию живых птиц, чрезвычайно красивых и диких зверей. В Европе тогда ничего подобного не существовало.

«Монтесума стал полубогом. И хотя он был выбран, вместе с властью он получил полубожественный ореол. Он был главным жрецом, верховным главнокомандующим армией, главой государства, правителем с неограниченной властью, сдерживаемой лишь древними обычаями.»

Американский этнолог Виктор фон Хаген, описывая Монтесуму, не совсем прав. Дело в том, что в последние годы своего царствования он редко участвовал в военных походах, предоставляя все своим военачальникам, а сам занимался преимущественно духовными практиками. В результате, ни при одном правителе жрецы не пользовались большими привилегиями и большим уважением. Плюс Монтесума постоянно прибегал к услугам всевозможных оракулов – даже в самых пустяковых ситуациях. А в народных преданиях ацтеков говорилось о боге Кетцалькоатле, который якобы поплыл по Атлантическому океану, но обещал вернуться в грядущие времена вместе со своим потомством. Этого дня ацтеки ожидали со страхом или с надеждой – смотря по обстоятельствам.

Во времена Монтесумы господствовала общая уверенность, что близок период возвращения сурового божества. Например, в 1510 году большое озеро Тескоко без бури, землетрясения или какой-либо видимой причины вдруг сильно заволновалось, вышло из берегов и разлилось по улицам Теночтитлана (Мехико), смыв многие здания. А в 1511 году вдруг загорелась одна из башен главного храма (также без видимой причины) и продолжала пылать, невзирая на все усилия погасить пожар.

Ацтекский монарх, испуганный этими явлениями, решил спросить мнение своих астрологов, и те предсказали ему в этих явлениях знаки скорой гибели империи.

Когда до «правителя с неограниченной властью, сдерживаемой лишь древними обычаями», дошли слухи о появлении горстки белых людей, его сердце наполнилось отчаянием, и он почувствовал, что беда, так долго тяготевшая над его династией, должна обрушиться и лишить ее власти. И это лишило его обычной твердости. Проще говоря, он перепугался и отправил посольство к Кортесу с целью уговорить его при помощи богатых подарков оставить его землю. Кортес отверг это предложение, убедив Монтесуму, что испанцы и в самом деле являются посланцами бога Кетцалькоатля, которые должны были прийти с моря и овладеть страной. Впрочем, некоторые современные исследователи полагают, что этот миф был сочинен самими испанцами уже после покорения Мексики, чтобы создать красивое идеологическое обоснование жестоких завоеваний.

Встретившись с Кортесом, Монтесума призвал около сотни невольников, несших царственные подарки. Войдя в палатку Кортеса, те раскинули несколько затейливо сплетенных ковров и на них разложили все подарки Монтесумы. Там были щиты и шлемы с украшениями из чистого золота, ожерелья и браслеты из того же металла, одежды, осыпанные жемчугом и драгоценными камнями, и много-много еще чего.

Великолепные сокровища, ослеплявшие глаза испанцев, возбудили во многих из них пламенное желание отважиться и завоевать всю страну, наполненную такими несметными богатствами. И лишь немногие поняли это иначе – как доказательство могущества, слишком грозного, чтобы можно было дерзнуть бороться с ним.

К сожалению, Монтесума был доверчивым человеком, и нам теперь известно, как Кортес «отблагодарил» его. В Теночтитлане (Мехико) конкистадор продолжил распространять свою власть, привлекая к себе одних уговорами, других – силой оружия. В частности, он узнал, что Квалпопока, один из вассалов Монтесумы, напал на союзных испанцам тотонаков и пришедшую к ним на помощь часть Веракрусского гарнизона. При этом было убито несколько солдат, и голову одного из них прислали в столицу – в доказательство того, что грозные пришельцы вовсе не бессмертны. Кортес в ответ приговорил Квалпопоку к сожжению на костре, а самого Монтесуму заключил в оковы.

Кортеса не зря считали «железным человеком». Монтесума встретил его «с подобающим достоинством», но Кортес прекрасно понимал, что надо оставаться настороже. И его решение было такое: на случай возмущения местных жителей нужно заполучить какой-нибудь надежный залог. И он потребовал, чтобы Монтесума сам отдался ему в залог. Как ни оскорбительно было такое требование, Монтесума согласился, потому что он был от природы боязлив. Как и любой малодушный человек, он не отваживался на явную защиту, а задумал вредить испанцам тайными средствами. Но Кортес опередил его и велел заковать Монтесуму в цепи, хотя это ни к чему не привело, потому что народ и без того повиновался, и все требования испанцев исполнялись беспрекословно.

Дальнейшая судьба Монтесумы печальна. Одни историки пишут, что, находясь в заключении, он совершил самоубийство. По другой версии, он поддался требованиям Кортеса уговорить свой народ «сдаться с миром». А когда он вышел договариваться, в него из толпы кинули камень, который и привел к смерти. Было ли это именно так, и кто бросил этот камень – неизвестно.

Впрочем, восстановленное таким образом спокойствие продолжалось для Кортеса недолго. Наместник Кубы Диего де Веласкес, завидуя успехам Кортеса, выслал против него армаду, состоявшую из восемнадцати кораблей, на которых было 900 солдат, 80 конных рыцарей, 90 арбалетчиков, 70 аркебузников и 20 пушек. Эта армада под начальством Панфило де Нарваэса прибыла с тем, чтобы лишить Кортеса, как изменника, начальства, взять его в плен и предать суду.

Кортес сначала пытался примириться с Нарваэсом, но, не преуспев в этом, оставил в Мехико сильный отряд, а сам с 70 испанскими копейщиками и гарнизоном Веракруса пошел навстречу Нарваэсу и ночью, 28 мая 1520 года, внезапно напал на него. Темнота и лившие в то время тропические дожди благоприятствовали малочисленному войску Кортеса, привыкшему к подобным условиям. Застигнутый врасплох Нарваэс был ранен и взят в плен, а его отряд, видя неустрашимость Кортеса, перешел на его сторону, надеясь под его начальством снискать себе лавры и несметные сокровища, о которых уже повсюду ходили упорные слухи.

Таким образом, события одной ночи, передав в руки Кортеса около тысячи воинов и множество кораблей, разрушили все планы враждебного ему наместника Кубы.

А потом возникшее в ацтекской столице восстание индейцев, во время которого погиб Монтесума II, заставило Кортеса поспешить на помощь находившимся там испанцам.

Восстание это было спровоцировано оставленным в Теночтитлане (Мехико) комендантом, который был хорошим воякой, но плохим правителем. Ему показалось, что ацтеки замышляют измену, и он приказал убить 600 человек, в том числе много самых знатных ацтеков – прямо в большом храме, во время языческого богослужения. Озлобленный народ только и ждал возвращения Кортеса, чтобы разом покончить со всеми непрошенными «гостями».

Как только Кортес вернулся, все улицы наполнились вооруженными жителями, дворец был обложен, и началась осада. Ежедневно с восхода и до заката солнца тысячи стрел и камней летели в сторону осажденных. Дворец еле держался, и только мужество испанцев помогло выдержать подобное. Тринадцать орудий безостановочно били в толпу и поражали множество людей. Испанцы делали частые вылазки и каждый раз довольно далеко отгоняли осаждавших. Кортес всегда был впереди, и его храбрость приводила всех в изумление.

Кортес разрушил бóльшую часть города, но, несмотря на храбрость своих людей, не смог надолго в нем удержаться. В ночь на 1 июля 1520 года (названную испанцами «Ночью Печали» – La Noche Triste), Кортес вынужден был оставить Теночтитлан (Мехико) с жестокими для себя потерями.

До этого он несколько раз пытался вступить в переговоры, но всегда получал один и тот же ответ, что осада кончится только тогда, когда все испанцы будут перерезаны. И было понятно, что ацтеки не шутят: они действительно готовы были погибать тысячами, но испанцев все-таки добить. И тогда-то Кортесу и пришло в голову заставить Монтесуму уговорить индейцев «сдаться с миром». Тот согласился и стал говорить с народом. В ответ посыпались угрозы и ему. И не только угрозы, в Монтесуму полетели камни.

Не факт, что Монтесума был убит одним из камней. По одной из версий, униженный и оскорбленный правитель «удалился во дворец, а вскоре после того и умер больше от стыда и печали, чем от полученной раны».

После этого Кортес, в ночь на 1 июля 1520 года, отслушав напутственную службу, в глубокой тишине, стал уходить из города. Когда испанцы ступили на мост, раздался призывный бой барабанов, и посреди тишины послышался плеск волн. Это ацтеки на своих лодках покрыли озеро и с обычной стремительностью бросились на отступавших. Испанцы, отбиваясь, продолжали движение, но при этом многие бросались вплавь и тут же погибали. Мост был завален повозками, убитыми лошадьми и людьми. Кортесу и оставшимся у него солдатам каждый шаг доставался ценой пролитой крови.

Злополучный столичный комендант, устроивший жестокое побоище в храме, был ранен, и его едва не взяли в плен. Помощи он никак не мог ожидать, но Кортес думал иначе. Вместе с начальником авангарда Сандовалем и бывшими при нем конными людьми он бросился в озеро и вплавь добрался до попавшего в беду товарища. Напав на ацтеков с фланга, Кортес заставил ацтеков очистить путь.

«Ацтеки – пожалуй, единственная цивилизация Америки, которая попыталась оказать испанцам организованное и ожесточенное сопротивление. Несмотря на превосходство завоевателей в огнестрельном оружии и страх индейцев перед лошадьми, ацтекам поначалу удалось в результате недельных ожесточенных боев выбить отряд испанского конкистадора Эрнана Кортеса из своей столицы.»

Наконец, трудный бой был окончен. Ацтеки сами потеряли много людей и перестали преследовать. Испанцы потеряли до 500 человек своих и всю артиллерию. Уцелело лишь двадцать лошадей. Но самое худшее для испанских завоевателей заключалось в том, что ацтеки разуверились теперь в их непобедимости, узнали, что они такие же смертные, как и все, и для того, чтобы их победить, нужно лишь только собрать побольше войска.

На самом деле, это была настоящая катастрофа для испанских завоевателей: была потеряна вся артиллерия, все награбленное золото, а нераненых среди испанцев не осталось вообще. Точный масштаб потерь установить трудно: максимальные цифры приводит участник экспедиции Кортеса и автор хроники «Правдивая история завоевания Новой Испании» Берналь Диас (по его данным, погибло около 1000 испанцев).

Ацтеки пришли от этого успеха в полный восторг. Жрецы объявили волю богов, что на восьмой день чужеземцы уберутся прочь с ацтекской земли. Многие из союзников оставили испанцев и разошлись по домам или же просто отошли, наблюдая издали, чем все закончится. Сами испанские солдаты совсем пали духом.

Лишь один Кортес не унывал: он был уверен, что рано или поздно Мексика будет в его руках. И очень скоро, 7 июля 1520 года, в долине Отумба, он одержал победу над многотысячным ацтекским войском и дал отдых своему истощенному битвами отряду. Однако обстоятельства не позволили Кортесу отдыхать долго. С 490 испанцами и 6000 тласкаланцами и тотонаками, оставшимися верными испанским завоевателям, он отправился для удержания сообщения с Веракрусом.

Затем еще ряд решительных побед очистил Кортесу путь к городу Тепейак, который он укрепил и назвал Сегура-де-ла-Фронтера, что в переводе с испанского означает «Надежный город на границе».

Там Кортес стал готовиться к новому походу на Теночтитлан (Мехико), присоединив к себе прибывшее из Европы в Веракрус подкрепление.

Пока производилась постройка пятнадцати бригантин, предназначенных для осады Мехико со стороны окружающих его озер, неутомимый Кортес овладел, в апреле 1521 года, Тлакопаном – крепостью, лежавшей на острове, а также городом Аскапоцалько. Потом он одержал в Гуактепеских горах еще две победы над индейцами, а затем опять вернулся в Тлакопан.

«Тотонаки посчитали Кортеса приемлемым союзником для освобождения от господства мешиков, и было бы глупо упрекать их в этом, ведь они не могли знать, что затем придут оспа, коклюш и тиф, и что их города будут заброшены, а кукурузные поля и сады со временем превратятся в пастбища. Тласкальтеки прекратили свое первоначальное сопротивление и решили присоединиться к испанцам так как им показалось, что этот союз гарантирует им целостность их территории; у них не было никаких обязательств в преданности к мешикам, скорее наоборот, они были врагами. <…> Было много государств, которые после поражения в бою или заключения соглашения с Кортесом присоединялись к его армии.»

Войска Кортеса, с которыми он готовился сделать новое нападение на Теночтитлан (Мехико), увеличились прибывшим из Европы подкреплением и состояли тогда из 900 испанцев с 18 легкими и 3 осадными орудиями. Силы союзных индейцев простирались до 200 000 человек.

Штурм города начался 30 мая 1521 года. Кортес разделил свои войска на три отряда и перекрыл акведук, доставлявший в ацтекскую столицу воду. За месяц боев войскам Кортеса трижды удавалось ворваться в город и дойти до центральной площади, однажды даже удалось подняться на вершину главного храма, но закрепиться там никак не удавалось.

Тяжелое поражение испанцы потерпели 30 июня при штурме Тлателолько: было убито 60 конкистадоров, а сам главнокомандующий был тяжело ранен.

Потерпев неудачу, Кортес решил взять Теночтитлан (Мехико) измором – в конце июля город был отрезан от дамб. 13 августа правитель ацтеков Куаутемок попытался бежать на пироге, но был схвачен. Кортес встретился с ним, но тот выхватил у командира испанцев кинжал и попытался заколоться. Как оказалось, золото, пропавшее в «Ночь Печали», бесследно исчезло. Испанцы подвергли пытке огнем Куаутемока, а также нескольких высших чиновников ацтеков, вынуждая их сказать, где спрятано золото, но это оказалось бесполезным.

И пошло разорение столицы. Практически сравнение ее с землей. Ацтеки потеряли множество людей при защите дворцов и храмов. Еще больше – от голода и болезней. Но они сражались с неизменным мужеством и презрением к смерти. Они были уверены, что рано или поздно боги накажут дерзких пришельцев, и эта надежда не покидала их до последних дней осады.

Утром 16 августа, на 84-й день осады, ацтеки объявили, что готовы сдаться. Кортес остановил свои войска и позволил жителям удалиться, кто куда хочет. В результате, из двухсот тысяч осталось только сорок тысяч (пятая часть), а город, защищавшийся с таким упорством, оказался голым и пустынным: весь остров был покрыт почернелыми развалинами и разбросанными повсюду трупами.

«Внешность Кортеса была высокоприятна: статное тело, хороших пропорций; лицо красиво, но слишком округлое; цвет лица – сероватый; глаза серьезные, часто печальные, но нередко полные ласки и привета; борода редкая, черная; волосы черные, не слишком жесткие; грудь могучая, плечи широкие; ноги несколько искривлены; под старость стал заметно полнеть. Ездок он был превосходный, боец удивительный, в конном ли, в пешем ли строю, с каким угодно оружием. За ним, в молодости, было немало интриг с женщинами и по сему поводу дуэлей с мужчинами; от одного такого случая осталась и пометка – рубец под самыми губами, глубокий и заметный, несмотря на бороду. По способу держать себя, походке, разговору, одежде и прочему всякий бы понял, что это – человек воспитанный, родовитый. Одевался он по моде но всегда скромно, предпочитая разным шелкам и бархатам изящную простоту. Никогда он не навьючивал на себя огромных золотых цепей и прочих украшений. <…> Жил он гранд сеньором: его домом заведывал майордом, его столом и кухней – два метрдотеля; всегда было много пажей; кушал на серебре и золоте. <…> К своим капитанам и солдатам, особенно к тем из нас, которые с ним вместе прибыли с Кубы, Кортес всегда относился сердечно и приветливо. Он знал латинский и, говорят, был бакалавром права; с учеными людьми он всегда говорил на этом языке. Он был также немного поэтом и охотно и легко писал прозой и стихами. Говорил он сдержанно, но с большой убедительностью.»

А в это время в Испании король Карл V решил установить статус Мексики в ряду своих владений. Он повелел создать комиссию для примирения Кортеса и Диего де Веласкеса. Тогда же в Испанию пришло третье донесение Кортеса, датированное 15 мая 1522 года, в котором подробно описывались «Ночь Печали» и взятие Мехико.

«В 1520 году Кортес настаивал, что Карл должен считать себя «новым императором» Новой Испании в той же мере, что и Германии. В 1524 году он пошел еще дальше, обратившись к Карлу как к «Вашему Величеству, которому подчиняется весь мир».»

15 октября 1522 года Карл V подписал указ о назначении Эрнана Кортеса губернатором, генерал-капитаном и верховным судебным исполнителем по гражданским и уголовным делам на всей территории и во всех провинциях Мексики. Также он пожаловал ему титул маркиза, орден Святого Якова Калатравского и одарил большими поместьями во вновь образованной колонии, названной Кортесом Новой Испанией. Однако козни противников Кортеса заставили его прибыть в Испанию для оправдания себя перед королем.

«В 1520 году Испания была еще не более чем концепцией, идеей единства и однородности старинных территорий, составлявших королевства Кастилии и Арагона. Эта политическая концепция опережала реальное положение вещей, поскольку в начале XVI века Испания была еще далека от единого государства. Применив термин «Новая Испания», Кортес одновременно продемонстрировал передовой образ мысли и определенное тактическое чутье: с одной стороны, он помогал Карлу V насаждать идею великой, сильной и единой и неделимой Испании; с другой – в зародыше пресекал все возможные поползновения к разделу его завоеваний, которые не заставили бы себя ждать, если бы аппетиты не были удержаны твердой рукой единой власти. Он оказал политическую поддержку императору, признав существование Испании свершившимся фактом, и гарантировал себя от растаскивания приобретенных мексиканских владений.»

Говоря о кознях противников Кортеса, следует отметить королевского чиновника Алонсо де Эстраду, которого автор хроники «Правдивая история завоевания Новой Испании» Берналь Диас характеризует так: «Куда храбрее Эстрада выступал в делах внутренних. Своеволию его тут не было предела. Так, например, в отсутствие Сандовала, он схватил одного из слуг, кое-как судил его и приговорил к отрубанию руки. Узнав об этом, Кортес разгневался и страшно обрушился на Эстраду. Тот струсил и окружил себя телохранителями». (Гонсало де Сандовал (1497–1528) – испанский конкистадор в Новой Испании (Мексика), co-губернатор колонии.)

По свидетельству Берналя Диаса, Алонсо де Эстрада выслал Кортеса из Мехико. Кортес же принял этот приказ с величайшим спокойствием. «Отлично, – заявил он, – я подчиняюсь. Из страны, завоеванной мною и моими товарищами ценою несчетных ран и трудов, изгоняют меня люди, неспособные даже водворить порядок. Хорошо. Отправлюсь в Испанию и изложу Его Величеству все до последнего».

В Испании Кортеса встретили хорошо. По словам Берналя Диаса, «Кортесу всюду по дороге оказывались подобающие почести, торжественные встречи и приемы». Король встретил его «очень милостиво» и «не поскупился на отличия».

Позднее Кортес возвратился в Мексику в звании военного губернатора, но, как оказалось, он уже не имел реальной власти. Власть была поручена особому совету, и в 1540 году Кортес, привыкший проводить независимую политику, навсегда вернулся в Европу. Потом он участвовал в неудачном походе на Алжир 1541 года. (В 1528 году Карл V передал управление Новой Испанией в руки Королевской Аудиенсии, состоявшей из 5 человек, во главе которой был поставлен Нуньо де Гусман, типичный представитель старой испанской бюрократии, прославившийся своей жестокостью. В секретных инструкциях, данных ему, предписывалось все владения Кортеса перевести в королевскую собственность. Потом, в 1535 году, в Мехико прибыл новоназначенный вице-король Антонио де Мендоса, и отношения с ним у Кортеса быстро разладились.)

Следует подчеркнуть, что отношения Кортеса с испанскими властями с самого начала были крайне противоречивыми. Это и понятно: Мексика намного превосходила Испанию по населению и размерам, а также богатству и природным ресурсам. Кортес стал там диктатором и достиг ошеломительных успехов. Он вел себя как абсолютный монарх, причем монарх весьма деятельный. Он сознавал, что то, что он сделал, достойно удивления, и начал вести себя как преемник Александра Великого и Юлия Цезаря. Короче говоря, властям было понятно, что завоевателя надо контролировать. И надо всеми средствами предотвращать любое утверждение своей власти с его стороны.

Эрнан Кортес скончался 2 декабря 1547 года и был похоронен в Испании, несмотря на то, что, согласно его завещанию, это должны были сделать в его поместье в Койоакане, в Новой Испании. Потом его останки перезахоранивались не менее восьми раз. В частности, в 1566 году они были перевезены в Новую Испанию, но не в Койоакан, а в Тескоко. Там останки покоились 63 года. Потом их перенесли в Мехико. Позднее, в 1823 году, после завоевания Мексикой независимости, была развернута кампания за уничтожение останков Кортеса, и предполагалось торжественно сжечь их на площади Сан-Лазаро. В течение 110 лет место погребения Кортеса оставалось тайной, а в 1946 году найденные останки были переданы Национальному институту антропологии на исследование. После подтверждения их подлинности, останки поместили в стенную нишу в алтаре главной церкви госпиталя Иисуса Назорея в Мехико.

Колониальный период (Новая Испания)

Падение империи ацтеков ознаменовало собой новую эпоху в истории Мексики. Это был период трехсотлетнего испанского владычества, известный под названием «Новая Испания». Чтобы было понятно, в состав вице-королевства Новая Испания (Virreinato de Nueva España) входили современные территории Мексики, юго-западных штатов США (плюс Флориды), а также Никарагуа, Гватемалы, Сальвадора, Коста-Рики, Белиза и Кубы. Кроме того в ее подчинении находились Филиппины и другие острова в Карибском море и Тихом океане.

Свою новую и самую богатую колонию назвали Новой Испанией, конечно же, сами испанцы. И это в определенной степени соответствовало действительности. Среди населения будущей Мексики был очень высок (до одной трети) процент белых, в то время как, например, в Южной Америке (в частности, в Бразилии) они всегда составляли лишь небольшую прослойку. А на территории нынешней Мексики общество структурировалось примерно таким образом: чем темнее кожа, тем более низкое положение занимал человек.

Иммиграция из Испании не прекращалась вплоть до провозглашения Мексикой независимости, и на то имелись свои вполне материальные причины: в Новой Испании добывалось основное количество золота и серебра всего тогдашнего мира.

Новая Испания существовала в 1535–1821 годах, и ее столица располагалась в Мехико (Теночтитлане). Назначаемый вице-король подчинялся непосредственно королю Испании. При вице-короле находился совещательный орган – аудиенсия (audiencia), обладавший одновременно административными и судебными полномочиями. Юрисдикция аудиенсии Мехико распространялась на южную часть страны, а юрисдикция аудиенсии Гвадалахары – на северную.

Вице-королями Новой Испании были Антонио де Мендоса (1535–1550), Луис де Веласко (1550–1564), Гастон де Перальта (1566–1567), Мартин Энрикес де Альманса (1568–1580) и т. д. Все это были видные испанские аристократы, и практически все они вели себя так, словно они были полноценными монархами.

Как уже говорилось, Эрнан Кортес скончался 2 декабря 1547 года, но у него было два сына, Мартин и Луис, и первый из них стал в Новой Испании источником очень серьезных проблем.

Общая площадь владений Мартина Кортеса в Новой Испании была огромна и приносила ежегодный доход в 80 000 песо. Соответственно, вел себя старший сын Кортеса надменно, высокомерно и дерзко.

Вице-король Луис де Веласко скончался 31 июля 1564 года от сердечного приступа, и его сын потом утверждал, что смерть постигла отца именно из-за дурного поведения Мартина Кортеса. Верховный суд решил утихомирить этого мятежника и распорядился арестовать Кортеса-младшего, но тот пригрозил убить судей, а заодно и сына Луиса де Веласко. Более того, он стал готовить заговор с целью отделить Новую Испанию от владений испанской короны. И кончилось все это тем, что сам король приказал Мартину и его брату Луису вернуться в Испанию. Их не казнили, как других участников заговора, но принудили оставаться в Испании. Мартин Кортес умер незадолго до начала XVII века, и 1595 год упоминается в исторической литературе лишь как возможная дата.

По оценкам, по состоянию на 1803 год, население Новой Испании составило от 5,0 до 5,8 миллиона человек. Основная масса населения колонии состояла из ее уроженцев, большинство из которых были индейцами.

Так получилось, что первое столетие после завоевания было обозначено резким сокращением численности коренных жителей, и это заставило колонизаторов, нуждавшихся в рабочей силе и налогоплательщиках, перейти от прямого ограбления и массового истребления индейцев к их организованной эксплуатации. В результате, со второй половины XVII века начался медленный прирост коренного населения. Например, к 1810 году в стране проживало около четырех миллионов индейцев, что было почти вдвое больше, чем полтора века назад, однако это не могло сравниться с пятнадцатью миллионами в 1519 году, когда только прибыл Эрнан Кортес.

Испанское законодательство признавало за индейскими общинами (эхидо – ejido) право владения землей, запрещая ее отчуждение без санкции властей. Однако имел место и захват испанцами общинных земель с последующим юридическим оформлением. Индейцы также считались лично свободными. По закону, труд их подлежал оплате и не должен был быть чрезмерно тяжелым, хотя на практике это соблюдалось далеко не всегда.

«Индейцы были людьми третьего сорта. Они были обязаны работать на государство, согласно принятой системе куатекиль, по восемь недель в году. Позже они закрепощались землевладельцами посредством долговой системы. Обе системы были ужасны, но все же это было лучше, чем рабство.»

С начала XVII века на индейцев налагалась принудительная трудовая повинность (куатекиль – cuatequil) в виде работы на рудниках, промышленных предприятиях и плантациях. Для этих целей власти выделяли определенное число мужчин в возрасте от 15 до 60 лет.

С индейцев взималась подушная дань (трибуто – tributo), которую на рубеже XVIII и XIX веков платили один раз в год в размере двух песо все женатые мужчины от 18 до 50 лет, за исключением наследственных старейшин, старост селений и других должностных лиц. Холостяки и одинокие женщины облагались податью размером в два раза ниже. Индейцам, согнанным со своих земель, приходилось наниматься батраками, другим за пользование землей надо было отдавать часть урожая. В обоих случаях индейцы со временем становились наследственными долговыми рабами – пеонами (термин «пеон» – peón – переводится буквально как «пеший», «не имеющий лошади»).

Также, на плантациях и промышленных предприятиях и в качестве домашней прислуги работали чернокожие, в большинстве своем являвшиеся рабами, которых завозили в Новую Испанию из Африки с середины XVI века. Но из-за высокой смертности, а затем и полного прекращения их ввоза численность чернокожих к началу XIX века не превышала десяти тысяч человек.

Привилегированным слоем были гачупины (gachupines) – уроженцы метрополии. Они занимали все высшие административные, военные и церковные посты. Также важную роль в жизни колонии играло креольское население (так называли родившихся в Мексике потомков белых). Численность креолов к 1803 году составляла примерно миллион человек. Из их среды вышла большая часть помещиков, они пополняли ряды колониальной интеллигенции, занимали должности среднего и низшего уровней административного аппарата, церкви и армии. При этом стоит отметить, что гачупины (что-то типа «испанишка») – это была презрительная кличка, а креольская аристократия все больше обретала независимое самосознание. Креолы предпочитали, чтобы их именовали американцами, а не креолами.

Понятно, что относительно малочисленные гачупины заигрывали с креольским населением. Например, вице-король Хосе Хоакин Висенте де Итурригарей, увидев, как события во Франции сокрушили монархию в Испании, задумал привести Новую Испанию к независимости, став ее первым королем. В этом ему была нужна поддержка, и он пообещал креолам, что разорвет все связи с Испанией, что региональные законы будут приняты независимо от метрополии, а власть будет принадлежать народу. Но его взяли в плен и доставили на следствие инквизиции, чтобы население могло поверить, что он был низложен за ересь. Его жену и детей отправили в монастырь Сан-Бернардо. Была проведена инвентаризация ценностей вице-короля, и общая сумма составила более миллиона песо, и это посчитали свидетельством того, что вице-король пользовался своим положением для личного обогащения. 21 сентября 1808 года Итурригарей был отправлен в Испанию и там предстал перед судом в Кадисе. Впрочем, обвинения не были доказаны, и он был освобожден по амнистии в 1810 году.

Что же касается метисного населения (потомков от людей разных этносов), то оно было лишено гражданских прав: метисы (потомки от смеси европеоидов и индейцев) и мулаты (потомки от смешанных браков представителей европеоидной и негроидной рас) не могли становиться чиновниками и занимать офицерские должности, не могли участвовать в выборах органов самоуправления. Они занимались ремеслом, розничной торговлей, служили в качестве управляющих и приказчиков, составляли большинство мелких землевладельцев – ранчеро (ranchero).

Католическая церковь контролировала всю духовную жизнь. Она ведала учебными заведениями, через инквизицию осуществляла цензуру, а к концу XVIII века ей принадлежало более половины всего недвижимого имущества колонии. Новая религия легко слилась с язычеством индейцев, для миссионерских целей приспосабливались старые обычаи и сказания, которые можно было примирить с христианством.

Хозяйственная жизнь Новой Испании всецело подчинялась интересам метрополии, для которой она была, прежде всего, источником драгоценных металлов. При этом, чтобы избежать конкуренции со стороны колониальной продукции, испанские власти запрещали выращивание в Новой Испании винограда, оливок, конопли, льна. Проще говоря, разрешалось выращивание только тех культур, которые не произрастали в Испании.

Вместе с тем, нельзя не отметить тот факт, что, несмотря на всевозможные ограничения, имелось и немало положительного в контактах между Новой Испанией и метрополией. В частности, особое внимание уделялось образованию. В 1536 году при францисканском монастыре в Тлателолько был создан первый колледж Санта-Крус, где обучались только индейцы. В 1551 году появился университет в Мехико. В этом учебном заведении использовался опыт университета Саламанки, и там обучали студентов теологии, юриспруденции, латыни, арифметике и геометрии, астрологии, медицине и музыке. Первая колониальная типография была открыта в Мехико вице-королем Антонио де Мендосой в 1535 году. Ее руководителем стал Ганс (Хуан) Кромбергер, сын знаменитого печатника Якоба Кромбергера из Севильи.

Большим прорывом европейской науки в изучении растений стал объемный, хорошо иллюстрированный труд натуралиста и королевского врача Франсиско Эрнандеса де Толедо «История растений Новой Испании», выполненный по заказу короля Филиппа II из династии Габсбургов. В книгу вошли описания более 3000 растений и 500 животных, существовавших на территории тогдашней Мексики. В то же самое время, но несколько более краткую работу о растениях в своем фундаментальном произведении «Общая история дел Новой Испании» в 1576 году написал монах францисканец, миссионер и историк Бернардино де Саагун. Обе книги опирались на сведения ацтеков об окружавшем их мире.

«О степени успехов Кромбергера можно судить по списку имущества в завещании (Хуан умер в 1540 году). На складах типографии хранилось 446 экземпля ров «Амадиса Галльского», более 1000 экземпляров «Еsреjо dе Саbаllerias» (прозаического перевода романтического эпоса Матео Боярдо «Влюбленный Орландо») и 325 экземпляров трагикомедии «Селестина» Фернандо де Рохаса; у Хуана печат ных книг было больше, чем упоминалось в завещании его отца, скончавшегося в 1529 году.»

Местные художники ощутили себя востребованными в эпоху имперского правления: они писали христианские фрески и расписывали кодексы, которые считались способом учета дани с туземцев и юридическими доказательствами в судах.

Многие местные религиозные объекты были «адаптированы» под христианскую веру, а местные живописцы создавали замечательные композиции христианских образов на основе европейских печатных листов.

Широкое распространение получил театр, использовавшийся миссионерами для обращения индейцев в христианскую веру.

1560-е годы ознаменовались большими достижениями в области понимания между испанскими конкистадорами и покоренными индейцами. С одной стороны, контролируя американское общество сверху, тот же Кортес и его соратники с легкостью подчинили себе тысячи индейских работников, а в дальнейшем большинство индейцев перешло в прямое подчинение короны. Но, с другой стороны, в 1561 году городской совет Мехико рекомендовал, чтобы шесть из двадцати четырех советников в городе впредь были индейцами, и формулировка при этом была такая: «Следует «всемерно закреплять сотрудничество и близость двух народов». А некоторые историки даже утверждают, что древние индейские культуры «никоим образом не подавлялись полностью, они искоренялись лишь частично, а многие благополучно пережили завоевание».

«Ряд реформ, на которых настаивали завоеватели, виделся безотлагательным – в первую очередь это отказ от человеческих жертвоприношений, ликвидация мексиканского жречества, установление моногамии, ликвидация прежних мексиканских школ и отмена былой системы дани. Другие реформы являлись менее очевидными, к примеру, стремление «гуманизировать» положение туземцев-рабов по сравнению со свободными работниками и вообще положить конец практике рабовладения. Также вскоре испанская корона позволила индейским принципалам – бывшим аристократам павшего режима, членам старых королевских семейств и даже просто старейшинам – носить мечи, пользоваться огнестрельным оружием и ездить на оседланных и взнузданных лошадях. Некоторые местные князьки вернули себе прежние титулы и владения и обрели возможность передать имущество и чины своим потомкам.»

Несмотря на все это, в XVII–XVIII веках в Новой Испании произошел ряд восстаний индейцев. В частности, значительные волнения произошли в 1624 и 1692 годах в Мехико. В течение колониальной эпохи не раз восставали самые угнетенные темнокожие рабы.

А непосредственным толчком к росту освободительного движения в Новой Испании, равно как и в других испанских колониях, послужили события 1808 года в метрополии, когда в результате завоевания наполеоновскими войсками Испании и отречения королей Карла IV и Фердинанда VII наступил совершенно безнадежный кризис власти.

Мексиканская война за независимость

Рост сепаратистских настроений в Новой Испании был обусловлен причинами как внутреннего, так и внешнего характера. К ним стоит отнести недовольство различных слоев населения дискриминацией и политическим бесправием, но также и события на Европейском континенте, борьбу британских колоний в Северной Америке за независимость, проникновение в Латинскую Америку прогрессивных идей и т. д. Эти обстоятельства послужили причиной крестьянских волнений 1810 года, которые привели Мексику к десятилетней войне за независимость.

16 сентября 1810 года священник Мигель Идальго (полное имя – Мигель Грегорио Антонио Игнасио Идальго-и-Костилья-и-Гальяга Мондарте Вильясеньор) поднял восстание в рабочем поселке Долорес. Возмущенные несправедливой политикой угнетателей, повстанцы, в большинстве своем индейцы и метисы, требовали освобождения рабов, отмены подушной подати и возвращения индейцам отнятых земель. (Дата 16 сентября вошла в мексиканскую историю: ежегодно мексиканцы отмечают праздник Независимости именно в этот день.)

Мигель Идальго происходил из бедной семьи, но ему удалось получить хорошее образование. Он еще в детстве узнал, что такое тяжелый сельский труд, живя бок о бок с крестьянами и батраками. Он рано проникся сочувствием к их нелегкой доле и интересом к их культуре, благодаря чему выучил несколько индейских языков. Став постарше, он начал восхищаться французской культурой, читал Руссо, Дидро и Вольтера, из-за чего его дом называли «маленькой Францией».

В результате, этот приходский священник из поселка Долорес, а по сути высокообразованный человек, известный своими передовыми взглядами, был единогласно провозглашен капитан-генералом (главнокомандующим) армии повстанцев. Его эмиссары отправились поднимать на борьбу провинции Гуанахуато, Керетаро, Гвадалахара, Сан-Луис-Потоси и Мехико, и ему быстро удалось привлечь на свою сторону около 600 человек. Разделив их на отряды, он повел свою армию на юг.

Один из соратников Идальго, Педро Хосе Сотело, тогда заявил:

– Негоже нам, мексиканцам, хозяевам такой прекрасной и богатой страны, и дольше оставаться под властью новоявленных испанишек! Они обирают нас, держат нас под своим ярмом, которое уже невозможно более терпеть. Они обращаются с нами, как с рабами, и мы не властны ни свободно говорить, ни пользоваться плодами нашей земли.

20 сентября повстанцы вступили в Селаю.

28 сентября мятежники уже числом около 14 000 человек подошли к Гуанхауато, и Мигель Идальго повел людей на штурм испанской цитадели. В результате ожесточенного боя она была взята. 10 октября силы Идальго вступили в Вальядолид. 19 октября революционная армия, насчитывавшая к тому времени уже 80 000 человек, направилась в Мехико.

Мигель Идальго говорил о том, что цель восстания – отстранить от власти выходцев из Европы, о привилегированном положении «белых» мексиканцев и жалкой участи коренных жителей. Он утверждал, что те, кто присоединится к нему с оружием и лошадью, будут получать ежедневную плату в один песо, а пешие – в четыре реала. (В доиспанский период майя и ацтеки использовали во взаиморасчетах зерна какао. С приходом конкистадоров, местное население постепенно стали приучать к металлическим испанским деньгам. Основанный в 1535 году испанским наместником монетный двор Мехико выпускал испанские монеты для обращения вплоть до 1811 года. Испанские деньги и мексиканские монеты испанского периода продолжали находиться в обращении довольно длительное время. Особой популярностью пользовались монеты достоинством в 8 реалов, которые получили название «испанский доллар». Вплоть до начала XX века с соотношение было такое: 140 зерен какао = 1 реал. Монета в 8 реалов получила название песо (peso mexicano). В 1864 году был осуществлен официальный переход на десятичную денежную систему: 1 песо = 100 сентаво.)

Он призывал:

– Пришло время нашего избавления. Пробил час завоевать нашу свободу, и если вы понимаете ее великую цену, то вы поможете мне вырвать ее из жадных когтей тиранов. Да здравствует независимость! Да здравствует Америка! Смерть дурному правительству!

В ответ на это возбужденная толпа кричала:

– Смерть испанцам!

Повстанцы из коренного населения намеревались захватить Мехико, однако Мигель Идальго отказался от своего первоначального плана и повел армию на северо-запад, в Керетаро.

«К последним числам октября предводительствуемое Идальго войско уже было на горе Монте-де-лас-Крусес, перед воротами Мехико, где 30 октября вся эта разнородная масса вступила в битву и разбила тысячу креолов-роялистов. Город поднялся. Идальго искал встречи с вице-королем, но дело кончилось тем, что он отдал приказ об отступлении, причины которого нам неизвестны.»

7 ноября произошло столкновение около 40 000 повстанцев (многие, разочаровавшись отступлением от столицы, разошлись по домам) и испанских войск. Решив не давать боя, мятежники оставили свои позиции, но все равно потеряли до 5000 человек убитыми. Отступив к Селае, восставшие разделились, Идальго с небольшой группой устремился на юг, в Вальядолид.

Далее он направился в Гвадалахару.

Город восторженно встретил Идальго. Тот, не особенно раздумывая над своим шатким положением, принял титул «Светлейшее Высочество» и сформировал собственное правительство. Он поощрял распространение освободительного движения, отдал приказ о публикации газеты «Пробудитель Америки» (El Despertador Americano), обнародовал декреты об упразднении рабства, подушной подати и монополии на производство и продажу пороха, табачных изделий, вина, а также о снижении алькабалы (так назывался налог, которым облагались все торговые сделки). Плюс он объявил общинные земли в исключительное пользование индейцев.

Мигель Идальго призывал:

– Господа, мы погибли, и нам ничего иного не осталось, как идти на испанцев!

В начале 1811 года колониальные власти решили отправить в Гвадалахару силы под командованием генерала Феликса Кальехи (6000 солдат и офицеров). После известий о приближении испанских войск повстанцы оставили город и отошли на восток. 17 января произошло столкновение двух армий близ моста Кальдерон. Там относительно небольшая армия роялистов, в которой царила жесткая дисциплина, нанесла поражение 90 тысячам повстанцев.

Несмотря на численное превосходство, повстанцам пришлось отступить, а их потери были весьма значительны. Это поражение деморализовало восставших, многие стали покидать своего предводителя, которого инквизиция объявила еретиком.

В марте Мигель Идальго, пытавшийся бежать в США, был схвачен. Потом его и трех его главных помощников отправили в Чиуауа, где они были преданы суду и казнены. В ходе судебного процесса Идальго честно признал свою вину в развязывании насилия и в отдаче приказа о казни без суда многих испанцев, поскольку «не было причин так поступать, ибо они были невиновны».

Мигеля Идальго лишили сана, после чего зачитали приговор. Он просил не завязывать ему глаза (просьба осталась невыполненной) и стрелять не в спину, а в правую руку, которую он прижимал к сердцу.

Первый вождь антииспанской войны и национальный герой Мексики Мигель Идальго был расстрелян на рассвете 30 июля 1811 года во дворе бывшего колледжа иезуитов в Чиуауа. После расстрела ударом мачете ему отрубили голову, а потом ее и головы еще троих руководителей восстания отправили в Гуанахуато.

«Головы четырех предводителей были отправлены в Гуанахуато и водружены по углам хлебного рынка Гранадитас; но, тем не менее, разгромленное движение смогло нанести смертельную рану вице-королевству, разрушив колониальный порядок и оказав глубокое воздействие на экономику и фискальную систему.»

После смерти этого «мексиканского Боливара» его повстанческие идеи перенял еще один священнослужитель – Хосе Мария Текло Морелос-и-Павон.

Сын плотника, бывший в молодости погонщиком, он стоял еще ближе к народу, чем Идальго. 24 мая 1811 года он занял Чильпансинго, а через день – Тистлу. В августе Морелос с полутора тысячами человек выступил на восток и занял Чилапу. В ноябре он овладел Тлапой и далее Чаутлой. В декабре его войска заняли Куаутлу, а в конце года они вошли в важный административный и торговый город Теуакан.

В 1812 году из Испании к роялистам прибыло подкрепление. К этому моменту столица была окружена революционными отрядами.

Морелос действовал очень решительно и сумел собрать у Куаутлу армию численностью около 5500 человек. В феврале испанцы осадили Куаутлу, и в течение двух с половиной месяцев повстанцы удерживали противника, а затем оставили город, потеряв около 800 человек убитыми. Поражение Морелоса воодушевило роялистов, и к середине 1812 года власти смогли стабилизировать положение в стране.

Стоит отметить, что 18 марта 1812 года испанские кортесы приняли в городе Кадисе конституцию, вводившую равное представительство метрополии и колоний в кортесах и признававшую гражданские права всех жителей колоний, не имевших негритянских примесей. 5 октября вице-король опубликовал декрет о свободе печати, принятый кортесами в 1810 году.

Издание конституции и других актов кортесов способствовало усилению революционных настроений в Новой Испании. По этой причине власти приняли ряд ограничительных мер: они отменили свободу печати, запретили собрания людей на улицах. Также было приостановлено проведение выборов в городской муниципалитет Мехико.

Сторонники независимости, возмущенные нарушением Кадисской конституции, активизировались, и во второй половине года произошел подъем национально-освободительного движения. В конце октября 1812 года Морелос, обеспечивший приток в свою армию новых добровольцев, овладел Орисабой, 25 ноября – Оахакой. В апреле 1813 года повстанцы взяли Акапулько, и под контролем вице-короля теперь остались лишь столица и главные провинциальные центры.

Но в результате наступательных операций испанцев территория, контролируемая революционными силами, к осени 1813 года сохранилась только в Южной Мексике.

6 ноября 1813 года повстанцами был принят «Торжественный акт Декларации независимости Северной Америки», и Мексика была объявлена независимой от Испании.

Добившись успехов на юге, Морелос пошел на север, в Вальядолид, но потерпел поражение. А потом, в начале 1814 года, испанская армия разбила восставших в районе Пуруарана. В марте 1814 года к власти в Испании вернулся Фердинанд VII, сын Карла IV Бурбона, он распустил кортесы, отменил Кадисскую конституцию, и действия по подавлению восстания при нем были активизированы.

22 октября 1814 года патриоты провозгласили первую конституцию в истории Мексики. Она называлась так – «Конституционный указ о свободе Мексиканской Америки», и она устанавливала республику, в которой высшим законодательным органом был объявлен Конгресс. Также провозглашались равенство всех граждан перед законом, свобода слова и то, что должна была исповедоваться исключительно римско-католическая религия. Но в декабре 1815 года Морелос, провозглашенный генералиссимусом, был пойман испанскими властями и казнен по приговору военного суда за государственную измену.

Интересно отметить, что Морелоса с его храброй, но необученной армией разбил молодой офицер Агустин де Итурбиде – будущий император Мексики. А Морелоса, взятого в плен, сначала подвергли пыткам инквизиции и лишили духовного сана. На суде он держался с достоинством, а от предложения тюремного надзирателя устроить ему бегство он отказался, заявив, что его спасителя тогда тоже могут казнить.

Перед расстрелом Морелос попросил распятие и сказал:

– Боже, если я сделал что-то хорошее, на то была воля твоя. В беде передаю себя твоему безмерному милосердию.

Посмертно Хосе Мария Текло Морелос-и-Павон был реабилитирован и провозглашен национальным героем Мексики. А в 1925 году он вместе с другими участниками войн за независимость был перезахоронен у основания памятника «Ангел независимости» (El Ángel de la Independencia) в Мехико.

После расстрела Морелоса, освободительная борьба перешла в разряд партизанской войны, которую возглавляли Висенте Герреро, Николас Браво и Хосе Мигель Рамон Адаукто Фернандес-и-Феликс, более известный как Гуадалупе Виктория (он взял себе такое имя в честь покровительницы Мексики Девы Марии Гваделупской и победы – victoria).

Партизанская война шла до 1820 года. А потом революция в Испании вдохновила сторонников независимости, которых поддержала часть креольской элиты, опасавшаяся радикальных реформ и желавшая изолировать страну от либерального влияния метрополии.

Выразителем интересов этой части креолов стал упомянутый выше Агустин де Итурбиде, служивший до этого в испанской армии и дослужившийся там до чина полковника. В декабре 1820 года колониальное правительство направило его с карательным отрядом, чтобы нанести поражение армии предводителя партизан Висенте Герреро (Висенте Рамону Герреро Сальданья). Однако Итурбиде, симпатизировавший идее автономии, но отвергавший насильственные методы повстанческого движения, изменил позицию и пошел на переговоры с врагом, предложив обсудить возможность совместной борьбы. Проще говоря, он перешел на сторону повстанцев, объединившись с силами Герреро. (Он, начиная с 1815 года, выдвигал идею достижения независимости при условии объединения американцев, принадлежавших к двум противоборствующим силам.)

После этого в городе Игуала они 24 февраля 1821 года утвердили так называемый «План Игуала» об установлении независимости в Мексике и проведении реформ в стране. Они провозгласили три принципа или «три гарантии» для мексиканцев: независимость Мексики (при установлении конституционной монархии), равенство прав креолов и испанцев и сохранение привилегий католической церкви.

Копии «Плана Игуала» были направлены королю и всем гражданским и военным властям королевства, а также предводителям роялистов и повстанцев. План был с энтузиазмом встречен в народе и в армии, не считая военных предводителей и властей столицы.

Армия ставшего генералом креола Агустина де Итурбиде почти не встречала сопротивления. Из Игуалы его солдаты вышли на север и в середине апреля 1821 года вступили в Гуанхауто, потом на юг, где 22 мая заняли Вальядолид. Далее они выступили на северо-восток к Керетаро и 28 июня овладели городом. Потом Агустин де Итурбиде направил армию на юго-восток, к столице. 23 июля он вошел в Куэрнаваку, через неделю овладел Оахакой, а 2 августа – Пуэблой.

19 августа 1821 года произошло кровопролитное сражение на подступах к Мехико у Аскапоцалько.

К этому моменту армия Агустина де Итурбиде контролировал большинство крупных городов Новой Испании, а роялистские бастионы оставались только в Мехико и в порту Веракрус. Мехико стало ключевым пунктом в многолетней войне за независимость Мексики.

Перед битвой Агустин де Итурбиде отправился в Кордову, чтобы встретиться там с испанским наместником Новой Испании Хуаном О’Доноху. Он оставил командование войсками вокруг Мехико Луису де Кинтанару и Анастасио Бустаманте.

Непосредственно 19 августа 1821 года повстанец Николас Акоста вошел в Аскапоцалько и захватил мост Росарио с целью атаковать роялистов. Атака началась в разгар сильного ливня, и земля под ногами представляла собой сплошную липкую грязь. Едва услышав звуки выстрелов, генерал-роялист Мануэль де ла Конча перенес свой штаб в Тлакопан и атаковал Аскапоцалько. Повстанцы отступили, а Мануэль де ла Конча последовал за ними и попытался заставить их руководителей встретиться с ним. Когда роялисты прибыли на встречу, повстанческие силы атаковали их у монастыря доминиканцев. Стрельба продолжалась до одиннадцати часов и прекратилась, когда у повстанцев закончились боеприпасы.

В принципе, восставшие победили, заставив роялистов отступить к Пуэнте-дель-Росарио, и эта победа расчистила повстанцам путь в Мехико.

24 августа 1821 года представители испанской короны и Агустин де Итурбиде подписали договор, в котором признавалась независимость Мексики в соответствии с положениями «Плана Игуала».

27 сентября освободительная армия вошла в Мехико, а 28 сентября в столице была обнародована «Декларация независимости Мексиканской империи».

Таким образом, возникшая в 1821 году Мексика стала вторым по территории государством мира после России: занимая площадь более чем в четыре миллиона квадратных километров. Новое государство стало (по образцу США) федерацией штатов. При этом из-за пересеченной труднопроходимой местности власти отдельных штатов были практически независимы от центрального правительства, у которого к тому же не имелось боеспособной армии для наведения и поддержания порядка. Армию просто не на что было содержать, ибо четкой системы налогообложения не существовало, а церковь вообще не платила в казну ни песо. Основным источником доходов центрального правительства были таможенные сборы с единственного международного порта страны – Веракруса.

18 мая 1822 года народ и гарнизон города Мехико провозгласили Итурбиде мексиканским императором. Точнее, жаждущий власти генерал Итурбиде, еще недавно требовавший введения в Мексике конституционной формы правления, сам объявил себя императором.

Конгресс подтвердил это избрание, и Итурбиде вступил на мексиканский престол под именем императора Агустина I (это решение считалось временным, пока не найдется какой-нибудь европейский принц, достойный мексиканского престола).

Коронация Итурбиде состоялась 21 июля 1822 года. И она сопровождалась снятием с должностей и активным недовольством республиканцев. Тут же начались заговоры. Император приступил к арестам подозреваемых, вследствие чего создал столь критическую ситуацию, что многие депутаты посоветовали ему распустить Конгресс. Осуществив роспуск, Агустин I заменил Конгресс Национальной учредительной хунтой, избранной из числа прежних членов Конгресса.

Получилось так, что самозванец Итурбиде одно за другим издал ряд повелений, которыми было остановлено действие всех законов. В одной нью-орлеанской газете тогда написали:

Тиранство Итурбиде дошло до высочайшей степени. Люди, которые ему не нравятся, исчезают, неизвестно куда. Республиканская партия молчит. Войска не получают жалованья и очень недовольны.

Агустин I не смог воспользоваться своей победой, чтобы исцелить Мексику от анархии. Газета New-York Herald тогда восклицала:

Какой беспристрастный читатель, сравнивая современные мексиканские известия с какими бы то ни было прежними известиями, может сказать, чтобы Мексика сделала успехи в чем бы то ни было, кроме анархии? Анархия, с каждым днем все более и более прискорбная, глубокая и необузданная – вот история Мексики!

А в заключение статьи в New-York Herald было сказано:

Вот наше мнение: пусть Мексика продолжает идти своим безрассудным путем, а, может быть, вскоре нам придется <…> водрузить звездное знамя на дворец Монтесумы и обратить Мексику в нашу собственность. Тогда все уладится. Мексика будет наслаждаться миром, спокойствием и благоденствием.

Как видим, мечты Итурбиде о мексиканской империи так и не осуществились. И уже в декабре 1822 года командующий гарнизоном Веракруса Антонио Лопес де Санта-Анна (полное имя – Антонио де Падуа Мария Северино Лопес де Санта-Анна-и-Перес де Леброн), известный как просто Санта-Анна, отказался признавать императора-самозванца, поднял восстание и потребовал восстановления Конгресса и учреждения республиканского правления.

И сразу же после этого Мексика вступила в череду бесконечных внутренних и внешних войн, продолжавшихся с редкими перерывами почти до конца XIX века.

Интересно отметить, что Санта-Анна был одним из доверенных лиц Итурбиде, но, несмотря на близость к императору, именно он и затеял против него восстание. В результате, уже в марте 1823 года Агустин де Итурбиде вынужден был отречься от престола и эмигрировать вместе с семьей в Италию.

Между тем Англия займом помогла возникновению нового государства, и Мексиканская республика могла бы жить, не бушуй в ней вечные беспорядки, поднимаемые честолюбцами и неугомонными партиями.

Но пока исполнительная власть в республике была передана триумвирату, в состав которого вошли Гуадалупе Виктория, Николас Браво и Педро Селестино Негрете. Законодательная власть была отдана Конгрессу.

После падения империи от Мексики отделились аннексированные ею в 1822–1823 годах центральноамериканские области, 1 июля 1823 года было объявлено о создании республики Соединенных провинций Центральной Америки (Provincias Unidas del Centro de América). С 22 ноября 1824 года она стала называться Федеративная Республика Центральной Америки (República Federal de Centroamérica).

4 октября 1824 года была принята Республиканская конституция, подтверждавшая независимость от Испании. Конституция закрепляла федеративный принцип государственного устройства: Мексика делилась на девятнадцать штатов и четыре территории. Также было провозглашено разделение властей: законодательная власть перешла к двухпалатному Конгрессу, а исполнительная – к президенту. Запрещалась инквизиция, отменялась подушная подать, провозглашалось равенство всех граждан перед законом. Однако эта конституция не упоминала о таких буржуазно-демократических принципах как свобода слова, совести и собраний. В том же году, 10 октября, Хосе Мигель Рамон Адаукто Фернандес-и-Феликс, более известный как Гуадалупе Виктория, был избран первым президентом страны.

Как уже говорилось, существование молодой республики было отмечено отсутствием политической стабильности. В описываемый период в Мексике развернулась борьба между двумя главными политическими течениями: аристократической нейтралистско-клерикальной партией бывших сторонников испанского режима – «эскосезес» (шотландцы), и демократической федералистской партией – «йоркинос» (йорксисты). Те и другие группировались вокруг масонских лож: «эскосезес» вокруг Ложи шотландского ритуала, «йоркинос» вокруг Ложи йоркского ритуала.

Пользуясь этим обострением внутриполитической обстановки, Испания, естественно, попыталась вернуть себе контроль над утраченной колонией. В июле 1829 года с Кубы в Мексику был направлен испанский флот, состоявший из двадцати судов, с тремя тысячами солдат и офицеров на борту. Эта небольшая армия высадилась на восточном побережье страны, однако вскоре была разгромлена силами генерала Санта-Анны (впрочем, несмотря на это, Испания признала независимость Мексики лишь в 1836 году).

В результате противоборства различных политических групп с 1824 по 1857 год в Мексике глава государства сменялся более сорока раз. В 30-х годах начали формироваться политические партии. Интересы землевладельцев, церкви и военных были выражены консервативной партией. При этом ее правое крыло открыто стремилось к установлению монархии. Либеральная партия состояла из двух направлений, правого – модерадос (moderados умеренные) и левого – пурос (puros – чистые). Модерадос отражали взгляды либеральных помещиков, купечества, части военных и чиновников, пурос – городских низов, ремесленников, мелких торговцев, интеллигенции и служащих.

«Внутренняя политика Мексики представляла собой постоянный бурлящий котел с бесчисленными мятежами и переворотами. С 1824-го по 1848 год в республике произошло 250 военных мятежей, и сменился 31 президент, причем 21 – с 1841-го по 1848-й. С течением времени внутри страны образовались две основные политические силы – либералы и консерваторы.»

Партии формировались на основе масонских лож. Ложа шотландского ритуала стала основой консервативной партии, а Ложа йоркского ритуала, в создании которой принимал участие американский посол Джоэль Пойнсет, – фракции пурос.

С 1824 года до начала 1830-х годов Мексика находилась в основном под управлением либералов. Они являлись сторонниками федерализма и в качестве примера для подражания рассматривали Соединенные Штаты. В этот период был издан ряд антиклерикальных декретов, отменен закон о защите общинного землевладения, иностранному капиталу сдавалась в аренду горнорудная промышленность, устанавливалась свобода торговли, привлекались иностранные колонисты.

Несмотря на доминирование либералов в мексиканской политике в указанный период, в 1823–1825 годах посты министров иностранных и внутренних дел занимал будущий создатель и вдохновитель консервативной партии Лукас Игнасио Аламан-и-Эскалада. А в 1830 году, после переворота, президентский пост на два года занял консерватор Анастасио Бустаманте, но прочно утвердиться у власти консерваторы смогли только четыре года спустя.

В 1832 году президентом республики стал поддерживавший либералов генерал Санта-Анна, а вице-президентом – представитель крайних либералов Валентин Гомес Фариас. Но в день вступления в должность президента Санта-Анна вдруг объявил себя больным и удалился в свое поместье. Фариасу (одному из приверженцев Санта-Анны) была предоставлена полная свобода действий.

В 1833 году Фариас, несмотря на то, что он в 1800 году окончил семинарию в Гвадалахаре, издал законы об отделении церкви от государства, о запрещении создавать религиозные конгрегации (союзы монастырей), о добровольной уплате церковной десятины, о государственной регистрации актов гражданского состояния. Он также отменил ряд привилегий военных. Однако такая политика вызвала такое недовольство консерваторов, что Санта-Анна произвел государственный переворот, отстранив Фариаса от власти, выслав его из страны и распустив Конгресс.

Так, в апреле 1834 года установилась диктатура Санта-Анны, который демонстрировал себя не консерватором и не либералом, а «беспристрастным патриотом».

«Мексиканский Наполеон» не только распустил Конгресс, но и отменил конституцию и антиклерикальные законы.

«Этот человек искренне считал себя мексиканским Наполеоном. Правда, от своего идеала он отличался как минимум двумя вещами: отсутствием военного таланта и чудовищной беспринципностью.»

Диктатура Санта-Анны способствовала радикализации политических позиций. Хотя обеим политическим партиям было свойственно стремление к прогрессу, пути его достижения виделись им по-разному. Консерваторы полагали, что прогресс может быть достигнут только через монархическую систему, опорами для которой должны были стать сильные церковь и армия. Либералы, со своей стороны, были убеждены, что прогресс может гарантировать только федеративная, представительная и народная республика североамериканского образца.

«Но методы для достижения этих целей послужили водоразделом уже между самими либералами. Умеренные хотели осуществлять все вышеназванное постепенно, чтобы избежать сопротивления и насилия. <…> В отличие от них «подлинные» выступали за радикальную реформу и, следовательно, за новую конституцию.»

Что же касается Санта-Анны, то он передал власть вице-президенту Мигелю Баррагану и вновь удалился в свое любимое поместье.

Генерал Барраган считался честным и доброжелательным человеком, до установления республики он был губернатором штата Веракрус. Потом он выступил против Гуадалупе Виктория и Висенте Герреро, но его схватили и отправили в ссылку в Эквадор. В 1833 году он вернулся по приглашению Валентина Гомеса Фариаса в Мексику и был назначен военным министром.

Мигель Барраган был назначен временным президентом в январе 1835 года, но очень скоро он умер в своем рабочем кабинете, произошло это 1-марта 1836-года.

Техасская революция

К середине 30-х годов XIX века в соседнем с Соединенными Штатами мексиканском штате Техас проживало более 30 000 американцев, перебравшихся туда преимущественно из южных штатов. Связано это было с тем, что Техас представлял собой малонаселенное пространство, и закон предусматривал возможность приобретать там землю по низким ценам в рассрочку. Это вызвало мощную колонизацию американцами, и вскоре число американских колонистов значительно превысило количество мексиканского населения. При этом большинство переселенцев оставались протестантами, сохраняли английский язык, свои обычаи и, по сути, расистское отношение к мексиканцам. Когда же в 1829 году в Мексике было запрещено рабство, а потом мексиканский Конгресс ограничил дальнейшую иммиграцию, недовольство среди колонистов стало так велико, что послужило поводом к объявлению независимости Техаса.

Отметим, что до освобождения Мексики от испанского владычества, одна американская колония получила от мадридского правительства разрешение на поселение на берегах залива, между устьями Арказаса и Рио-Браво-дель-Норте, то есть в Техасе. Эта колония признавала верховную власть Испании, находилась в непосредственном подчинении вице-короля Мексики, имела своего губернатора, свои законы, свой гарнизон и ничем, по большому счету, не отличалась от прочих мексиканских владений. Вместе с тем, узы дружбы и общего происхождения связывали техасскую колонию с землей, откуда колонисты пришли, и вашингтонские правители никогда не переставали наблюдать за ними с неким, можно даже сказать, отеческим попечением.

Техасским колонистам жилось непросто, однако со времени объявления независимости и в особенности с тех пор, как федеральная система дала каждому штату возможность управлять по-своему, переселение в Техас усилилось, и правительство Соединенных Штатов всячески способствовало этому.

Революции, будоражившие Мексику до 1834 года, не слишком отзывались в Техасе. Однако же революция 1834 года, свергнувшая федерализм для учреждения в Мексике центрального правительства, которому должны были подчиняться все провинции, совершила такое покушение на права техасцев, что они не могли не восстать.

А еще точнее – как только американские поселенцы в Техасе узнали об отмене мексиканским Конгрессом рабства и стремлении Мехико заставить их платить налоги, они сразу же взялись за оружие, и все это, как водится, под самыми что ни на есть демократическими лозунгами. Но на самом деле защищали они только одни права и одну свободу – права и свободу рабовладения.

А так, конечно, в любом учебнике можно прочитать, что техасцы объявили о своем желании быть независимыми. Последствия этого объявления известны: Вашингтон поспешил признать техасскую республику, из Нового Орлеана в техасскую гавань завезли оружие и боеприпасы, и вскоре ободренные таким образом техасские колонисты начали боевые действия против войск, присланных из Мексики.

2 октября 1835 года произошло столкновение 140 техасцев с отрядом мексиканской кавалерии из 100 человек близ города Гонзалес, ставшее первым вооруженным конфликтом «Техасской революции».

А 6 марта 1836 года армия генерала Санта-Анны начала штурм крепости Аламо в Сан-Антонио, все защитники крепости там были убиты. Бой за Аламо стал самым известным сражением войны.

После взятия Аламо генерал Санта-Анна приступил к преследованию главных сил техасцев, отступивших на восток. Он разделил свои войска на три колонны: одну направил для захвата временного правительства Техаса, вторую для защиты линии снабжения, а третью возглавил сам.

Кстати, тогда ходили упорные слухи, что Санта-Анна был готов отдать Техас Соединенным Штатам за пять миллионов долларов и полмиллиона долларов ему лично. Но при этом он заявил британскому и французскому послам, что если США поддержат мятеж в Техасе, то он совершит марш-бросок на Вашингтон и водрузит мексиканский флаг над Капитолием.

21 апреля техасская армия (783 человека) под командованием генерала Сэма Хьюстона и мексиканская (1600 человек) под командованием Санта-Анны встретились в решающем сражении в устье реки Сан-Хасинто.

Впрочем, сражение – это громко сказано. Тем апрельским утром 1836 года близ реки Сан-Хасинто на мексиканскую армию (от которой после изнурительного марша осталось 1600 человек) напали около 600 колонистов, застав солдат врасплох. «Решающее сражение» длилось восемнадцать минут, и мексиканцы разбежались. И это удивительно, ведь армия Санта-Анны состояла, в первую очередь, из профессиональных солдат, приученных сражаться по правилам, ведя огонь в шеренгах по противнику. Но большинство из них оказались не готовыми и даже не вооруженными перед внезапной атакой. Генерал Мануэль Фернандес Кастрильон отчаянно пытался организовать хоть какое-то подобие сопротивления, но вскоре пал под градом пуль.

Через несколько дней после этого старый друг Кастрильона Лоренцо де Савала отыскал тело генерала и похоронил его в ближайшем поместье. А генерал Санта-Анна позднее заявил, что генерал Кастрильон не был героем, и что именно его некомпетентность внесла решающий вклад в поражение мексиканцев.

Итогом стал полный разгром мексиканцев, которые потеряли 630 человек убитыми, 208 ранеными и 730 взятыми в плен. Техасцы же потеряли лишь 9 человек убитыми и 30 ранеными. Среди раненых оказался и генерал Сэм Хьюстон, которому прострелили лодыжку, и он принимал пленных, лежа на земле, на удобной подстилке.

Сам Санта-Анна скрылся, сбросив свою богато украшенную форму и переодевшись в мундир рядового драгуна. Но на следующий день он был задержан техасской поисковой группой. Несмотря на маскарад, он все же был опознан и под угрозой смерти подписал соглашение о прекращении военных действий. Чтобы спасти свою жизнь, генерал обещал приказать мексиканским войскам отступить.

Генерал Хосе де Урреа был взбешен и, объединившись с частями генерала Висенте Филисола, стремился к продолжению войны против техасцев, ведь оставшаяся мексиканская группировка войск в Техасе насчитывала более 2500 человек, что было в два с лишним раза больше, чем общее число повстанцев Сэма Хьюстона. Но плененный Санта-Анна отдал приказ, и ни у Урреа, ни у Филисолы выбора не было. В июне 1836 года мексиканские войска покинули пределы Техаса.

А плененный «мексиканский Наполеон» не только подписал мир с Техасом, но еще и торжественно пообещал употребить все свое влияние, чтобы Мексика признала новую республику, граница с которой была установлена по реке Рио-Гранде.

«21 апреля, в лесу, 700 техасцев под начальством генерала Хьюстона внезапно напали на авангард Санта-Анны, разбили его совершенно, опрокинули главный корпус и захватили самого Санта-Анну в плен. Для спасения своей жизни и своих подчиненных он согласился очистить всю покоренную страну. Получив известие об этом неожиданном поражении, временный президент дон Хосе Корро созвал конгресс, декретом которого было подписано: «Употребить все средства для спасения чести мексиканского оружия, увеличить военные силы, а все обязательства и условия, сделанные Санта-Анной, покуда он будет находиться в плену, считать недействительными». Вторым декретом предписывалось все знамена армии до времени освобождения президента обвернуть трауром; а тому, кто будет содействовать его освобождению, была обещана награда от нации.»

Мир был подписан 14 мая 1836 года Санта-Анной и временным президентом Техаса Дэвидом Бернетом. В обмен на подписание соглашений Бернет и техасское правительство гарантировали Санта-Анне жизнь и проезд в Веракрус. При этом при отплытии из порта Веласко провожавшие Санта-Анну две сотни разгневанных волонтеров из Соединенных Штатов, угрожали вытащить его из лодки и убить. Соответственно, в мексиканской столице Мехико новоизбранное правительство провозгласило, что Санта-Анна более не президент, и договор, заключенный с Техасом, не имеет силы. Так что, несмотря на прекращение военных действий, статус Техаса оставался юридически неопределенным до тех пор, пока в 1845 году «независимая» республика не присоединилась к США.

Когда Санта-Анна был пленником в Техасе, американский посол Джоэль Пойнсет резко отозвался о ситуации, в которой тот оказался. Он заявил, что, вспоминая, каким горячим адвокатом свободы генерал был десять лет назад, теперь он не испытывает к нему никакой симпатии, и что он получил по заслугам.

На это сообщение Санта-Анна дал следующий ответ:

Сообщите мистеру Пойнсету, это святая правда, что перед свободой я сорвал с себя шляпу с великим пылом и полной искренностью, но вскоре осознал все безрассудство этого. Пройдут сотни лет, прежде чем мой народ будет достоин свободы. Они не знают, что есть свобода, им также неясно, кто они есть сами. <…> Деспотизм является настоящим правительством для них, так что нет причин, почему это не должно считаться мудрым и добродетельным.

Проведя около шести месяцев в Соединенных Штатах, где он в 1837 году встретился с американским президентом Эндрю Джексоном, Санта-Анна получил разрешение вернуться в Мексику и отплыл на борту американского военного корабля «Пионер». Он поселился в своем поместье в Веракрусе.

«Кондитерская война»

А в 1838 году в Веракрусе высадились французские войска. Причиной интервенции послужил отказ Мексики заплатить за убытки, понесенные несколькими французскими гражданами.

Эта война получила довольно странное название «Кондитерская война» (Guerra de los pasteles), и связано это было с тем, что в 1838 году французский кондитер Ремонтель, утверждавший, что его магазин в Мехико был разрушен во время смуты в 1828 году мексиканскими мародерами, обратился за защитой к королю Франции Луи-Филиппу. Поддерживая своего гражданина, Франция потребовала 600 000 песо в возмещение морального ущерба. Понятно, что эта сумма была чрезвычайно высокой по сравнению с дневным заработком среднего рабочего, который составлял тогда около одного песо. Плюс Мексика объявила дефолт по французским кредитам на миллионы долларов.

Франция потребовала вернуть долги. После того как объявленная сумма не поступила, король послал флот под командованием Шарля Бодена для блокады всех мексиканских портов от Юкатана до Рио-Гранде и захвата порта Веракрус.

Практически весь мексиканский флот был захвачен в Веракрусе к декабрю 1838 года, и Мексика объявила Франции войну.

Дело обстояло так. Эскадра под командованием капитана Шарля-Луи-Жозефа Базоша, состоявшая из 60-пушечного фрегата Herminie и трех бригов, была отправлена в Мексику в конце 1837 года, чтобы продемонстрировать решимость французов. И она бросила якорь у Веракруса. Поскольку у Мексики не было военного флота, способного противостоять эскадре, французы без сопротивления блокировали город, захватив при этом 36 торговых судов, но президент Анастасио Бустаманте отказался удовлетворить их требования.

16 апреля 1838 года дипломатические отношения между Францией и Мексикой были разорваны. Французский посланник барон Деффоди переехал на стоявший у Веракруса французский фрегат Herminie, и оттуда немедленно послал правительству республики ультиматум, в котором объявил свои требования.

Срока на ответ было дано три недели, но правительство Мексики не отвечало, и барон Деффоди отправился во Францию – отдать отчет в своих действиях, а командиру фрегата Herminie капитану Базошу был отдан приказ блокировать берега Мексики.

При этом Мексика рассчитывала как на поддержку Англии и Соединенных Штатов, купцы которых сильно страдали от блокады, так и на желтую лихорадку, опустошавшую экипажи французских кораблей. Вредные испарения, рождавшие болезнь, известную под названием желтая лихорадка, были особенно гибельны для иноземцев, и отряд капитана Базоша во время блокады в полной мере испытал силу этой напасти (на фрегате «Herminie» с середины июня до начала сентября число больных, постепенно увеличиваясь, возросло до 340 человек).

Враждебные действия начались 25 июля перед Тампико: мексиканские солдаты ранили нескольких человек экипажа французского брига Eclipse. После этого французы вынуждены были начать более суровую блокаду, отложив решительный удар до прибытия подкреплений.

В это время французов мучил и еще один общий недостаток – отсутствие пресной воды. Отряд капитана Базоша вкусил и этого бедствия, ибо ему, после многих неудачных попыток рытья колодцев на островках рейда, пришлось послать один из своих кораблей аж в Гавану, то есть за 800 миль! Кораблю пришлось идти в пору штилей, и он достиг Гаваны лишь через 26 дней. Если бы не наступили обильные дожди, которые дали возможность запасти порядочное количество пресной воды, то команда фрегата Herminie перемерла бы не только от лихорадки, но просто от жажды.

Адмирал Шарль Боден, выйдя из Бреста, явился в середине октября и стал во главе морских сил французов, состоявших из 21 судна и вооруженных 352 пушками. На всех этих судах было 4100 человек команды.

14 октября эта эскадра стала на якорь у островка Сакрифисиос, в трех милях к юго-востоку от Веракруса. И напрасно американцы и в особенности англичане, завидуя морской силе и влиянию Франции, пробовали навязать свое посредничество: французское правительство твердо решило действовать энергично, ибо этого требовали его интересы.

У мексиканцев был построен форт на островке, на северо-востоке от Веракруса, главного порта Мексики. От порта форт отделялся проливом шириной около 900 метров. На севере тянулась каменистая банка Галлега, почти оголяющаяся при больших отливах. Узким проливом от нее отделялась другая банка – Галлегилла.

Форт назывался Сан-Хуан-де-Улуа и состоял из каменного укрепления, имевшего вид не совсем правильного параллелограмма, с бастионами по углам. В 1838 году форт был вооружен 186 орудиями различных калибров и семью 9-дюймовыми мортирами. Форт был окружен широким рвом, но он был почти занесен песком, и вода в нем появлялась только во время прилива.

По прибытии в Веракрус адмирал Боден немедленно отправил в Мехико одного из капитанов с депешей к мексиканскому правительству, в которой подкреплялись требования барона Деффоди.

В ответ на это, министр иностранных дел Куэвас пригласил Бодена к личным переговорам и предоставил для этого на выбор три города: Мехико, Веракрус и Ялаппу. Боден согласился и уведомил Куэваса, что он выбирает последний, находящийся на половине пути между столицей республики и Веракрусом.

В полдень 27 ноября истекал месячный срок ультиматума начальника французской эскадры Бодена мексиканскому правительству. За несколько дней до этого французские офицеры под руководством Франсуа Орлеанского, принца де Жуанвиль (третьего сына короля Луи-Филиппа), командовавшего корветом Créole, произвели рекогносцировку форта, и она показала, что можно ночью высадиться на банке Галлега, внезапно напасть на один из фасов, заклепать его 36 орудий и пробраться в форт. Сделано это было на случай неудачного окончания переговоров и необходимости военных действий, и две темные ночи в сочетании с беспечностью мексиканских часовых дали возможность выполнить рекогносцировку как нельзя успешнее.

Немедленно по прибытии из Ялаппы адмирал Боден назначил срок для решительного ответа мексиканцев, объявив, что если удовлетворительного отзыва не воспоследует, то он приступит к военным действиям.

Было решено атаковать форт артиллерийским огнем, для чего были назначены фрегаты Néréide (52 пушки), Gloire (52 пушки), Iphigénie (60 пушек), корвет Créole (24 пушки), а также бомбарды Cyclope и Vulcan.

Фрегат Médée был оставлен у острова Верде в резерве, а корвет Créole под парусами должен был наблюдать полет ядер и сигналами корректировать прицел.

27 ноября суда двинулись на места по диспозиции. В случае усиления ветра маневрирование около опасных банок было немыслимо. Néréide и Iphigénie (на паровой тяге), Méthéore, Phaéton и Gloire (под парусами) расположились на дистанции в 1200 метров от форта и всего в ста метрах от мели. Затем пароходы установили на место бомбарды на севере от форта, в расстоянии около 1500 метров.

Едва тронулся флагманский фрегат Néréide, от форта отвалила шлюпка под белым парламентерским флагом, которая привезла адмиралу Бодену письма мексиканского министра иностранных дел и генерала Мануэля Ринкона, командующего войсками в Веракрусе. Из всех требований французского адмирала они признавали справедливыми только уплату 400 000 песо, которую, однако же, предлагали разложить на шесть месяцев. Все же остальные требования обещали только разобрать. Адмирал Боден усмотрел в этих бумагах только желание затянуть переговоры. Коротенькой запиской он уведомил генерала Ринкона, что приступает к военным действиям, и попросили его передать это правительству республики.

В половине третьего дня французская эскадра открыла огонь. Началась артиллерийская дуэль, сопровождавшаяся радостными криками французских моряков, готовых отомстить за своих товарищей, погибших от желтой лихорадки.

Предоставим здесь право рассказа очевидцу, французу, и только позволим себе несколько сократить его там, где он излишне цветист.

Бой длился уже около часу; ветер, до того совсем слабый, несколько посвежел и стал чаще разносить клубы дыма, застилавшие противников. Корвет Créole, держась под парусами, перестреливался с северо-западной батареей, но близость отмели затрудняла его движения, и раз уж он слегка притронулся. Принц сигналом просил у адмирала позволения принять более деятельное участие в сражении, что и было ему разрешено. Тотчас же корвет, пройдя между банками, завязал жаркую канонаду с юго-восточной батареей (Сан-Мигель). В исходе четвертого часа огромный столб дыма поднялся над крепостью, страшный взрыв заглушил канонаду и потряс окрестности. Бомба попала в пороховой погреб батареи Сан-Мигель и взорвала его. Много мексиканцев, при этом погибло или было тяжело ранено. Офицер, командовавший постом, был жестоко изувечен, но остался жив.

Несмотря на это, огонь крепости не утихал, и уже на фрегатах было довольно перебитых снастей и ядер в корпусе; несколько человек было убито и переранено. В половине пятого бомба или несколько брандскугелей [зажигательных снарядов. – Авт.] упало на башню Кабаллеро, опять послышался страшный треск, и когда дым несколько прочистился, мы увидели, что бельведер и один из боков башни обрушились. Начальствовавший постом инженер-подполковник Лабистид, несколько офицеров и семьдесят рядовых погибло.

Это ужасное происшествие болезненно подействовало на мексиканцев. Защитники крепости продолжали отвечать на наши залпы, уже не с прежним увлечением. Огонь их замедлился до того, что ветер успевал рассеивать дым одного залпа прежде, чем другой следовал. Главной причиной этому было то обстоятельство, что большая часть зарядов и снарядов крепости была взорвана.

Очень слабый ветер плохо относил пороховой дым, и потому противоборствующим сторонам приходилось иногда прекращать огонь, чтобы наблюдать за результатами стрельбы. К половине пятого три пороховых погреба были взорваны, а четвертый засыпало развалинами разрушенной над ним башни. Ответный огонь форта существенно ослабел. Опасаясь оставить суда на ночь около банки, адмирал Боден в пять часов приказал отвести фрегат «Gloire» к месту якорной стоянки эскадры, а через час начал подавать буксиры на пароход и флагманский фрегат. Но буксиры запутались, и только к половине девятого вечера смогли тронуться. Тогда, так как погода не давала никаких признаков ухудшения, Боден решил остаться на ночь на позиции.

В девять вечера из форта прибыл парламентер с предложением прекратить огонь на время уборки убитых и раненых, но Боден отказал и потребовал немедленной сдачи. Комендант крепости согласился, но попросил разрешения связаться с командующим войсками в Веракрусе генералом Ринконом. Так как к рассвету ответ так и не был получен, то фрегаты Gloire и Médée (44 пушки) вновь заняли позицию.

В половине девятого утра прибыл начальник штаба Ринкона и заявил, что последний согласен на капитуляцию, по которой бы французы заняли форт, и командующий войсками обязался оставить в городе не больше тысячи мексиканских солдат. Порт должен был быть открыт для входа коммерческих кораблей всех наций, и французский гарнизон Сан-Хуан-де-Улуа получил право запасаться свежей провизией в городе. Пролив между фортом и городом был немедленно занят корветом Créole и бригом Cuirassier (18 пушек), причем в руки французов попали мексиканские суда: корвет Iguala (18 пушек), бриг Sturbide (16 пушек) и три небольших судна (от одной до пяти пушек).

В общей сложности французские корабли выпустили по форту 302 бомбы, 177 гранат и 7771 ядро. Гарнизон состоял из 1100 артиллеристов и солдат, из которых около четверти выбыло из строя во время боя. Французы потеряли всего 33 человека (причем убитыми только четверых), и суда их не имели серьезных повреждений.

Причиной такой разницы в уроне можно считать гибельные взрывы башни Кабаллеро и батареи Сан-Мигель, а отчасти и искусство, с каким была избрана французским адмиралом боевая позиция, ибо по внимательном осмотре крепости оказалось, что против трех французских фрегатов могло действовать только 47 орудий, и то сравнительно слабого калибра.

Это был уникальный пример того, что правильно сооруженный приморский форт был взят исключительно морской силой. И это тем более удивительно, что форт Сан-Хуан-де-Улуа имел репутацию неприступного, и пал он под ударами сравнительно небольшого отряда кораблей. Свою роль тут сыграли и благоприятные обстоятельства: удачная погода в период свежих ветров, неточная стрельба мексиканских наводчиков и т. д.

28 ноября генерал Ринкон подписал капитуляцию. За этим должно было, по-видимому, последовать заключение мира, и моряки некоторых из французских кораблей вместе с принцем де Жуанвилем спокойно осматривали Веракрус, когда генерал Санта-Анна, новый губернатор департамента Веракрус, вдруг велел вступить в город свежим войскам и запереть ворота. Принц де Жуанвиль едва успел вернуться на свой корабль. Санта-Анна заявил, что его правительство отказывается ратификовать договор и готовится отнять обратно форт Сан-Хуан-де-Улуа.

Адмирал Шарль Боден ни минуты не колебался: уже на другой же день три отряда общей численностью в 1200 человек были высажены на берег, направились к городу, взорвали городские ворота, влезли на стены и, несмотря на сильную уличную перестрелку, овладели городом. Затем, по команде адмирала, французские солдаты отступили на свои суда. Во время перестрелки генерал Санта-Анна был ранен в левую руку и ногу, а лошадь под ним была убита.

Сам Санта-Анна в своем донесении президенту представил это дело иначе. По его словам, адмирал Боден по получении от него объявления войны, отвечал ему депешей, исполненной угроз, что он, Санта-Анна, попросил времени для ответа, и что были открыты переговоры. Но, несмотря на это, французы ночью напали на город, но что он, Санта-Анна, «со славой отразил их штыками, заставил ретироваться в беспорядке на гребные суда и отнял у них орудие». Генерал Санта-Анна написал, что в суматохе французы «бросились в воду и тонули, а в городе оставили множество раненых и убитых, и возвратясь на свои суда, в отмщение начали стрелять по беззащитному городу».

Надо сказать, что донесение это было написано таким хвастливым тоном и исполнено такой грубой брани против французов, что трудно было предположить неискренность генерала. Однако потом подлинные документы переписки Бодена с Санта-Анной заставили предполагать более вероятной французскую версию этого дела.

Что же касается генерала Санта-Анны, то одна из его ран потребовала ампутации ноги. Мексика была вынуждена покориться. После долгих переговоров в Веракрусе 8 марта 1839 года был подписан договор, «доставивший Франции все требуемые ею удовлетворения».

Впрочем, уступки были обоюдные. Мексике тягостно было оставаться без своего главного порта, и кроме того возникло еще одно обстоятельство, более важное. Пользуясь критическим положением правительства, восстала партия так называемых федералистов, желавших не единой республики, а федеративной, то есть разделения Мексики на штаты, независимые один от другого, но соединенные, подобно северо-американским.

Со своей стороны, и французам было нелегко. Приближалось жаркое время года, и недостаток пресной воды все еще был чувствителен, потому что, хотя и доставляли французам воду из Гаваны, но вода эта, привезенная за 800 миль в кипарисовых бочках, чернела, портилась и становилась вредной.

«Нельзя не отдать полной справедливости смелой решимости адмирала Бодена – десантом в полторы тысячи человек обезоружить многолюдный неприятельский город, можно сказать, под самым носом у корпуса войск, пришедших для действия против французов. Действительно, Боден не мог быть так верно осведомлен о положении неприятеля, чтобы знать положительно, что он не поспеет на выручку города. Могло бы даже случиться, что он застал бы его уже в городе. Только и мог рассчитывать он на суматоху, какая должна была произойти вследствие неожиданности и чрезвычайной смелости нападения.»

Итак, в договоре были решены главные условия: уплата 600 000 песо вознаграждения, уравнение прав французских подданных и французской торговли с наиболее привилегированными в этом отношении прочими иностранцами и уничтожение насильственных займов у французских подданных.

О сдаче форта Сан-Хуан-де-Улуа составили особый договор. В нем было условлено, что адмирал Боден получит из крепости для отсылки во Францию в виде трофеев 16 медных орудий и все чугунные, взятые с мексиканских судов, и что мексиканцы примут форт в том виде, как он есть, без дальнейших требований.

8 марта этот договор подписали, и фрегат Médée был отправлен во Францию с его оригиналом для ратификации.

25 марта форт Сан-Хуан-де-Улуа был сдан обратно мексиканцам, а 16 апреля эскадра адмирала Бодена снялась с якоря и пошла во Францию, оставив у Веракруса фрегат Gloire с двумя бригами, чем и был положен конец этому эпизоду в мексиканской истории.

Пример Техаса заразителен

Как уже говорилось, генерал Санта-Анна в Веракрусе был ранен картечью в ногу. Его лодыжка оказалась перебитой, и часть ноги пришлось ампутировать.

Что же касается «Кондитерской войны», то при дипломатическом вмешательстве Англии президент Анастасио Бустаманте, в конце концов, согласился заплатить долг, и французы отозвали свои силы.

КСТАТИ

Отрезанную часть ноги Санта-Анны старательно забальзамировали и поместили в изящную урну, торжественно поставленную на кладбище Санта-Паула. А когда в 1844 году началась революция, мексиканская чернь с криком «Долой тирана!» разбила урну и предала поруганию скрытые в ней останки.

Когда режим президента Бустаманте окончательно погрузился в хаос, неугомонный генерал Санта-Анна снова попытался получить контроль над временным правительством. Он стал президентом в пятый раз. При этом ему досталась совершенно пустая государственная казна, ослабленная войной с Францией страна и пребывающий в недовольстве народ. Ко всем прочим проблемам, на столицу с целью свергнуть Санта-Анну надвигалась повстанческая армия под руководством генерала Хосе де Урреа. Однако президенту удалось разбить повстанцев, лично командуя войсками, в сражении при Масатлане. (Генерал Антонио де Падуа Мария Северино Лопес де Санта-Анна-и-Перес де Леброн, более известный как просто Антонио де Санта-Анна, в общей сложности одиннадцать раз занимал пост президента Мексики на протяжении двадцати двух лет (с 1833 года).)

После этого Хосе де Урреа был арестован, и его отправили в тюрьму Пероте. Уже в следующем году он был возвращен в армию, но ненадолго: вновь последовала неудачная попытка переворота, а вскоре генерал скончался от холеры.

Следует отметить, что в течение пятого срока Санта-Анны его режим стал еще более жестким, чем во время его предыдущего правления. Антиправительственные газеты закрывались, а недовольные заключались под стражу. В 1842 году президент направил небольшой экспедиционный корпус через техасскую границу, и тот в окрестностях Бехара атаковал отряд Николаса Доусона, бойцы которого вынуждены были сдаться мексиканцам в плен. Это нападение не принесло мексиканцам особой выгоды, зато убедило техасцев в выгодах присоединения к США.

А тем временем Соединенные Штаты обратились к другим мексиканским провинциям, расположенным по соседству. Множество колонистов пришло в северную Мексику: в города Санта-Фе, Пасо-дель-Норте и Чиуауа. И вполне уже можно было предвидеть тот момент, когда пришельцы сравняются по численности с мексиканским населением, и когда северные провинции Мексики последуют за Техасом. Но мир с Мексикой был подписан, и не имелось никакого предлога к разрыву отношений с этой страной. Однако, с другой стороны, Техас мира не подписывал, и мексиканское правительство постоянно показывало намерение принудить техасцев вновь войти в состав республики. Стало быть, техасцы имели право сами предпринять экспедицию на Санта-Фе и Чиуауа. К ним и обратились американцы.

В Санте-Фе и Чиуауа началась активная пропаганда в пользу Союза, прикрытого примером Техаса. И тому нашлись приверженцы. В итоге, в сентябре 1841 года в Санта-Фе было назначено восстание, но один изменник обо всем уведомил губернатора провинции, генерала Мануэля Армихо, и тот обезвредил бунтовщиков.

Тем и закончилась первая попытка американцев овладеть Северной Мексикой.

Другая экспедиция, в 1843 году, оказалась столь же безуспешной. Но американцы не унывали, и вскоре Соединенные Штаты, успевшие без войны получить Техас, приготовили к тому же Юкатан, Чиуауа и Нью-Мексико (New Mexico или Nuevo México). Но их жажда этим не утолилась: они не теряли из виду Калифорнию, входившую в состав Мексики, и Орегон, контролировавшийся британцами.

В 1842 году американский фрегат вошел в Калифорнийскую гавань и овладел ею на том только основании, что до капитана якобы дошел слух, что между Мехико и Вашингтоном последовал разрыв. Это осталось без последствий, потому что война, как оказалось, не была объявлена, но калифорнийцы с радостью приветствовали американский флаг.

Генерал Санта-Анна истратил на войну все национальное богатство и еще глубже завел страну в долговую зависимость от иностранных держав. При этом он еще больше ужесточил свою диктаторскую власть. Но был избран новый Конгресс, большинство в котором получили модерадос (moderados – умеренные), и Санта-Анна в очередной раз удалился, предоставив Николасу Браво задачу распустить этот Конгресс.

Браво назначил хунту, которая в 1843 году выработала новую конституцию, известную как «Органические основы», по которой президенту фактически передавались неограниченные полномочия.

Однако в 1844 году после народного восстания в Мехико к власти вновь вернулись модерадос. Генерал Санта-Анна, поняв, что звезда его померкла, бежал в горы, а затем уплыл в Гавану. Но до этого, в январе 1845 года, он был задержан группой индейцев и передан властям. Ему сохранили жизнь, но ему пришлось уехать в изгнание на Кубу, которая тогда еще оставалась испанской колонией.

Американо-мексиканская война

Техас добился независимости, а в 1845 году он вошел в состав США, что вызвало сильное недовольство мексиканского правительства. В ноябре 1845 года в Мексику был направлен послом Джон Слайделл. Этот человек в недавнем прошлом служил прокурором штата Луизиана, а потом был депутатом в Палате представителей США от Демократической партии. Он имел секретную миссию: его задачей было потребовать компенсации вреда, нанесенного гражданам США во время происходивших в стране переворотов. Для удовлетворения претензий предписывалось потребовать от мексиканцев продажи Калифорнии и Нью-Мексико (New Mexico или Nuevo México), и в этом случае возмещение убытков Соединенные Штаты взяли бы на себя.

Конечно же, американцы не ограничились аннексией Техаса. Джеймс Нокс Полк, ставший президентом США в 1844 году, предложил также урегулировать вопрос о спорных территориях у реки Рио-Гранде, но мексиканское правительство отказалось даже вступать в переговоры на эту тему.

12 января 1846 года в Вашингтоне получили сообщение об отказе мексиканского правительства принять Слайделла. На следующий день генералу Закари Тейлору было поручено двинуться к устью Рио-Гранде. Этот генерал, назначенный командующим войсками, занимавшими Техас, 8 марта вторгся на спорные территории и захватил Пойнт-Исабель в устье Рио-Гранде. В ответ мексиканские войска перешли Рио-Гранде и обстреляли американский форт, известный теперь как «форт Техас». Гарнизон форта состоял из отряда майора Джейкоба Брауна и двух десятков пушек. Мексиканцы осадили форт, но не смогли взять его, но за время осады в форте погибло несколько человек, в том числе и сам майор Браун, который в самом начале получил ранение пушечным ядром в ногу и скончался 9 мая, незадолго до снятия осады.

Эти события послужили для Конгресса поводом для того, чтобы 12 мая 1846 года официально объявить Мексике войну. Соответственно, войска, возглавляемые Тейлором, пересекли Рио-Гранде и заняли город Матаморос. В начале июня корпус Тейлора направился к Монтеррею, оккупировав по дороге города Рейнос, Камарго, Серальво и еще ряд мелких населенных пунктов. 19 сентября американцы подошли к окрестностям Монтеррея.

Битва за Монтеррей (21–24 сентября 1846 года) была весьма кровопролитной, и обе стороны понесли в ней достаточно серьезные потери: американцы потеряли 120 человек убитыми и 368 человек ранеными, а мексиканцы, которыми командовал генерал Педро Ампудиа, – около 400 человек убитыми и ранеными. Потом в Монтеррее американцы устроили бесчинства: забирали зерно, скот, расстреливали протестующих против этого крестьян. Плюс они сожгли и разрушили часть города.

После взятия Монтеррея между воюющими державами было заключено перемирие на два месяца. В это время в самой столице Мексики произошел переворот, и президент республики Хосе Мариано Эпифанио Паредес-и-Аррильяга был низложен и заменен возвращенным из изгнания Санта-Анной, который по окончании перемирия лично принял начальство над войсками.

Правительство США, зная, что изнуренный войной и болезнями корпус генерала Тейлора гораздо малочисленнее мексиканской армии, определило составить девять полков волонтеров и сделать заем в 28 миллионов долларов для продолжения кампании. 12 000 человек должно было собраться на острове Лобос под начальством генерала Уинфрида Скотта и оттуда идти прямо на Веракрус, взятие которого могло открыть путь уже в столицу Мексики.

По окончании перемирия генерал Тейлор открыл военные действия занятием города Сальтильо. Появление многочисленного мексиканского войска заставило однако же Закари Тейлора отступить и занять выгодную позицию у гасиенды (hacienda – имение, ферма, усадьба) Буэна-Виста, в семи милях от Сальтильо.

Затем американцы предприняли две неудачные попытки захватить порт Альварадо. 10 ноября эскадра под командованием Мэтью Колбрайта Перри заняла один из крупнейших мексиканских портов на берегу Мексиканского залива Тампико. Хотя порт защищался гарнизоном из 4000 человек, тремя военными кораблями и был оснащен 25 орудиями, генерал Санта-Анна, возвращенный с Кубы и считавшийся многими самым способным из мексиканских генералов, приказал солдатам покинуть город.

В конце января 1847 года генерал Санта-Анна двинулся на север навстречу Закари Тейлору, стоявшему с 6000 человек у Буэна-Виста. Мексиканская армия насчитывала примерно 18 000 человек, но во время похода, в результате болезней и дезертирства, она уменьшилась примерно на тысячу человек. К моменту сражения солдаты Санта-Анны, преодолевшие много километров по безводной пустыне, были совершенно измучены, так как несколько дней были без воды и провианта.

Битва произошла 22–23 февраля 1847 года в узком горном проходе на дороге из Сан-Луис-Потоси в Сальтильо. В первый день мексиканцам удалось обойти противника с левого фланга, а их кавалерия сумела проникнуть глубоко во вражеский тыл. К девяти утра 23 февраля левое крыло генерала Тейлора было практически разбито, и американские войска стали отступать к Буэна-Виста. Некоторые части отошли к Сальтильо. Положение американцев уже стало совсем угрожающим, но тут из Сальтильо подоспело подкрепление, и это позволило им вернуть потерянные позиции. Американская артиллерия наносила противнику серьезный урон, однако к четырем часам мексиканцам удалось захватить несколько орудий и три знамени. Но в восемь часов вечера генерал Санта-Анна вдруг отступил к Сан-Луис-Потоси (позднее он объяснил это решение тем, что подошли к концу боеприпасы). Потери армии Закари Тейлора составили 723 человека убитыми, ранеными и пропавшими без вести. По американским данным, мексиканцы потеряли свыше 1500 человек убитыми и ранеными. Плюс в их рядах царил беспорядок, и многие солдаты умирали от голода и болезней.

В феврале 1847 года отряд полковника Александра Уильяма Донифана двинулся с севера на Чиуауа. 28 февраля в горном проходе Сакраменто его встретил двухтысячный отряд мексиканской национальной гвардии. Произошло сражение, после которого мексиканцы отступили в горы. Но долго продержаться в Чиуауа полковник Донифан не смог и в апреле двинулся на соединение с генералом Тейлором.

В марте в Мексике поднялось восстание против правительства, вызванное его решением продать часть церковной собственности для получения средств на дальнейшее ведение войны. Получив известие об этом генерал Санта-Анна, бросив бо́льшую часть своей армии, поспешил в столицу. Борьбу с мятежом возглавил Валентин Гомес Фариас, вице-президент при президенте Антонио де Санта-Анна.

По сути, Фариас в отсутствие Санта-Анны исполнял обязанности президента, и он убедил реформистов, что война должна быть оплачена средствами, принадлежащими церкви. Это и вызвало восстание в Мехико. Разгневанный Санта-Анна, вернувшись с фронта, сместил Фариаса с его поста.

А тем временем, одновременно с действиями генерала Тейлора, американцы начали захват Калифорнии. Коммодору Джону Слоуту был дан приказ захватить калифорнийские порты и установить блокаду побережья. А на захват Новой Мексики была отправлена армия генерала Стивена Карни. Он успешно занял город Санта-Фе, а потом Лос-Анджелес. Население Калифорнии в большинстве своем перешло на американскую сторону.

17 августа 1846 года Калифорния была присоединена к США.

А потом американцы решили произвести высадку десанта в Веракрусе, со стороны Мексиканского залива, откуда на столицу Мексики шла относительно короткая дорога.

Командующим десантом был назначен генерал Уинфилд Скотт. И он с 13 тысячной армией и мощной артиллерией из 40–50 орудий оставил остров Лобос и двинулся через плато Анауак на Мехико. Проведя первое в истории США крупное десантирование, генерал Скотт занял Веракрус, а потом, на пути к Мехико, 18 апреля 1847 года, в ущелье Серро Гордо разбил мексиканцев, которые потеряли от 1000 до 1200 человек убитыми и ранеными, а 3000 человек попало в плен, в том числе пять генералов. Потери генерала Скотта составили всего 430 человек.

Следует отметить, что цитадель Веракруса считалась неприступной, но город был окружен войсками Скотта и эскадрой Перри, и он был бомбардирован американцами. А затем город вместе с цитаделью, с пятью тысячами человек гарнизона и с четырьмя сотнями пушек сдался. При этом пострадало большое количество мирных жителей.

В мае генерал Уинфилд Скотт достиг Пуэблы, в то время второго по величине города Мексики. Город сдался без сопротивления, и столица оказалась открытой для нападения.

В Пуэбле Скотт простоял до августа, ожидая подкреплений. 7 августа подкрепления прибыли, и американцы двинулись на Мехико. По пути туда имело место несколько сражений, а 23 августа противоборствующие стороны заключили перемирие до 7 сентября. Начались переговоры о мире, но мексиканское правительство отвергло условия американцев.

13 сентября армия США приступила к штурму замка Чапультепек – там погибло около 900 американцев. Мексиканцы потеряли 2623 человека и 13 пушек. Генерал Браво попал в плен, а генерал Хуан Перес был убит. В порыве ярости Санта-Анна ударил генерала Терреса и отстранил его от командования. Позднее в своих мемуарах Санта-Анна назовет Терреса «предателем» и сделает из него «козла отпущения» во всей истории с обороной мексиканской столицы.

А всего в боях за столицу Мексики войска США потеряли около 2700 человек. При этом генерал Санта-Анна решил вывести из столицы свои войска, и 14 сентября американцы вошли в Мехико, причем сопротивление им оказали только простые горожане. После захвата столицы на нее была наложена контрибуция в 150 000 песо, которую требовалось уплатить в месячный срок.

Генерал Санта-Анна бежал, сложив с себя все полномочия, и временным президентом Мексики стал Хосе Мануэль де ла Пенья, и он под угрозой аннексии всей Мексики, принял условия американцев. В итоге, 2 февраля 1848 года в местечке Гуадалупе-Идальго был подписан мирный договор, ратифицированный американским Сенатом 10 марта. Согласно этому договору, к США отходили Калифорния, Нью-Мексико и ряд других пограничных территорий. Мексика признала Техас частью Соединенных Штатов, а в качестве компенсации за уступаемые территории получила 15 миллионов долларов, которые были ей необходимы, чтобы расплатиться с внешними долгами, из-за которых она к тому времени лишилась поддержки европейских стран.

По сути, 2 февраля 1848 года стало самым черным днем мексиканской истории.

«Санта-Анна, провозглашенный диктатором, сделал все возможные усилия, чтобы спасти отечество, но, не имея ни денег, ни хороших и храбрых войск, опять был разбит <…> и город Мехико после мужественной защиты покорился победителям. Тщетно Санта-Анна старался продлить войну, действуя гверильясами; американцы удержались в столице, завоевали постепенно большую часть Мексиканской республики и, наконец, принудили своих противников к заключению в 1848 году весьма невыгодного для них мира.»

Всего за 15 миллионов долларов Мексика уступила США более половины своей территории. Границей между двумя государствами стала река Рио-Гранде, являющаяся ею и по сей день. Это была позорная сделка, после которой Соединенные Штаты установили безраздельную гегемонию в Северной Америке.

Для Мексики это было унижение извне, сопоставимое с унижением России после Крымской войны. И оно резко обнажило внутренние проблемы страны, которая еще фактически так и не сложилась как единое государство. Необходимо было незамедлительно выводить Мексику на путь современного развития. В противном случае, все могло бы окончиться аннексией всей страны американцами, к чему, собственно, открыто и призывали рабовладельцы из южных штатов.

В 1848 году генерал Санта-Анна вновь удалился в изгнание – теперь в город Кингстон на острове Ямайка. Через два года он перебрался в город Турбако в Колумбии.

Бенито Пабло Хуарес

Ситуация сложилась крайне сложная, и в Мексике нашлась группа либералов, возглавляемая Бенито Пабло Хуаресом и Игнасио Комонфортом, которая взяла ответственность за происходящее на себя. Генерал Санта-Анна был свергнут, а поскольку уровень его коррупции был общеизвестен, его подвергли заочному обвинению в государственной измене, и все его имущество было конфисковано. (К 1869 году 74-летний Санта-Анна жил на Статен-Айленд (Нью-Йорк), пытаясь собрать деньги, достаточные для набора новой армии и своего политического реванша в Мехико. Но он был страстным поклонником петушиных боев и потратил на это почти все собранные средства. В 1874 году, воспользовавшись всеобщей амнистией, он вернулся на родину. К этому времени он был уже калекой, почти потерявшим зрение из-за катаракты. Мексиканское правительство полностью проигнорировало бывшего президента и диктатора. А через два года, 21 июня 1876 года, Санта-Анна умер в Мехико, умер в полной нищете и забвении.)

Упомянутый Бенито Пабло Хуарес был индейцем – выходцем из расположенного южнее Мехико штата Оахака. И индеец впервые в истории Мексики стал одним из наиболее ярких и радикальных лидеров либеральной партии. Он родился 21 марта 1806 года в бедной крестьянской семье и в раннем детстве стал круглым сиротой. Монах-переплетчик, у которого он работал помощником, обучил смышленого паренька грамоте и рекомендовал его для обучения в семинарию. Тогда в Мексике для бедняка это было единственной возможностью получить хоть какое-то образование. Но священником Хуарес быть не захотел и избрал для себя карьеру адвоката.

И он стал хорошим адвокатом, потому что свято верил в торжество закона и в демократию. В этом смысле, он был прямым антиподом генералу Санта-Анне.

Когда революция 1854 года охватила всю страну, и режим генерала Санта-Анны пал, у власти оказалось правительство Хуана Альвареса. В этом правительстве Бенито Хуарес занимал пост министра юстиции, народного образования и церковных дел, и по его инициативе был издан закон, отменявший привилегии армии и духовенства («закон Хуареса»).

Недовольные законом консерваторы попытались произвести переворот. Однако контрреволюционное выступление было подавлено. После этого президентом стал Игнасио Комонфорт, принадлежавший к умеренным либералам. Его правительство утвердило «закон Хуареса» и приняло «закон Лердо», запрещавший церковным и гражданским корпорациям владеть недвижимостью.

Мигель Лердо де Техада был министром финансов, и его закон потом стал именоваться в мексиканской истории Реформой. И именно вокруг него разгорелась полномасштабная и последняя мексиканская гражданская война XIX века. Кстати, и саму эту войну нарекли «войной Реформы».

Лердо иногда называют мексиканским Столыпиным. Он хотел сделать недвижимость частью свободного товарно-денежного оборота. Конечно, его закон, прежде всего, бил по церкви, так как монастырям (то есть церковным корпорациям) принадлежали лучшие земли страны. Однако не менее сильно закон ущемил права и индейских сельских общин, которые тоже владели существенной частью пахотных земель. Причем у простых индейцев, в отличие от церковников, зачастую не было вообще никаких документов, подтверждавших их право на землю (они просто обрабатывали ее испокон веков и думали, что так будет всегда).

Безусловно, Мигель Лердо де Техада не был противником индейцев как таковых. Но он полагал, что землю должен обрабатывать частник, а общину он считал менее прогрессивной формой хозяйствования. Согласно старому закону, церковь обязана была продать свои земли тем, кто их арендует (при условии погашения ее стоимости постепенно – каждый год новый собственник платил около 6 % стоимости). По новому закону, индейцы из общин тоже объявлялись арендаторами и должны были оформить обрабатываемые ими участки в частную собственность. В противном случае земля подлежала продаже с торгов. И неграмотное коренное население страны никак не могло понять, почему оно вдруг должно изменить устоявшийся веками традиционный способ обработки земли.

16 сентября 1857 года вступила в силу новая Конституция, с помощью которой либералы хотели окончательно покончить с пережитками феодализма и превратить Мексику в некое подобие прогрессивных США. Борьба вокруг Конституции была крайне ожесточенной. С одной стороны, она провозглашала Мексику демократической республикой, состоявшей из суверенных во внутренних делах штатов. С другой стороны, в Конституции подтверждались положения законов Хуареса и Лердо.

Мексиканский Конгресс утвердил-таки новую Конституцию, одну из самых прогрессивных для того времени. Законодательно было запрещено рабство, и любой раб, попадавший на территорию Мексики, автоматически обретал свободу. Понятно, что именно этот пункт вызвал особую ненависть «прогрессивной общественности» американских южных штатов, где рабовладение в то время процветало. Были ликвидированы все сословные привилегии, и все жители страны получили одинаковые политические права. Были гарантированы основные права и свободы. Духовным лицам запрещалось избираться в Конгресс и на пост президента. Учреждалась Национальная гвардия.

Естественно, мексиканская церковь немедленно предала Конституцию анафеме. Против Конституции выступили и консерваторы, и в ряде штатов вспыхнули восстания. В конце 1857 года президент Игнасио Комонфорт бежал, а правительство возглавил генерал Феликс Мария Сулоага. Он сам был консерватором, а на их стороне находилась регулярная армия, и она заняла ряд крупных городов, в том числе Мехико. При этом было объявлено об отмене Конституции и «закона Лердо».

Либералы запротестовали, в том числе и Бенито Хуарес, но он был арестован и брошен в тюрьму. Однако перед своим бегством из столицы Игнасио Комонфорт успел освободить Бенито Хуареса и арестованных вместе с ним депутатов Конгресса. Хуарес, в соответствии с Конституцией, объявил себя президентом и начал решительную борьбу с мятежниками.

Бенито Хуарес возглавил либеральное правительство, опиравшееся на северо-западные и часть южных штатов. Началось формирование новой армии, так как регулярные вооруженные силы поддерживали Сулоагу. Вскоре сторонники Хуареса (они называли себя конституционалистами) уже контролировали большую часть территории, и главное – порт Веракрус с его таможенными поступлениями. Однако с деньгами у правительства генерала Сулоаги затруднений не было, так как его щедро финансировала церковь.

По оценкам историков, за конституционалистами шло 70–80 % населения. Тем не менее, первые бои с регулярной армией закончились для конституционалистов тяжелыми поражениями. Новой армии требовалось время, чтобы приобрести навыки настоящей войны. Бенито Хуарес с трудом координировал действия многочисленных партизанских отрядов, которые очень медленно преобразовывались в более крупные соединения.

На беду сторонников Конституции, у Сулоаги был очень талантливый молодой генерал Мигель Грегорио де ла Лус Атеногенес Мирамон и Тарело, известный как Мигель Мирамон, который, в конце концов, оттеснил отряды Хуареса от столицы на малообжитой север. Правительство конституционалистов через США морем прибыло в Веракрус. В феврале 1859 года Мирамон осадил этот город, но на выручку Хуаресу пришли отряды смелого до отчаяния генерала Хосе Сантоса Дегольядо, неожиданно ударившие прямо на столицу. Мирамон, вынужденный снять осаду, вернулся в Мехико.

Летом 1860 года с севера и с юга одновременно армии Хуареса начали наступление на Мехико. В августе генерал Мирамон потерпел неудачу, и на Рождество, 25 декабря 1860 года, войска конституционалистов вошли в Мехико.

В январе 1861 года президент Бенито Хуарес обосновался в Мехико. Его провозгласили президентом страны, и он начал с того, что изгнал из Мексики испанского посла, папского нунция, французского консула, лишил многих испанских и других европейских колонистов их земельной собственности и в заключение своих распоряжений объявил, что отказывается от всех договоров, обременительных для экономическаго положения и без того разоренной Мексики.

Казалось, теперь страна может наконец-то зажить мирной и упорядоченной жизнью. Но тут на помощь уже разбитым консерваторам, чьи отдельные отряды перешли к тактике партизанской войны, неожиданно пришли внешние силы.

Мексиканская авантюра Наполеона III

Кто-то сказал замечательную фразу: «Только успех дает возможность отличить великое дело от печальной авантюры». Так вот, словно в подтверждение этой мысли, в начале 1862 года, в то время, когда Соединенные Штаты были парализованы гражданской войной, Наполеон III попытался создать в Мексике империю, управляемую марионеточным правителем эрцгерцогом Максимилианом Австрийским.

«Душой новой интервенции против Мексики опять стал Наполеон, на этот раз почти настоящий. Император французов Наполеон III был родным племянником великого дяди и считал, что унаследовал от того талант полководца.»

Наполеон III был полон самомнения, и казалось, что для этого у него есть все основания. В 1853–1855 годах французы вместе с англичанами поставили на колени Россию. Ту самую Россию, которая в 1812 году унизила его великого дядю. В 1859 году армии Наполеона III разгромили Австрию, еще одного исторического противника семейства Бонапартов. Оставалось только превзойти Наполеона I еще и на Американском континенте, где у великого корсиканца дела в свое время явно не ладились (в 1803 году он был вынужден продать громадные территории в бассейне Миссисипи США, а затем еще и проиграл войну против лидера чернокожих повстанцев на Гаити Туссена-Лувертюра).

Как мы понимаем, в это время ситуация в Мексике сложилась тяжелая: у страны, по сути, было два правительства: демократическое во главе с индейцем Бенито Хуаресом и консервативное генерала Мигеля Мирамона. На стороне консерваторов были опытные генералы, а на стороне Хуареса – широкая народная поддержка и контроль над таможней Веракруса, дававшей большую часть дохода правительства.

Постепенно демократы одержали верх. Не без помощи США, конечно. Так, например, в марте 1860 года американский флот блокировал на Кубе корабли, которые должны были захватить Веракрус. После кровопролитной борьбы, в которой погибло около 7000 мексиканцев, в январе 1861 года Бенито Хуарес вошел в Мехико и вскоре был избран «полноценным» президентом. И что? Он оказался один на один с тотальным банкротством страны.

К чести этого человека, он попытался признать международные финансовые обязательства Мексики. Но у него просто не оказалось соответствующих средств. Прижатый к стене, 26 июня 1861 года он объявил мораторий на выплаты по иностранным долговым обязательствам. Тем самым он спровоцировал войну Мексики с Францией.

В 1861 году Наполеон III был на коне. А еще в 40-е годы он заинтересовался строительством Панамского канала. Он понимал, что такой канал дал бы Франции контроль над расцветающей торговлей с Востоком и огромные стратегические преимущества. Мексика тогда производила почти одну треть серебра, добываемого в мире. Контроль над Мексикой помешал бы росту могущества Соединенных Штатов и открыл бы дверь в неспокойные страны Центральной Америки. И вот теперь мексиканский дефолт дал Наполеону III повод для появления в Новом Свете.

Мексиканский дефолт также сыграл на руку консерваторам, которые жаждали восстановления своей власти над Мексикой и прекращения американской помощи Хуаресу. Они нашли преданного друга при французском дворе в лице Евгении де Монтихо, набожной испанской католички, ставшей французской императрицей. Кроме того, в ужасные дни консервативного правления генерал Мигель Мирамон занял 750 тысяч франков у швейцарского банкира Жана-Батиста Жекера. Эта ссуда была обеспечена мексиканскими государственными обязательствами на сумму 75 миллионов франков, а также правами на прииски в Соноре и Нижней Калифорнии.

Бенито Хуарес отказался выплачивать ссуду, назвав ее ростовщической и мошеннической, но на выручку Жекеру пришел Шарль-Огюст де Морни, единоутробный брат и близкий друг Наполеона III, который договорился с одним французским предприятием о выкупе обязательств у Жекера. А Жекер, в свою очередь, настоял на том, чтобы долг перед ним в сумме 15 миллионов песо был признан долгом перед Францией.

Вот такая сложилась обстановка в этом регионе к тому моменту, когда у Наполеона III зародился амбициозный план превратить Мексику в опорный пункт для создания «латинской империи» в Новом Свете под протекторатом Франции.

Максимилиан, эрцгерцог Австрийский и младший брат Франца-Иосифа, императора Австрии из династии Габсбургов, был очень честолюбив. Однако Наполеон III рассчитывал, что если он поможет утвердить его на мексиканском престоле, то Франция помирится с католической Австрией, отношения с которой были испорчены французской поддержкой итальянцев, и получит союзника на случай ухудшения отношений с могущественной Пруссией.

Однако Наполеон III сначала не мог действовать открыто.

14 декабря 1861 года 6000 испанских солдат с Кубы высадились в Веракрусе, 2 января к ним присоединились 800 британских пехотинцев. Через шесть дней европейский контингент пополнили 2000 французских пехотинцев и 600 зуавов из французского Африканского корпуса. Очень скоро союзников встретили первые неприятности. Завладев Веракрусом, они оказались в болотистых местах, губительных для здоровья. Еще одной серьезной проблемой стала желтая лихорадка. За пару недель генерал Прим, граф Реус, командовавший испанским контингентом, отправил в госпиталь на Кубе около 800 человек, а Бенито Хуарес предложил захватчикам переговоры.

И когда переговоры уже начались, французы вдруг высадили 3000 дополнительных солдат в Веракрусе. Ими командовал бригадный генерал Шарль-Фердинанд Латрий, граф де Лорансе.

«В Лондоне была подписана конвенция Франции, Испании и Англии, согласно которой три страны обязались совместными усилиями взыскать мексиканские долги вооруженным путем. Даже по меркам того времени претензии к разоренной войной Мексике выглядели слишком натянутыми. Тем более что 23 ноября 1861 года мексиканский Конгресс сам же и отменил свое июльское постановление о долговом моратории. Но Наполеона долги интересовали теперь уже мало. Чернышевский справедливо описал суть тогдашней французской политики: «Надобно мешать устройству дел у других народов, чтобы держать их в бессилии и в зависимости от себя».»

Французы потребовали неукоснительного соблюдения соглашения Мирамона-Жекера, а в качестве гарантии уплаты долга настаивали на своем праве оккупации Веракруса и установлении французского контроля над сбором таможенных пошлин.

В этой обстановке Бенито Хуарес решил сманеврировать и расколоть единый фронт интервентов. 19 февраля 1862 года в местечке Ла-Соледад была подписана конвенция между Мексикой и тремя державами, согласно которой мексиканское правительство соглашалось на продолжение переговоров о долге. Хуарес даже согласился, что на время переговоров иностранные войска смогут занять три мексиканских города – Кордову, Орисабу и Теукан. Англичан и испанцев это удовлетворило. Тем более что никакой обещанной эмигрантами-консерваторами народной поддержки в Мексике они не заметили. В таких условиях возможная война могла затянуться. Британский премьер Генри Джон Темпл, более известный как виконт Палмерстон, решил, что было бы неплохо позволить слишком амбициозному Наполеону завязнуть в далекой Мексике и отвратить его аппетиты от европейских дел.

11 апреля 1862 года испанские и английские войска погрузились на корабли и отправились восвояси. И в тот же самый день французы объявили себя находящимся в состоянии войны с Мексикой. Пять дней спустя генерал Латрий выпустил прокламацию, объявляющую о намерении Франции «умиротворить» Мексику, а 27 апреля его войска начали движение на Мехико.

Было создано марионеточное мексиканское правительство во главе с Хуаном Альмонте, которое, конечно же, попросило защиты «французского флага».

Командующий экспедиционным корпусом генерал Шарль-Фердинанд Латрий, граф де Лорансе вел под своим командованием 7000 солдат и офицеров, рассчитывая на то, что встретит сопротивление плохо обученной и скверно вооруженной мексиканской армии. Общая численность регулярной мексиканской армии в то время составляла около 26 000 человек, но по-настоящему обученных войск насчитывалось не более 12 тысяч. Боевым оснащением мексиканцы также не блистали. У них на вооружении еще находились мушкеты, захваченные у армии Наполеона в битве при Ватерлоо в 1815 году и позднее проданные Мексике. Однако имелись и современные американские ружья, закупленные в годы недавней гражданской войны. Да и сам опыт той войны был крайне ценным.

Город Мехико расположен в самом сердце Мексики, и ключи к нему находились тогда в городе Пуэбла, отстоявшем от столицы на расстояние пешего марша.

5 мая 1862 года генерал Латрий начал развертывание 7000 французских солдат, чтобы отправить их, как он думал, в легкую прогулку. Под Пуэблой стояли 4000 мексиканцев под командованием талантливого генерала Игнасио Сарагосы Сегина. Самонадеянные французы начали марш по пыльным просторам прямо в руки жаждавших крови мексиканцев. Первую атаку французов с блеском отбил соратник Игнасио Сарагосы Сегина Порфирио Диас, вынудивший генерала Латрийя отступить к Оризабе.

Потери французов были очень большие. По их данным, погибли 500 человек. Мексиканцы оценивали потери врага в тысячу человек, свои – в 300 убитых. С тех пор 5 мая любимый национальный праздник мексиканцев. Своего рода День победы.

В любом случае, «блицкриг» у французов не получился. Они не могли взять Пуэблу два месяца. Город был окружен, а посланная на подмогу его защитникам армия под командованием бывшего президента Комонфорта не смогла прорвать кольцо блокады. Только после массированного обстрела тяжелой осадной артиллерией французы 17 мая 1863 года вошли в город, превращенный в груду развалин. Если это и была победа, то отнюдь не блестящая. Мексиканцы, страдавшие от недостатка съестных припасов, капитулировали в полном порядке, взорвав все склады и заклепав пушки. Но для Бенито Хуареса поражение под Пуэблой было очень чувствительным. В плен попали 14 000 человек – лучшие части регулярной армии. Около пяти тысяч из них посулами и угрозами удалось перетянуть на сторону французов, и таким образом была создана «мексиканская дивизия» интервентов.

Тем не менее, события при Пуэбле сыграли на руку хуаристам. Они дали мексиканскому народу повод для национальной гордости и надолго задержали французский марш на Мехико. И теперь всем стало ясно, что в Мексике на карту поставлены гордость и престиж Франции и лично Наполеона III. Новым командующим был назначен генерал Эли-Фредерик Форе, окончивший Сен-Сирскую военную академию и воевавший с 1824 года. В свое время он поддержал переворот Луи-Наполеона, во время Крымской войны командовал 4-й пехотной дивизией, воевал в Италии и отличился в сражении при Сольферино.

Он довел численность французского контингента до 28 000 человек. А еще он отличился тем, что стал привлекать к охране коммуникаций наемников из подразделения, которое впоследствии стало называться Иностранным легионом.

КСТАТИ

С Иностранным легионом в Мексике произошла следующая история. Когда французы продвинулись вглубь Мексики, их снабжение встретилось с неизбежными помехами в лице партизан. Однажды до последних дошли известия, что французы везут из Веракруса 3 миллиона франков золотом в качестве жалованья для солдат. На перехват был отправлен многочисленный отряд. Золото сопровождали 62 солдата из Иностранного легиона под командованием капитана Жана Данжу. 30 апреля 1863 года на гасиенде Камерон, в пятидесяти милях к юго-западу от Веракруса, 2000 хуаристов напали на конвой. Легионеры дрались с отчаянной смелостью. Когда мексиканцы, наконец, их одолели, 40 легионеров было убито, а остальные ранены. Капитан Данжу, герой осады Севастополя, тоже погиб. Потери мексиканцев составили 500 человек. Три последних оставшихся в живых легионера согласились сдаться при условии, что им сохранят оружие и окажут медицинскую помощь их товарищам. В ответ на это мексиканский офицер сказал: «Таким людям, как вы, не отказывают!» С тех пор Легион ежегодно отмечает 30 апреля день Камерон. Но храбрость легионеров тогда не смогла скрыть тот факт, что французы решительно недооценили силу противника, его разведывательную сеть и изобретательность.

31 мая 1863 года правительство Хуареса было вынуждено покинуть Мехико. Следующие четыре года оно перемещалось по стране, за что получило название «кочующего». Президент постоянно ездил в черной карете, в которой он держал национальный флаг и архив республики. Конгресс предоставил Хуаресу чрезвычайные полномочия на весь период борьбы с «империалистами» (так называли в Мексике интервентов).

Через неделю французы вошли в Мехико. Генерал Форэ приказал найти тридцать пять «благородных», в основном из числа консерваторов, которые сформировали бы Высшую государственную хунту. Они избрали регентский совет из трех человек, который не стал терять времени даром и, как было запланировано, объявил Мексику империей и предложил эрцгерцогу Максимилиану фон Габсбургу мексиканский трон.

Выглядело все это весьма странно, ведь Наполеон III вполне мог выдвинуть кандидатуру в мексиканские императоры какого-либо принца своей династии. А эрцгерцог Максимилиан до начала всей этой истории даже не знал по-испански ни слова.

«Наполеон III из принципа захотел утвердить в Мексике силу и престиж латинской расы, чтобы пробить брешь в стене американского влияния.»

Утвердить престиж латинской расы? Тут с Андре Кастело можно и поспорить: неужели, это можно было сделать, предлагая корону австрийскому принцу?

Скорее, император французов пошел на это, чтобы «проявить великодушие» и загладить в Вене впечатление от поражения при Сольферино и от потери итальянских провинций.

Эрцгерцог был лично известен Наполеону III и императрице. За несколько лет до того он приехал с визитом в Париж и очень им понравился. Особенно императрице.

Со своей стороны, Англия и Испания были далеки от мысли об установлении в Мексике правления какого-нибудь европейского принца. Тогдашний испанский министр-президент Леопольдо О’Доннелл, герцог Тетуанский, прямо заявил, что подобная монархия будет недолговечна, и что Соединенные Штаты ни в каком случае не допустят ее существования. Но мексиканские эмигранты в Париже были иного мнения. Они мечтали о монархии, о приобретении богатств и тому подобное. И Наполеон III поддался на их уговоры, поддался этому искушению и совершил величайшую ошибку не только в политическом, но и в общечеловеческом смысле.

При этом сам он не слишком понравился эрцгерцогу Максимилиану, особенно поначалу. В своих письмах из Парижа к Францу-Иосифу он с восторгом говорил о французской армии, но об императоре отзывался довольно сдержанно. О новом дворце Тюильри он писал с насмешкой, и обед там был плохо сервирован, и сын Луи Бонапарта похож на итальянского певца из провинциальной оперы…

Но, несмотря ни на что, Максимилиан принял предложение Наполеона III с плохо скрытым восторгом. «Мексиканское дело» отвечало особенностям его романтического характера, и ему надоело безделье, надоела Австрия, надоела «медленно разлагающаяся» Европа. Удивительно, но этот странный человек был искренне убежден, что осчастливит своих будущих подданных.

А Наполеон III объявил Мексику империей, будучи уверенным, что посадил на императорский престол свою марионетку.

За следующие шесть месяцев, французы со своим новым агрессивным командующим, генералом Франсуа-Ашиллем Базеном, поставили под контроль империи всю остальную страну.

Генерал Базен воевал в Алжире, в Испании, в Крыму и в Италии. В Мексиканской экспедиции он сначала служил под началом генерала Форэ, а потом, в 1863 году, был сделан главнокомандующим и чуть позднее возведен в звание маршала. Во время Крымской войны он был севастопольским губернатором и считался великим военным авторитетом.

К концу 1863 года Бенито Хуарес отошел далеко на север, в Сальтильо, а 12 марта 1864 года Максимилиан подписал с французами Мирармарское соглашение, которым принимал титул императора Мексики. В обмен на французскую военную поддержку, Максимилиан согласился, что Мексика признает долг в 270 миллионов франков. Таким образом, настоящий долг Мексики был утроен и тяжким бременем повис на ней на долгие годы. При этом Франция обязалась держать в Мексике 25-тысячную армию, а также Иностранный легион. Со своей стороны, Максимилиан обязался содержать французские войска из расчета 1000 франков в год за каждого солдата.

Как водится, соглашение это выполнено не было, как и многие другие исторические договоры. Эрцгерцог решил править «своей» Мексикой, как ему хочется. В Вене мексиканское предприятие назвали совершенной авантюрой. А в США открыто негодовали, усматривая в высадке французских войск нарушение доктрины Монро, провозглашавшей Американский континент зоной, закрытой для вмешательства европейских держав.

В беседе с императрицей Евгенией американский посол сказал ей:

– Франция от своего проекта откажется, а для австрийца дело кончится плохо.

– А я вас уверяю, – ответила императрица, – что если бы Мексика не была так далеко, и мой сын не был ребенком, то я желала бы, чтобы он стал во главе французской армии и вписал шпагой в историю нашего века одну из самых славных страниц.

– Ваше Величество, – парировал посол, – благодарите Бога, что Мексика далеко и что ваш сын – ребенок.

Для австрийца дело действительно кончилось плохо. К весне 1864 года французы управляли лишь 1/7 территории Мексики, и в этой стране лишь каждый двадцатый был действительным императорским сторонником. И французы не могли поставить гарнизон в каждой деревне, даже имея в наличии почти 40 000 солдат. Как только деревню покидали французы, туда тут же возвращались хуаристы.

Партизанская война в Мексике становилась все более грозной. Отряды Бенито Хуареса совершали набеги, появляясь чуть ли не под самой столицей. 40-тысячная французская армия, разумеется, не могла занимать всю страну. Генерал Базен отправлял экспедиции, партизанские отряды разбивали и вытесняли, но потом они появлялись снова и снова совершали набеги. И так могло продолжаться до бесконечности.

Конечно, Максимилиан хотел быть просвещенным правителем. Он, чтобы понравиться местным жителям, стал одеваться в мексиканскую национальную одежду, приказал пересмотреть кодексы и уволить коррумпированных судей. Он даже пытался уничтожить долговую кабалу, принятую на крупных гасиендах. Но он не имел никакого опыта управления страной, в которой все держалось исключительно на французских штыках.

Пока французская армия одерживала победы, дела шли хорошо. К осени 1864 года французы достигли границы Техаса по Мексиканскому заливу. В феврале 1865 года генерал Базен принудил к капитуляции 8-тысячную мексиканскую армию в крепости Оахака, к югу от Мехико. Бенито Хуаресу пришлось сбежать в далекий и бесплодный северный штат Чихуахуа на границе с Аризоной. Но постепенно великий замысел Наполеона III начал давать трещины.

Проблемы нарастали. И решение одной из них тут же порождало еще несколько новых. Например, планы Наполеона III заключались в превращении Мексики в источник дохода для своей страны, но увеличение государственного долга Мексики делало ее императора нежизнеспособным. По логике, надо было бы, наоборот, сократить долг и помочь в создании настоящей армии и администрации. Но этого не делали, а вскоре стало и совсем поздно. Австрийский император сформировал корпус из 6000 добровольцев, готовых помочь его брату удержать трон, а еще 1200 человек присоединил к этому формированию Леопольд I Бельгийский, отец жены Максимилиана. Но этим людям надо было платить, а денег не было. Плюс коррумпированное правительство Максимилиана было так же расколото, как и правительство Бенито Хуареса в свои самые худшие годы. Ни о какой его всенародной поддержке не могло быть и речи.

И в самой Франции оппозиция начала осуждать Наполеона III за то, что он держит десятую часть армии неизвестно где, без всяких шансов на возвращение. А в это время на другом берегу Рейна Отто фон Бисмарк уже превращал Пруссию в высокоэффективную военную машину, обещая создать мощный немецкий Рейх. На фоне такой реальной опасности отправлять солдат куда-то за океан – это было и дорого, и недальновидно.

Осенью 1865 года генерал Базен перешел к обороне. Его проблема заключалась в том, что как только его войска приближались к американской границе, резко возрастало дезертирство. Однажды Иностранный легион «потерял» так 93 солдат только за один день. А с весны 1866 года бегство из французской армии стало превышать боевые потери.

Точным признаком того, что дело Империи проиграно, послужил «Черный декрет» генерала Базена от 3 октября 1865 года. Согласно этому приказу, подписанному императором Максимилианом, любой замеченный в причастности к «вооруженным бандам» мог быть казнен без суда и следствия. Это взбудоражило общественное мнение по всей Мексике.

Генерал Базен с присущей ему энергией стал проводить октябрьский декрет в жизнь. В секретном циркуляре одному из своих подчиненных командующий писал:

Я прошу вас разъяснить личному составу находящихся под вашей командой частей, что я не разрешаю больше брать пленных.

Были расстреляны более 20 000 мексиканцев, включая видных военачальников республики. В ответ войска Бенито Хуареса тоже прекратили брать пленных. Война за независимость превратилась в войну на полное уничтожение.

Агнес Сальм-Сальм, жена принца Феликса Сальм-Сальма, прусского наемника и дальнего родственника австрийского императора Франца-Иосифа, с которым они вместе в то время находились в Мексике, так описывала потом Франсуа-Ашилля Базена:

Сам Базен держал себя так, как будто был императором, а Максимилиан – его подданным. Он знал хорошо, любой префект Наполеона больше значит, чем какой-нибудь австрийский эрцгерцог, хотя бы и коронованный. Получивши инструкцию от своего державного повелителя, который переменил игру и, перетасовавши карты, сдал их снова, причем главного козыря, то есть мексиканской короны на руках у него не оказалось, он уже не стеснялся ничем, чтобы заставить Максимилиана отказаться от престола. Он вступил в переговоры с его врагами, выдавал им оружие, сдавал целые города. Но самым черным пятном лежит на нем история его обогащения. Представитель Франции, маршал и полководец, стоявший во главе пятидесятитысячной армии, он не постыдился открыть в городе лавку и модный магазин. Все товары провозились мошенническим образом, не оплачивая пошлин на границе, да еще на казенный счет: парижские платья и кружева шли под именем военных снарядов. (Тут принцесса ошибается: Базен был возведен в маршальское звание в 1868 году.)

К концу 1866 года заокеанская авантюра обходилась Франции в 60 миллионов франков ежегодно. А 10 декабря 1865 года скончался король Леопольд I Бельгийский. Его преемник Леопольд II немедленно прекратил вербовку в бельгийский контингент в Мексике, ибо его гораздо больше занимали мысли о захвате более интересного для него Конго. 22 января 1866 года Наполеон III объявил о постепенном выводе войск из Мексики. Сторонники Максимилиана, дома и за границей, один за другим покидали его. В июле 1866 года прусские войска разбили австрийскую армию в сражении при Каниггратце, и на улицах Парижа стали говорить, что Францию ждет участь Австрии. Теперь Наполеону III все солдаты нужны были самому.

Супруга Максимилиана поехала в Европу, чтобы умолять Наполеона III и римского папу о помощи. Но ее никто не стал слушать. Тогда у нее помутился рассудок – в самом прямом смысле этого слова.

Наполеону же оставалось одно: или отозвать все свои войска из Мексики, или объявить войну Соединенным Штатам, очевидно бывшим на стороне мексиканских республиканцев. Французское правительство решилось на первый исход и отозвало свои войска.

Через пять дней после этого Максимилиан и его последняя армия перебрались в город Керетаро, в 300 милях к северо-западу от Мехико. Тем самым он совершил свою последнюю ошибку. Керетаро находился очень далеко от порта Веракрус, единственного, через который император мог бы бежать.

Три колонны республиканской армии соединились у Керетаро. Максимилиан оказался окруженным 30-тысячной армией хуаристов. Акведук, снабжавший Керетаро пресной водой, был перерезан. Город оказался на осадном положении, его защитникам грозила смерть от жажды. Императорский соратник, генерал Леонардо Маркес, отправился с 1200 кавалеристов в Мехико, чтобы попытаться найти там подкрепление, но на обратном пути на подходах к Пуэбло он был разбит.

Маркесу удалось бежать из страны, прихватив с собой миллион долларов. Максимилиан же не был столь удачлив. В середине мая 1867 года, через два месяца после того, как последний французский солдат покинул Мексику, республиканцы прорвали остатки императорской обороны, и Максимилиан был взят в плен.

За четыре месяца до этого императорская кавалерия чуть было не пленила самого Бенито Хуареса во время атаки на его штаб. Он этого не забыл и прибыл к захваченному императору с уже подписанными смертными приговорами для него и его подчиненных. В свое время он амнистировал своих противников, и те воспользовались этим для перегруппировки сил. Теперь же Хуарес не собирался повторять собственные ошибки, особенно в отношении Максимилиана, этого символа врагов республики.

По свидетельству принцессы Агнес Сальм-Сальм, Максимилиан написал письмо Бенито Хуаресу, но тот, прочитав его, якобы сказал, что по закону «суд над ним должен быть кончен в три дня, и что он, к сожалению, не может этого изменить». Принцесса через переводчика стала ему доказывать, что расстрелять человека, не давая ему даже времени оправдаться, будет варварством, что нельзя судить Максимилиана за государственную измену, когда он сам был обманут и верил тому, что народ действительно призвал его, что несколько дней не могут составить разницы, и что, наконец, не нужно забывать, что за всем этим следит не только Европа, но и весь образованный мир.

– Я прошу только об одном, – сказала принцесса, – чтобы вы отложили свой ответ до вечера. Если в пять часов вы мне повторите то же, что и теперь, то я, как мне это ни тяжело будет, ни слова не говоря, уеду.

В пять часов она пришла за ответом, и Хуарес через переводчика выслал ей бумагу, в которой давал разрешение отложить на две недели суд над Максимилианом.

С таким радостным известием нельзя было ждать ни минуты. В ту же ночь Агнес Сальм-Сальм помчалась назад. Ночь была темная и дождливая. Дороги не видать, а дорога опасная; пришлось выйти из экипажа и идти пешком. Сапоги промокли, и камни резали ноги через тонкую подошву. Чтобы осветить дорогу, зажигали факелы, но дождь лил, как из ведра, и гасил их.

Принцесса вернулась в Керетаро в самом ужасном виде. Немытая, нечесаная, черная от загара, в рваных сапогах, с израненными ногами… Сцена ее внезапного появления у Максимилиана была потом описана в одной из газет. Радостная весть, принесенная ею императору, была последним лучом, блеснувшим ему в этой жизни.

Но изменить что-либо уже было нельзя. Ставленник Наполеона III был осужден «за преступления, совершенные против народа, прав граждан и общественного спокойствия».

А вслед за этим его вместе с оставшимися до конца ему верными генералами Мигелем Мирамоном и Томасом Мехиа расстреляли 7 (19) июня 1867 года на холме Лас-Кампанас, поблизости от монастыря, у ворот которого император был взят в плен.

Еще накануне Максимилиан был абсолютно спокоен, так как просто не мог поверить, что мексиканцы осмелятся казнить европейского принца крови. Несостоявшийся император мечтал о скорой поездке в Бразилию, куда его пригласил тамошний император дон Педро. К тому же Максимилиан уверял, что еще в марте отрекся от престола, но его наместник Маркес в Мехико почему-то не опубликовал этот декрет.

«Что касается Максимилиана, то при сдаче он, протягивая свою саблю генералу Эскобедо, сказал: – Офицеры моей свиты виноваты только в одном – в своей преданности мне. Я требую, чтобы им не причиняли никакого зла. Если вам нужна жертва, то пусть я буду единственной, и пусть моя кровь будет последней, которая прольется в этой стране!»

Трое судей из семи высказались за смертный приговор, еще трое – за высылку Максимилиана из Мексики. Председатель суда подполковник Платон Санчес решил судьбу Максимилиана, высказавшись за расстрел.

Императора защищали два выдающихся адвоката, но они не смогли спасти его от высшей меры наказания.

Следует отметить, что Бенито Хуареса засыпали просьбами о помиловании со всего мира. Но президент республики утвердил приговор. Он прекрасно помнил, что мягкость по отношению к консерваторам после войны 1857–1860 годов привела лишь к новой войне, усугубленной интервенцией. Президент хотел, наконец, спокойствия для своей страны. Он понимал, что казнь Максимилиана раз и навсегда отобьет у иностранных государств желание вторгаться в Мексику. В этом он не ошибся.

Хуарес писал:

Казнь Максимилиана и предателей послужит назидательным примером всем врагам нашей независимости. Это гуманный акт, который поможет сберечь кровь наших граждан. Мы боролись за независимость Мексики, и необходимо, чтобы это стало действительностью!

К тому же некоторые генералы-республиканцы, прежде всего Порфирио Диас, войска которого осаждали Мехико, пригрозили Хуаресу мятежом, если он помилует Максимилиана.

В день казни, рано утром, Максимилиана разбудили со всеми полагавшимися формальностями. Он надел фрак и спокойно вышел к другим осужденным. Потом он помолился, отдал доктору Башу свое обручальное кольцо с просьбой передать его в Вену, затем сел в коляску и в сопровождении эскорта отправился на место расстрела.

Максимилиану предложили занять место посредине, между двумя генералами. Но он сказал Мигелю Мирамону:

– Генерал, монарх обязан восхищаться храбростью даже в свой смертный час. Разрешите мне уступить вам почетное место…

Если считать необходимыми исторические изречения перед смертью, то это не хуже многих других, в изобилии до нас дошедших, особенно от людей 1793–1794 годов. Взвод солдат выстрелил. Смерть последовала мгновенно.

А вот что написала об этом принцесса Агнес Сальм-Сальм:

«Последние минуты Максимилиана вдохнули в него ту энергию, которой недоставало ему в последние дни его жизни. Когда прочитали ему приговор и дали позволение говорить, он громко и звучно сказал:

– Я умираю за правое дело: за независимость и свободу Мексики. Пусть моя кровь победит навсегда несчастье моего нового отечества. Да здравствует Мексика!..

Потом он знаком подозвал фельдфебеля, управлявшего командой, которая должна была производить казнь, дал ему горсть золота для раздачи солдатам и с мольбой проговорил:

– В грудь! Прицеливайтесь в сердце!.. Прицеливайтесь хорошенько!

Фельдфебель отошел на свое место и взглянул на Эскобедо (Мариано Эскобедо – мексиканский республиканский генерал.), который лично присутствовал при совершении казни. Тот слегка кивнул головой. Стрелки выступили вперед. Обнаженная шпага офицера поднялась, ружейные стволы наклонились, шпага поднялась снова. Выстрелы загремели, затрубили рога, забили дробь барабаны, и над тремя трупами, валявшимися на земле, раздался дикий торжествующий крик:

– Libertad y independencia! (Свобода и независимость!)

По свидетельству Агнес Сальм-Сальм, «труп Максимилиана сделался предметом спекуляции со стороны врача, которому поручено было набальзамировать его. Он взял себе платье императора, бывшее на нем в день его казни, часть его волос, его бороды, и открыл торговлю этими вещами. Он искал покупателя, который взял бы у него все оптом и просил за все 20 тысяч песо».

КСТАТИ

Принц Феликс Сальм-Сальм был тоже приговорен к смерти. Этот «солдат удачи» после окончания Гражданской войны в США предложил свои услуги Габсбургам, стал в Мексике полковником и адъютантом императора. Он тоже был схвачен в Керетаро, но его спасла его жена. Бенито Хуарес дал ей слово, и принц, иначе не называвший его, как «кровожадным индейцем», был не только помилован, но и получил свободу, которой и поспешил воспользоваться, чтобы уехать в Европу.

Чтобы уличить его в этой незаконной торговле, принцесса попросила его составить инвентарь всем вещам и выставить им цену. Ей предложили несколько волос из бороды императора и лоскут шелкового окровавленного шарфа, а ее мужу послали в спирте кусочек императорского сердца и пулю, вынутую из его трупа.

Но Агнес Сальм-Сальм передала все это Бенито Хуаресу, и доктора отдали под суд за незаконное присвоение чужой собственности.

До Франции все эти новости, по понятным причинам, доходили с большим опозданием.

И вот однажды вечером в парижском театре «Варьете» шел спектакль «Великая герцогиня Герольштейнская» с Гортензией Шнейдер в главной роли. В огромной императорской ложе, в первом ряду, рядом с Наполеоном III и императрицей Евгенией, находились император Александр II и два великих князя, прусский король, впоследствии император Вильгельм I, с наследником престола, впоследствии императором Фридрихом, короли испанский, португальский и баварский, голландская королева и египетский вице-султан. Во втором ряду сидели другие принцы, Бисмарк, министры, маршалы, послы и посланники. Тогда весь мир съехался в Париж на Всемирную выставку.

Спектакль имел огромный успех. Будущий канцлер будущей Германской империи был в восторге. Когда, в антракте, в ложу ввели и представили гостям автора, Бисмарк стал звать его в Берлин. Он говорил:

– Вы увидите, какой успех вы будете иметь у нас!

Жак Оффенбах раскланивался с достоинством общепризнанного гения и принимал от монархов все приглашения: в Берлин, в Санкт-Петербург, в Суэц на открытие канала…

В конце антракта вдруг появился генерал Эмиль-Феликс Флёри и подал императору срочную депешу. Наполеон III распечатал ее и прочел: «Керетаро сдан Хуаресу. Император Максимилиан взят в плен».

Не сказав ни слова, он передал телеграмму Евгении. Императрица прочла, и на лице ее обозначились у рта две морщины… Она попыталась улыбнуться. Но, казалось, что все в ней застыло и замерло…

Наполеон III послал Францу-Иосифу следующую телеграмму:

Ужасное известие, только что нами полученное, повергло нас в глубокое горе. Одновременно сожалею и восхищаюсь энергией, которую проявил император Максимилиан, решив собственными силами бороться с партией, победившей только вследствие измены. Не могу утешиться в том, что с лучшими намерениями способствовал столь печальному исходу. Прошу Ваше Величество принять самое искреннее выражение моего глубокого сожаления.

Таким образом, завершилась полная трагизма история, к которой приклеили ярлык бессмысленной авантюры. Но, по большому счету, практически все колониальные предприятия того времени носили авантюрный характер. Если попытка удавалась, происходило расширение владений той или иной империи. Например, удачными оказались попытки Франции в Северной Африке, Сирии, Индостане. Так почему же было Наполеону III, который так верил в свою звезду, не попробовать закрепиться в Мексике? К счастью для Мексики, попытка не удалась…