История Мексики. Война за независимость
Рост либерализма
Почти триста лет Мексика оставалась феодальной и католической страной, где земельная аристократия господствовала над крестьянским населением и где культура могла развиваться лишь в узких рамках, отведенных ей духовенством. Испанское правительство стремилось предотвратить всякое заражение мексиканского общества чужеземными идеями. Иммиграция иностранцев была запрещена. Еретики, осмелившиеся нарушить это запрещение, передавались в распоряжение инквизиции. Литература подвергалась цензуре. Мексика жила в почти столь же полной изоляции, как и до путешествия Колумба.
Но тем временем в других частях мира формировались новые идеи, а войны и революции порождали новые формы общества. Из идей Возрождения, из подъема протестантизма и религиозных войн, из того роста торговли, промышленности и финансов, который был отчасти вызван серебром Сакатекаса и Гуанахуато, развилась новая вера, лозунгами которой были — свобода и равенство, разум и права человека. Над людьми, заявляли философы либерализма, не должна больше господствовать троица из короля, священника и аристократа-помещика. Правительство должно основываться на согласии управляемых. Религия должна стать частным делом. Общество, не разделенное более на сословия, должно дать личности возможность подняться до той высоты, до какой вознесут ее собственные таланты.
Какое влияние оказали эти новые идеи на Мексику? Их атмосфера, их возвышенный и благородный характер производили опьяняющее действие. Креольские и метисские интеллигенты, читавшие полученные контрабандным путем изложения Вольтера и декларации Джефферсона, мечтали о свержении испанской тирании и о создании свободной республики, основанной на справедливости и равенстве: гачупинов нужно изгнать, инквизицию и цензуру печати отменить, образование освободить от контроля духовенства. Все отрицательные задачи были ясны. Но положительные следствия либеральной философии были не столь очевидны. В Мексике едва ли имелись самостоятельные предприниматели. Коммерческая деятельность, поскольку она существовала, была монополизирована гачупинами. В феодальной Мексике было в основном два класса: владельцы рудников и асиенд, высшие чиновники и духовенство, с одной стороны, и индейские крестьяне — с другой. Сильной и честолюбивой буржуазии, вроде той, которая свергла Стюартов и Бурбонов, не было. Роль среднего класса приняли на себя ранчерос, приходские священники, мелкие чиновники и адвокаты. Эти группы обладали энергией и честолюбием. Они постепенно прониклись либеральными идеями и в XIX в. повели мексиканскую нацию к независимости, к республике и к свержению католической церкви. Но воспринятая ими идеология была иностранной. Свобода рынка не имела никакого значения для индейских масс с их общинными традициями и привычками, созданными веками угнетения. Она имела мало значения даже для командовавших революционными армиями метисов, честолюбиво стремившихся к завоеванию политической власти и военного престижа. Попытки мексиканских якобинцев создать нацию мелких собственников не принесли освобождения индейцам. Единственным результатом этих попыток было то, что они создали возможность отнять у индейцев те земли, которые им еще принадлежали. Победа либерализма в Мексике создала такую общественную структуру, которая не дала преимущества самим мексиканцам и от которой в конце концов получила выгоду буржуазия других стран. Только в XX в. мексиканские интеллигенты начнут думать по-мексикански и приводить свои идеалы в соответствие с нуждами своего народа(1).
Впервые попытался применить в Мексике новые идеи, как это ни парадоксально, король. Вторая половина XVIII в. была эпохой просвещенного абсолютизма. Карл III, третий из испанских Бурбонов, царствовавший с 1759 по 1788 г., был увлечен теориями физиократов и антиклерикализмом французских философов. В начале его царствования в Мексику в качестве виситадора был послан Хосе де Гальвес. Произведенное им длительное и тщательное расследование открыло бесчисленные злоупотребления, укоренившиеся за два столетия административного упадка. Впоследствии Гальвес стал министром по делам Индий с полномочиями проводить реформы, какие он сочтет желательными. Система коррехидоров и старших алькальдов была уничтожена. Они были заменены двенадцатью «интендантами», которые отбирались более тщательно и были более честными и деятельными. Торговые правила были смягчены. Мексике было разрешено торговать со всеми испанскими портами, тарифы были почти отменены, а ежегодный флот более не посылался. Монополия богатых гачупинов, скупавших товары, привозившиеся флотом, была сломлена, и менее крупные торговцы также получили возможность торговать с Испанией. В результате последовал быстрый рост внешней торговли Мексики и королевских доходов, а также улучшение всего экономического положения страны. Стали поощряться науки и искусства, были организованы новые культурные учреждения, а именно школа горного дела и академия Сан-Карлос.
Царствование Карла III было также периодом территориальной экспансии, вызванной не внутренними нуждами, а внешней опасностью. Чтобы отразить французскую угрозу в Луизиане, монахи еще в 1716 г. вступили в Техас и основали там миссии, которые должны были распространить испанское влияние среди индейцев. В 1763 г. французы были вытеснены из Северной Америки, и на сорок лет, пока Франция вновь не заняла ее, а затем не продала Соединенным Штатам, Луизиана стала испанской, На тихоокеанском побережье для защиты против русских Гальвес организовал самое смелое из испанских колониальных предприятий после XVI в. Группа монахов под руководством Хуниперо Серры вступила в Верхнюю Калифорнию, а в 1776 г. Анса с партией колонистов совершил тысячемильный путь из Соноры, через пустыни Аризоны и территории диких апачей до бухты Сан-Франциско. В Калифорнии появились колонисты — креольские аристократы, имевшие огромные стада.
Между тем становилось очевидно, что Испанской империи грозит непосредственная опасность распада. Если когда-нибудь креолы захотят восстать, они, вероятно, найдут помощь у Великобритании и у новой республики Соединенных Штатов в обмен на торговые привилегии и территориальные уступки. Вопрос о независимости испанской Америки уже обсуждался на тайных совещаниях в Лондоне и вскоре после этого возбудил интерес в Нью-Йорке. Пример Кортеса будет в 1798 г. волновать честолюбивый дух Александра Гамильтона, а в 1807 г. соответствующий проект трезво, с фактами и цифрами, будет разрабатываться будущим герцогом Веллингтоном.
Реформы Карла III встревожили умы и дали толчок мысли. Это само по себе было опасно для деспотической империи. После того как Карл III ускорил ее развитие, Мексике предстояло вынести дурное управление одного из худших испанских администраторов. Карл IV был мягок, несообразителен и во всем подчинялся своей жене, которая в свою очередь во всем подчинялась Мануэлю де Годой, молодому человеку, чье единственное средство завоевания власти заключалось в красивом лице. Годой и его подручные получили возможность управлять Испанской империей и грабить ее. Экономические реформы Карла III были постепенно оставлены, и после увольнения Ревильи Хихедо в 1794 г. мексиканские вице-короли стали такими же продажными и такими же несведущими в делах, как худшие их предшественники.
Тем «временем началась французская революция. В 1793 г. король был гильотинирован, и лозунгами новой республики стали свобода, равенство и братство. Несмотря на все усилия инквизиции и вице-королей, французские идеи начали проникать в Мексику. Французы, оказавшиеся благодаря приобретению испанцами Луизианы испанскими гражданами, сделались якобинскими агентами. В Мексике из рук в руки передавались часы, ящички и серебряные монеты с выгравированным на них изображением женщины со знаменем в руках и надписью «Libertad Americana»(2). Однажды утром в 1794 г. на стенах общественных зданий Мехико были найдены плакаты с восхвалениями якобинского правительства. Креолы стали понимать, что в мире существует какая-то новая сила, которая несет тиранам смерть. В Мексике медленно зарождалась новая жизнь. Начались заговоры, сами по себе бесплодные, но предвещающие грозные взрывы в будущем. В 1798 г. мелкий чиновник Хуан Герреро составил заговор с целью добиться власти путем государственного переворота. На следующий год возник план вооружить массы города Мехико тесаками «мачетес». Испанское правительство арестовало заговорщиков, но казнить их побоялось, чтобы не восстановить против себя креольское население. Они были заключены в тюрьмы или высланы. Революционный дух охватил и индейцев. В Халиско тласкаланский племенной вождь задумал взорвать дворец вице-королей и храм святой девы в Гвадалупе и восстановить державу ацтеков. Было арестовано 86 чел., обвинявшихся в участии в заговоре.
По стране циркулировала революционная литература, хотя тем, кто ее читал, постоянно грозила опасность доноса в инквизицию. Среди молодых адвокатов и студентов распространялись новые идеи. Философия Декарта и Локка впервые через 100 с лишним лет после своего возникновения стала вытеснять схоластику в университете Мехико. В Мериде коллекция конфискованных книг, принадлежавшая инквизитору, оказалась после его смерти в библиотеке коллежа. В 1805 г. появилась первая ежедневная газета «Эль диарио де Мехико» под редакцией Карлоса Мария де Бустаманте. Ограничиваемая цензурой, газета избегала политических дискуссий, но ее сотрудники были сторонниками независимости и посвятили себя созданию туземной мексиканской литературы. Отказавшись от искусственного подражания испанским образцам, они впервые начали употреблять мексиканские выражения и описывать сцены из мексиканской жизни. Через несколько лет Фернандес де Лисарди, более известный под псевдонимом «Мексиканский мыслитель», написал первый и один из величайших мексиканских романов «El Periquillo Sarmiento». Другим духовным предтечей независимости был высланный в Испанию монах Сервандо де Тереса-и-Мьер. Страстному, высокомерному и не знающему компромиссов, злейшему врагу деспотизма и суеверия, Сервандо предстояло пережить тридцать лет беспрерывных приключений и несчастий и, бежав из разных тюрем, пробраться в возрасте 70 лет на родину, чтобы сыграть руководящую роль в создании Мексиканской республики.
В то время как Мексика поддавалась влиянию новых идей, финансовые требования испанского правительства все росли. Французская революция, за которой последовала наполеоновская империя, повергла всю Европу в состояние войны. Годой сначала сражался с французами, а потом сделался их союзником и согласился субсидировать их. Необходимые для этого средства должны были доставляться колониями, и от богатых мексиканцев потребовали займов. В 1804 г. были захвачены церковные средства, и церковь была вынуждена потребовать платежа по многим своим закладам. Но честолюбие Наполеона и невежество Годоя приносили Испании все новые несчастья, завершившиеся событием, от которого Испанская империя так никогда и не оправилась. В 1808 г. Мексика узнала, что Карл IV отрекся от престола и что он и его сын, Фердинанд VII, завлечены во Францию их союзником-императором и исчезли во французских тюрьмах. Монархии, которой Мексика повиновалась почти триста лет, более не существовало. В Мадриде царствовал Жозеф Бонапарт. Большая часть Испании была занята французскими войсками, а независимость ее была представлена лишь народной
хунтой, сохранявшей непрочную власть в Севилье, и другой хунтой в Овиедо. Эта катастрофа, возбудившая открытую вражду между креолами и гачупинами во всей Испанской Америке, положила начало распаду империи. Колонии единогласно отказались признать Жозефа Бонапарта и присягнули королю Фердинанду. Но раз Фердинанд и все его родственники сидели в тюрьме, то в качестве его доверенного должен был действовать какой-то другой орган. Креолы считали, что теперь суверенитет перешел к народу и что колонии должны избрать свои хунты. Гачупины, боясь всего, что могло содействовать независимости колоний, утверждали, что королевская власть принадлежит испанским хунтам, несмотря на то, что в этих хунтах господствовали либералы. Началась своеобразная борьба, в которой реакционеры-гачупины поддерживали требования испанских либеральных хунт, а либералы-креолы клялись в верности реакционному королю. Каждая сторона обвиняла другую в якобинстве. Гачупины заявляли, что креолы действуют по приказу французских агентов, а креолы отвечали, что гачупины намерены признать бонапартистский режим в Испании.
Вице-королем Новой Испании был ставленник Годоя Итурригарай, наживший состояние путем продажи должностей. Он знал, что испанская хунта, если будет признана ее власть, лишит его звания вице-короля, и стал поддерживать креолов. Он надеялся, завоевав среди них популярность, удержаться в должности по крайней мере до реставрации Фердинанда VII, а может быть даже стать первым королем независимой Мексики. В августе он созвал объединенное собрание аудиенсии и аюнтамиенто Мехико. Аюнтамиенто потребовало избрания креольской хунты. Аудиенсия, представлявшая власть гачупинов, настаивала на повиновении Севилье, а руководители церкви осуждали разговоры о народном суверенитете как ересь. Когда и из Севильи и из Овиедо в Мексику приехали делегаты, претендовавшие на трои Новой Испании, Итурригарай нашел предлог отказать им обоим в признании. В сентябре он открыто встал на сторону креолов и начал разрабатывать план избрания конгресса. Но Итурригарай действовал неуверенно, ошибаясь, а гачупины решительно встали на защиту своих привилегий. Богатый гачупин Ермо, владелец сахарных плантаций в Куэрнаваке, устроил государственный переворот. В полночь 15 сентября триста «добровольцев» Фердинанда VII ворвались во дворец и схватили спящего Итурригарая. На следующий день, рано утром, пока креолы еще не узнали о случившемся, собралась аудиенсия и назначила новым вице-королем пожилого военного, Педро де Гарибая. Итурригарай был отправлен в Испанию, а его имущество конфисковано. Семеро креольских лидеров было арестовано. Двое из них, которые наиболее решительно защищали народный суверенитет, умерли в заключении: адвокат Вердад, очевидно, от яда, а монах Таламантес — от желтой лихорадки в сыром подземном каземате форта Сан-Хуан-де-Улоа.
На время гачупины, казалось, восторжествовали. Народные демонстрации против переворота подавлялись войсками. Правда, креолы города Мехико единодушно хотели самоуправления. Для пропаганды самоуправления были организованы тайные общества, например общество «Гвадалупес». В кабачках распевались корридос в защиту Итурригарая. Но никто не осмеливался действовать.
Однако переворот разрушил всякое -уважение к вице-королевскому званию. Всем стало ясно, что правительство Мексики представляет собой лишь тиранию гачупинов. И если жители столицы были запуганы превосходством врага, то в провинциях группы креолов вели активную заговорщическую деятельность. Гачупинов было так мало в сравнении с остальным населением, что свергнуть их казалось легко. Единодушное восстание креолов, метисов и индейцев могло бы освободить Мексику почти без борьбы. Заговорщики стали, пренебрегая расовыми различиями, называть себя американцами. Позднее им предстояло открыть, что положение сложнее, чем они думали. Не так легко было примирить наследников Кортеса с наследниками Кваутемока.
Гарибай оказался слишком мягким для гачупинов и был заменен архиепископом Лисаной, а в награду за услуги Ермо дал ему пенсию. В 1809 г. был подавлен заговор креолов в Вальядолиде. Были собраны и посланы в Испанию новые займы, и экономические бедствия еще усилились. Тем временем испанские хунты уладили свои разногласия. Снова существовало испанское правительство, возглавлявшееся тремя регентами, власть которых простиралась лишь на остров Леон, так как на всей территории Испании господствовали французы. Регенты послали в Мексику нового вице-короля, Венегеса, который принял должность 14 сентября 1810 г. Через два дня деревенский священник в интендантстве Гуанахуато начал войну за независимость.
——
(1) Революционный подъем в Мексике, как и в других испано-американских странах, являлся следствием глубокого кризиса испанского колониального режима. Испания не могла уже удержать под своей властью свои колонии в Америке, среди которых Мексика занимала по своему значению одно из первых мест, так как в это время в колониях выросла своя национальная буржуазия и интеллигенция. В Мексике также назрел кризис испанской колониальной системы. Национальная буржуазия и интеллигенция опирались на недовольство широких народных масс Мексики, земля которых была экспроприирована испанскими помещиками и духовенством. На этой основе и выросла идеология мексиканского национально-освободительного движения, страдавшая некоторой неясностью прежде всего в силу недостаточного размежевания классовых сил в Мексике, а не вследствие того, что она была, будто бы, занесена из-за границы, как это пытается представить Паркс.
(2) Американская свобода.
Идальго
1810 год был критическим годом для всей Испанской империи. Весной креольские хунты в Южной Америке стали захватывать власть, объявив себя полномочными представителями короля Фердинанда. Когда гачупины отказались признать их, весь материк был охвачен войной, продолжавшейся четырнадцать лет. Это была война быстрых переходов, сражений в тропических джунглях и на заоблачных, покрытых снегом вершинах Анд. Первыми завоевали себе независимость аргентинские креолы. После этого армии Сан-Мартина перешли горы и стали действовать в Чили. Симон Боливар выгнал гачупинов из Венесуэлы, провел свою армию через занесенный снегом перевал, лежащий на 13 тыс. футов выше уровня моря, и внезапно напал на изумленных испанцев в Боготе. Затем освободители с разных сторон подошли к Перу. В 1824 г. Сукре уничтожил на плоскогорьях Боливии последнюю в Южной Америке испанскую армию. Девять новых республик было обязано своей независимостью этим конкистадорам свободы.
В Мексике обстоятельства сложились иначе. Там гачупины опередили своих противников. В Мексике не было креольской хунты, которая могла бы организовать освободительную войну креолов; были только отдельные заговорщики, без оружия и без законной власти. Одна из этих заговорщических групп, вынужденная начать восстание до намеченного срока, обратилась с призывом к метисам и индейцам, ненавидевшим богатых креолов почти так же, как испанцев. В результате значительная часть креольского населения оказалась на стороне гачупинов. Таким образом, то, что должно было стать войной за национальную независимость, превратилось на 10 лет в столкновение более ожесточенное и имевшее более глубокое значение, — в войну классов. В конце этой войны креолы добились независимости Мексики и взяли власть в свои руки, но метисы и индейцы приобрели традиции, которых они впоследствии не забыли и которые их потомки отстояли в дальнейшей борьбе. Мексиканская война за независимость была репетицией войны за реформу и революции. Война за независимость приняла характер социальной революции почти случайно; виновник этого, человек, сделавшийся национальным героем будущей Мексиканской республики, умер, по-видимому, раскаиваясь в том, что сделал. В городе Керетаро группа креолов основала литературный и общественный клуб, в котором обсуждались идеи независимости. Члены этого клуба не были ни республиканцами, ни противниками католической церкви. Они хотели только, чтобы креолы, продолжая признавать короля Фердинанда, не управлялись больше чиновниками — гачупинами. Мексика, по мнению членов клуба, должна была входить в Испанскую империю на равных правах с Испанией. Руководителями этой организации были коррехидор Керетаро с женой и группа армейских офицеров, из которых самым выдающимся был молодой землевладелец, любитель приключений и боя быков, по имени Игнасио Альенде. Альенде ввел в клуб приходского священника города Долорес, Мигеля Идальго-и-Костильо. Идальго было уже без малого 60 лет; он был очень начитан, причем особенно любил французскую литературу. В прошлом он занимал должность декана коллежа Сан-Николас в Вальядолиде(1) (провинция Мичоакан). Его интерес к новым идеям уже навлек на него подозрения инквизиции. Идальго был гуманным человеком, сочувствовал угнетенным индейцам, что было уже редкостью среди мексиканского духовенства, и обладал величайшим мужеством. В Долорес он завоевал любовь своих прихожан-индейцев и, в нарушение закона, обучил их сажать оливковые и тутовые деревья и виноградные лозы и выделывать новые виды глиняной посуды и кожаных изделий. О деятельности Идальго стало известно вице-королю, и за несколько лет до описываемых событий испанские чиновники явились в Долорес, срубили деревья Идальго и уничтожили его виноградники.
Заговорщики Керетаро начали привлекать в различных городах на свою сторону креолов, в особенности тех, которые служили офицерами в армии. Заговорщики надеялись навербовать столько сторонников, чтобы изгнание гачупинов можно было осуществить почти без борьбы. Они намеревались провозгласить независимость Мексики на большой ярмарке в Сан-Хуан-де-Лос-Лагос в декабре 1810 г. На случай сопротивления военным командиром заговорщиков был назначен Альенде. Об этих планах было донесено правительству офицерами, которых пытались завербовать, и одним священником, получившим сведения о заговоре на исповеди. Сперва испанские чиновники отнеслись к заговору пренебрежительно и заявляли, что стоит показать креолам печать на пергаменте, как они немедленно испугаются, но в конце концов решили действовать. 13 сентября были изданы приказы об аресте руководителей заговора. Жена коррехидора, участие которой в заговоре не было известно правительству, предупредила их, и Альенде с двумя-тремя товарищами поехал в Долорес посоветоваться с Идальго. Идальго, которого они разбудили 16 сентября до зари, принял важное решение. Вместо того чтобы бежать или ждать ареста, лучше немедленно восстать. Но весь план пришлось изменить. Уже нельзя было организовать восстание креолов или рассчитывать на привлечение армии. Не имея ни оружия, ни союзников, можно было только обратиться к индейцам, к возмущению, порожденному В них веками угнетения. Днем Идальго собрал нескольких своих сторонников и арестовал всех испанцев в городе. Потом он зазвонил в колокол своей церкви, как будто бы созывая индейцев к мессе. А когда его прихожане собрались, он взобрался на кафедру и сказал им, что настало время свергнуть гачупинов, которые так долго угнетали их и которые, как сообщил он своим слушателям, замышляют теперь признать Жозефа Бонапарта. Вооруженные дубинками, пращами, топорами, ножами и тесаками-мачетес, индейцы вместе с Идальго и Альенде отправились освобождать Мексику.
В течение нескольких дней восстание было настоящим триумфальным шествием. Испанцы были захвачены совершенно врасплох. Увеличиваясь по мере движения вперед, освободительная армия прошла через равнину Гуанахуато, захватывая на асиендах кукурузу и скот и вербуя в свои ряды пастухов и батраков. Она заняла Сан-Мигель, где к ней присоединился полк Альенде, и пошла к Селайе. Монахи монастыря Кармен вооружились пистолетами и распятиями и разъезжали по городу, умоляя его жителей не переходить на сторону повстанцев. Но и здесь повстанцы не встретили сопротивления, и армия Идальго, разросшаяся уже до 50 тыс. чел., завладела городом. В Сан-Мигеле и в Селайе приход Идальго сопровождался мятежами среди босяков — «леперос» — и пролетариата. Мятежники взламывали двери домов гачупинов и богатых креолов и грабили их имущество. Альенде беспорядки привели в ужас. Он ожидал военного восстания и видел себя самого в роли генерала, ведущего свою армию к победе: в действительности же происходила социальная революция. Альенде разъезжал среди мятежников, пытаясь разогнать их. Но внезапное решение Идальго разбудило такие глубокие и мощные силы, что справиться с ними было невозможно. Гачупины расплачивались за преступления Альварадо Нуньо де Гусмана и десяти поколений помещиков — энкомендерос и асендадос,— коррехидоров и владельцев рудников. Идальго, принявший на себя руководство восстанием и звание капитан-генерала Америки, знал, что задумал, но не предвидел того, что произошло в действительности. Однако теперь, когда все шлюзы были открыты, он понял, что бороться с потоком бесполезно. Желая достигнуть цели — освобождения Мексики, — он принял средство для ее достижения — устрашение испанцев и массовые восстания.
Из Селайи повстанцы отправились В столицу интендантства Гуанахуато. Интендант Рианьо нашел невозможным защищать город, где было слишком много сторонников Идальго. Но Рианьо собрал гачупинов и некоторых креольских богачей в «Алондига де Гранадитас», большом каменном здании, использовавшемся правительством для хранения зерна. Рабочие серебряных рудников примкнули к Идальго. Другие собрались на возвышавшихся над Алондигой скалистых террасах, чтобы наблюдать за сражением. Артиллерия интенданта косила индейцев Идальго сотнями, но они продолжали бомбардировать здание из своих пращей с отчаянной храбростью, напоминавшей ацтеков. Рианьо был убит одним из солдат Альенде. Пока помощники еще спорили о том, кто будет его преемником, один гуанахуатский горняк подкрался к деревянной двери здания и поджег ее. Индейцы ворвались в дом и убили большинство тех, кто в нем находился. Потом они несколько часов в неистовстве носились по городу, грабя дома гачупинов, магазины и таверны и ломая машины на рудниках. Когда порядок был восстановлен, Идальго возложил на нескольких креолов ответственность за управление городом, запер оставшихся в живых гачупинов в Алондиге в качестве пленников и пошел на Вальядолид. Услышав о его приближении, испанцы поспешно бежали, и он вступил в город без сопротивления, а местный полк присоединился к повстанцам.
Тем временем восстание ширилось. Импровизированный призыв Идальго к массам, не намеченный и не подготовленный заранее, зажег всю Северную Мексику. Некоторые местности были подняты агентами, разосланными Идальго, но в других было достаточно одной только вести о кличе Долорес — «Грито де Долорес». Большинство повстанцев едва знало, за что сражается; но все знали., что угнетатели должны быть свергнуты. Повстанцы продолжали кричать «viva» в честь короля Фердинанда, но они арестовывали гачупинов, бросали их в тюрьмы и захватывали их имущество. Быстро организовывались партизанские отряды, которыми руководили деревенские священники, погонщики мулов и ранчерос, контрабандисты и бандиты. По горным хребтам, сьеррам, разъезжали отряды всадников, совершавших набеги на асиенды и нападавших на поезда с серебром и на караваны купцов-гачупинов. Некоторые из них были патриотами, другие — просто разбойниками. Города были изолированы, и вскоре также стали попадать в руки повстанцев. В Сакатекасе население восстало стихийно. Город Сан-Луис-Потоси был захвачен сторонником Идальго, монахом Эррерой, почти без всякой организованной помощи, а затем в город вступил главарь бандитов Рафаэль Ириарте, называвший себя представителем Идальго, и вырезал гачупинов. В провинции Халиско командование принял на себя крестьянин Торрес, который пробился к Гвадалахаре, а епископ и «оидоры» бежали к тихоокеанскому побережью. Один из офицеров — товарищей Альенде, Хименес, посланный Идальго на север, занял. Сальтильо. После таких успехов власти провинций Нуэво-Леон и Техас встали на сторону восставших. Через несколько недель во всей Северной Мексике испанские власти, казалось, были уничтожены. Правда, на юге агенты, посланные Идальго организовать восстание в провинции Оахака, были арестованы и расстреляны. Но сельский священник Хосе Мария Морелос, ученик Идальго по коллежу Сан Николас, примкнувший к восстанию еще в Вальядолиде, собирал новых повстанцев в холмах над Акапулько.
На долю Идальго выпала грандиозная задача — руководить революцией и не допустить ее вырождения в простую анархию. Альенде и его товарищи, офицеры Алдама, Абасола и Хименес, завидовавшие Идальго, потому что он был руководителем, и не сочувствовавшие его целям, мало помогали ему. Они все еще надеялись, что революция каким-нибудь образом перестанет быть революцией и превратится в военный мятеж. Идальго пытался заручиться поддержкой креолов, предлагая им генеральские должности в своей армии и посты в правительстве. Он борется, заявлял он, за выборный конгресс, который будет управлять Мексикой от имени короля Фердинанда. Но независимость Мексики не была единственной целью Идальго. Он продолжал призывать к восстанию индейцев. На территориях, находившихся в его власти, он отменил взимавшуюся с индейцев дань и приказал вернуть индейским деревням незаконно отнятые у них земли. Подобная программа, продиктованная отчасти стремлением к социальной справедливости, отчасти сознанием, что раз пушки находятся в руках правительства, то революция может восторжествовать только если ее силы будут обладать подавляющим численным превосходством, отдалила от Идальго большинство креолов. Они помнили, что произошло на Гаити, где негры под влиянием якобинской пропаганды свергли французское господство и перебили своих прежних хозяев. Молодые интеллигенты, охваченные либеральными идеями, сочувствовали Идальго, а тайные общества Мехико действовали в его пользу. Но большинство землевладельцев, чиновников и офицеров поддерживало правительство. Владельцы сахарных плантаций Куэрнаваки и богатые помещики мобилизовали своих пеонов и послали их сражаться за Испанию. Церковь отлучила Идальго и использовала все свое огромное влияние, чтобы проповедовать верность Испании. Креольские офицеры, верные своим генералам-гачупинам, охотно убивали повстанцев, а метисы и мулаты, т. е. рядовой состав армии, слепо повиновались им. Это была гражданская война, в которой почти все силы обеих сторон состояли из уроженцев Мексики. Но в то время как правительство располагало дисциплинированной армией в 28 тыс. солдат, вооруженных ружьями и артиллерией, Идальго не имел ни генералов, ни солдат, за исключением Альенде и его товарищей, да еще полков Селайи и Вальядолида. Он всемерно старался снабдить своих сторонников пушками и установить среди них хоть какую-то дисциплину, но быстро превратить индейские орды в армию было невозможно. Сражаясь с испанцами, некоторые индейцы пытались вывести испанские пушки из боя, кидая свой сомбреро на их дула.
В конце октября Идальго пошел на Мехико. Цвет испанской армии во главе с самым способным ее генералом Кальехой был занят покорением Сан-Луис-Потоси, и для защиты столицы вице-король смог собрать только 7 тыс. чел., которых поставил под командование Трухильо. Этот последний занял горный перевал между долиной Мехико и долиной Толуки, у Монте-де-лас-Крусес. Революционеры, которых было 80 тыс. чел., прибыли туда 30 октября, и Альенде повел их в бой. Они взобрались на холмы с обеих сторон перевала и окружили армию Трухильо. С наступлением темноты Трухильо с несколькими спутниками прорвался через окружение, вернулся в Мехико и сообщил вице-королю, что одержал великую победу. Узнав истину, вице-король в отчаянии перестал надеяться на земную помощь. Кальеха шел ему на выручку, но пока город был беззащитен. Однако штурма, которого так боялись, не произошло. Идальго, очевидно, решил, что его импровизированная армия, получив в Мехико свободу рук, утратит всякое подобие дисциплины и станет легкой добычей для Кальехи. Вопреки совету Альенде и всех его военных помощников, он повернул от столицы и повел своих людей обратно к Гуанахуато. Встретившись в Акулько с Кальехой, он избежал боя, но был вынужден пожертвовать своим обозом и артиллерией, и лоялисты заявили, что одержали победу. Изменение плана ознаменовало начало поворота в ходе восстания. Разочарованные индейцы дезертировали из армии повстанцев тысячами, а чиновники-креолы, высказавшиеся прежде за независимость, быстро раскаялись в своей опрометчивости и пошли на соглашение с правительством.
Споры между Идальго и Альенде стали такими ожесточенными, что они расстались. Идальго почти в одиночестве вернулся в Вальядолид, а затем обосновался в Гвадалахаре. Креолы и духовенство города нашли уместным торжественно приветствовать его. В его честь в соборе пели «Те Deum», а Идальго сидел под балдахином, предназначенным для вице-королей и других высших властей. Идальго издавал газету и стал организовывать правительство. Министром юстиции этого правительства стал Чико, а министром иностранных дел — Игнасио Район. Тем временем Кальеха шел на Гуанахуато, где командование принял Альенде. Защищать окруженный холмами город казалось невозможным, и Альенде бежал из него с остатками своей армии, пока город еще не был окончательно окружен, предоставив жителей их участи. Население Гуанахуато, зная, чего следует ожидать от Кальехи, схватило оставленных в Алондиге пленников-гачупинов и убило их. Вступив в город, Кальеха сперва уничтожал жителей без разбора, а затем построил на главных перекрестках виселицы, куда несколько дней подряд граждан группами приводили на казнь. Война принимала кровопролитный характер. Вице-король приказал расстреливать в течение 15 минут всех повстанцев, взятых с оружием в руках. Кальеха объявил, что во всех городах, где убивали гачупинов, за каждого убитого заплатят жизнью четыре гражданина города. Идальго принял те же методы. В Вальядолиде и Гвадалахаре он осудил на смерть целые группы гачупинов.
Альенде пошел сначала в Сакатекас. Но, несмотря на свою зависть к Идальго и на недовольство тем оборотом, какой приняло все движение, ему оставалось лишь присоединиться к Идальго в Гвадалахаре и сражаться за революцию. Кальеха прибыл туда в середине января. У него было 6 тыс. чел., а у Идальго — опять 80 тыс. Снова отвергнув совет Альенде, Идальго решил поставить все на карту. Он вывел всю свою армию из Гвадалахары и стал ждать Кальеху на мосту Кальдерон, на берегах Дермы. Революционеры выдерживали атаки лоялистов, пока не загорелись боеприпасы у них в тылу. Ветер понес пламя по сухой траве в войска повстанцев. Ослепленных дымом и испуганных блеском огня, их рубили направо и налево. Руководители повстанцев бежали на север, в Сакатекас, а Кальеха занял Гвадалахару, где креолы, приветствовавшие Идальго, поспешили объяснить ему, что сделали это только по принуждению.
Битва у моста Кальдерон была последней битвой под руководством Идальго. Группа креольских офицеров, примкнувших к движению с самого начала и ставших генералами повстанческой армии, требовала, чтобы военным командиром сделался Альенде. Идальго, номинально возглавлявшего правительство повстанцев, держали почти в плену. Альенде решил покинуть центральную Мексику, соединиться в Сальтильо с Хименесом и искать помощи у Соединенных Штатов. Он знал, что пограничное население долины Миссисипи ненавидит испанцев и стремится к экспансии в Техас. Остатки революционной армии отступили на север, а Кальеха занял Сакатекас. В Сальтильо во главе большей части армии был оставлен Игнасио Район, а Альенде, Идальго и большинство их помощников-креолов отправились на границу, взяв с собой тысячу человек, четырнадцать повозок и все сокровища, захваченные из королевской казны и у гачупинов. Гутьерреса де Аару послали вперед, чтобы добиться помощи в Кентукки и Вашингтоне, но Альенде и Идальго не пришлось встретиться с ним. Один креольский офицер, командовавший в Коагуиле, по имени Элисондо, примкнул было к революции, но отказ Альенде назначить его генерал-лейтенантом рассердил его. Элисондо решил предать руководителей восстания. Он подкараулил их у родников Бахана, на месте, где дорога в Техас огибает склон холма, так что путники не могут видеть того, что впереди них. Войско Альенде разбросанными отрядами, не приняв мер предосторожности, брело по дороге; и каждый отряд, как только огибал холм, попадал в руки войск Элисондо. Офицеров расстреляли, солдат осудили на работы на асиендах, а руководителей отослали к высшим испанским властям в Чигуагуа.
В течение мая, июня и июля их одного за другим осуждали и расстреливали. Альенде и его товарищей офицеров приговорили к смерти, почти не соблюдая формальностей, но Идальго нужно было сперва лишить священнического сана. Он переносил заключение без жалоб и оставил на стенах своей камеры стихи, в которых благодарит тюремщиков за их учтивость. Испанское правительство опубликовало отречение, подписанное будто бы им самим, и, хотя авторство Идальго недостоверно, документ, пожалуй, действительно носит отпечаток его развитого и сильного ума. Мексика, говорится там, не готова к независимости, которая привела бы только к деспотизму и анархии. Голова Идальго, а также головы Альенде, Хименеса и Алдамы были посланы в Гуанахуато и (выставлены на стенах Алондиги, где оставались до 1821 г.
——
(1) Современная Морелия
