Теотиуакан, страница 3

Пирамида Солнца

Пирамида Солнца была крупнейшим строением в Теотиуакане. Вместе с тремя открытыми площадями, жилой зоной, административными сооружениями и центральным святилищем на главной площади она составляет так называемый Комплекс пирамиды Солнца — его следует рассматривать как единое целое исходя из расположения, ориентации, функциональности и прочих имеющих значение факторов. По последним данным, пирамиду возвели приблизительно в начале III века (170—310 гг., хотя ранее считалось, что она была сооружена в I веке), а затем надстроили около 450 года. Постройка пирамиды Солнца, таким образом, вероятно, совпала со строительством пирамиды Пернатого змея и четвёртым этапом создания пирамиды Луны — очевидно, реализовывалась крупная городская программа. А до этого на её месте располагался большой комплекс, который намеренно разрушили для возведения одного из самых впечатляющих архитектурных памятников Нового света (Из его остатков исследователи на данный момент нашли стену в 1 м высотой и 70 см шириной, часть пола длиной 7 м и часть некоего большого общественного строения, предположительно нежилого.). Пирамидой восхищались и ацтеки, давшие ей современное название — ицакуаль тонатиу (ytzacual tonatiuh, что на науатле означает «башня или холм солнца»). Даже без деревянного храма, который когда-то венчал вершину пирамиды (его следы из-за ужасно проведённых в начале XX века раскопок не были обнаружены), строение имеет высоту около 64 метров. Его стороны после последнего, второго, этапа строительства и до раскопок и реставрации начала XX века достигали в длину: северная — 221,43 м, восточная — 223,75 м, южная — 224,24 м, западная — 221,53 м. На первом этапе строительства пирамида имела длину сторон: северная — 214,63 м, восточная — 215,15 м, южная — 215,72 м, западная — 210,50 м. Объём сооружения — около 1,4 млн. куб. м, а вес — примерно 3 млн. тонн. Несмотря на наличие подземных карьеров, где добывался пористый камень тесонтли, пирамиду соорудили в основном из песчаной земли, глины и небольших фрагментов туфа тепетате (5—10 см в длину), что не характерно для строений в Теотиуакане. На её строительство ушло примерно 12 млн. человеко-часов (Не стоит пугаться таких цифр. Если предположить, что строительство заняло 50 лет и учесть число жителей города на тот момент, то получится, что каждый трудоспособный взрослый теотиуаканец в год уделял возведению пирамиды около 15 дней.). С западной стороны к пирамиде примыкают возводившаяся более чем в четыре этапа платформа адосада и площадь, вокруг которой разместились невысокие пирамидальные строения. Адосада была пристроена к пирамиде уже после её возведения. Весь комплекс пирамиды Солнца ограничен сплошной платформой, имеющей высоту 6 м, ширину 34 м и длину каждой стороны около 350 м. С юга и севера платформы отдалены от пирамиды на 30 м, с востока — на 45 м. На южной платформе располагался «Дом жрецов», о котором мало что известно. А вокруг пирамиды, как показало исследование Э. М. Моктесумы, существовал ров или канал шириной в 3 метра, который когда-то, вероятно, заполнялся водой, стекавшей с неё в сезон дождей.

Очевидно, все здания Комплекса пирамиды Солнца некогда были украшены скульптурами и прочими архитектурными элементами. Центральную платформу адосаду украшали трёхмерные скульптуры кошачьих. Всего на данный момент известно о 318 скульптурах, которые имели отношение к пирамиде Солнца. Исследователи выяснили, что различные архитектурные элементы (молдинги таблеро, блоки лестниц, резные украшения) изготовлены из разных камней — андезита, риолита, базальта и зелёного камня. При этом большая часть материалов была добыта не на территории долины Теотиуакан, а, по всей видимости, в соседнем муниципалитете Тепетлаосток (8 км от мегаполиса). Среди всего разнообразия архитектурных элементов выделяются различные барельефы, головы и лапы кошачьих, человеческие сердца, изображения Старого бога огня и Земного монстра (аналога Сипактли). Недавние раскопки А. Сарабиа позволили обнаружить практически единственный найденный на своём месте фрагмент архитектурной скульптуры, а также элементы талуд-и-таблеро, схожие с теми, что описывал ещё в 1905 году Л. Батрес.

В ясный день с вершины пирамиды Солнца видна большая часть долины Теотиуакана, но не вся. Примечательно, что самые выдающиеся горы долины Мехико — Попокатепетль и Истаксиуатль — с этой точки скрыты грядой Патлачике, то есть, возможно, таким образом, саму пирамиду скрыли от грозных и опасных богов вулканов (учитывая, какую роль сыграл Попокатепетль в начальной истории Теотиуакана, это вполне вероятное предположение).

Пирамида изначально имела отклонение оси запад-восток к югу от востока на 15^о28« и, соответственно, обращена на запад там, где в I веке заходило солнце 30 апреля и 13 августа (Отметим, что начало цикла из тринадцати четырёхсотлетий по майяскому календарю Долгого счёта приходится на 13 августа.), и на восток там, где солнце восходило 11 февраля и 29 октября (интервал между этими днями равен 260 — количеству дней в ритуальном календаре). Следует отметить, что ориентация планировалась тогда, когда пирамиды ещё не существовало, то есть с уровня земли, а когда монумент соорудили, то на его вершине стало ясно, что западная сторона пирамиды ориентирована на закат 29 апреля и 14 августа. Учитывая, что для местных жителей даты 30 апреля и 13 августа были важнее (это подтверждается наличием ориентированных на них и дающих в эти дни световые эффекты так называемых «астрономических пещер 1 и 2» в Теотиуакане и «Пещеры солнца» в Шочикалько), они, предположительно, сначала скорректировали ориентацию храма на вершине пирамиды, а затем и самой пирамиды, когда завершали второй этап строительства (При этом сдвинулись даты фиксируемого рассвета с вершины пирамиды, которые при такой ориентации теперь наблюдались 10 февраля и 30 октября.). Кроме того, пирамида Солнца повторяет силуэт находящейся вдалеке горы Патлачике, если взглянуть на неё со стороны пирамиды Луны. А если посмотреть вдоль края западного талуда самой пирамиды, то можно увидеть, что она сориентирована и на вершину горы Серро-Гордо, расположенной к северу. Также следует отметить, что с вершины строения 23 марта и 20 сентября каждого года на востоке виден восход солнца прямо над вершиной горы Серро-Колорадо (Типайо) (Не следует путать её с ещё одной горой Серро-Колорадо, расположенной к западу от Теотиуакана.) — вместе с днями летнего и зимнего солнцестояния эти даты делят год на четыре части с одинаковым количеством дней. Примечательно, что с вершины пирамиды в Куикуилько также наблюдается восхождение солнца 23 марта и 20 сентября уже над вершиной горы Серро-Папайо — явно неслучайное совпадение.

Пирамида Солнца расположена над обнаруженной в 1971 году пещерой, которую ранее считали естественным образованием, однако исследования 1994 года показали, что она имеет искусственный характер. Тоннель, расположенный на глубине 6,5 м и протянувшийся на 102 м, могли прорыть между 140—240 гг., то есть либо до строительства пирамиды, либо уже после. При проведении работ теотиуаканцами было изъято приблизительно 263 м³ вулканической породы. Тоннель условно разделяют на три секции: секция A состоит из входа и четырёх выделяющихся прямоугольных больших камер, связанных друг с другом, секция B — из восемнадцати небольших камер, некогда разделённых семнадцатью адобовыми стенами, а секция C — из прохода, переходящего в камеру с четырьмя ответвлениями в виде лепестка. С. Сугияма считает, что данный тоннель был вырыт во время постройки пирамиды специально для того, чтобы использовать его в качестве гробницы правителя, которую после коллапса разграбили. О возможной связи тоннеля с астрономией и наблюдениями за небесными светилами говорил в конце 70-х гг. XX века Д. Дракер — он считал, что из него теотиуаканцы могли видеть точку захода солнца 29 апреля и 12 августа.

Самим тоннелем пользовались в ритуальных целях приблизительно в III веке, но, возможно, и ранее. Затем законсервировали секцию C, закрыв и завалив все восемнадцать камер секции В. В не засыпанной секции A, по всей видимости, ещё какое-то время продолжали проводить ритуалы. Вход в тоннель обнаружили у основания примыкающей к пирамиде платформы, адосады, однако после раскопок учёных ожидало разочарование. К сожалению, он был разграблен ещё в доколониальное время (в теотиуаканский и последующие периоды) — древние мародёры разрушили стены из адобы, проникнув в огороженные камеры. Учёные обнаружили на полу под закоптившимися стенами древних камер лишь несколько обсидиановых осколков и рыбьи кости. А при поверхностном осмотре камеры у входа в тоннель были найдены, очевидно, потерянные грабителями фрагменты пиритового диска с подложкой из аспидного сланца, два отполированных с двух сторон небольших кусочка зелёного камня, два кусочка слюды, небольшие кулоны из бусин и наконечник. Сам тоннель до определённой степени схож с тем, что обнаружили и раскопали недавно под пирамидой Пернатого змея, а по ряду признаков можно сделать вывод о проведении в них аналогичных ритуалов. В обоих случаях немаловажную роль, вероятно, играла вода. Учёные обнаружили каменные каналы, сечение которых имело вид латинской буквы U — по ним, возможно, теотиуаканцы намеренно направляли потоки воды в пещеру. При этом, как и в случае с тоннелем под Сьюдаделой, никаких следов и намёков на то, что под пирамидой Солнца когда-то захоронили высокопоставленных лиц мегаполиса, учёным пока найти не удалось. Судя по проведённому Р. Слоад исчерпывающему исследованию, искусственная пещера под пирамидой Солнца скорее связана с представлением о Месте происхождения — своего рода прототипе постклассического Чикомостока, о чём говорили ещё Д. Хейден и Р. Миллон (Р. Миллон также полагал, что пещера связана с мифом о сотворении солнца и луны.). Л. Мансанилья проследила её ассоциацию с «Горой пропитания» (Согласно одному поверью, записанному Л. Мансанильей в 1989 г. со слов пожилых жителей местных общин, в прошлом каждый февраль из пещеры под пирамидой Солнца выходил некий человек, нёсший в руках кукурузу, амарант, зелёные бобы и тыкву. Некоторые информанты также отмечали, что под пирамидой находились похожие на чинампы поля, с которых и собирался данный урожай.), весьма распространённым в постклассической Центральной Мексике представлением, по которому у священной горы Тонакатепетль имеются пещера и водный источник в ней, а внутри находятся кладовые земли с зёрнами, семенами и прочими продуктами питания, столь необходимыми для человека. К. Таубе полагает, что такая пещера отражала представления теотиуаканцев о сотворении человека, появившегося сначала из подземного мира в форме рыбы, подтверждением чего служат описанная выше дренажная система и обнаруженные рыбьи кости. Также К. Таубе считает, что показанный на панели 5 южной площадки для игры в мяч в Эль-Тахине храм, покрытый мерлонами и заполненный водой, на котором сидит фигура с диском, а позади находится гора с магеем — это графическое изображение пирамиды Солнца, а сидящий внутри храма человек-рыба и есть тот прапредок всех людей, которого окропляет своей кровью некое божество. В любом случае, тоннель под пирамидой Солнца усиливал святость и ритуальное значение самого большого строения в городе. В Месоамерике рукотворные пещеры встречаются довольно часто в разных древних городах, создавая их, индейцы, как отмечают исследователи И. Шпрайц и Дж. Брэди, подчёркивали сакральность таких мест.

Одновременно пирамида Солнца имеет связь и с Богом грозы, временем, астрономией, солнцем, созвездием Плеяд. Так, Л. Батрес сообщал, что во время раскопок 1905—1906 гг. он обнаружил двенадцать подношений, в том числе захоронения детей, размещённых в сидящих позициях по углам сооружения на 2, 3 и 4 горизонтальных секциях. По поверьям постклассических индейцев Центральной Мексики, жертвоприношения детей совершались в честь бога грозы Тлалока, который жил на вершинах гор и в пещерах. С. Сугияма отмечал, что, в отличие от двух других главных сооружений Теотиуакана, в пирамиде Солнца в основном находили детские захоронения. Всего с начала археологических раскопок там обнаружено 29 подношений. М. Гамио руководил первыми раскопками у тоннеля, но подношений не нашёл. Х. Перес и Э. Ногуэра в 1933 году вырыли тоннель с западного фасада по центру и обнаружили четыре подношения (№№13, 14, 15, 16). В Подношении 13 нашли 22 керамических изделия, в Подношении 14 — раковины, в Подношении 16 — 140 предметов. В том же году во время раскопок пирамиды и стоящей рядом адосады были найдены шесть обсидиановых эксцентриков в форме извивающихся змей (молний). Там также нашли длинные, похожие на иголки ланцеты, предназначенные для кровопускания. Р. Миллон, Б. Дрюитт и Дж. Беннихофф обнаружили в тоннеле Х. Переса ещё три подношения (№№17, 18, 19). В Подношении 17 был найден сосуд Бога грозы в хорошем состоянии, в Подношении 18 — антропоморфная фигурка из обсидиана и свыше 30 миниатюрных обсидиановых наконечников, в Подношении 19 — 7 обсидиановых лезвий. Э. М. Моктесума в 1992—1994 гг. выявил ещё четыре подношения с керамическими предметами — по одному на каждом углу первого уровня пирамиды. Между 2008 и 2011 гг. в главном тоннеле было найдено ещё шесть подношений, связанных с началом строительства пирамиды (№№24—29). В Подношении 24 обнаружили скелет младенца и небольшой керамический сосуд — археологи отмечают, что данное захоронение появилось до возведения пирамиды. В Подношениях 25 и 26, возможно связанных с этапом строительства, были найдены, соответственно, фрагменты черепа младенца и останки шестилетнего ребёнка. В Подношении 27 обнаружили захоронение двух взрослых человек 35—45 лет, чьи кости отдельно сгруппировали с другими предметами. В Подношении 28 археологи нашли различные материалы: раковины, обсидиановые лезвия и наконечники с фигурками, пиритовое зеркало. Наконец, главным оказалось Подношение 29 — там выявили обсидиановые лезвия, наконечники и фигурки, а также 3 пиритовых и аспидных диска, 11 сосудов Бога грозы, раковины, 2 фигурки из зелёного камня и останки хищников (ягуаров, орлов и змей). В 1959 году во время раскопок в месте соединения адосады с пирамидой был найден сосуд Бога грозы, вероятно, относящийся к фазе Цакуалли. Когда А. Сарабиа проводил раскопки адосады, то обнаружил каменное лицо Бога грозы, окружённое знаками воды чальчиуитль — примечательно, что подобные огромные знаки украшали таблеро адосады. Также там было выявлено Захоронение 5 с костями двух человек, фрагментами керамики и одним монохромным сосудом — кости первого погребённого 35—45 лет были вторичным захоронением, а второго — первичным. А. Сарабиа вместе с С. Сугиямой и Н. Сугиямой в одном тоннеле возле стен древнего строения также обнаружил подношение и три захоронения (№№2, 3, 4), первое из которых, содержащее останки новорождённого, относится к более раннему времени, а остальные, вероятно, появились в момент начала строительства пирамиды. В Подношении 1 возле древнего строения исследователи нашли несколько обсидиановых лезвий, большую морскую раковину, наконечники разных размеров, пиритовый диск, значительное количество органического материала и обсидиановую антропоморфную фигурку. Также учёные раскопали богатое Подношение 2, где обнаружили органические материалы, обсидиан (лезвия, наконечники, бифасы и антропоморфную фигурку), зелёные камни (две фигурки и маску), пирит (включая три пиритовых диска с подложкой из аспидного сланца, самый маленький из которых имеет 10 см в диаметре, а самый большой — 45 см, причём это на данный момент крупнейший найденный в Теотиуакане диск), керамику (одиннадцать сосудов Бога грозы) и кости животных (беркута, съевшего двух кроликов Sylvilagus sp., черепа пумы Puma concolor, волка Canis lupus baileyi, а также череп и конечности краснохвостого ястреба Buteo jamaicensis) с раковинами моллюсков.

Таким образом, возле сооружения проводились ритуалы с принесением в жертву людей и животных — так сакрализировалась сама пирамида Солнца и место, где она располагалась. Вероятно, церемонии были посвящены Богу грозы и совпадали с началом новых календарных циклов.

Высказывалось также предположение, что на адосаде проводились ритуалы, схожие с постклассическими церемониями зажжения Нового огня. Подтверждают данную версию исследованные в 2002 году Л. Луханом и У. Фэшем мозаичные скульптуры перед адосадой. В трёх из них, ранее являвшихся частью внутреннего убранства храма на адосаде, зафиксировано изображение связки лет, которая позднее у народов науа называлась шиумольпилли и имела непосредственное отношение к церемонии Нового огня. При этом такие ритуалы в Теотиуакане проводились не только в конце каждого 52-летнего календарного цикла, но и когда происходило основание новых городов, строительство новых домов и храмов, или же, как считают А. Токовинин, У. Фэш и Б. Фэш, когда совершался обряд воцарения властителей близлежащих и дальних земель, в том числе из области майя. Возле пирамиды найдены и две большие жаровни, идентичные тем, что зафиксированы в иконографии ацтеков, посвящённой церемонии зажжения Нового огня. На вершине пирамиды недавно обнаружили статуэтку бога огня, а в найденной грабительской траншее — две плоские стелы из зелёного камня (добытого на юге штата Пуэбла или севере штата Оахака), одна из которых имеет 2,56 м в высоту, а также морские ракушки и другие предметы. Также фасад адосады, вероятно, украшали скульптуры сверхъестественного кошачьего животного с пятнами, возможно, аналога майяского бога огня Ихк`-Чувааха, более известного как «Бог-ягуар подземного мира». Таким образом, пирамида Солнца была одновременно связана с огнём, солнцем, водой, Богом грозы и рядом сохранившихся впоследствии у ацтеков концепций, а также являлась местом официального введения в должность и совершения паломничеств о чём, предположительно, сохранились свидетельства в текстах майя классического периода.

Сьюдадела

В 2,15 километра от пирамиды Луны находится комплекс, который назвали цитаделью (по-испански ciudadela), хотя никаких оборонительных функций он не исполнял. Сьюдадела, раскопанная между 1917 и 1922 гг. (Хотя первые археологические работы там были проведены в 1890-е гг., масштабные раскопки начались в 1917 г. под руководством М. Гамио.), является самым крупным замкнутым пространством в Теотиуакане, его окаймляли большие пирамиды, расположенные по краям на платформах. Платформы с юга, востока и севера имели высоту около 7—8 м и ширину примерно 80 м, а с запада, где проходила дорога Мёртвых, высота платформы достигала всего 3—4 м при 35-метровой ширине. Причём изначально западная платформа была значительно ниже последней её версии. Едва ли платформы имели оборонительные функции, скорее они скрывали происходящее внутри от посторонних взглядов. На каждой из них располагалось по несколько пирамидальных строений. По центру внутренней площадки, ближе к восточному краю, находилась пирамида Пернатого змея. Объём всего комплекса был больше объёма пирамиды Луны — около 700 тыс. м³, это почти 1/2 объёма пирамиды Солнца. На строительство Сьюдаделы потратили приблизительно 2,5 млн. человеко-часов.

Однажды Дж. Каугилл предположил, что на главной площади Сьюдаделы, имеющей ширину около 200 м и длину примерно 250 м, могло поместиться до 100 000 человек, и что в период расцвета города там могли собираться практически все жители Теотиуакана. С тех пор это утверждение часто можно встретить в популярной литературе, но верно ли оно? Действительно, площадь велика — без строений около 4,4 га — и много людей могло на ней поместиться. Но разрешалось ли всем жителям Теотиуакана, в том числе простолюдинам, там находиться? Собирались ли они на ней для наблюдения за церемониями? Пока нам об этом ничего не известно.

Сьюдадела сориентирована по оси восток-запад с отклонением на юг от востока на 16,5^о. Такая ориентация позволяла фиксировать рассвет на востоке 9 февраля и 1 ноября, а закат на западе — 2 мая и 11 августа. Р. Кабрера Кастро предположил, что часть комплекса спроектировали по образцу Е-группы в городище майя Вашактун. В этом случае за солнцестояниями и равноденствиями следили при помощи расположенных на восточной платформе храмов.

Примечательно, что ранее место, где теперь находится Сьюдадела, выглядело не так — в ходе раскопок площади под тремя слоями «дорожного» покрытия обнаружили остатки нескольких административно-церемониальных сооружений прямоугольной формы, имевших отклонение от севера к востоку на 11^о. До первого этапа строительства на этой территории на протяжении двух столетий выращивали земледельческие культуры — здесь в фазу Патлачике (100—0 гг. до н.э.) и ранее использовались оросительные системы с двумя идущими параллельно руслу р. Рио-Сан-Хуан каналами в 1,4 м глубиной, 5,5 м шириной и предположительно свыше 500 м длиной. Затем где-то с 50 года из тепетате, шальнене (песчаника) и кирпичей адобы строятся первые административно-церемониальные сооружения, простоявшие до 200-х годов. Вероятно, эти дома служили местом для элиты, так как археологи нашли там такие предметы из дальних регионов, как зелёные камни, киноварь, морские раковины, тонкостенную оранжевую посуду из Пуэбло, посуду Granular Ware из Герреро, посуду из Оахаки и низменностей побережья Мексиканского залива. Кроме того, полы и стены домов были покрыты штукатуркой, а на остатках стен нашли следы фресок с геометрическими узорами красного, жёлтого, оранжевого (оксид железа), чёрного и зелёного цветов, обведённые чёрными линиями. Примечательной особенностью ранних строений на территории Сьюдаделы является отсутствие дренажной системы — таким образом, повсеместное внедрение отводных каналов, вероятно, стало технологической инновацией, внедрённой уже после фазы Цакуалли (1—100 гг.).

Параллельно строительству первых сооружений на территории нынешней Сьюдаделы, с 70—75 гг. теотиуаканцы начинают копать обнаруженный современными археологами в 2003 году подземный тоннель. Он претерпел несколько этапов строительства. Последняя зафиксированная дата пребывания человека в тоннеле — около 475 г, после чего на протяжении чуть более полутора тысячелетий туда никто не заходил. С. Гомес и Дж. Гаццола высказали предположение, что прокладывание подземного тоннеля было символически связано со строительством предшественника храма Пернатого змея и предположительной 123-метровой площадки для игры в мяч — объекта, имеющего в представлении древних месоамериканцев прямое отношение к подземному миру (Первый храм также украсили змеями. Они плыли в воде в окружении различного вида раковин, но по стилю отличались от пернатых змеев храма следующей постройки.). Однако для подтверждения существования стадиона в Теотиуакане археологам нужно провести дополнительные раскопки. В любом случае, теотиуаканцы разрушили эту гипотетическую площадку вместе с другими строениями (правда не все одновременно, некоторые сооружения простояли дольше других, вплоть до 300—350 гг.) и заново отстроили Сьюдаделу — с 200 по 300 гг. возводится то, что по большому счёту мы видим сегодня. Отметим, что пирамиду Пернатого змея возвели к 250-му году, затем короткое время она функционировала вместе с подземным тоннелем, пока между 250 и 300 гг. его не запечатали. Остатки старых зданий, разрушенных при постройке обновлённой Сьюдаделы, найдены в качестве насыпного материала внутри пирамиды Пернатого змея. Среди них выделяются 46 конических камней размером от 16 до 31 см в длину и от 15 до 18 см в диаметре у основания — ничего похожего в Теотиуакане ещё не находили, поэтому сложно сказать, какую функцию они выполняли. Единственное, что осталось от предыдущих строений, но в перестроенном виде, это загадочное и нарушающее всю симметрию строение 1В-prime: N1E1, находящееся у южной платформы. Там на стене были найдены некие узоры, вероятно, представлявшие собой космограмму — поэтому существует предположение, что это строение считалось центром вселенной, то есть было настолько важным объектом, что теотиуаканцы решили не сносить его, а оставить и перестроить.

Расположенная географически в самом центре Теотиуакана, Сьюдадела последнего этапа строительства занимала 16 гектар (с внешними сторонами примерно 400 х 400 м) и была, вероятно, одним из самых лучших мест для проживания в городе. Предполагается, что площадь имела как религиозную, космическую, так и политическую значимость, а культ или культы, центром которых выступал храм Пернатого змея, имели тесную связь с правителями Теотиуакана. Существует даже предположение, что главная площадь комплекса в сезон дождей периодически затапливалась, а зеркальная водная поверхность олицетворяла собой материализацию ассоциаций Сьюдаделы с водным миром, но это предположение остаётся спорным. В пользу данной версии говорят результаты раскопок, проведённых С. Гомесом — он обнаружил, что каналы дренажной системы в Сьюдаделе были завалены ещё в древности.

На территории комплекса также находятся два элитных компаунда, предположительно дворцовых комплекса — северный и южный. Каждый из них имеет в длину около 80 м (север-юг) и в ширину примерно 60 м (восток-запад). Проживало там порядка 100 человек. Компаунды были построены в 50—150 гг., а затем после длительного перерыва перестроены, вероятно, в фазу ранний Шолальпан (350—450 гг.) — уровень пола после этого поднялся на 0,7—1,5 метра. В Северном компаунде с западной стороны при перестройке добавили новую жилую зону. В ходе археологических раскопок в компаундах нашли захоронения. В целом они по размерам больше многих других и уступают лишь таким крупным, как, например, Течинантитла, к тому же организованы более упорядоченно. Там нет во дворах алтарей, поскольку, вероятно, сам храм Пернатого змея служил центром культа. Весьма странной особенностью компаундов Сьюдаделы является отсутствие внутри на стенах последнего этапа постройки столь часто встречающихся в Теотиуакане фресок. В более ранних строениях они зафиксированы. Существует предположение, что вместо фресок стены могли украшать иначе, возможно, гобеленами. Другое дело внешние стены комплекса — вот они были ярко раскрашены фресками с использованием красного, жёлтого, зелёного, чёрного и белого цветов.

Вообще же Сьюдадела считается рядом исследователей главным претендентом на наличие в ней резиденции правителя Теотиуакана. Тем не менее, не все учёные признают комплекс подходящим для этого. Там даже не нашли каких-либо помещений, предназначенных для выполнения различных дворцовых функций. Возможно, на её территории обитали жрецы, обслуживавшие храм Пернатого змея. Но, может быть, это место стало новым политическим центром меняющегося государства, в котором проживали люди, совмещавшие выполнение религиозных и политических обязанностей власти.

Пирамида Пернатого змея

Пирамида Пернатого змея — последний из построенных больших объектов, которые примыкали к Дороге мёртвых. Храм возвели около 150—250 гг. Изначально длина его квадратного основания была равна 65 м, высота пирамиды — 23 м. Для постройки монумента использовались плотно подогнанные друг к другу большие тесаные каменные блоки из андезита, добытого неподалёку от мегаполиса, в частности в регионе Тескоко, что в 20 км на юг. Это не типично для остальных городских храмов в стиле талуд-и-таблеро. По всей видимости, грубо обработанные в каменоломнях камни доводили до окончательного вида и подгоняли прямо на месте строительства. Там же были найдены отверстия от шестов, вероятно, строительных лесов. Внутри пирамиды строители возвели ряд перпендикулярных друг к другу грубо выполненных каменных стен, скреплённых глинистым раствором с растительным материалом сакате, а образовавшиеся ячейки заполнили вулканическими породами. Несмотря на небольшие размеры в сравнении с пирамидой Солнца, трудозатраты на возведение пирамиды Пернатого змея и самого крупного монумента в городе были сравнимы.

Ритуальная идеология, выраженная на фасаде пирамиды, связывала ранних правителей Теотиуакана с представлениями о создании подземного водного мира, а также со священной войной и жертвоприношениями. Все эти сюжеты, вероятно, воплощает в себе мифологическое существо, известное под условным названием «Пернатый змей», образ которого на одноимённом сооружении, как считает С. Сугияма, является одним из первых его изображений в Месоамерике (Это так с точки зрения формирования всеобщего месоамериканского культа и зарождения символизма, связанного с Пернатым змеем, который после коллапса Теотиуакана получил распространение сначала в Шочикалько, Какаштле и Чолуле, а затем в Туле-Толлане и остальных частях Месоамерики. Тем не менее, вероятно, первым известным изображением этого божества следует считать ольмекского змея на Стеле 19 из Ла-Венты (около 900 г. до н.э.), в то время как другие памятники среднего формативного периода не совсем подходят к нашему случаю.). Отметим, что пирамида Пернатого змея ранее была больше известна под неправильным названием храма Кецалькоатля, однако Кецалькоатль — это всё же божество из пантеона более поздних культур и весьма маловероятно, что оно сохранило все характеристики своего теотиуаканского прототипа. Более того, это имя дано на науатле, а нам до сих пор неизвестно на каком языке говорили в мегаполисе. Вот почему современные исследователи отказываются слепо переносить поздние имена постклассических божеств на схожих с ними теотиуаканских прототипов. (По тем же соображениям сегодня избегают называть теотиуаканского Бога грозы постклассическим именем Тлалок. Однако и теперь даже в научных работах весьма авторитетных исследователей-археологов порой появляются тлалоки, кецалькоатли и прочие науатланские имена божеств, что можно объяснить привычкой, традицией, а также удобством использования знакомых всем обозначений.)

Храм насыщен календарными значениями и образами плывущего в воде Пернатого змея. Все скульптуры строения, вероятно, связаны с захоронениями принесённых в жертву воинов и богатыми подношениями, среди которых и обсидиановые наконечники. Всё это великолепие служило высоким целям прославления и оправдания войны, материализовавшей потребности сообщества в социальном порядке.

Данная постройка стала первой в Теотиуакане, где использовались скульптуры. Отметим, однако, что общее их количество на фасаде строения неизвестно из-за того, что в древности верхняя часть храма была уничтожена. Предположительно общее число скульптур равнялось 361, 404 или же около того, но, что удивляет, оно не соответствует ни одному символически значимому числу в месоамериканской календарной системе.

Следует сказать, что Сьюдаделу и храм Пернатого змея, наряду с двумя крупнейшими строениями города, выделяли в колониальное и постколониальное время. Так, на карте колониального периода Сан-Франциско-Масапан они зафиксированы с глоссом на языке науа, который можно перевести как «место тех, кто умер в честь солнца». Исследователь Э. Бун подчеркнула, что это могло быть отголоском воспоминаний о массовых жертвоприношениях, совершённых при основании храма (К. Таубе предположил, что так в постклассический период ацтеки могли указать место восхождения нового солнца, которое, согласно их мифу о Пятом Солнце, произошло именно в Теотиуакане.). Среди посвятительных даров в разных захоронениях найдено суммарно около 200 принесённых в жертву воинов, которых сопровождало свыше 1200 наконечников. Некоторые жертвы проживали в Теотиуакане ещё с детства, тогда как другие не были местными, однако какое-то время обитали в пределах города или рядом с ним. Половина воинов провела определённую часть своей жизни в других краях — возможно, это военнопленные. В то же время, судя по украшениям, они могли являться даже охранниками теотиуаканского царя. Так, в Захоронении 190 найдено восемнадцать человеческих останков, а помимо того большое количество обсидиановых наконечников, наспинных зеркал тескакуитлапилли, ожерелий из настоящих верхних и нижних человеческих челюстей, а также копий, сделанных из раковин. Там также было обнаружено значительное количество изделий из раковин — 4358 штуки, в том числе прямоугольные пластинки, просверленные с двух сторон, вероятно, служившие частью доспеха воина. В Захоронении 14 найдено 1750 обсидиановых предметов, в том числе 20-сантиметровый двухсторонний ритуальный нож из зелёного обсидиана со следами многократного использования. Также были обнаружены останки двадцати принесённых в жертву человек. К слову, в различных погребениях пирамиды количество жертв часто соответствует числам 20, 18, 13, 9, 8 и 4 — все они глубоко символичны с точки зрения обитателей Месоамерики, связаны с календарём и мифологией, базовыми представлениями о времени и пространстве. Кроме того, Р. Кабрера Кастро отмечает, что могилы симметрично выстроены по общему принципу, напоминающему крест и символ квинкункс — в центре находилось, вероятно, главное захоронение с останками двадцати жертв. Всё это снова подтверждает, что в ритуале теотиуаканцы намеренно отображали свои представления о космосе, религии и календаре.

Всего в пирамиде, по предположению археологов, в случае раскопок всего строения и если бы захоронения не разграбили ранее, можно было бы найти 260 жертв. Такое число соответствует количеству дней в месоамериканском ритуальном календаре. Предположительно жертв захоронили живыми. Столь масштабное жертвоприношение интерпретируется как выражение мощи и силы царя.

Главная же гробница пирамиды Пернатого змея ещё в теотиуаканское время была разграблена по прорытому к ней туннелю. С. Сугияма считает её погребением царя Теотиуакана, поскольку там, например, найден деревянный посох с головой змеи, похожий на скипетры, запечатлённые в руках других месоамериканских правителей. В то же время контекст находки не позволяет сделать определённые выводы на сей счёт. Ещё одним вероятным царским захоронением могло быть также разграбленное во время строительства адосады погребение перед пирамидой, под её лестницей — там мог обрести вечный покой наследник правителя, построившего храм. По богатству подношений и количеству жертв захоронения в пирамиде Пернатого змея не имеют аналогов в Теотиуакане, то есть они действительно являются наиболее вероятными кандидатами на роль царских гробниц.

Около 300 года, вскоре после окончания строительства храма, его осквернили и ритуально уничтожили. С трёх сторон пирамиды были снесены все скульптуры, их оставили засыпанными лишь со стороны адосады, где среди посвятительных даров найдены круглые пиритовые мозаичные зеркала. Когда же археологи раскопали западную часть храма Пернатого змея, то их взору предстали сохранившиеся на своих местах змеиные головы, которые, правда, были повреждены столь сильным огнём, что многие камни оказались чёрными и треснувшими.

До постройки платформы адосады храм Пернатого змея был виден всем с любой точки главной площади. Теперь же она заслоняет основную конструкцию. На самой адосаде некоторые исследователи увидели слабые очертания прежде ярких фресок, в которых запечатлен уже не Пернатый змей, а некое другое божество или богиня (обнаружены символы, возможно связанные с Богом грозы или Великой богиней), однако рисунки настолько разрушились под воздействием времени, что точной уверенности в правильности интерпретации нет.

Как считает С. Сугияма, пирамида Пернатого змея символизировала «Новую эру», о чём свидетельствуют подношения и человеческие жертвоприношения — милитаризм и ритуальное убийство могли олицетворять мощь единоличного правителя. Однако в дальнейшем осуществлялась программа её модификации, возможно, ставшая следствием социально-политических или идеологических перемен в обществе Теотиуакана в 300 году (Согласно другому предположению, фасад храма Пернатого змея пострадал в результате сильного землетрясения. А поскольку мир индейцев насыщен сверхъестественными силами и ничего в нём просто так не происходит, то гнев богов был воспринят буквально — пернатого змея низвергли.). Ряд учёных считают, что после этих событий правление в городе стало более корпоративным, другие полагают, что изменения явились следствием не политических трансформаций, а чисто религиозных перемен.

Подытоживая, отметим, что теотиуаканцы придавали огромное значение этому месту и самой пирамиде Пернатого змея. Храм для них являлся каменным олицетворением времени, как считают А. Л. Остин, Л. Л. Лухан и С. Сугияма. Время было упорядочено календарным циклом, олицетворением которого стали захороненные внутри храма воины, связанные также с войной и плодородием (олицетворяемым раковинами, часто встречающимися в ассоциации как с храмом, так и с захороненными в нём воинами). А тоннель под храмом являлся воплощением подземного мира, где происходит зарождение всего сущего и куда всё уходит после смерти, а потом возрождается.

Божества

Кем бы ни были теотиуаканские правители, их власть зиждилась на особых контактах с силами плодородия, жизненно важных для любого земледельческого общества. С плодородием, земледелием и военным культом связаны и ключевые божества Теотиуакана. Наиболее значимыми земледельческими ритуалами были те, в которых использовались образы Пернатого змея, Бога грозы и Бога бабочки.

Фундаментальным в месоамериканской религии и мифологии, как уже отмечалось, является представление о делении пространства в нашем мире на четыре части и центр. Очевидно, оно было характерно и для теотиуаканского мировоззрения. Следует учитывать, что каждый бог мог иметь разные проявления, ассоциируемые с различными местами, территориями, сторонами света и цветом. Это затрудняет современным исследователям комплексное понимание теотиуаканской религии и, вероятно, приводит к ошибкам в интерпретациях.

Божества в Теотиуакане могли также группироваться по триадам, что отражено в архитектуре мегаполиса, в которой отчётливо выделяются комплексы из трёх пирамидальных храмов. У майя классического периода подобные триады выступали божествами-покровителями как определённого места, так и правившей там династии — то же самое могло происходить и в Теотиуакане.

Старый бог огня

Старого бога огня порой обозначают именем Уэуэтеотль («Очень старый бог»). Так называлось ацтекское божество, а теотиуаканский аналог, вероятно, являлся его прототипом. Теотиуаканский бог огня изображался в виде сгорбленного старого человека, сидящего со скрещенными ногами и круглой чашей на голове. Его скульптуры, вероятно, использовали только в домашних, внутренних ритуалах — он был действительно «старым» божеством, известным ещё с формативного периода. Жаровни в его честь часто находят в или у центральных патио городских компаундов. Тем не менее, Старый бог огня являлся довольно заметной фигурой в теотиуаканском пантеоне. Его статуи выявляли во всех частях города — как в элитных, так и в более простых компаундах. На сегодняшний день известно свыше ста таких скульптур, имеющих в среднем высоту от 30 до 70 см. Вероятно, поклонение этому богу объединяло людей разного социального положения. Исследователи полагают, что Старый бог огня был связан с очагом и вулканами — его скульптуру чаще всего изготовляли из вулканического камня. Так индейцы преобразовали опасную огненную силу непредсказуемых вулканов в энергию домашнего очага. В то же время, до сих пор неизвестно, из каких каменоломен добывался камень для подобных скульптур, а также в каких мастерских города их изготовляли. Как уже упоминалось выше, Старый бог огня был связан с одним из главных монументов Теотиуакана — пирамидой Солнца, и с вероятно проводившимися у её подножия церемониями зажжения Нового огня. Примечательно, что во многих случаях его скульптуры находят в связке с сосудами Бога грозы и водными символами, а также различными частями человеческого тела или разобранными курильницами, разбитыми предметами и каменными скульптурами, что напоминает древние традиции ольмеков. Активное использование скульптур Старого бога огня в Центральной Мексике прекращается с коллапсом Теотиуакана в VI веке. В течение нескольких столетий их практически не находят в регионе, однако затем стали попадаться похожие по форме скульптуры в городе тольтеков Туле. И самой примечательной оказалась обнаруженная в главном ацтекском храме копия скульптуры теотиуаканского божества, но уже с ацтекскими атрибутами и символами.

Пернатый змей

Пернатый змей являлся до определённого момента доминирующим божеством в Теотиуакане. Изображения змеи, покрытой перьями, можно было встретить повсеместно. С. Сугияма отмечает, что теотиуаканский Пернатый змей изначально воплощал в себе не только черты змея и птицы, но также ягуара с крокодилом, а позже и других животных. Примечательно, что на данный момент в городе известен лишь один образ реалистичной змеи — все остальные их изображения скорее фантастические. Пернатый змей символизировал плодородие и его культ распространился по всей Месоамерике уже после упадка Теотиуакана. На четвёртом фасаде пирамиды Пернатого змея, возможно, показана роль этого божества в сотворении мира. Там серия голов Пернатого змея, проникающих из одного мира в другой через круглое зеркало, чередуется с, как считает С. Сугияма, головами первого чудовища-крокодила — прототипа ацтекского Сипактли, из которого, согласно мифу, был сотворён мир и который олицетворял собой первый день ритуального календаря. С. Сугияма пришёл к выводу, что это картина начала новой эры и возникновения царской власти. Существует, однако, предположение, что обе скульптуры являются изображениями не голов, а головных уборов. К. Таубе считает, что перед нами не крокодил (изображения которого редко встречаются в мегаполисе), а другой змей (головной убор змея), связанный с войной и огнём, обсидианом и звёздами, прототип постклассического огненного змея Шиукоатля, которого учёный условно назвал Змеем войны или Мозаичным змеем. Этот образ часто встречается в иконографии у испытавших влияние Теотиуакана майя, где он именовался Вашаклахуун-Убаах-Чан, что в переводе означает «Восемнадцатиглавый змей». Примечательно, что по обе стороны от лестницы перед западным фасадом храма Пернатого змея размещалось ровно по восемнадцать голов «Змея Войны». Так или иначе, споры о природе данного существа ведутся до сих пор.

Ассоциации с плодородием (водой) и военным символизмом показаны явно в одном из самых крупных подношений в храме Пернатого змея, где найдены следующие предметы: керамические сосуды, на которых изображен Бог грозы, тысячи необработанных спиральных ракушек и двустворчатых моллюсков и около тысячи артефактов из зелёного порфира — всё это сопровождало двадцать принесённых в жертву людей. Пернатый змей чаще, всё же, имел ассоциации с кровавыми ритуалами, нежели с военной тематикой. На керамических сосудах изображения его головы встречаются с сердцем и/или каплями, что, возможно, указывает на связь божества с жертвоприношениями. Его также часто изображали в связи с ритуалами и без прямого указания на человеческие жертвоприношения. Ассоциации с плодородием также прослеживаются в случаях, когда теотиуаканцы изображали потоки некой оросительной жидкости изо рта змея — в данном случае сложно сказать, была это кровь или же вода, но, возможно, они метафорически приравнивались друг к другу. Вспомним также, что сама Сьюдадела и храм Пернатого змея стоят на том месте, где ранее проходило русло реки Рио-Сан-Хуан и оросительные каналы — реку теотиуаканцы заставили течь в другом месте, а каналы засыпали. Возможно, столь явным образом показали власть Пернатого змея над водным потоком. Образ этого божества также часто встречается по краям фресок как структурно образующий элемент священного пространства. Его можно отличить на головных уборах, керамических сосудах, штампах, украшениях адорно. Существуют изображения змея на циновке — хорошо известном во всей Месоамерике символе власти. При этом образ циновки в Теотиуакане встречается практически только в связи с Пернатым змеем. Учитывая, что в пирамиде Пернатого змея найден деревянный скипетр с головой пернатой змеи, имеются все основания согласиться с Д. Карраско и другими исследователями, что этот бог в Теотиуакане ассоциировался с властью и являлся её символическим олицетворением. Прослеживается также связь Пернатого змея и с планетой Венерой. Ряд исследователей считают, что он занимал подчинённое положение по отношению к следующему обсуждаемому нами божеству — Богу грозы.

Бог грозы

Теотиуаканский Бог грозы (или Бог дождя, как его именуют некоторые исследователи), очевидно, является прототипом более позднего ацтекского Тлалока, однако вряд ли заимствование было прямым и полным, поэтому с конца 80-х гг. прошлого века учёные предпочитают не называть теотиуаканское божество ацтекским именем. Огромную важность данного образа для пантеона и ритуальных практик Теотиуакана нельзя недооценивать. В городе найдено большое количество керамических сосудов с изображениями Бога грозы, также на фресках известно множество элитных персонажей, одетых так, словно они являются имперсонаторами этого божества. Его образ встречается в мегаполисе повсеместно, поэтому многие считают Бога грозы главным в пантеоне Теотиуакана. Его популярность не удивляет — в долине Мехико нередки штормы с молниями и порой сильными ветрами. Не только сильный дождь, но и град мог выпасть в виде осадков, причём порой выкашивались только определённые участки полей по одной линии, а другие оставались нетронутыми.

В иконографии Бога грозы выделяют следующие три основные характеристики:

1) «очки» (кольца на глазах);

2) верхняя губа с изгибом (усы);

3) выступающие клыки из-под губ.

Известны, однако, и другие, вспомогательные, характерные черты божества, встречающиеся не во всех изображениях. Так, в ряде случаев его сопровождают потоки воды, облака и заполненные водой кувшины. Исследователи единодушны в том, что это божество дождя и плодородия, однако в его иконографии часто встречаются ягуарьи атрибуты, то есть можно вести речь об объединении военных ассоциаций с плодородием. С войной и военными действиями связывали его способность нести разрушения, сопровождаемые молниями и огнём. Бог грозы выступал покровителем воинов, сражавшихся под его знамёнами — «очки» бога являлись важным элементом внешнего облика теотиуаканского воина. По всей видимости, «очки» у богов дождя появляются в Теотиуакане, хотя другие черты, например кошачьи клыки, можно отследить и в более раннем формативном периоде. Данное божество было олицетворением имперских амбиций мегаполиса.

Бог грозы встречается на мерлонах, где внутри пятиконечной звезды показаны его лицо, «очки» и раздвоенный язык. Из открытой пасти вытекает поток воды и исходят облачные завитки. Изрыгающая воду звезда известна в теотиуаканской письменности, а также майяских текстах, где так называемый иероглиф «звёздной войны» является глаголом и изображался в виде звезды, орошающей землю потоками воды. Таким образом, Бог грозы метал молнии и насылал смертельно опасные потоки воды, что заставляет вспомнить ацтекскую метафору для обозначения войны — атль-тлачинолли («горящая вода»), а также аналогичное майяское выражение «стала озером кровь».

С Богом грозы и ритуалами плодородия было тесно связано использование зелёного обсидиана, высоко ценимого за свой цвет, ассоциировавшийся в Теотиуакане с водой и, в широком смысле, с земледелием и культом плодородия.

Бог-бабочка

Возможно, очки Бога грозы имеют ассоциации с глазами бабочек, поскольку у многих мужских фигурок встречаются такие очки бабочек. По одной из версий, образ бабочки был связан со своего рода народной религией в отличие от ритуальных практик элиты, ориентированных на основных богов Теотиуакана, например, Пернатого змея и Бога грозы. С другой стороны, Бог-бабочка покровительствовал торговцам и послам. Представители этого класса в своих ритуалах использовали изысканные курильницы театрального типа, имевшие украшения в виде бабочек — наряду с птицами они всегда встречаются на подобных керамических предметах. Бабочки также известны на печатях, сосудах с расписным или резным орнаментом и фресках. С Богом-бабочкой теоретически можно связать строение, ныне именуемое Дворцом Кецальпапалотля. Его образ присутствует также на одной урне из Монте-Альбана фазы IIIА (200—500 гг.), то есть за пределами Теотиуакана. Исследователи отмечают, что данное божество не встречается в формативном периоде, а после классического периода фигурирует у тольтеков, миштеков и ацтеков. В постклассическое время бабочка у народов Центральной Мексики имела ассоциации со смертью, погребальным символизмом. Прослеживается такая же аналогия и в Теотиуакане классического периода. Бабочка там одновременно ассоциировалась с плодородием и пламенем, возможно, пламенем и искрами, которые исходили от сгорающего при кремации свёртка с умершим — отсюда их частое появление на курильницах, где они могли символизировать некое подобие души, в частности души героически погибшего в бою воина.

Бог или Богиня кукурузы

Интересной особенностью Теотиуакана является отсутствие в иконографии явно различимого образа Бога кукурузы, несмотря на то, что аналогичное божество занимает ключевые позиции в других древних обществах Месоамерики. Примечательно, что изображения кукурузы известны — они имеют отношение к Богу грозы, который снабжал поля необходимой водой. На фреске из Течинантитлы видно, как он держит в руках стебли кукурузы и тыквы, а в Сакуале Бог грозы изображён с кукурузными початками в мешке. Однако собственно божество с чертами кукурузы, столь различимое в других древних культурах, до сих пор в Теотиуакане не обнаружено. В то же время, З. Паулиньи выдвинул гипотезу о существовании в местном пантеоне не бога, а Богини кукурузы, предположительно изображённой на самой крупной из обнаруженных в городе скульптур. Исследователь полагает, что с прямоугольным головным убором теотиуаканцы изобразили не Великую богиню или Богиню воды, как считают другие учёные, а именно Богиню кукурузы, имевшую тесную связь с водой. По мнению Паулиньи, скульптура могла располагаться в двух местах — на вершине пирамиды Луны или же на алтаре в центре площади Луны. Вторая подобная, но меньшего размера и изрядно повреждённая статуя также могла изображать ту же богиню и находиться даже рядом со своей более масштабной «сестрой».

Бог «Шолотль»

Недавно в баррио Ла-Вентилья недалеко от Площади иероглифов археологи обнаружили на полу изображение человека с головой животного, частично открывшего пасть с заострёнными клыками. Рисунок со всеми элементами по длине равен 70 см, а по ширине — 40 см. На основании ряда характеристик исследователи назвали его «Шолотлем» — настолько он схож с образом данного ацтекского божества. Теотиуаканский «Шолотль» изображён со слегка приподнятой одной ногой, как будто для танца, и пенисом в возбуждённом состоянии, из которого капает жидкость — на цветущие растения падают большие капли, вероятно, крови, а предположительно семя стекает прямо в дренажное отверстие, ведущее на улицу. Р. Кабрера Кастро считает, что данный образ мог быть связан с плодородием и изобилием. На основании головного убора, сферического сосуда и других элементов, он предполагает сходство этого божества с образами Шолотля, зафиксированными в кодексах постклассического периода. Таким образом, ещё раз можно отметить существование у идей, религии, знаний и концепций постклассических народов Центральной Мексики теотиуаканских корней. Очевидно, что сам Теотиуакан многое унаследовал у предшествовавших ему культур и стал своего рода плавильным котлом идей и концепций народов из различных районов Месоамерики, создал новые образы и, придав им мощнейший импульс, способствовал дальнейшему их распространению, как в пространстве, так и во времени.

Великая богиня

Долгое время считалось, что в Теотиуакане крайне мало изображений богинь. Затем специалисты стали выделять их на различных найденных в течение XX века фресках. Так, Э. Пасстори, Х. фон Виннинг и К. Миллон увидели во фресках множество женских божеств, слитых ими в один образ — Великой богини. Ещё в 1972 г. П. Фёрст выдвинул предположение, что она была главным божеством Теотиуакана. Он опознал Великую богиню на знаменитой фреске из Тепантитлы, отметив по бокам от центральной фигуры жриц, а позади неё родственное ипомеи психотропное вьюнковое растение Rivea corymbosa, известное у ацтеков под названием ололиуки. Ряд исследователей, в том числе Дж. Берло, поддержали и развили эти идеи. Одни связывают богиню с пирамидой Солнца, другие — с пирамидой Луны. Из её рук на известном изображении в Тетитле высыпаются семена, зелёные камни и льётся вода.

С Великой богиней некоторые исследователи ассоциируют огромную андезитовую статую, найденную возле пирамиды Луны, а также похожую, но меньшую по размерам и изрядно повреждённую скульптуру, обнаруженную на площади Луны (Есть в Музее искусств Филадельфии ещё одна каменная скульптура чуть меньше 1 метра в высоту, которая схожа с указанными памятниками, но выделяется непропорционально большими кистями рук. На ней сохранилась краска: на белой штукатурке найдены следы красной краски на лице, теле и кечкемитле, а на ушных вставках, ожерелье и перьях — видны остатки зелёной краски.). Изначально высказывалось предположение, что это Богиня воды, поскольку имеются стилистически сходные детали с образом ацтекской богини пресной воды Чальчиутликуэ. Данного вывода некоторые исследователи придерживаются и поныне, в то время как другие учёные (Э. Пасстори, Дж. Берло) увидели в скульптуре образ Великой богини. Споры по данному вопросу продолжаются — есть мнение, что в виде статуи запечатлена Богиня кукурузы (З. Паулиньи) или даже правитель (А. Хедрик).

На протяжении порядка тридцати лет Великая богиня считалась бесспорным главным женским божеством Теотиуакана, однако сегодня многие исследователи задаются вопросом: а существовала ли она вообще? Есть сомнения в гендерных признаках божества, поднимаются вопросы о том, действительно ли изображено одно божество… Возможно, образы различных женских божеств или даже реально существовавших личностей были неверно истолкованы. Особо стоит отметить чёткую позицию в этом вопросе исследователя З. Паулиньи, который настаивает, что в едином образе Великой богини искусственно смешаны черты как минимум шести богов и богинь, причём некоторых из них ещё только предстоит выделить и проанализировать. Он считает, что общепринятое представление о существовании Великой богини ошибочно и мешает дальнейшему прогрессу в исследовании иконографии теотиуаканского пантеона.

Таким образом, несмотря на то, что идея о существовании Великой богини была воспринята многими экспертами, в том числе не специализирующимися на исследованиях Теотиуакана, единого мнения на сей счёт нет. Так, К. Таубе полагает, что существовало несколько богинь. Дж. Каугилл не считает Великую богиню важным божеством, подчёркивая несовершенство приписываемых ей диагностических характеристик. Л. Мансанилья и другие исследователи считают главным божеством Теотиуакана Бога грозы, а вовсе не Великую богиню.

Сетчатый ягуар

Сетчатый ягуар, по большому счёту, существо пока неясное. Не совсем понятно даже, ягуар это или пума, но по уже устоявшейся традиции изображения подобных существ в Теотиуакане называют Сетчатыми ягуарами. Из жилых компаундов его изображения можно встретить в Тетитле, Атетелько и Сакуале. В иконографии Теотиуакана они начинают выделяться довольно поздно — в фазу Шолальпан (с 350 г.). Есть предположение, что сетка олицетворяла отблеск света от водной поверхности — тем самым подчёркивалась связь ягуара с водой. Согласно другому мнению, так изображали пойманного в ловушку и затем помещённого в клетку ягуара. Некоторые исследователи считают Сетчатого ягуара ранним аватаром всемогущего и связанного с ягуарами ацтекского бога Тескатлипоки — покровителя правителей и хранителя пещер, имеющего ассоциации с водными источниками.

Пожалуй, самым изысканным изображением Сетчатого ягуара является фреска в Тетитле. На ней зафиксирован преклонивший колено Сетчатый ягуар в роскошном одеянии. По следам ступней на дороге видно, что он идёт в храм и что-то напевает или просто говорит — вероятно, так показали религиозную процессию. Храм, к которому следует Сетчатый ягуар, посвящён воде. Он богато украшен и, судя по жадеитовым дискам с отверстиями посередине, имел большую символическую значимость и был связан с властью. Из храма течёт пресная/питьевая вода со знаком «глаз», орошающая поля, зафиксированные на заднем плане картины, где диагональными линиями помечены оросительные каналы. Возможно, речь идёт о храме, который находился на месте водных источников. После конкисты около 1550 г. там расположился францисканский приход и на месте предполагаемого храма возвели церковь Сан-Хуан-Баутиста. К сожалению, в наше время от одного из древнейших теотиуаканских источников остался лишь небольшой пруд, диаметром около 7 м.

Другие божества

Исследователи выделяют в Теотиуакане и других божеств. Например, так называемого Толстого бога, который имел ассоциации с домашними обрядами и часто изображался на сосудах-триподах и фигурках. Учитывая политеистичный характер религиозных верований и мультиэтничность Теотиуакана, мы уверены, что упомянутыми в данной главе божествами пантеон мегаполиса не ограничивался. Что же касается вопроса о верховном боге города, то на этот счёт до сих пор нет единого мнения.

Итак, в Теотиуакане можно выделить не менее одиннадцати предполагаемых божеств:

1) Великая богиня или Богиня воды; 2) Бог грозы; 3) Пернатый змей; 4) Бог-бабочка; 5) Старый бог огня; 6) Сетчатый ягуар; 7) Бог пульке; 8) Толстый бог (определён по фигуркам); 9) Ободранный бог (определён по фигуркам, связан с домашними ритуалами); 10) Мозаичный змей или Змей войны; 11) «Шолотль».

Искусство

В искусстве Теотиуакана преобладал ритуализм, поскольку многие памятники пластики и живописи были связаны с мифологией и ритуалом, имели религиозные коннотации. За редким исключением в городе известно крайне мало монументальных трёхмерных скульптур (среди крупнейших, помимо статуй, найденных у пирамиды Луны, числится антропоморфная фигура, обнаруженная во время раскопок в Шалле). Не было в Теотиуакане характерных для майя классического периода стел, на которых резчики высекали бы династические тексты. Предполагается, что аналогичную идеологическую функцию в городе выполняли многочисленные стены, которые красочно расписывались теотиуаканскими художниками. Правда имеются ещё две плоские стелы, обнаруженные на вершине пирамиды Солнца, но на них тоже могли лишь наносить рисунок, как и на городские стены.

В краски часто подмешивали блестящие минералы (гематит, пирит), а затем по влажной поверхности штукатурки наносили рисунок, который после полировался, что делало его долговечным. Блестящая поверхность играла красками, когда на рисунок попадали солнечные лучи, например, отражённые от водной поверхности имплювия в компаундах.

Росписи наносились также на керамические изделия. Но техника их наложения на поверхность керамики отличалась от фресковой — скорее всего, это были две разные ремесленные школы. В то же время, художники по керамике и муралисты использовали схожие краски и способы их получения. Вполне вероятно, что они взаимодействовали друг с другом. Многие сцены на сосудах нам сложно понять, поскольку они, вероятно, являлись сюжетами из теотиуаканских мифов, а также эпизодами социальной и религиозной жизни элиты мегаполиса.

Отличительными чертами живописи Теотиуакана являются обезличенность представленных персонажей, двухмерность всех изображений и их стандартизация, при которой многие элементы повторялись в городе на протяжении столетий. Фигуры на фресках не имеют каких-либо характерных черт, по которым можно выделять одного и того же человека в различных сценах. Вместо этого схожие типажи совершают ритуальные шествия и совершенно непонятно, кто из них кто и кому подчинён. Правда, в некоторых случаях рядом присутствуют подписи, но, поскольку письменность Теотиуакана не расшифрована, невозможно сказать, зафиксировано ли там имя человека, его должность или принадлежность к определённой группе. Отсутствие в изображениях признаков иерархии свидетельствует не в пользу предположения о наличии в Теотиуакане единоличного правителя. Напротив, в городе старательно избегали изображать людей, выделяющихся своим положением среди окружающих.

Другое дело одежда и аксессуары запечатлённых на фресках персонажей. В этом случае теотиуаканцы преуспели в изображении деталей — всё, от головного убора и одеяния до сандалий и сумок в мельчайших подробностях проработано и зафиксировано. Именно по таким особым деталям можно различить людей. Вероятно, они позволяли определить должность и статус лица.

Ещё отличает теотиуаканские фрески некоторая кажущаяся статичность изображённых фигур. Однако она не должна вводить в заблуждение. Теотиуаканцы прекрасно понимали, какой посыл передаёт сцена, какое действие совершает персонаж. Так, они видели, что фигуры танцуют или идут в храм, могли понять, что персонаж в костюме кошачьего разъярён по исходящему от когтей его передних лап пламени и искр, а также знали, что изображённый в Течинантитле Бог грозы только что появился из арочного портала. Таким образом, все детали действа были раскрыты в сопровождающих главных его участников визуальных подсказках, которые нам теперь сложно различить и осмыслить.

Очень часто в искусстве Теотиуакана можно встретить бабочек. Порой они появляются и в других городах, оказавшихся под влиянием мегаполиса — например, в Эскуинтле (Гватемала) бабочки встречаются на курильницах театрального типа. В самом мегаполисе их образы запечатлены на фресках, керамических сосудах и курильницах. По иконографии видно, что бабочка имела ассоциации с военной тематикой. Воины использовали носовые вставки в виде бабочек, чётко идентифицировавшие их носителя как представителя Теотиуакана. Удивительным образом те же носовые вставки одновременно напоминают архитектурный стиль талуд-таблеро. Часто бабочка сливается в единый образ с птицей, которую по короткому клюву опознают как сову.

Сначала во фресках преобладал оранжево-красный цвет и геометрические узоры. Их контуры до 200 г. очерчивались чёрным цветом, но после художники стали использовать для этой цели красную краску. Таким образом, со временем фон фресок стал красноватым с оттенками от бледного до насыщенного, к тому же появились фигуры людей, животных, растений и мифических существ, а преобладающими цветами в изобразительном искусстве Теотиуакана становятся красный, синий, жёлтый и зелёный. Известны и исключения — яркие цвета встречаются на некоторых ранних фресках в Сьюдаделе и строении 6:N4W1 (фреска «Мифологические животные» ) (Считается, что данная фреска символизирует борьбу политических групп в Теотиуакане. В конечном итоге ягуары и другие животные победили Пернатых змеев, что видно по отказу от использования образа пернатых змеев и десакрализации пирамиды Пернатого змея.).

Отметим, что на данный момент известно около 500 фресок, причём почти все из них фрагментарны. Это лишь малая часть того великолепия, которое, должно быть, восхищало жителей Теотиуакана, паломников и торговцев. Множество тем затрагивалось на фресках — плодородие, жертвоприношения и другие. Чаще всего там встречаются: боги, процессии, вода, рыбы, кецали, голуби, перепела, попугаи ара, представители семейства кошачьих (ягуары, пумы), змеи, раковины, морские создания, водяные лилии, семена растений, бабочки, пауки, многоножки, улитки, крокодилы, кукуруза, магей, опунция, кактусы и множество других цветущих растений. Наиболее распространены сюжеты, связанные с водой (присутствуют на примерно 80% найденных фресок), процессиями (65%) и представителями кошачьих (50%). Таким образом, теотиуаканцы изображали всё, что их окружало в природе, хотя сам ландшафт встречается крайне редко. Различные метафизические элементы также присущи для теотиуаканских фресок.

Ещё одной характерной чертой изобразительного искусства Теотиуакана является его некоторая абстрактность. Исследователи отмечают, что, скорее всего, теотиуаканцы намеренно отказались фиксировать реалистичные формы, и едва ли это произошло потому, что они не обладали нужными способностями — просто большее значение придавалось смысловой нагрузке символьных образов.

Другой особенностью искусства мегаполиса является завуалированность сцен прямого насилия. Они встречаются крайне редко, словно местные художники пытались зафиксировать гармонию, изобилие и порядок, а вовсе не убийства. Тем не менее, в скрытой форме такие сцены присутствуют. Например, существует фреска, где зафиксировано нападение двух представителей псовых на оленя — исследователи считают, что в такой нетривиальной форме показано человеческое жертвоприношение. В Атетелько в Белом патио на портике 3 изображён воин, бьющий по голове птицу, которая может служить образом схваченного в плен воина-птицы. Также часто в иконографии встречаются изображения нанизанных на каменные ножи сердец и того, как сердца поедаются нагуалями воинов. Отсутствовали в Теотиуакане и батальные сцены, хотя воинов в городе было достаточно. Теотиуаканские художники сконцентрировали своё внимание на пышных ритуальных сценах, связанных с войной, совершенно позабыв об исторических военных победах.

Архитектуру Теотиуакана характеризует стандартизация. Прежде всего, это касается используемого городом в монументальных масштабах стиля талуд-и-таблеро, когда у строения склон (талуд) сменялся вертикальной панелью (таблеро). У теотиуаканского таблеро середина обычно утоплена, и, соответственно, имеется обрамление. В этом стиле выполнены многочисленные храмы вдоль Дороги мёртвых и в церемониальных центрах, а также фасады строений вокруг главных патио жилых компаундов. Его смысловое значение до сих пор непонятно, хотя талуд, возможно, имитировал склон горы. Стиль талуд-и-таблеро был известен ещё до появления в Теотиуакане (городища Тетимпа и Тлаланкалека, поздний формативный период), однако лишь мегаполис способствовал его распространению. То же касается и архитектурных комплексов из трёх храмов вокруг патио с алтарём, где главный храм обычно больше остальных. Существует предположение, что они были посвящены некой триаде божеств, однако о какой именно группе может идти речь не совсем ясно. Следует подчеркнуть, что такие комплексы типичны для многих компаундов в городе. Кроме того, археологи отмечают существование свыше двадцати подобных больших комплексов, расположенных главным образом вдоль Дороги мёртвых, и двух крупнейших у пирамид Солнца и Луны. Создаётся впечатление, что это был единый стандарт оформления религиозного пространства для проведения схожих ритуалов. По мнению некоторых исследователей, такие строения появляются в городе в фазу Цакуалли (около 50 г.) и доминировали там до строительства Дороги мёртвых. Недавние раскопки городища Тетимпа в штате Пуэбла показали, что схожие комплексы строились на его территории ранее Теотиуакана — в 50 г. до н.э. — 100 г. н. э (Тетимпу, находившуюся на восточном склоне горы Попокатепетль, накрыл слой из пепла после извержения вулкана в начале нашей эры. Возможно, жители успели покинуть её до катастрофы и переселиться в Теотиуакан, подальше от Попокатепетля.). Там во дворах нашли небольшие алтари и видно, что использовался стиль талуд-и-таблеро, а также декоративные украшения у лестничных балюстрад храмов, после встречающиеся в мегаполисе. Вполне возможно, что комплекс из трёх храмов развился в Теотиуакане в особую форму застройки жилого пространства, именуемую компаундом. При этом сам комплекс из трёх храмов стал главным местом компаунда. Ещё одним ярким элементом, украшающим многие компаунды и храмы в городе, были керамические или каменные мерлоны, расположенные на плоских крышах по периметру строения. Сейчас, конечно, в основном их находят в разбитом состоянии. Определено несколько видов мерлонов, большинство их находят среди руин храмов, а также строений средне- и высокостатусных теотиуаканцев. Лишь около 4% найденных мерлонов обнаружили близ строений низкостатусных теотиуаканцев. Помимо чисто декоративной функции, они, вероятно, несли и некий символический смысл, о котором пока нет ясных представлений. Высказывалось предположение, что некоторые мерлоны могли представлять собой логограмму или трёхмерный символ, характеризующий жителей компаунда или назначение строения. Например, керамический мерлон в виде покровительствовавшего торговцам Бога грозы, возможно, связывал жителей компаунда с торговлей на дальние расстояния.

Среди важных и имеющих художественную ценность предметов выделяются каменные маски. В Теотиуакане они делались из качественно отполированных камней, в том числе из различных видов зелёных камней и кальцита. Обычно у теотиуаканских масок треугольная форма с широким плоским лбом, гладкими щеками и заострённым подбородком. Рот у них часто приоткрыт, словно в момент разговора. Скорее всего, маски инкрустировались — по крайней мере, на некоторых из них сохранились крошечные зубы из раковин и следы пирита в глазницах. Часто в мочках ушей имеются отверстия, куда, вероятно, вставляли серьги-вставки. С инкрустацией и ушными вставками маски, должно быть, производили яркое впечатление оживлённых лиц. Частично представить, как мог выглядеть такой предмет, можно по найденной на юге Мехико в ацтекском археологическом слое теотиуаканской маске, которую сами ацтеки инкрустировали бирюзой, появившейся в Месоамерике уже после коллапса мегаполиса. О назначении масок известно мало, ведь, хотя сохранилось несколько сотен таких изделий (по разным данным от 100 до свыше 500), большая их часть попала в музеи и частные коллекции в результате разграбления археологических слоёв в конце XIX — начале XX веков, и лишь немногие (по разным данным от 10 до свыше 30) найдены во время легальных раскопок. По археологическим данным выходит, что они использовались в качестве погребальных масок, это подтверждается наличием отверстий, благодаря которым их могли привязывать, например, к погребальному свёртку с телом умершего. К. Таубе обратил внимание на фрагмент теотиуаканского сосуда, где, возможно, изображена кремация погребального свёртка с такой маской на лице. Он же упомянул о ранних курильницах с деревянной рамой и погребальными свёртками, которые нередко имели маски (свёрток находился на крышке, накрывавшей основание, где тлели угли, и таким образом происходила имитация обряда кремации). Отсутствие отверстий в глазницах и во рту масок делает невозможным использование их в ритуалах на лицах жрецов или других особ. К тому же они попросту тяжёлые. Однако именно вес заставляет некоторых исследователей усомниться в вероятности использования данных масок на погребальных свёртках. Скептики отмечают, что тяжёлые маски могли провалиться. Поэтому возникла версия, что маски могли привязывать к шесту или похожему на тело человека предмету, использовавшемуся для почитания предка или какой-либо важной для компаунда личности. Также существует предположение, что они изображают лица молодого бога кукурузы.

Фигурки и скульптуры из керамики, камня и обсидиана также обладают характерными только для теотиуаканского искусства чертами. В отличие от фресок, где часто появляются божества или лица их олицетворяющие, керамические фигурки, часто стандартизированные, показывают нам в основном людей. Яркими произведениями искусства в скульптуре являются колоссальный монумент из Коатлинчана и украшения фасада пирамиды Пернатого змея. Примечательными предметами, используемыми в ритуальных целях, являются так называемые эксцентрики, которые обычно делались из обсидиана. Ремесленники придавали им форму человеческих фигур, собак, змей, молнии Бога грозы и трехлопастных артефактов, символизировавших капли крови или воды.

В целом искусство Теотиуакана имеет свои характерные отличия и местный стиль сложно спутать с искусством других народов Месоамерики того периода. Возможно, так намеренно подчёркивалась уникальность города, усиливалось чувство культурной идентичности и общности его жителей.

Письменность

В начале прошлого века исследователи не сомневались, что в древнем Теотиуакане была письменность. Так, ещё Э. Зелер отмечал в своём труде 1915 года: «развитие орнамента достигло такой степени конвенционализма, что следует говорить не об орнаменте, а об иероглифах». Дж. Кублер (1967) полагал, что теотиуаканскую иконографическую систему следует исследовать при помощи лингвистической модели — он пришёл к выводу, что в основе теотиуаканского искусства лежат логография и письменные ассоциативные значения. Однако вскоре эти идеи перестали встречать поддержку и довольно продолжительное время им не уделяли должного внимания. Лингвистов больше интересовала письменность майя, ведь после прорывной работы Ю. В. Кнорозова, который верно определил тип этого письма, со временем появилась возможность начать читать древние тексты. Но в конце прошлого века исследователи вернулись к давнему вопросу и пришли к выводу, что в Теотиуакане существовала своя особая письменность, во многом отличающаяся от других известных систем письма Месоамерики. Были у них, однако, и общие черты — например, использование точек и чёрточек для обозначения чисел. Интересен факт наличия в теотиуаканской письменности знаков дней 260-дневного календаря, сочетаемых с цифрами. Так, имеются аналоги миштекско-науатланских знаков для обозначения дней «Олень», «Нож», «Землетрясение», «Цветок» и сапотекских знаков «Узел» и «Глаз Рептилии». Другие знаки, встречающиеся с цифровыми коэффициентами, например, «Плюмаж», оригинальны. Также в теотиуаканской письменности использовались в чём-то схожие с другими месоамериканскими системами письма принципы формирования названий мест — топонимов. В топонимах часто использовались физические характеристики естественного ландшафта, характерного для определяемой местности, например, горы или пещеры, с различными дополняющими элементами. Знаки и их сочетания встречаются также на керамике, вероятно, в качестве владельческих или посвятительных надписей с личными именами, титулами и тому подобное.

Исследователи отмечают, что из систем письма, современных теотиуаканской, наиболее схожа с ней письменность классических сапотеков. Это немудрено, учитывая тесную связь двух культур. Обе системы могли заимствовать одна у другой знаки, то есть оказывали взаимное влияние друг на друга. Следует отметить, что в некоторых сапотекских и майяских текстах встречаются теотиуаканские знаки, это даёт надежду на использование данного «ключа» для понимания самих теотиуаканских текстов. Предположительно теотиуаканское письмо могло оказать влияние и на другие письменности классического периода: на письменность Коцумальуапы тихоокеанского побережья и миштекское письмо. Однако на данный момент оно не дешифровано, как, к слову, и сапотекское.

В Центральной Мексике теотиуаканская письменность могла стать первой развившейся системой письма, впоследствии оказавшей сильное влияние на центральномексиканских преемниц — письменности Шочикалько, Какаштлы и даже тольтеков и ацтеков. Лингвисты отмечают некоторые черты сходства у ацтекской и теотиуаканской систем письма, например, в правилах подачи сопроводительных текстов к изображениям — такие надписи, дополняющие иконографию, называют вплетёнными.

К. Таубе считает, что у теотиуаканцев была иероглифическая система письма с фонетическим звучанием слогов. Другие учёные обосновывают существование системы письма с комплексом знаков нотации. Для того, чтобы определить, была ли письменность фонетической или логографической, необходимо знать количество используемых и повторяющихся знаков. Для теотиуаканской письменности насчитано чуть более 200 знаков. Таким образом, вполне вероятно, что это смешанная система письма, логофонетическая или словесно-слоговая (логосиллабическая), принадлежавшая к тому же типу, что и письменности ацтеков и майя (например, у майя количество знаков также шло на сотни — согласно оценке Х. Кеттунена и К. Хелмке, одновременно могло использоваться более 500 иероглифов). На данный момент нет единого мнения в вопросе о том, на каком языке могли разговаривать в Теотиуакане, точнее какой язык выступал в городе «государственным», главным. По мнению А. Давлетшина, это мог быть язык науа или его древний прототип, Д. Райт Керр и Дж. Каугилл отождествляли язык основной массы населения Теотиуакана с отоми, а Т. Кауфман и Дж. Джастесон полагают, что люди здесь говорили на тотонакском или ныне вымершем диалекте языка михе-соке. Соответственно, преждевременно сейчас говорить о фонетическом прочтении известных знаков, даже несмотря на то, что значение некоторых из них очевидно (например, «сова», «попугай» и ряд других).

Таким образом, предполагаемые наборы символов между рисунками на керамике и фресках, по всей видимости, являются как фонограммами, так и логограммами, грамотные теотиуаканцы могли их прочесть и распознать. Другое дело, что, как отмечает Д. Беляев и другие учёные, в теотиуаканской письменности почему-то нет связующих глаголов, они выполнены либо символически как, например, глагол «идти» при помощи нарисованных следов ступней, либо вовсе пропущены.

Трудно представить себе развитое общество и государство, где не велись бы и не хранились записи дел и событий. Вполне возможно, что теотиуаканские писцы фиксировали свои тексты на таких же бумажных или кожаных кодексах, которые известны нам по раннеколониальным или доколумбовым постклассическим примерам. В пользу этого предположения свидетельствует не только наличие культурной традиции использования бумажных рукописей, но и обнаруженные в 1992—1994 гг. в Ла-Вентилье на Площади иероглифов красные знаки, очерченные линиями — в целом данная площадь напоминает страницу из кодекса (возможно, там проводилось своего рода обучение письму) (Есть и другие версии по вопросу о том, что значили данные знаки. Согласно одной из них, это могли быть обозначения районов, баррио или домов, возможно, зафиксированные в целях налогообложения.). На площади учёные насчитали 42 знака, большинство из которых нанесено непосредственно на полу и лишь несколько были запечатлены на стенах, а саму её датировали приблизительно 300—450 гг. Знаки представляют собой изображения человеческих фигурок, животных (колибри, рептилии и других), домов, сумочек (предположительно для переноски копала), травяных шариков (для хранения воткнутыми в них иголок и шипов, используемых при самопожертвованиях), символических объектов и прочее. Все кроме одной из изображённых человеческих и животных фигурок смотрят на восток. Среди девяти антропоморфных голов семь имеют отличительные черты, характерные для Бога грозы.

К сожалению, следует констатировать, что до нас дошло крайне мало знаков теотиуаканского письма. Длинных надписей вообще нет, обычно текст состоит из 1—5 знаков в подписи к изображениям на монументальных скульптурах, фресках и других объектах. Поэтому лингвистам приходится преодолевать серьёзные затруднения в деле дешифровки теотиуаканской письменности.

Игры в городе

В игры играли и играют все. Ничто человеческое не было чуждо и жителям Теотиуакана. Детально об их повседневных занятиях нам известно мало, но систематические раскопки и исследования позволяют немного прояснить картину. Так, в первой половине XX века проводились раскопки в компаунде Тепантитла, где археологи наткнулись на удивительные, яркие фрески, покрывавшие стены резиденции высокостатусных горожан. Несмотря на то, что найденные росписи несут в себе глубокий религиозный смысл, они помогли нам краем глаза взглянуть на образ жизни реальных обитателей города. Изображённые на них небольшие человечки, в целом похожие, но с различными причёсками и головными уборами, скорее всего, олицетворяют души умерших людей. В то же время они активны, всё время в действии и занимаются тем, что, по всей видимости, хотя бы иногда делали при жизни. Некоторые из них играют. Таким образом, данные фрески помогли выделить несколько разных игр, с которыми явно были знакомы жители мегаполиса.

— Игра «Многоножка». Это одна из изысканных и интригующих игр. На фреске мы видим четырех человек, которые держат правой рукой просунутую между ног левую руку стоящего впереди участника. Так достигалось некоторое сходство с многоножкой, ведь у конструкции из нескольких человек ног стало также много. Отметим ещё одного игрока, сидящего перед «многоножкой». Из его уст исходит речевой завиток, к которому как раз пририсована многоножка, за что игра и получила такое название. Рядом с левой рукой сидящего игрока виден предмет, похожий на мяч, который он как будто только что бросил. Можно предположить, что сидящий игрок бросал вперед мяч, а «многоножка» должна была подстроиться под этот бросок и пропустить его между ног. Теперь представим себе сколько, должно быть, доставляла эта игра веселья индейцам, когда кто-нибудь один из цепочки не успевал подстроиться, падал и тянул за собой всю команду. Следует ещё обратить внимание на бегущего чуть ниже и слева человека — вполне вероятно, что он также вовлечён в игру и должен, например, поймать брошенный мяч — не зря же он смотрит на бросающего.

— Игра «Птица с подвязанной ногой». Имеется на фреске изображение странного машущего руками человека, левая нога которого плотно привязана к груди. Как можно предположить, в этой игре участник должен был либо продержаться дольше всех, стоя на одной ноге, либо проскакать определенную дистанцию. Вероятно, использование рук в качестве балансира напоминало индейцам взмахи крыльев птиц. Из уст игрока исходит речевой завиток с птичьей головой и узлом — возможно, название игры было связано с этими символами.

— Игра «Поющая кость». Ещё одной весьма жёсткой, но энергичной игрой увлечены четыре человека, которые обегают сидящего пятого. Тот, кто сверху, как будто направляется к сидящему с намерением пнуть его, о чём сообщает нам речевой завиток с рисунком ноги, кости и исходящего из неё звукового завитка — все вместе знаки, возможно, обозначают весьма звучный удар ногой по кости сидящего участника. Отметим, что трое других игроков находятся настороже, готовые в любой момент убежать от вероятных попыток пострадавшего схватить своих обидчиков.

— Игра «Шарики». Игра, где одними камешками или шариками выбиваются другие, известна, пожалуй, с древнейших времён. Современное название таких развлечений — «Марблы» или просто «Шарики». По всей видимости, индейцы в Теотиуакане также знали некую разновидность игры в шарики, об этом явно свидетельствует сцена на фреске. Там в игру играют двое человек, а третий персонаж наблюдает и, вероятно, судит или готов принять участие в состязании, заняв место проигравшего. Отметим, что речевые завитки исходят из уст лишь двоих игроков, а третий завиток, уже, по всей видимости, звуковой, исходит от шарика, который молчаливый участник (сосредоточенный на броске?) вот-вот бросит. Можно предположить, что звуковой завиток характеризует издаваемый при ударе двух шариков друг о друга звук.

— Игра в мяч с палками. Эта игра, вероятно, была довольно популярна в Теотиуакане, предположительно в неё играли мигранты из Западной Мексики. На открытой площадке находились две команды, которые каким-то образом задействовали большой каменный маркер, стоящий на поле. Такие маркеры обозначали конец площадки, которая, вероятно, не огораживалась ничем, либо ограничивалась какими-то наспех сделанными сооружениями. По крайней мере, археологами до настоящего дня ещё не найдено в Теотиуакане ни одного стадиона для игр в мяч с использованием палок/клюшек. Высказывалось предположение, что внушительная открытая площадь в баррио Ла-Вентилье, которую теотиуаканцы с 200 по 650 гг. использовали для непонятных пока целей (возможно, для проведения ритуалов и/или в качестве места размещения временных рынков), могла быть такой площадкой. Отметим, что один из упомянутых выше маркеров был найден владельцами ранчо как раз в компаунде Ла-Вентилья А (чуть южнее самого компаунда) в феврале 1963 года (К сожалению, контекст находки и стратиграфия, благодаря которой можно было бы определить время создания маркера, оказались нарушены и, соответственно, эти детали учёным неясны. Роман Пинья Чан пытался определить место находки, но без успеха. Также следует отметить, что в городе находили десятки других фрагментов подобных маркеров. ). Он имеет высоту 216 см и состоит из четырёх отдельных частей, причём каждая украшена узором в виде переплетающихся узлов. Такой орнамент впоследствии был характерен для Эль-Тахина. О значимости игры для города ничего неизвестно, но, судя по внушительному каменному маркеру, речь не может идти о простом и непопулярном развлечении. Там же, в Ла-Вентилье, археологи находили фрагмент кольца и прочие артефакты, которые могут косвенно указывать на проведение в районе спортивно-религиозных состязаний.

— Игра в мяч при помощи бёдер. Эта разновидность состязания в мяч была широко распространена по территории всей Месоамерики, играла очень важную роль в мифологии и мировоззрении многих народов. Её связывали с обновлением природы, сохранением космического порядка, движением Солнца, подземным миром, сменой дня и ночи, смертью и возрождением, войной и жертвоприношениями. Различные модификации игры, проводившейся на площадках, имеющих форму латинской буквы I или двойного Т, встречаются не только в Месоамерике, но и далеко за пределами региона. Однако теотиуаканцы, по всей видимости, её недолюбливали — на территории огромного мегаполиса вплоть до сегодняшнего дня не найдено ни одной площадки для игры в мяч, за исключением похожего на стадион древнего сооружения в Сьюдаделе (Общая длина сооружения, протянувшегося с севера на юг, составляла 123 метра. Археологи даже нашли на площадке место, где, возможно, находился маркер, впоследствии убранный теотиуаканцами.), которое было построено в 50—80 гг., но разрушено ещё до III века, то есть до расцвета города-империи. Стадионов не строили и в некоторых (хотя далеко не во всех) городах, попавших под контроль мексиканской сверхдержавы (Матакапане и других). В этом контексте показательно, что в «Группе 6C-XVI» Тикаля, которая знаменита сооружениями в форме талуд-и-таблеро, а также другими явными признаками теотиуаканского влияния, сохранились остатки фрески с изображением игроков в мяч, но стадион пока не выявлен.

Тем не менее, об этой игре в мультиэтничном Теотиуакане прекрасно знали и, вероятно, даже играли, что подтверждается обнаруженными несколько лет назад в тоннеле под пирамидой Пернатого змея каучуковыми мячами — уникальное открытие, ведь данный органический материал довольно быстро разлагается. Также состязание зафиксировано на всё той же фреске из Тепантитлы, где двое игроков изображены в падении, готовыми отбить падающий мяч бедром. На территории мегаполиса найдены керамические фигурки игроков в мяч со специальным снаряжением, фрагменты «хомута» из зеленого камня, различные секции маркеров, каменные кольца и изображения каменных бит (манопл). Таким образом, исследователи столкнулись с определенным противоречием — в Теотиуакане, бесспорно, знали игру в мяч, но не возводили стадионов. Можно предположить, что там получила распространение особая версия спортивного состязания, отличная от традиционных игр майя или ацтеков. Согласно одной из гипотез, в Теотиуакане и городах, находящихся под его влиянием, игра в мяч с палками по неясным пока причинам потеснила более привычный вариант игры, в котором мяч отбивали бедрами. После коллапса мегаполиса игра при помощи бедер снова стала основной разновидностью, хотя в версию с палками также продолжали играть в ряде регионов, а в Мичоакане она под названием «Пелота тараска» сохранилась вплоть до настоящего времени.

Что же касается стадионов, следы которых не найдены, то теотиуаканцы могли играть как на открытых площадках города, так и на определённых участках дороги Мёртвых, где она как бы утоплена и имеет ограничения со всех сторон. Также не исключена вероятность того, что мы ещё просто не нашли подобные площадки для игр. (К. Хелмке, например, уверен, что в Теотиуакане существовали площадки для игр в мяч, причём разные по форме, исходя из культурных традиций представителей различных народов, обитавших в космополитичном городе (личное сообщение, 2018).)

— Игра в мяч отдельных игроков. Встречаются на фресках и показательные выступления отдельных игроков. По всей видимости, они должны были продемонстрировать своё мастерство владения мячом. Как видно из рисунков, мяч следовало удержать на ступне или даже чеканить его… Но это могла быть и командная игра, в которой разрешалось отбивать мяч различными конечностями, например, локтями, коленями. Предположительно в неё могли играть мигранты из Восточной Мексики.

— Игра «Наездник». В одной сценке фрески мы видим указывающего вперед человека, сидящего верхом на другом участнике, который даже что-то говорит, возможно, отдаёт команды. Не ясно, однако, одиночная эта игра или командная.

Таким образом, благодаря фрескам нам стало известно, что в Теотиуакане люди умели весело проводить время за играми, причём как командными, так и индивидуальными. Следует понимать, что нам известно лишь о небольшом количестве состязаний, а ведь их, скорее всего, было больше.

Окружающие город районы и теотиуаканское государство

К концу первого века нашей эры Теотиуакан стал контролировать долину Мехико и превратился в столицу первого в регионе крупного политического образования. Взаимодействие сообществ долины в формативный период наряду с ранним развитием производственной специализации и ирригации заложило фундамент для последующих коллективных действий в рамках централизованной теотиуаканской системы.

Главным центром, а также экономической, политической и идеологической столицей регионального объединения Теотиуакан стал благодаря беспрецедентному переселению в город большинства жителей прилегающей долины, а также прибытию туда иммигрантов из других частей Центральной Мексики и даже из-за её пределов. Высокая степень концентрации общественных строений помогла возвысить статус мегаполиса. Осуществлялось в долине также и выборочное переселение. Многие считают его результатом спланированной государственной программы. По оценке некоторых исследователей, всего в период 100—250 гг. в долине Мехико вместе со склонами Серро-Гордо оставалось 10 провинциальных центров, 17 больших деревень, 77 небольших деревушек, 199 сёл, 2 больших церемониальных участка, 15 специализированных городищ и несколько изолированных точек добычи соли.

Теотиуаканское государство обозначали по-разному — городом-государством или альтепетлем, региональным государством, сочетанием различных элементов предыдущих форм, городом-государством гегемоном и империей. К столь различным характеристикам приводили попытки осмыслить высокую степень урбанизации и необычной концентрации регионального населения в одном городе, активные внешнеполитические связи, а также наличие региональных центров и близко расположенных деревень с архитектурой и предметами материальной культуры, выполненными в теотиуаканском стиле. Одним из главных затруднений является отсутствие у нас сведений о форме правления в региональных центрах, даже тех, что расположены недалеко от Теотиуакана.

Город управлял окружающими районами либо напрямую, либо посредством вторичных центров, например, таких как Аскапоцалько, ставший таковым приблизительно с 100—250 гг. Созданная система мешала налаживанию обмена товарами между регионами напрямую, направляя их потоки в метрополию. Поступившие в Теотиуакан товары затем распределялись по городам, однако прямой товарообмен между небольшими городами также присутствовал. Субрегиональная торговая сеть сформировалась здесь, возможно, уже в поздний терминальный формативный период.

Отметим также, что ремесленным производством занимались не только в Теотиуакане. В долине Мехико существовало множество производственных зон, где изготовлялись, например, гончарные изделия в теотиуаканском стиле. Теотиуакан также не был единственным поставщиком обсидиана.

Жилые компаунды теотиуаканского типа находили в сельских поселениях долины Теотиуакана. В то же время не во всех деревнях следовали ортогональному плану мегаполиса. Жители окрестных сельских поселений и районных центров были весьма неоднородны по статусу и богатству, но до теотиуаканских масштабов им было далеко.

Есть возле Куаутитлана, что в северо-западной части долины Мехико, городище Ашотлан, которое считается теотиуаканским административным центром на основании имеющихся там жилых компаундов теотиуаканского стиля и ортогональной планировки. Артефакты, архитектура, ритуалы и погребальные практики также указывают на сильные связи с Теотиуаканом. Предполагается, что данный регион мог выступать одним из крупных поставщиков земледельческой продукции в Теотиуакан. Также оттуда могли поставлять в мегаполис соль. В отличие от Ашотлана, который был заброшен не ранее фазы Тламимилольпа, то есть тогда, когда Теотиуакан начал терять свои позиции в регионах и Ашотлан перестал быть административным центром, Серро-де-ла-Эстрелла в западной точке полуострова Иштапалапы значительно расширилась в эпиклассический период (600—900 гг.), тогда как в 100—250 гг. там на территории в 76 га проживало всего 380—760 человек (в 70-х гг. прошлого века здесь были найдены компаунды в теотиуаканском стиле). Тем не менее, небольшая вулканическая гора Серро-де-ла-Эстрелла, вероятно, представляла для Теотиуакана интерес с религиозной точки зрения. Й. Нильсен и К. Хелмке предполагают, что не только в постклассику, но и в классический период она служила одним из важных центров проведения ритуала зажжения Нового огня. По крайней мере, там находился храм, который мог быть изначально построен в эпиклассический период, а с северной стороны горы найдена платформа, выполненная в стиле талуд-и-таблеро и датируемая 350—450 гг. Всё это свидетельствует о важности данного места для Теотиуакана — вполне возможно, что столь значимая для постклассического периода церемония зажжения Нового огня проводилась здесь сначала теотиуаканцами, а затем и другими народами на протяжении нескольких сотен лет

Архитектура в теотиуаканском стиле и гончарные изделия, а также местная керамика также были обнаружены в городище Уиштоко, ещё одном селении фазы Тламимилольпа (150—350 гг.), которое находилось в юго-восточной части долины.

Серро-Портесуэло в теотиуаканский период являлся небольшим центром и также располагался в юго-восточной части долины. Город занимал территорию в 2,5 километра в длину и от 200 до 500 метров в ширину. Население в нём проживало с позднего и терминального формативного периодов (650 гг. до н.э. — 100 г. н.э.) вплоть до ранней колониальной эпохи (1521—1600 гг.). В период 100—250 гг. Серро-Портесуэло, вероятно, был даже не вторичным, а ещё менее значимым центром с площадью ок. 60 га. В эпиклассический период (600—900 гг.) поселение разрастается и становится одним из крупнейших в долине. Там нашли платформу теотиуаканского периода, а также захоронения, подношения и домашние артефакты. На платформе отмечена плохо сохранившаяся фреска теотиуаканского стиля. Большая часть керамики теотиуаканского стиля была изготовлена в юго-восточной части долины, но некоторые гончарные изделия импортировалась из Теотиуакана и западной части долины, вероятно, из Аскапоцалько, где, как нам известно, также существовали необходимые мастерские. В теотиуаканский период Серро-Портесуэло поставлял обсидиан из Мичоакана и Пачуки. По всей видимости, данное поселение не имело с Теотиуаканом столь тесных связей, как Ашотлан, хотя находилось относительно недалеко от мегаполиса. Возможно, причина этого кроется в политической маргинальности юго-востока долины, где когда-то доминировал Куикуилько, а также экономической нецелесообразности активных контактов при наличии других более приоритетных направлений.

Итак, у Теотиуакана были подчинённые административные центры в долине Мехико, и близко связанные с мегаполисом люди проживали, по меньшей мере, в некоторых из них. В целом Теотиуакан применял различные стратегии взаимодействия с региональными центрами, исходя из экономической целесообразности подобных связей. Несмотря на то, что огромный город привлекал всё новые и новые волны мигрантов, большая часть переселений вряд ли проходила под контролем государства. Поток сырья и товаров, а также людей из окрестностей в столицу не был автоматическим и для его изучения необходимо обратить внимание на соседние районы. Прекращение данного потока из-за усиления районных центров, усугублённое нарастанием социальной напряжённости, а также конкуренции внутри элиты, вероятно, послужило одним из важных факторов коллапса Теотиуакана. Таким образом, для получения полной картины развития и истории мегаполиса, необходимо более детально исследовать районы, окружающие город.

Международные отношения и межрегиональное взаимодействие

Разрастаясь, Теотиуакан одновременно распространял своё влияние по всей Месоамерике. Это достигалось главным образом посредством налаживания сети обмена ритуальными предметами, многие из которых затем увековечивались в иконографии и использовались при осуществлении обрядов, связанных с новой теотиуаканской идеологией. Государственный контроль над распространением определённых ресурсов и престижных предметов усиливал позицию Теотиуакана в Месоамерике. Сотни, а возможно тысячи городищ принимали участие в этой системе обмена, охватившей территорию с востока на запад и с севера на юг радиусом свыше 2000 километров. Известно, что Теотиуакан приобретал товары с дальних территорий, в том числе раковины из Копана (Гондурас), какао и копал из Каминальхуйу (Гватемала), и даже соль из Белиза. Теотиуаканское государство начало экспансию за пределы своей внутренней территории во второй половине фазы Тламимилольпа (III в.) или даже ранее. В это время под его влияние подпадают территория штата Морелос, частично долина Толуки, штаты Пуэбла, Тласкала, Идальго и Герреро. А ещё раньше, где-то с 100 года, Теотиуакан стал региональным гегемоном, доминирующим в долине Мехико.

Когда Теотиуакан приходил в интересующий его регион, то отстраивал своеобразные административные центры провинций. Они имели архитектуру в стиле талуд-и-таблеро, комплексы из площади с пирамидой и прямоугольную планировку, а вокруг центров происходила реорганизация всех остальных поселений, в которых находят товары и предметы, распространявшиеся под контролем метрополии. В самом Теотиуакане, вероятно, фиксировали подобные события, означавшие установление контроля над городами и регионами. Так, в иконографии мегаполиса мы видим изображения горящих факелов, возможно, указывающие на церемонию зажжения Нового огня, которая, в свою очередь была связана с завоеванием, ритуалами основания (например, закладки новых городов), а также с определёнными титулами представителей элиты. При этом, подобная иконография встречается и на захваченных территориях — как предполагают Й. Нильсен и К. Хелмке, теотиуаканцы так фиксировали там смену власти, начало нового порядка, интронизацию нового правителя и гегемонию своего города.

Штат Мехико

Рассказы наших читателей

Татьяна

 Отличный музей, пожалуй, самый главный/важный в Мехико-сити. Особо ценно посетить его перед поездками к пирамидам. Большой, но хорошо структурирован. Не забудьте взять карту-схему со стойки рядом с кассой. 

Читать полностью

В пределах этой современной мексиканской территориальной единицы примером такого древнего административного центра является городище Окойоакак в долине Толука, часть которой подпала под прямое влияние Теотиуакана. Оно имеет ориентацию по оси север-юг, архитектуру со стилем талуд-и-таблеро и ортогональную планировку. Там находили теотиуаканскую керамику, курильницы и статуэтки, цилиндрические сосуды-триподы, выпуклые сосуды с плоским дном и тонкостенную оранжевую керамику. Упадок Теотиуакана решительно сказался на судьбе Окойоакака — он был заброшен в поздний классический период.

Идальго

Другим административным региональным центром с теотиуаканским влиянием в архитектуре выступал Тепеапулько, расположенный в юго-восточной части штата Идальго. Там была найдена в больших количествах керамика теотиуаканского стиля, а также реэкспортируемая мегаполисом тонкостенная керамика из Пуэблы. Привлёк внимание теотиуаканцев и регион Тулы. Там явное теотиуаканское влияние прослеживается по археологическим данным из расположенного в 9 километрах от Тулы городища Чингу. Схожая архитектура с городской планировкой и керамика говорят о его тесных связях с мегаполисом. В Чингу даже имеется копия теотиуаканской Сьюдаделы. Люди проживали там во времена теотиуаканских фаз Тламимилольпа и Шолальпан (200—550 гг.), а с коллапсом Теотиуакана центр был покинут. В классический период Чингу, вероятно, являлся городом первого уровня контроля со стороны мегаполиса, а центры поменьше, например, Эль-Тесоро и Акокулько, служили поселениями второго уровня, где занимались добычей известняка. Также известно, что в Чингу и Эль-Тесоро прослеживается не только теотиуаканская, но и сапотекская керамика — в Эль-Тесоро в значительной (около 63%), а во многом большем по размеру Чингу в меньшей степени (около 7%). По всей видимости, с Теотиуаканом они поддерживали связь через район Тлаилотлакан, причём Эль-Тесоро напрямую. Примечательно, что данный регион оставался значимым источником известняка и в постклассический период, и в колониальное время — Мехико возводился во многом при помощи известняка из расположенного там Атотонилько.

Керетаро

На северо-западе Теотиуакан имел связи с Керетаро. В южной части этого штата во времена расцвета «города богов» было реорганизовано городище Эль-Розарио, находящееся в 135 километрах от мегаполиса. Возможно, там располагался торговый пост Теотиуакана. На основании различных данных, в частности фресок в теотиуаканском стиле (с изогнутыми обсидиановыми ножами и другими предметами), исследователи предполагают, что Теотиуакан имел прямую связь с данной местностью около 400 г. Всего в Керетаро помимо Эль-Розарио обнаружено несколько городов с отчётливым теотиуаканским влиянием — Сан-Бартоло-Агуаскальенте, Эль-Серрито, Ла-Негрета.

Сакатекас

Данный мексиканский штат богат залежами различных минералов. Гематит, малахит, лимонит, киноварь, пирит, халькопирит, кремнистый сланец и другие камни, в том числе хризоколла, могли, как считает Ф. Вейганд, привлечь внимание Теотиуакана.

Мичоакан

Торговые интересы мегаполиса проявились в 145 километрах от него — в долине озера Куицео (Мичоакан). Там нашли тонкостенную оранжевую посуду, зелёный обсидиан из Пачуки и диск из аспидного сланца с изображением хищной птицы в теотиуаканском стиле. Посредством торговых связей с мегаполисом жители Мичоакана могли получать материалы и образцы, происходящие из других районов Месоамерики, например, керамику из Морелоса и упомянутую выше оранжевую посуду из Пуэблы. При этом контакты были, конечно же, двусторонними, в самом Теотиуакане находили мичоаканские фигурки и керамические чаши.

В 35 километрах западнее города Пацкуаро располагается древнее поселение Тингамбато (200—900 гг.), где исследователи увидели пирамиду, возведённую в классическом теотиуаканском стиле с использованием талуд-и-таблеро. Считается, что поселение испытало два этапа заселения — 450—600 гг. и 600—900 гг. Вероятно, его расположение между двумя регионами привлекло внимание и Теотиуакана. Возможно, мегаполис даже отправил туда своих поселенцев — об этом свидетельствуют результаты анализа остеологических останков и сопровождающих их погребальных предметов. Известны также предположительно связанные с Центральной Мексикой доиспанские поселения на границе штатов Мичоакан с Герреро (в устье реки Бальсас).

Морелос

В штате Морелос теотиуаканцев интересовало выращивание хлопка — они захватили территорию и выстроили административные центры, а также начали активно создавать ирригационные сооружения и каналы, которые существовали в регионе ещё с позднего формативного периода (650—200 гг. до н.э.), и концентрировать население в плодородных землях. Так, городище Лас-Пилас (находится в 160 километрах к юго-востоку от Теотиуакана), оказавшись под контролем мегаполиса, было перестроено по его образу и подобию, и стало для Теотиуакана поставщиком хлопка. В дальнейшем весь регион поставлял хлопок в метрополию в больших количествах. А в долине Амацинак теотиуаканцы отстроили по своему плану с компаундами административно-церемониальный центр Сан-Игнасио (возможно, до этого городище было центром независимого вождества). С приходом Теотиуакана население этих городов удваивается. Известно также, что с упадком мегаполиса жители покинули Сан-Игнасио — яркое свидетельство наличия тесных связей. Другим центром в штате Морелос была Асьенда-Кальдерон, расположенная в долине Куаутла. Близ неё исследователи отмечают места заготовки извести из известняка — товара, столь необходимого Теотиуакану.

В целом во всех известных городах восточного Морелоса отмечены многочисленные следы теотиуаканской материальной культуры (двухкамерные канделеро, курильницы театрального типа и прочая керамика, статуэтки, обсидиановые лезвия из Пачуки), в центральной части штата прослеживается, как минимум, политическое влияние, а в случае с западным Морелосом ещё не ясно, занимал ли мегаполис там доминирующие позиции. По предположению М. Смит и Л. Монтиель, регион Йаутепек также имел связи с Теотиуаканом — в таком случае товары оттуда могли поставляться на лодках с юго-восточной части озера Чалько-Шочимилько на берег озера Тескоко, а далее по торговым путям в мегаполис.

Герреро

Возможно, часть штата Герреро, расположенная рядом с границей Морелоса, попала в сферу интересов Теотиуакана. О его военном присутствии в Герреро свидетельствует стела из прибрежного города Асатемо (Акатемпа, недалеко от Акапулько), где изображён воин в теотиуаканском стиле. Из расположенного между побережьем и Морелосом региона Мескала Теотиуакан получал фигурки из зелёного камня.

Тласкала

С востоком и южными землями мегаполис связывал Тлашкальский коридор — естественный проход к региону Пуэбла-Тлашкала, обеспечивавший самый удобный путь к ресурсам побережья Мексиканского залива. В самом штате Тласкала теотиуаканским административным центром был Кальпулальпан — там найдены теотиуаканская керамика, статуэтки, компаунды и площадь с пирамидой. Примечательно, что, несмотря на соседство, под контроль мегаполиса подпала не вся территория Тласкалы, а только стратегический коридор.

Пуэбла

В 100—250 гг. городище Чолула являлось довольно крупным центром и занимало около 400 гектар, то есть равнялось примерно пятой части территории самого Теотиуакана, расположенного в 96 километрах от него. Тем не менее, пока политический статус Чолулы того периода остаётся неясным.

По всей видимости, южная часть Пуэблы и город Чолула с мастерскими по изготовлению тонкостенной оранжевой керамики, не подпали под прямой контроль мегаполиса, хотя мигранты из этого района также селились в Теотиуакане, а массовый спрос на посуду из Пуэблы предполагает наличие если не прямого, то косвенного средства влияния на политику тамошних политий. Также из Пуэблы в мегаполис мог поступать текали и серпентин.

По результатам проведённых в 1993 году охранно-спасательных раскопок жилого строения в Чолуле, известного под названием R-106 или «Транзито», стало ясно, что его обитатели имели как общие черты с теотиуаканцами, так и весомые отличия. Небольшое жилище одной семьи было обитаемым с 400 по 650 гг. Стиль посуды, фигурок и других элементов домашней культуры напоминал теотиуаканскую, однако там не нашли характерные для мегаполиса канделеро и другие курильницы. Найденное в «Транзито» вторичное захоронение не имеет аналогов в Теотиуакане, да и само место проживания вовсе не напоминает многосемейный компаунд. Таким образом, из полученных данных не следует, что Теотиуакан обладал в регионе сильным влиянием. Более того, по обнаруженным у внешней стены строения отходам мастерской по изготовлению обсидиановых изделий, стало ясно, что из Пачуки в Чолулу обсидиан поступал напрямую, видимо, минуя предполагаемую «монополию» Теотиуакана на этот ресурс.

Однако в других частях Пуэблы влияние Теотиуакана прослеживается яснее. В качестве примера можно привести ряд городищ в районе Тепеака. Археологи обнаружили там датируемые разным временем печи для обжига, использовавшиеся при производстве извести, которая требовалась Теотиуакану в больших количествах.

Побережье Мексиканского залива

Контакты с регионом Миштекилья зафиксированы в его главной столице Серро-де-лас-Месас, расположенной на реке Рио-Бланко, то есть на юге центральной части штата Веракрус. Там на стеле 15 сохранилось изображение человека в «очках» Бога грозы. Кошачий головной убор этого персонажа напоминает тот, что зафиксирован на стеле 4 из Тикаля у прибывших в этот город майя чужеземцев. Монумент может указывать на военное присутствие или захват Серро-де-лас-Месаса. Однако там нашли небольшое количество зелёного обсидиана (около 2%) и связанной с Теотиуаканом керамики, в то время как примерно 90% обнаруженного обсидиана импортировалось из источника Сарагоса-Ойамелес, что возле Кантоны. Таким образом, контакты с Теотиуаканом слабо влияли на материальную культуру простолюдинов региона, поэтому едва ли в данном случае имело место прямое влияние, хотя нельзя исключать косвенного.

Более плотные связи Теотиуакана с побережьем Мексиканского залива прослеживаются в долине Мальтрата, где располагается предполагаемый теотиуаканский аванпост Тепейакатитле. Там, возле границ штатов Пуэбла и Веракрус, резко меняется высота местности, и высокогорные территории переходят в низменные. На побережье притока реки Рио-Бланко найдено большое количество почти точно копирующей теотиуаканские оригиналы местной керамики, причём речь идёт не только о престижной, но и об обычной, сервировочной посуде, например, чашах с плоским дном на небольших ножках.

Вообще же о влиянии Теотиуакана за пределами расположенных рядом районов говорить довольно трудно — у нас попросту мало информации и знаний на этот счёт, потому возникает много спорных моментов и вопросов. Например, некоторые исследователи считают, что Матакапан (ныне в штате Веракрус) был теотиуаканской колонией, тогда как другие утверждают, что там разместилась торговая диаспора из Теотиуакана, а третьи выдвигают предположение о принятии местными лидерами центральномексиканской идеологии для обеспечения лояльности своих подчинённых, подчеркивая, что крах метрополии не сильно сказался на развитии региона. В любом случае, в Матакапане обнаружено строение в стиле талуд-и-таблеро, а также керамика в теотиуаканском стиле, в том числе двухкамерные канделеро, которые за пределами Теотиуакана встречаются крайне редко. Всё это указывает на некое присутствие мегаполиса, природу которого ещё предстоит выяснить.

Среди других мест на побережье Мексиканского залива, где, вероятно, прослеживается присутствие Теотиуакана, можно выделить Пьедра-Лабраду, где на стеле зафиксирован иероглиф «вспаханного поля», и Сан-Мигель-Сойальтепек, в котором на стеле запечатлена теотиуаканская фигура с факелами в руках.

Оахака

На западной периферии Теотиуакана находились баррио, связанные с Западной Мексикой (Мичоаканом) и Оахакой. Последняя была тем регионом, с которым мегаполис плотно взаимодействовал — особый анклав, в котором проживали этнические сапотеки, находился приблизительно в трёх километрах от центра Теотиуакана. Также мегаполис постоянно поддерживал дипломатические контакты с довольно сильным на тот момент сапотекским государством и его столицей Монте-Альбаном. Эта связь даже запечатлена на сапотекских монументах: на одной плите зафиксировано торжественное прибытие в честь инаугурации правителя восьми теотиуаканских посланников, а на другой («Плита Базан») — показана встреча дипломата из Теотиуакана с сапотекским правителем, причём изображённые люди одеты в костюмы, свойственные их культурам. Теотиуаканские торговцы могли в случае заключения союза беспрепятственно проходить территорию сапотекского государства, чтобы напрямую торговать с жителями региона Рио-Верде, расположенного в западной части тихоокеанского побережья штате Оахака. Долгое время контакты теотиуаканского и сапотекского государств считались мирными, отмечалась заинтересованность обеих сторон в поддержании взаимовыгодных торговых отношений и реализации дипломатических договорённостей, возможно, касающихся «раздела мира» — обе державы осуществляли экспансию против более слабых этнических групп. Дружественные договорённости не мешали Монте-Альбану немного обезопасить свои рубежи от агрессивного и могущественного северного соседа — возможно, построенный на границе в Куикатлане-Каньяда военный аванпост являлся как раз превентивным ответом на экспансию Теотиуакана. В связи с этим стоит озвучить и другое мнение о характере связей двух городов — недавно исследователь М. Уинтер пришёл к выводу, что нуждавшийся в ресурсах из региона Теотиуакан в конечном итоге завоевал Монте-Альбан. С этой точкой зрения не согласны другие исследователи — Л. Мансанилья, например, считает, что два государства являлись дипломатическими союзниками и значительное количество жителей оахакского анклава в Теотиуакане, скорее, свидетельствуют о мирных связях, а Д. Карбальо отметил, что пока убедительных доказательств гипотезы о завоевании предъявлено не было, поэтому делать далеко идущие выводы рано.

Гватемала

Имеются свидетельства существования теотиуаканской колонии в Монтане, который массивной архитектурой выделяется среди других городов побережья. Там найдено очень мало зелёного обсидиана и других импортных теотиуаканских предметов, однако местных копий изделий из мегаполиса предостаточно (курильницы театрального типа, сосуды-триподы и «портретные» фигурки, чьи тела больше теотиуаканских, а голова могла быть сделана при помощи теотиуаканских форм). Исследователи выдвигают предположение, что около 400 года произошло либо военное вторжение, либо миграция в регион торговцев из Теотиуакана, которых на гватемальском тихоокеанском побережье могли интересовать какао, перья кецаля и другие местные товары. Также регион мог использоваться в качестве плацдарма для дальнейшего продвижения в горную Гватемалу, а оттуда в низменности майя.

Существовала ли теотиуаканская империя?

Несмотря на свидетельства и следы присутствия Теотиуакана во многих районах и городах древней Месоамерики, есть сомнения относительно его возможностей превратиться в империю на длительное время. Обладал ли Теотиуакан достаточными ресурсами для поддержания статуса империи и контроля над отдалёнными территориями?

Предположительно мегаполис проводил активную и динамичную политику за пределами близлежащих районов после 350 года и всего лишь на протяжении 100—150 лет. В любом случае, прямое присутствие Теотиуакана за пределами Центральной Мексики выдалось недолгим, но весьма впечатляющим по масштабам, оставило неизгладимый след в истории народов Месоамерики и наследии последующих цивилизаций. Теотиуаканцы, предположительно торговцы, поддерживаемые воинами, продвинулись на запад до долины Куицео Мичоакана, на восток до низменностей побережья Мексиканского залива, а на юго-восток до Белиза и гватемальского тихоокеанского побережья.

Даже если исходить из скромных подсчётов Дж. Каугилла, предположившего, что Теотиуакан контролировал лишь около полумиллиона человек на территории чуть более 100 тыс. км², имея несколько аванпостов в отдалённых землях, следует отметить, что: во-первых, речь идёт о той части планеты, где отсутствовала развитая дорожная система, мало водных судоходных артерий и не было вьючных животных, обеспечивавших эффективную коммуникацию в других, более крупных, империях; во-вторых, месоамериканцы в тот период жили ещё фактически в каменном веке; в-третьих, государственная иерархия на многих подчинённых территориях была слабо развита; в-четвёртых, нам ещё многое неизвестно об истории Месоамерики и Теотиуакана в частности — вполне возможно, что в ходе дальнейших исследований будут выявлены другие территории и города, находившиеся под прямым или опосредованным контролем правителей мегаполиса. Поэтому, на наш взгляд, допустимо употреблять термин «империя», учитывая указанные нюансы развития древних американских обществ. Примечательно, что в Месоамерике следующая сопоставимая империя сформируется лишь тысячелетие спустя — её будут выстраивать уже ацтеки с центром в Теночтитлане, и, опять-таки, со своей спецификой.

Итак, в целом теотиуаканцы проводили гибкую внешнюю политику, её формы и задачи определялись исходя из стратегических интересов города, а также возможностей тех партнёров, с которыми жители мегаполиса контактировали. Военная и религиозная доктрина, опора теотиуаканской правящей элиты на силу войска, дипломатия, а также прочие тактические и стратегические ухищрения позволяли Теотиуакану успешно развиваться несколько столетий, что довольно долго для государств Древнего мира в целом и Американского континента в частности. Формы его влияния на местах весьма различались. В ряде областей Месоамерики обосновались теотиуаканские диаспоры из военизированных торговцев, в других местах происходила колонизация, осуществлялась также политика обмена дарами между знатными особами, совершались паломничества, велась торговля, имело место подражание региональных элит теотиуаканскому стилю. Следует также помнить, что взаимодействие происходило не только на государственном уровне — элита «среднего класса», торговцы, ремесленники и простые мигранты также вносили ощутимый вклад в контакты Теотиуакана с другими регионами.

Высшей точкой теотиуаканской экспансии можно считать значительное по своим масштабам вторжение мексиканской армии на территорию низменностей майя. Благодаря наличию письменных источников, сегодня известны многие уникальные подробности взаимоотношений теотиуаканской империи с царствами майя, а потому этой теме мы посвятим в нашей книге отдельный большой раздел.

Под эгидой императоров с Запада: Теотиуакан в низменностях майя

Вторжение чужеземцев или подражание элит? История дебатов

Не так уж много можно найти в месоамериканистике тем, которые возбуждали бы столь живой интерес и вызывали такую поляризацию взглядов, как проблема контактов Теотиуакана с областью майя. Споры по поводу характера и роли центральномексиканского фактора в становлении одной из самых известных цивилизаций Доколумбовой Америки не утихают десятилетиями. Еще в 1911 году мексиканский исследователь М. Гамио провёл первые стратиграфические раскопки археологического памятника Аскапоцалько в долине Мехико и обосновал существование так называемой «архаической культуры», предшествовавшей появлению Теотиуакана. Впоследствии Г. Спинден выдвинул гипотезу, согласно которой отличительные черты «классических» цивилизаций Месоамерики (маисовое земледелие, производство особых типов керамики и так далее) изначально возникли именно в долине Мехико, откуда носители «архаической культуры» постепенно расселились по всему региону. Таким образом, по мнению Спиндена, все известные культуры Доколумбовой Месоамерики, включая майя, происходили из общего источника в Центральной Мексике. С другой стороны, ведущие майянисты того времени (С. Морли, Э. Томпсон и другие) категорически отрицали возможность любого внешнего влияния на майя вплоть до X века нашей эры, отстаивали тезис о самостоятельном развитии и уникальности этой высокой цивилизации.

Переломным событием стало обнаружение археологами элементов, характерных для культуры Теотиуакана, в различных городищах майя. Например, в ходе раскопок Института Карнеги (Вашингтон) в Вашактуне (теперь территория департамента Петен, Гватемала), осуществленных между 1926 и 1931 годами, была найдена центральномексиканская по форме и стилю раннеклассическая элитная керамика: цилиндрические вазы с крышками и сосуды-треножники. В 1936—1942 годах значительное количество керамики теотиуаканского типа и памятники архитектуры с элементом талуд-и-таблеро обнаружили на территории Каминальхуйу — крупного центра майя горной Гватемалы. Так исследователи получили надёжные материальные свидетельства взаимодействия между культурами Центральной Мексики и областью майя. В дальнейшем региональные археологические проекты 1950-1970-х годов дали основания вести речь о распространении на другие части Месоамерики политического влияния Теотиуакана. Эталонными с этой точки зрения стали масштабные исследования в Тикале, где в богатых погребениях Северного акрополя нашли образцы покрытой штукатуркой и искусно расписанной керамики с теотиуаканскими символами. Некоторые сосуды могли быть местного производства, другие, вероятно, импортировались из Центральной Мексики. Тогда же У. Ко обратил внимание на специфические мексиканские элементы в одеянии и вооружении персонажей, изображенных на монументах из Тикаля (стелы 31, 32) (В литературе, посвящённой истории цивилизаций Доколумбовой Месоамерики, «мексиканцами» принято называть представителей различных народов, обитавших на территории современной Центральной Мексики и находившихся в сфере политического влияния сначала Теотиуакана, а затем Ацтекской империи.). Свидетельства связей с Теотиуаканом выявили также в Альтун-Ха (Белиз), Бекане (штат Кампече, Мексика) и других городищах. Таким образом, существование длительных и стойких контактов между двумя регионами более не подвергалось сомнению. В это же самое время систематические раскопки собственно в Теотиуакане показали, что в первой половине І тысячелетия нашей эры это был город огромных размеров, доминировавший над прилегающей территорией долины Мехико. Опираясь на полученные факты, мексиканский археолог И. Берналь выдвинул тезис о существовании многоэтничной Теотиуаканской империи, в состав которой входили в частности и земли майя. Еще дальше пошел У. Сандерс, предполагавший основание в Тикале целой «колонии» выходцев из Теотиуакана. Авторы самых радикальных моделей утверждали, что мигранты из Центральной Мексики стимулировали переход майя на государственный уровень политического развития.

Сегодня представление о Теотиуакане как культуре-«матери», «породившей» цивилизацию майя, можно уже считать анахронизмом. На протяжении нескольких последних десятилетий учёные накопили солидный материал и существенно продвинулись в понимании процессов трансформации общества майя в І тысячелетии до нашей эры, то есть во времена, предшествовавшие возвышению Теотиуакана. Здесь не место подробно останавливаться на проблеме истоков цивилизации майя, но исследования в Накбе, Эль-Мирадоре, Сан-Бартоло, Вашактуне, Тикале и других городищах неоспоримо свидетельствуют о том, что она возникла, прежде всего, как результат долгого и сложного внутреннего развития. Сказанное, конечно же, не означает, что можно впадать из одной крайности в другую и представлять, будто майя развивались в совершенной изоляции от остальной Месоамерики. Напротив, наличие активных межрегиональных контактов не подлежит сомнению, однако они имели разнообразный и двусторонний характер, это не было простое заимствование более «примитивной» культурой элементов чужой высокой цивилизации.

Но в таком случае возникает вопрос: какие именно отношения связывали города майя с далеким Теотиуаканом? Влияние чужаков-мексиканцев проявлялось там, главным образом, в использовании специфической керамики, появлении архитектурных сооружений в стиле талуд-и-таблеро или с характерными элементами декора (например, масками теотиуаканского Бога грозы, которого в литературе ранее часто называли Тлалоком), изображении на монументах воинов в теотиуаканском облачении, а также распространении зелёного и серого обсидиана, добытого на месторождениях, расположенных в Центральной Мексике. С 1960-х годов исследователи получили возможность дополнить археологический материал свидетельствами письменных источников. Именно тогда на качественно новый уровень выходит изучение иероглифических текстов майя. Проанализировав надписи на царских монументах из Тикаля, Т. Проскурякова идентифицировала одного раннего местного правителя, который короновался в 379 году и на стеле 4 имеет черты, характерные для выходцев из Центральной Мексики. Она также пришла к выводу, что в день 8.17.1.4.12, 11 Эб 15 Мак (16 января 378 года) в Тикаль прибыла армия чужеземцев, свергнувшая с трона предыдущего царя и заменившая его своим ставленником (Даты майяского Долгого счёта переведены в современный григорианский календарь согласно корреляции 584285 (GMT+2).). Развивая идеи Проскуряковой, К. Коггинс предположила, что в качестве предводителя завоевателей выступал майянизированный мексиканец из Каминальхуйу — города, находившегося, как тогда считали, под контролем Теотиуакана. Общим для обеих исследовательниц являлось утверждение о прямом военном вторжении и политическом доминировании Теотиуакана в низменностях майя в конце IV века нашей эры. Их многочисленные оппоненты предложили альтернативное толкование появления мексиканских элементов в архитектуре и искусстве майя. В частности А. Стоун считала, что местная майяская элита приспособила к собственным потребностям символы престижной чужеземной идеологии, дабы таким образом легитимироваться и укрепить свою власть над населением, дистанцироваться от простолюдинов. При такой интерпретации влияние Теотиуакана проявлялось не в подчинении или политическом господстве, а в создании определенных образцов, адаптированных правителями майя. Стоун помимо прочего обратила внимание, что на монументах из Пьедрас-Неграса теотиуаканские мотивы часто встречаются даже в VII — VIІI веках, когда вести речь о непосредственном политическом давлении мексиканской метрополии весьма проблематично. Она также провела аналогию с рассказами источников колониальной эпохи о чужеземном происхождении народа майя-ица, царствовавшей в Майяпане династии Кокомов, правящих родов майя-киче и какчикелей в горной Гватемале. Тезис об использовании майяской знатью мексиканской военной символики для решения своих внутренних задач стал мейнстримом в майянистике конца ХХ века. Например, войну 378 года авторитетный эпиграфист П. Мэтьюз интерпретировал как локальный конфликт между царствами майя, в котором Теотиуакан никакого прямого участия не принимал. Именно с таких позиций была написана книга Л. Шиле и Д. Фрейделя — первый развернутый синтез политической истории майя классического периода, основанный на достижениях так называемой «школы условного чтения» иероглифических надписей (В майянистике «эпиграфистами» принято называть всех специалистов, занимающихся изучением иероглифических текстов майя, вне зависимости от носителя (камень, керамика, бумага), на котором сохранилась надпись.).

Острая полемика между сторонниками двух названных подходов продолжается даже сегодня, однако постепенно большинство исследователей отходит от жёстких моделей и поиска простых ответов. Фундаментом для современного понимания проблемы стала опубликованная в 2000 году большая работа Д. Стюарта, который предпринял попытку согласовать противоположные позиции. Основные его выводы были поддержаны и развиты С. Мартином, Н. Грюбе и другими ведущими эпиграфистами. Очевидно, что отношения майя с Теотиуаканом не сводились только к военному завоеванию или идеологическим заимствованиям. Это были двусторонние контакты, в рамках которых можно выделить и социально-экономический, и политический, и идеологический аспекты. Например, в Теотиуакане найдены настенные росписи с иероглифами майя, некоторые исследователи даже допускают существование на территории космополитического города-империи целого майяского квартала. Если говорить о сфере идеологии, то многочисленные царские династии майя ещё помнили о своём происхождении из Теотиуакана во времена, когда сама метрополия уже давно пришла в упадок, и действительно прибегали к использованию мексиканской символики в целях обоснования собственной легитимности. Но, вместе с тем, иероглифические тексты из Тикаля, Копана, Пьедрас-Неграса и других городов убедительно показывают, что с конца IV до начала VI веков Теотиуакан играл ведущую роль в политической жизни царств низменной зоны майя. Ниже мы попытаемся, опираясь на письменные источники и новейшие исследования авторитетных эпиграфистов, изложить нашим читателям историю господства Теотиуакана в этом регионе.

Покорение Петена армией Сихйах-К’ахк`а

Всякий раз, когда начинается обсуждение переломных событий, связанных с «прибытием чужеземцев», исследователи обращаются, прежде всего, к свидетельствам из Тикаля — одного из крупнейших городов майя в Петене. В классический период он назывался Йашкукуль и являлся столицей «Священных Кукульских Владык» (Чтение Кукуль для «эмблемного иероглифа» царей Тикаля обосновал Д. Беляев. Оно пока не стало общепринятым и в англоязычной литературе чаще можно встретить более ранний вариант дешифровки, предложенный Д. Стюартом: Мутуль и «Священные Мутульские Владыки».). Местная династия принадлежала к числу древнейших в регионе, а ее основатель Йаш-Эхб-Шоок жил примерно на рубеже І-ІІ веков нашей эры. В 360 году кукульским царем стал Чак-Ток-Ич’аахк ІІ, который, вероятно, может считаться самым могущественным правителем майя своего времени. До наших дней сохранилась фигурка с его изображением, также портретом Чак-Ток-Ич’аахка ІІ украшена крышка раннего сосуда. Изысканность керамики и высокое качество резных каменных монументов убедительно свидетельствуют о подъеме Йашкукуля во второй половине IV века. Несомненно, богатство города отчасти основывалось на длительных торговых контактах с Центральной Мексикой. Импортированный из Теотиуакана зеленый обсидиан и постройки в типичной мексиканской архитектурной форме талуд-и-таблеро появились в Тикале еще во второй половине ІІІ — начале IV веков. К сожалению, по причине отсутствия письменных источников мы мало можем сказать о характере отношений майя с далекой мексиканской метрополией в то время. Позднее правитель Теотиуакана Хац’о’м-Куй женился на кукульской царевне, что позволяет сделать вывод о существовании тесного альянса. В Месоамерике брак воспринимали в качестве средства закрепления политического доминирования — владыки-гегемоны часто брали себе жен из покоренных царств, дабы путем создания общего правящего рода упрочить власть над завоеванными территориями. Возможно, нечто подобное имело место и в данном случае, то есть держава Чак-Ток-Ич’аахка ІІ входила в орбиту влияния Теотиуакана. С другой стороны, при помощи брака часто подтверждались союзнические отношения. Как бы там ни было, в 370-х годах произошли события, коренным образом изменившие дальнейший ход истории майя.

На стеле 39 из Тикаля, установленной Чак-Ток-Ич’аахком ІІ в октябре 376 года, показано, как этот правитель растаптывает связанного пленника. В монументальном искусстве древних майя такие сцены — распространённый способ демонстрации военной победы. К сожалению, в иероглифическом тексте уцелевшего фрагмента стелы отсутствуют какие-либо упоминания о войне, поэтому установить происхождение поваленного на землю врага невозможно. Д. Беляев обращает внимание на то, что побежденный изображен с чертами иноплеменника: бородой и раскрашенным чёрной краской лицом. Трудно сказать, был ли данный успех первым актом большой войны против Теотиуакана, но вскоре Чак-Ток-Ич’аахку ІІ довелось иметь дело с сильным войском, пришедшим в его владения с Запада.

В надписи на так называемом «Маркадоре» из Тикаля сообщается, что в день 8.16.17.9.0, 11 Ахав 3 Вайеб (5 мая 374 года) был коронован Хац’о’м-Куй, «калоомте` Хо’тинамвица». Титул калоомте» считался высшим в политической иерархии майя, по значению его можно сопоставить с европейским „император». Что же касается Хо’тинамвица, то помимо „Маркадора» этот топоним более нигде не встречается, о его значении мы в дальнейшем ещё поговорим. Новый молодой правитель уже через несколько лет отправил на покорение Петена войско, возглавленное полководцем Сихйах-К’ахк’ом (Строго говоря, точный возраст Хац’о’м-Куйя нам неизвестен, поскольку в источниках не зафиксирована дата его рождения. Однако этот правитель занимал трон на протяжении 65 лет и скончался лишь в 439 году, следовательно, он воцарился ещё в молодости.). Подготовка к кампании велась с редкой тщательностью: организаторы позаботились об обеспечении благосклонности богов к своим намерениям. Ритуальные действа, предшествовавшие походу, перечислены на резных костях, найденных в погребении позднего кукульского царя Хасав-Чан-К’авииля I (682 — перед 734). (Хасав-Чан-К’авииль I возродил могущество Кукуля после длительного упадка и на собственных монументах напоминал о славе своих предков из Теотиуакана, поэтому его интерес к событиям IV века вполне объясним.) Сначала в день 8.16.17.15.11, 12 Чувен 9 Йашк’ин (13 сентября 374 года) Хац’о’м-Куй „вызывал» солнечное божество. Затем сказано, что в день 8.17.0.15.7, 9 Маник` 10 Шуль (24 августа 377 года) „спустился Сихйах-К’ахк`» (вероятно, с вершины храмовой пирамиды). Еще через четыре дня, 28 августа, состоялась церемония вызывания бога Вашаклахуун-Убаах-Чана. Обряды вызывания или заклинания богов упоминаются в текстах майя довольно часто. В тех случаях, когда надпись дополняется изображением, представлено явление божества перед участниками действа. Вероятно, во время обряда царь и его придворные впадали в транс, и свои видения воспринимали как приход бога.

Видимо, после проведения всех необходимых церемоний войско Сихйах-К’ахк’а отправилось в поход. О его начальном этапе нет определенных сведений, зато заключительный отрезок маршрута армии можно проследить, сопоставив надписи на монументах из различных городищ майя. Под датой 8.17.1.4.4, 3 К’ан 7 Мак (8 января 378 года) Сихйах-К’ахк` появляется в городе Вака` (Эль-Перу), расположенном в 78 километрах на запад от Тикаля. Далее события разворачивались стремительно: уже 16 января он прибыл в Йашкукуль и в тот же день, согласно тексту знаменитой стелы 31 из Тикаля, кукульский царь Чак-Ток-Ич’аахк ІІ «вошел в воду» потустороннего мира, то есть умер. Вероятнее всего, он был убит завоевателями. Прибытию Сихйах-К’ахк’а придавалось огромное значение, это событие упомянуто сразу на нескольких монументах из Тикаля и соседнего Вашактуна, а также на фресках в Ла-Суфрикайе. Лишь немногие эпизоды истории майя увековечены в текстах из разных городов, следовательно, мы имеем дело с исключительным случаем. Русскоязычного читателя может ввести в заблуждение нейтральность глагола «прибыл». Майя использовали его в тех случаях, когда прибывший основывал или обновлял правящую династию, то есть «прибытие» Сихйах-К’ахк’а являлось не обычным визитом, но вооружённым переворотом. Чак-Ток-Ич’аахка ІІ и его прямых наследников, если таковые были, лишили власти, а на кукульский трон возвели ставленника победителей. Как предположил С. Мартин, захватчики не ограничились сменой царя и попытались уничтожить саму память о предшественниках: некоторые монументы с надписями, как стелу 39 из Тикаля, они разбили, другие переместили в периферийные городки, расположенные вокруг столицы. Возможно, перенос памятников сопровождался также переселением старой элиты, вытесненной из центра города.

Вероятно, ещё перед походом Хац’о’м-Куй и Сихйах-К’ахк` заключили некое соглашение о будущем разделе власти над Петеном, поэтому последний, покорив Йашкукуль, не остался править там. В день 8.17.2.16.17, 5 Кабан 10 Йашк’ин (13 сентября 379 года) новым «Священным Кукульским Владыкой» стал Йаш-Нуун-Ахиин І, малолетний сын Хац’о’м-Куйя и местной царевны Иш-Унен-К’авииль. Сихйах-К’ахк`, со своей стороны, получил верховную власть над значительной частью Петена и, подобно правителю Хо’тинамвица, принял высокий титул калоомте`. На «Маркадоре» он назван «правой и левой рукой» Хац’о’м-Куйя, то есть, видимо, представлял в регионе интересы этого владыки, а также осуществлял опеку над его малолетним сыном. Точная дата рождения Йаш-Нуун-Ахиина І неизвестна, но к моменту коронации он еще был ребенком. На стеле 31 из Тикаля в контексте описания календарной юбилейной церемонии, проведённой Йаш-Нуун-Ахиином І в 396 году, этот царь назван «владыкой на первом двадцатилетии», то есть в возрасте до двадцати лет. Отсюда следует, что сын Хац’о’м-Куйя родился после октября 376 года, когда в соответствии с летоисчислением майя подошёл к концу предыдущий юбилейный цикл. Не удивительно, что ему требовалась защита и поддержка со стороны взрослого покровителя: на стелах 4 и 18 из Тикаля Йаш-Нуун-Ахиин І прямо назван подчиненным владыкой, вассалом Сихйах-К’ахк’а.

Таким образом, общий ход событий в 378—379 годах вполне понятен. Но где царствовал Хац’о’м-Куй и откуда прибыл в Йашкукуль Сихйах-К’ахк`? В иероглифических текстах майя эти персонажи связываются с двумя топонимами: Хо’тинамвиц и Виинте’наах. Хац’о’м-Куй в 374 году стал четвертым по счёту «калоомте` Хо’тинамвица», а Сихйах-К’ахк` на «Маркадоре» прямо назван «человеком из Виинте’нааха», следовательно, он происходил оттуда (Чтение обоих топонимов вызывает споры и менялось с течением времени. Дешифровку Виинте’наах вместо принятого ранее варианта Ви’те’наах предложил недавно А. Токовинин, она подтверждается записью на скульптурном фризе из Хольмуля. Сложнее обстоит дело с местом коронации Хац’о’м-Куйя. На «Маркадоре» этот топоним записан в виде комбинации, состоящей из цифры 5 (читается хо), знака, изображающего, как показал еще Э. Томпсон, хлопковую ткань, а также слога ma и логограммы WITS, имеющей значения «холм» или «гора». Ключевой для интерпретации топонима является дешифровка второго иероглифа, который ранее отождествляли со слоговым знаком no, отсюда пользовавшиеся популярностью чтения Хо’нохвиц («Пять больших холмов») и Хо’номвиц («Пять куропатковых гор»). Недавно Д. Стюарт и С. Хаустон поставили чтение no под сомнение и предположили, что в данном случае записана логограмма TINAM, «хлопок». Эта дешифровка подкреплена фонетическим дополнением в виде слога ma и хорошо согласуется с визуальной формой иероглифа. Если она верна, то Хац’о’м-Куй правил в месте Хо’тинамвиц, «Пять хлопковых гор». По предположению Стюарта и Хаустона, на древних жителей Петена сильное впечатление произвёл более холодный климат Центральной Мексики, особенно заснеженные вершины гор вблизи Теотиуакана. В восприятии майя снег мог ассоциироваться с белым и пушистым хлопком, поэтому они дали мексиканской столице столь необычное название. Новая гипотеза Стюарта и Хаустона принимается нами в качестве основной, хотя говорить о завершении дискуссии пока преждевременно. Топоним Хо’тинамвиц неизвестен в других текстах, идея, что майя отождествляли снег с хлопком — это тоже пока лишь романтичное предположение. Окончательно доказать или опровергнуть какое-либо чтение можно будет только тогда, когда найдут альтернативные варианты записи названия царства Хац’о’м-Куйя слоговыми знаками.). Последний факт заслуживает особого внимания, поскольку доказывает, что главный герой событий 378 года пришёл в Кукуль извне и опровергает популярную когда-то версию о его местном происхождении (Исследователи, подвергавшие сомнению военную экспансию Теотиуакана в землях майя, в своё время выдвинули гипотезу, согласно которой Сихйах-К’ахк` был тикальским владыкой, одержавшим победу во внутренней династической борьбе.). Тщательный анализ имеющихся источников даёт основания для вывода, что Хо’тинамвиц и Виинте’наах следует искать далеко за пределами Петена. На костях из погребения Хасав-Чан-К’авииля I сказано, что в день 8.17.2.3.16, 4 Киб 14 Кех (26 декабря 378 года) Йаш-Нуун-Ахиин І «спустился с Виинте’нааха», а еще раньше, 24 августа 377 года, аналогичный «спуск» совершил Сихйах-К’ахк`. Исследователи по-разному истолковывают эти краткие сообщения. В соответствии с распространенной интерпретацией, они означают, что упомянутые лица отправились из Виинте’нааха в Кукуль. Однако А. Токовинин полагает, что на костях речь идет об обряде, видимо, «спуске» с вершины храма. Его версия подтверждается текстом стелы 31 из Тикаля, где говорится о том, как Йаш-Нуун-Ахиин І «поднялся в Виинте’наах» по повелению калоомте`. Дата события спорная, но могла предшествовать «спуску» на 61 день. Кроме того, согласно все той же стеле 31, церемония воцарения Йаш-Нуун-Ахиина І также состоялась в Виинте’наахе, следовательно, он не оставлял это место, а его «спуск» был неким докоронационным ритуалом. Так или иначе, различия в нюансах интерпретации надписей не опровергают ключевого факта: Виинте’наах располагался на значительном расстоянии от Йашкукуля. Если вышеописанные церемонии «спуска» и вызывания богов непосредственно предшествовали началу похода армии Сихйах-К’ахк’а, то на преодоление пути к Кукулю ей потребовалось несколько месяцев. Впоследствии К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` 152 дня путешествовал из Виинте’нааха в Хушвинтик (Копан). Мы теперь уже довольно много знаем о бурной истории майя, особенно в VII — VIII веках, и весьма показательно, что правители Виинте’нааха или Хо’тинамвица не принимали непосредственного участия в политической борьбе. На сегодняшний день не найдено упоминаний о войнах майяских царств против Виинте’нааха, невозможно отождествить этот топоним с каким-либо городищем в низменностях. Зато для «священных владык» майя Виинте’наах служил местом легитимации своей власти, они совершали дальние многомесячные путешествия, чтобы получить там царские регалии и санкцию на правление. Принимая во внимание вышеизложенное, большинство эпиграфистов уже давно пришло к обоснованному выводу, что Виинте’наах и Хо’тинамвиц располагались вне области майя.

Войско Сихйах-К’ахк’а, во всяком случае основная его часть, двигалось с запада на восток. Географическое происхождение завоевателей, вероятно, подтверждается также титулами «западный калоомте`» и «западный К’авииль», принадлежавшими соответственно Хац’о’м-Куйю и Сихйах-К’ахк’у. Их появление в Петене совпадает по времени с возрастанием признаков теотиуаканского влияния. На стелах 4 и 31 из Тикаля Йаш-Нуун-Ахиин І изображен как мексиканский воин, на стеле 5 из Вашактуна также сохранился портрет теотиуаканца, а в тексте повествуется о событиях 378 года. И в Ла-Суфрикайе имеем одновременно изображение мексиканцев и сообщение о прибытии Сихйах-К’ахк’а в Кукуль. Еще одним важным источником наших знаний об обстоятельствах становления нового режима является примечательный монумент, известный в литературе как «Маркадор». По форме он представляет собой каменную копию боевого штандарта, увенчанного оперением и медальоном с изображением совы, удерживающей копьеметалку. Практически идентичный памятник был найден в Теотиуакане, от мексиканского аналога «Маркадор» из Тикаля отличается, прежде всего, наличием двух прямоугольных панелей с длинной надписью, выполненной иероглифами майя. Авторы текста рассказывают об экспедиции Сихйах-К’ахк’а и добавляют существенный факт: вместе с ним в Тикаль прибыл бог Вашаклахуун-Убаах-Чан (в буквальном переводе «Восемнадцатиглавый змей»). (Если быть точным, текст «Маркадора» начинается с того, что 16 января 378 года Сихйах-К’ахк` прибыл в Кукуль и в тот же день сопровождаемый им бог прибыл в некое селение Куп…. Местонахождение последнего неизвестно, но оба события произошли практически одновременно, поэтому, скорее всего, речь шла о каком-то районе современного городища Тикаль. Согласно интерпретации команды проекта «Эпиграфический атлас Петена», на «Маркадоре» также при помощи поэтических выражений описан долгий путь Вашаклахуун-Убаах-Чана из Центральной Мексики «через леса и водопады» в область майя. Примечательно, что этот бог опять-таки назван «западным» — очередное подтверждение направления маршрута армии Сихйах-К’ахк’а.) Уместно вспомнить, что обряд его «вызывания» предшествовал началу кампании. Очевидно, войско несло в походе изображение или фигурку своего сверхъестественного покровителя, такая практика была распространена в Месоамерике. По мнению К. Таубе, Вашаклахуун-Убаах-Чан — это майяское название теотиуаканского «Змея войны», связанного с храмом Пернатого змея. Если так, то приход завоевателей сопровождался введением в Петене культа мексиканского божества.

О прочности связей Тикаля с Центральной Мексикой свидетельствует также осуществлённый недавно К. Хелмке и Й. Нильсеном анализ иероглифов майя на фресках из жилого компаунда Тетитла в Теотиуакане. Росписи Тетитлы, датируемые примерно 472—539 годами, представляют собою смесь мексиканских и майяских мотивов, их выполнил теотиуаканский художник или команда мастеров, хорошо знакомая с письменностью, искусством и мифологией майя. Помимо прочего на стены скопировали иероглифический текст майя, по-видимому, изначально происходивший из Тикаля. К сожалению, сегодня от надписи сохранились лишь мелкие фрагменты, но К. Хелмке удалось в частности распознать в ней имя Сак-Хиш-Муута — божественного предка и покровителя «Священных Кукульских Владык». Мы точно не знаем, как именно художники из Теотиуакана получили майяские образцы для своей работы. Теоретически они могли самостоятельно воспроизвести какой-то известный им случайный текст. В соответствии с другой вполне обоснованной гипотезой, прототип надписи Тетитлы был специально создан писцом из Тикаля, находившимся тогда в Центральной Мексике. Из этого текста аудитория в Теотиуакане узнавала о важных для кукульских царей событиях. Как бы там ни было, собранные вместе факты представляются весьма убедительными, поэтому в последние десятилетия многие исследователи поддержали вывод Т. Проскуряковой и К. Коггинс о чужеземном происхождении коронованного в 379 году кукульского владыки. По мнению Д. Стюарта, Хац’о’м-Куй, отец Йаш-Нуун-Ахиина І, был правителем Теотиуакана. В текстах майя его именной иероглиф имеет вид совы, сжимающей в лапах копьеметалку — оба символа характерны для военной иконографии великого города-империи. На сегодняшний день господствующей среди эпиграфистов является точка зрения, что топонимы Виинте’наах и Хо’тинамвиц служили обозначениями Теотиуакана в надписях майя, а Хац’о’м-Куй властвовал в этой мексиканской метрополии. Ради объективности отметим, что в литературе предлагались и альтернативные гипотезы. Например, по мнению Э. Бута, Хац’о’м-Куй был местным владыкой, правителем «Группы 6C-XVI» в Тикале, которая в древности называлась Хо’тинамвиц. Он присоединился к армии Сихйах-К’ахк’а, когда тот прибыл из Теотиуакана. Схожую точку зрения изложил в своей монографии и П. Биро, предположивший, что Хац’о’м-Куй мог стать одним из майяских вассалов чужака Сихйах-К’ахк’а. Предложенная этими исследователями реконструкция хода событий не выглядит убедительной, поскольку, как мы теперь знаем, Сихйах-К’ахк` пришёл из Виинте’нааха, там же, видимо, провёл первые годы жизни и Йаш-Нуун-Ахиин І, сын Хац’о’м-Куйя. Таким образом, все создатели «Нового порядка» происходили примерно из одного места. Конкретно Виинте’наах должен соответствовать какому-то из храмов Теотиуакана, на вершину которого «поднимался» и «спускался» Йаш-Нуун-Ахиин І, возможно, пирамиде Солнца или даже ее адосаде. Установить точное местонахождение Хо’тинамвица сложнее, поскольку такой топоним появляется лишь на «Маркадоре», но там правил Хац’о’м-Куй, следовательно, это должно быть еще одно название Теотиуакана или какой-то его части.

Таким образом, в 378 году возглавляемое Сихйах-К’ахк’ом войско прибыло из Теотиуакана в Петен. Это событие, видимо, показано на чёрной цилиндрической вазе, найденной в Тикале. Неизвестный мастер изобразил группу людей, одетых в мексиканскую одежду и вооруженных дротиками и копьеметалками. Позади воинов другие персонажи в характерных теотиуаканских головных уборах несут сосуды-треножники с крышками. Процессия шествует из некоего места, обозначенного сооружением в форме талуд-и-таблеро, к другому, где её встречают персонажи-майя, а наряду с майяской пирамидой можно увидеть постройку, возведенную в смешанном майя-мексиканском стиле. Считается, что сцена служит иллюстрацией реального факта: прихода группы мексиканцев из Теотиуакана в Тикаль. К сожалению, монументальные тексты майя крайне лаконичны и не дают ответов на многочисленные сущностные вопросы. Мы, например, не знаем, состояла армия Сихйах-К’ахк’а исключительно из мексиканцев, или в Петене к ней присоединились отряды союзников-майя? Впрочем, в последние годы появляется все больше доказательств того, что вторжение чужеземцев было масштабной и тщательно спланированной операцией. Важное открытие недавно совершил А. Лакадена. Он проанализировал надпись на стеле 24 из городища Наачтун и пришёл к выводу, что в ней под датой 8.17.1.4.10, 9 Ок 13 Мак (14 января 378 года) упомянут некий … -Холь, являвшийся подчиненным военачальником Сихйах-К’ахк’а. Наачтун располагается севернее Тикаля и в IV веке, вероятно, использовался в качестве резиденции загадочной династии «Священных Сууц’ских Владык». Очевидно, появление там … -Холя за два дня до прибытия самого Сихйах-К’ахк’а в Йашкукуль — не просто стечение обстоятельств. Соблазнительно предположить, что, пока основная часть теотиуаканской армии наступала с запада, другой её отряд нанес противнику удар на северном направлении.

На ближайшее окружение Сихйах-К’ахк’а проливает свет и другая любопытная находка. В Музее VICAL (Гватемала) ныне хранится цилиндрическая расписная ваза неизвестного происхождения, надпись и изображение которой в 2013 году были проанализированы командой проекта «Эпиграфический атлас Петена». На сосуде можно увидеть фигуры двух стоящих мужчин. Первый держит копье, а также мешочек для ароматической смолы в правой руке и круглый щит — в левой, он одет как вельможа из Теотиуакана. Изображение второго персонажа сохранилось хуже, но он также имеет черты мексиканского воина и обладает жезлом теотиуаканского «Змея войны», что, вероятно, указывает на его правительский статус. Как следует из подписей, владыка с жезлом — это собственно Сихйах-К’ахк`, названный «разбрасывателем курений из Виинте’нааха», а второго воина звали Кукоом-Йо’хль-Ахиин. Титул «разбрасыватель курений» — традиционный для царей майя и связан с обрядом рассеивания комочков ароматической смолы во время юбилейных церемоний. Любопытно, что этот ритуал, согласно одной из версий, имеет мексиканское происхождение. О персонаже по имени Кукоом-Йо’хль-Ахиин в других источниках упоминаний пока не найдено и на вазе он не имеет какого-либо титула. Вероятно, этот воин прибыл из Теотиуакана в армии Сихйах-К’ахк’а и занимал видное место при новом режиме, установленном его командиром в Петене.

Имя еще одного из сподвижников Сихйах-К’ахк’а сохранилось на уже неоднократно упомянутом «Маркадоре». Его текст оканчивается собственно сообщением об установлении самого монумента, «принадлежавшего» Хац’о’м-Куйю. Церемонию освящения «Маркадора» в день 8.18.17.14.9, 12 Мулук 12 К’анк’ин (24 января 414 года) провел некий Мам-Ч’амак, подчиненный владыка Сихйах-К’ахк’а. По предположению Ю. Полюховича, он прибыл в Йашкукуль из Хо’тинамвица, то есть царства Хац’о’м-Куйя, вместе с богом Вашаклахуун-Убаах-Чаном. Более об этом деятеле ничего неизвестно, в Кукуле он никогда не царствовал. Видимо, Мам-Ч’амак принадлежал к ближайшему окружению Сихйах-К’ахк’а, прошел с ним путь из Центральной Мексики, впоследствии получил власть над частью Тикаля и увековечил память о своих покровителях на теотиуаканском по форме монументе. Элитная жилая «Группа 6C-XVI», где найден «Маркадор», могла служить Мам-Ч’амаку в качестве резиденции. Её сооружения, датируемые IV — V веками, построены в форме талуд-и-таблеро, Д. Беляев полагает, что там обитали знатные выходцы из Теотиуакана, которые, в конце концов, майянизировались, но продолжали использовать импортируемую из Центральной Мексики керамику и серый обсидиан. Как бы там ни было, примеры … -Холя, Кукоом-Йо’хль-Ахиина и Мам-Ч’амака подтверждают, что Сихйах-К’ахк` покорял Петен вовсе не в одиночку, а опирался на поддержку группы надёжных соратников-мексиканцев.

Подчиненные владыки западных гегемонов

Среди исследователей нет единого мнения по поводу того, в какой степени вторжение чужеземцев повлияло на образ жизни широких слоёв населения в городах майя. Анализ найденных в Тикале остатков керамики, орудий из камня и других предметов показал, что мексиканские элементы в целом играли весьма незначительную роль в местной материальной культуре. Широко распространено мнение, согласно которому война 378 года затронула лишь элиту майяского общества, массового переселения выходцев из Теотиуакана в Петен не произошло и всё ограничилось чисто политико-династическим конфликтом. С другой стороны, как отмечает А. Токовинин, в Ла-Суфрикайе на протяжении лишь года после прибытия армии Сихйах-К’ахк’а был возведён новый дворцовый комплекс, что требовало привлечения к строительным работам практически всего населения в регионе Хольмуля. Принимая во внимание, что раннеклассические поселения в городах майя часто «погребены» под позднейшими археологическими слоями, пока ещё слишком рано с уверенностью утверждать, что в подчинённых центрах не существовало колоний, созданных мексиканскими завоевателями.

Так или иначе, главным заметным следствием событий 378 года стала трансформация политического режима в Петене. Низменности майя прочно вошли в сферу влияния Теотиуакана, там сложилась система отношений, которую в литературе принято называть «Новым порядком». Этот сугубо условный термин был впервые предложен К. Коггинс и применяется для обозначения верховенства мексиканской метрополии. В каких конкретно формах оно проявлялось? Как уже говорилось, имеются основания полагать, что правители майя, в частности кукульские владыки, и ранее поддерживали контакт с Теотиуаканом, но в последней четверти IV столетия во многих центрах Петена произошла стремительная смена правящих династий. Очевидно, Сихйах-К’ахк` и его соратники обеспечили утверждение на местах лояльных царей, как это произошло в Йашкукуле. К сожалению, по причине скудности письменных источников точные пределы «Нового порядка» пока трудно установить, но уже в 390-х годах он, вероятно, охватывал большую часть Центрального и Восточного Петена. Нет пока полной ясности также по вопросу об иерархии и позиции в ней различных субъектов. На стеле 31 из Тикаля описана проведенная в Виинте’наахе церемония коронации Йаш-Нуун-Ахиина І «Священным Кукульским Владыкой» и сказано, что он «взял двадцать восемь провинций» по повелению Сихйах-К’ахк’а. Смысл фразы не вполне понятен, но она может означать получение верховной власти над различными майяскими царствами. Если так, то за кукульскими правителями как потомками Хац’о’м-Куйя изначально признавалась ведущая роль гегемонов и представителей интересов Теотиуакана в мире майя. Впрочем, стела 31 — памятник середины V века, поэтому гипотетически авторы ее текста могли ретроспективно перенести на 379 год реалии позднейшего времени. В надписях, современных событиям конца IV века, в качестве сюзеренов майяских владык фигурируют только Сихйах-К’ахк` и Хац’о’м-Куй. Сихйах-К’ахк` был особенно заметной личностью: его имя появляется на монументах из ряда городищ в Петене, а многочисленные правители майя, в том числе Йаш-Нуун-Ахиин І, именовались его вассалами. Ниже мы попытаемся на основании известных сегодня текстов составить примерный перечень подчиненных владык, признававших верховенство «западных императоров».

В 20 километрах на запад от Тикаля располагается небольшое, но важное городище Бехукаль. Оно известно несколькими резными монументами, прежде всего стелой 2, установленной по случаю окончания семнадцатилетнего цикла 8.17.17.0.0, 11 Ахав 3 Сек (24 июля 393 года). В надписи на памятнике сказано, что местный правитель короновался в день 8.17.4.16.18, 11 Эц’наб 1 Йашк’ин (3 сентября 381 года) как подчиненный владыка Сихйах-К’ахк’а. Эпиграфисты некоторое время дискутировали, к какой именно майяской династии принадлежал этот вассал. Его имя содержит компоненты Ик`-Ахав, напоминающие титул «Священных Владык Ик’а`», столица которых в VII — VIII веках находилась в районе озера Петен-Ица и сегодня известна как городище Мотуль-де-Сан-Хосе. По одной из гипотез, Бехукаль являлся ранней резиденцией царей Ик’а`, впоследствии переместившихся на юг. Впрочем, более вероятно, что запись Ик`-Ахав на стеле из Бехукаля — не титул, а часть личного имени правителя, которого С. Хаустон считает представителем династии «Священных Па’чанских Владык», в данном случае царей Эль-Соца — городища, расположенного в 8,5 километрах на юго-запад от Бехукаля. Их правящий род принадлежал к числу древнейших известных в Петене, первое появление па’чанского «эмблемного иероглифа» в текстах Д. Беляев датирует рубежом ІІ-ІІІ веков нашей эры. В первой половине V столетия «Священные Па’чанские Владыки» из Петена занимали видное место в системе «Нового порядка», они неоднократно упоминаются, среди прочего, как владельцы престижной расписной керамики и других ценных вещей. Отметим, что аналогичный титул «Священных Па’чанских Владык» носили также правители Йашчилана на Усумасинте. Вероятно, представитель какой-то боковой ветви па’чанских царей совершил дальнее путешествие в Западный регион и остался на новом месте. Возможно, признание верховенства Сихйах-К’ахк’а способствовало возрастанию роли и богатства их царства. Что же касается Бехукаля, то сегодня исследователи считают его чем-то вроде загородной виллы, то есть местом, где па’чанские владыки охотились и отдыхали.

Еще дальше на запад от Тикаля и Эль-Соца находились земли вакских царей. Через их столицу проходил Сихйах-К’ахк`, направляясь к Йашкукулю. Сегодня Эль-Перу является одним из крупнейших археологических памятников Западного Петена, но его история известна мало, так как надписи на тамошних стелах плохо сохранились. Однако показательно, что упоминания царей Ваки о мексиканском полководце имеют ретроспективный характер. Стелу 15 из Эль-Перу, на которой зафиксирован факт пребывания Сихйах-К’ахк’а в городе 8 января 378 года, установили к окончанию двадцатилетия 8.19.0.0.0, 10 Ахав 13 К’айаб (25 марта 416 года). Еще более поздней является датированная днем 9.1.15.0.0, 11 Ахав 18 Сип (10 июня 470 года) стела 16, лицевая сторона которой, по предположению С. Гюнтера, украшена портретом Сихйах-К’ахк’а. Если исследователь прав, вакские цари продолжали чтить память об основателе «Нового порядка» даже через много десятилетий после его смерти. Правда, подпись к портрету плохо сохранилась, а качественная прорисовка монумента пока ещё не опубликована, поэтому Д. Беляев ставит под сомнение отождествление главного героя стелы 16 из Эль-Перу с Сихйах-К’ахк’ом. Так или иначе, изображение на царском памятнике воина в теотиуаканском снаряжении является признаком лояльности к чужеземцам по состоянию на 470 год. Правители Ваки поддерживали также тесный контакт с Па’чаном. Как доказали М. Лупер и Ю. Полюхович, между двумя династиями был заключен брачный альянс: на кубке неизвестного происхождения, хранящемся теперь в музее в Сан-Диего, упомянут вакский владыка Чак-… -Ахк, сын па’чанской царевны. Правитель Ваки К’инич-Бахлам І, который на стеле 15 из Эль-Перу фигурирует как современник Сихйах-К’ахк’а и, возможно, был посажен им на трон, подарил па’чанскому владыке Сихйах-Чан-Ахку пиритовое зеркало. Вполне логично поэтому, что две союзные династии имели в лице Сихйах-К’ахк’а общего сюзерена.

Немало внимания мексиканский военачальник уделял также северному соседу Тикаля — Вашактуну. Этот город стал важным центром цивилизации майя ещё в доклассический период. Примерно на рубеже нашей эры в «Группе Н» Вашактуна соорудили триаду — комплекс из трёх пирамид, возведенных на общей платформе. Другой местный комплекс Эль-Тибурон достигал 32 метров в высоту, а его площадь основания составляла 165 на 115 метров. По оценке М. Ковача, Эль-Тибурон — самое высокое известное доклассическое сооружение в Центральном Петене. Принимая во внимание столь масштабное монументальное строительство, в литературе неоднократно высказывались предположения о подчинённости Тикаля правителям Вашактуна в позднюю доклассику. В иероглифических текстах прямые свидетельства зависимости отсутствуют, хотя, как показали А. Сафронов и Д. Беляев, первый царь Вашактуна жил около 300 года до нашей эры, то есть местная династия была на несколько столетий древнее по сравнению с родом «Священных Кукульских Владык».

Ещё Т. Проскурякова первой обратила внимание на присутствие в надписях из Вашактуна хорошо известной нам даты 8.17.1.4.12, 11 Эб 15 Мак (16 января 378 года). Значительная роль этого царства в событиях конца IV века давно не подлежит сомнению, но исследователи давали весьма различные толкования имеющихся источников. Так, в своё время большой популярностью пользовалась гипотеза, согласно которой Вашактун в 378 году завоевала армия из Тикаля. Впоследствии, однако, Д. Стюарт убедительно доказал, что на стелах 5 и 22 из Вашактуна речь идёт не о войне, а о прибытии Сихйах-К’ахк’а в Кукуль, следовательно, данное событие рассматривалось как определяющее для судьбы всего региона. Благодаря новому документированию и анализу монументальных надписей, осуществлённому Д. Беляевым и А. Сафроновым, удалось выяснить некоторые неизвестные до недавнего времени подробности и пролить свет на характер отношений Вашактуна с мексиканскими завоевателями. Так, в тексте стелы 5 помимо прибытия Сихйах-К’ахк’а упоминается воцарение нового правителя Вашактуна в августе 391 года. Его имя пока еще не дешифровано, А. Сафронов и Д. Беляев условно называют этого персонажа «Подымателем Солнца». В день 8.18.0.0.0, 12 Ахав 8 Соц` (8 июля 396 года) он установил стелу 4 из Вашактуна, на которой прямо титулуется вассалом калоомте` Сихйах-К’ахк’а. Следовательно, «Подыматель Солнца» получил трон как один из многих подданных мексиканского полководца, именно этим объясняется его интерес к событиям 378 года. В настоящее время нет совершенно никаких оснований разделять популярную когда-то в литературе гипотезу, якобы Вашактун служил Сихйах-К’ахк’у столицей — это был просто один из ряда городов, покорённых чужаками и включённых в «Новый порядок». На лицевой стороне стелы 5 сохранился портрет мексиканского воина, но не Сихйах-К’ахк’а. Имя героя записано в его головном уборе, что традиционно для майя, и читается К’инич-Мо`. В городище известно ещё одно упоминание об этом персонаже: на уникальной фреске из «Сооружения В-ХІІІ» «Подыматель Солнца» демонстрирует свою покорность перед К’инич-Мо`, опять-таки одетым по-мексикански. Вероятнее всего, К’инич-Мо` представлял Сихйах-К’ахк’а в Вашактуне и осуществлял надзор или покровительство над местным правителем. Влияние чужеземцев оказалось продолжительным: их прибытие в Кукуль помимо стелы 5 ретроспективно упомянуто на стеле 22 из Вашактуна, датированной окончанием десятилетия 9.3.10.0.0, 1 Ахав 8 Мак (9 декабря 504 года). Очевидно, как и в Эль-Перу, память о Сихйах-К’ахк’е служила источником легитимности для тамошних царей.

О вхождении в «Новый порядок» районов Северо-Восточного Петена свидетельствует появление Сихйах-К’ахк’а в Рио-Асуле. Это городище располагается примерно в 120 километрах на северо-восток от Вашактуна. Небольшое поселение на месте Рио-Асуля возникло ещё около 900 года до нашей эры, но его расцвет приходится именно на раннюю классику. К настоящему времени там найдено лишь несколько резных монументов, зато городище знаменито царскими гробницами с роскошными росписями на стенах, а также замечательной полихромной керамикой. Надпись на стеле 1 из Рио-Асуля начинается с проблемной даты, которая может соответствовать 392 или 393 году, затем в тексте фигурируют имена местного правителя и Сихйах-К’ахк’а (Имя Сихйах-К’ахк’а на стеле 1 из Рио-Асуля уже давно идентифицировали гватемальский исследователь Ф. Фассен и немецкий эпиграфист Н. Грюбе. Сложнее обстоит дело с главным героем памятника. На стеле сохранилось имя Сак-Бахлама, которого Ф. Фассен отождествил с местным царем, установившим монумент. Такое толкование текста стало общепринятым, но недавно сотрудники проекта «Эпиграфический атлас Петена» осуществили новую документацию надписи и пришли к выводу, что Сак-Бахлам — это не правитель Рио-Асуля, а его дед. На раннеклассической маске, происходящей, вероятно, также из Рио-Асуля, сообщается о смерти тонского владыки Сак-Бахлама. Скорее всего, в обоих случаях речь идёт об одном и том же персонаже, чей внук по материнской линии в начале 390-х годов царствовал в Рио-Асуле и воздвиг там стелу 1. Династия тонских владык практически не упоминается в источниках, точное местонахождение их царства неизвестно.). К сожалению, контекст упоминания последнего не вполне понятен. Проводя аналогию с другими городами майя, можно предположить, что речь шла об утверждении мексиканским полководцем очередного подчинённого владыки, но с уверенностью утверждать это пока невозможно. Следует отметить, что помимо стелы 1 перед «Сооружением А-3» нашли три алтаря, украшенные изображениями связанных пленников. Это свидетельство важных военных побед. Мы пока мало конкретного знаем об истории царства со столицей в Рио-Асуле, но не подлежит сомнению его подъём в V веке. Самым красноречивым свидетельством благосостояния служит богатство усыпальниц местных правителей. «Погребение 1» мародёры разграбили еще до первого официального посещения городища археологами, но красочные настенные росписи неоспоримо подтверждают высокий статус хозяина гробницы. Выполненный с каллиграфическим мастерством текст содержит дату 8.19.1.9.13, 4 Бен 16 Моль (29 сентября 417 года). Погребение ещё одного из царей Рио-Асуля датировано по Календарному кругу 450 или 502 годом, к сожалению, его также опустошили «чёрные археологи». Зато две меньшие элитные гробницы, обозначенные номерами 19 и 23 и относящиеся к концу V века, избежали разграбления, благодаря чему там были найдены мексиканские по стилю сосуды с крышками. Следовательно, как и Эль-Перу или Вашактун, Рио-Асуль находился в орбите политического и культурного влияния Теотиуакана не одно десятилетие.

Наличие тесных связей Рио-Асуля с Теотиуаканом подтверждается текстом на ранней вазе неизвестного происхождения, которая в базе Д. Керра имеет номер 1446. Там после «эмблемного иероглифа» правителей Рио-Асуля следует титул «владыка из Виинте’нааха», а также упомянут сын какого-то вассала калоомте`. Из Рио-Асуля, видимо, происходят и украденные мародёрами парные жадеитовые ушные вставки. На этих ценных предметах древний мастер вырезал краткую надпись. Подобно некоторым другим ранним текстам, она местами трудна для понимания, но включает титул царей Рио-Асуля, а также упоминание о маасальском владыке, который назван «вассалом западного калоомте` Хац’о’м-Куйя». Точное местонахождение Маасаля пока неизвестно, хотя он неоднократно упоминается на монументах из Тикаля. Ранее пользовалась популярностью гипотеза, согласно которой Маасаль отождествлялся с Наачтуном, но исследование А. Лакадены показало, что в этом городище правили «Священные Сууц’ские Владыки». Наачтун — важный, но малоисследованный город в Петене, расположенный севернее Тикаля и западнее Рио-Асуля. Судя по упоминанию на местной стеле 24 одного из военачальников Сихйах-К’ахк’а, там также признавали верховенство «западного императора». Подводя итоги, можно констатировать, что, несмотря на нехватку конкретной информации по политической истории региона, имеется достаточно оснований говорить о подчинении мексиканскими завоевателями царств Северного Петена.

Находки новых монументов в последнее время лишь подтверждают и дополняют общую картину. В 2015 году археологи обнаружили фрагменты стелы в Эль-Ачиотале — небольшом городище, находящемся севернее Эль-Перу и в 20 километрах на восток от Ла-Короны. Расцвет Эль-Ачиоталя приходится на позднюю доклассику и раннюю классику, когда он, несомненно, служил некой династии в качестве резиденции. На лицевой стороне стелы изображен местный владыка, а тыльная покрыта иероглифическим текстом, посвящённым празднованию окончания двух двадцатилетий с момента царской коронации. Юбилей имел место в день 8.19.2.12.12, 7 Эб 10 Сак (22 ноября 418 года), а правитель Эль-Ачиоталя, соответственно, сел на трон 20 июня 379 года. Он назван пятым преемником в ряду от основателя династии и занимал подчинённое положение по отношению к какому-то сюзерену. Согласно мнению Д. Стюарта, в 379 году произошло утверждение в Эль-Ачиотале одного из многочисленных вассалов, получивших царство от Сихйах-К’ахк’а.

Сихйах-К’ахк` распространял свою власть и в противоположном направлении. В 25 километрах на юг от Тикаля располагается скромное городище Эль-Сапоте. Его монументальный корпус состоит из семи стел. В частности на стеле 4 изображён воин в теотиуаканском снаряжении с копьеметалкой в руке. Текст содержит дату 8.17.2.5.3, 5 Ак’баль 1 К’анк’ин (22 января 379 года), а также упоминание царя Эль-Сапоте, названного вассалом калоомте` Сихйах-К’ахк’а из Виинте’нааха. Характер события неясен, вероятно, речь шла о коронации очередного подчиненного правителя. Рубеж IV — V веков — это период недолгого подъёма городища, которое тогда имело тесные связи с Теотиуаканом и Тикалем. В тексте установленной 20 ноября 439 года стелы 5 из Эль-Сапоте описана юбилейная церемония, проведённая местной царицей Иш-Ахк-К’инич и «Священным Кукульским Владыкой» Сихйах-Чан-К’авиилем ІІ, а затем, как и на стеле 31 из Тикаля, сообщается о смерти Хац’о’м-Куйя в день 9.0.3.9.18, 12 Эц’наб 11 Сип (11 июня 439 года).

Восточный Петен также не избежал попадания под теотиуаканское влияние. Вскоре после прибытия в регион чужеземцев происходит строительство царского дворца в Ла-Суфрикайе, известного теперь как «Сооружение 1». Стены его комнат покрыты замечательными фресками исторического и мифологического содержания, в частности в одном из помещений показана встреча правителя майя с мексиканскими воинами. Подписи к сценам сохранились лишь частично, но исследователям удалось выяснить, что повествование, вероятно, начиналось с освящения местным царём, носившим необычный титул чак ток вайааб, самого «Сооружения 1» в день 8.17.2.4.16, 11 Киб 14 Мак (15 января 379 года). Затем ретроспективно рассказывалось о приходе Сихйах-К’ахк’а в Кукуль в 378 году, а заканчивался текст, возможно, именем этого выдающегося военачальника. Важно, что дворец освятили спустя год и несколько дней после прибытия Сихйах-К’ахк’а, то есть окончание строительства могли преднамеренно приурочить к празднованию знаменательного события. О контактах с Теотиуаканом свидетельствуют и фасады с элементом таблеро, а также найденные внутри здания цилиндрические сосуды с теотиуаканскими мотивами и зелёный обсидиан, добытый в Центральной Мексике. В дальнейшем в резиденции правили потомки «владыки из Виинте’нааха», которые в первой половине VІ века перенесли свою столицу в Хольмуль. Таким образом, непосредственным результатом прихода мексиканцев в Ла-Суфрикайю стало утверждение там новой династии, основанной выходцем из Теотиуакана, видимо, одним из сподвижников Сихйах-К’ахк’а (Если интерпретировать титул «преемник владыки из Виинте’нааха» в качестве указания на место происхождения основателя династии, то это означает, что он пришёл в земли майя из Теотиуакана. Такое толкование вполне допустимо, ведь и в Ла-Суфрикайе/Хольмуле, и в Трес-Исласе данные генеалогии дополняются изображениями воинов в мексиканском облачении. Правда, на монументах Копана «владыкой из Виинте’нааха» назван К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`, который был этническим майя, а в Теотиуакане получил царский скипетр. Следовательно, теоретически основать династии в Ла-Суфрикайе и других городах могли майя, восхождение которых на трон санкционировали в Центральной Мексике.).

В раннюю классику большим весом в Восточном Петене обладала династия «Священных Владык Йаша`», правившая в одноимённом современном городище. Йашха — третий по размерам город древних майя на территории Гватемалы после Эль-Мирадора и Тикаля. К сожалению, по причине плохого состояния монументов о его царях известно крайне мало, но на стеле 11 из Йашхи замечательно сохранился портрет одетого по-мексикански воина. Какой-либо текст, объясняющий данное изображение, отсутствует. Что же касается Наранхо, столицы традиционных врагов Йашхи, то прямых упоминаний о Виинте’наахе или Сихйах-К’ахк’е на монументах оттуда пока не найдено, однако в ходе раскопок Центрального акрополя городища В. Фиалко идентифицировала сооружения в форме талуд-и-таблеро. Платформы талуд-и-таблеро, изделия из зелёного обсидиана и цилиндрические сосуды-треножники обнаружены также в соседнем с Йашхой Накуме.

В долине реки Пасьон, к югу от Петена, тексты с упоминанием Сихйах-К’ахк’а или Хац’о’м-Куйя к настоящему времени неизвестны, но титулы некоторых царей свидетельствуют о влиянии Теотиуакана на политические процессы и в этой части мира майя. Например, в небольшом городище Трес-Ислас сохранились три раннеклассические стелы с надписями. Все они были установлены на общей платформе в день окончания двадцатилетия 9.2.0.0.0, 4 Ахав 13 Во (15 мая 475 года). Каждый монумент украсили изображением теотиуаканского воина с дротиками в руках, который, вероятно, стоит на древнем названии Трес-Исласа. Сцены дополняются текстами с ретроспективным изложением событий 396—416 годов. К сожалению, надписи сильно разрушены эрозией, поэтому их трудно интерпретировать, но на стеле 2 из Трес-Исласа изображён «Священный Владыка Йахк’инахка, четвёртый преемник владыки из Виинте’нааха». Такая подпись наводит на мысль, что, как и в Ла-Суфрикайе, вследствие появления мексиканцев власть получила новая династия, основанная выходцем из Теотиуакана. Видимо, Трес-Ислас привлёк завоевателей своим выгодным расположением на реке Пасьон, по которой шёл важный торговый путь из горной области в низменности, поэтому какая-то группа чужаков закрепилась там. Так или иначе, во второй половине VII века «Священные Владыки Йахк’инахка» поселились в Халууме (Канкуэн) и на недолгое время покорили соседнюю Мачакилу. Цари последней, восстановившие свою независимость около 800 года, также связывали происхождение собственного рода с Теотиуаканом, о чем свидетельствует принадлежавший одному из них титул «игрок в мяч из Виинте’нааха».

Подведём итоги. Сегодня исследователи имеют уже достаточно оснований связывать деятельность Сихйах-К’ахк’а с экспансией Теотиуакана в низменностях майя. Представляется весьма маловероятным, чтобы какой-то майяский царь мог без существенной внешней поддержки за несколько лет установить контроль над огромной территорией. Вместе с тем, в истории событий конца IV столетия еще предстоит прояснить немало тёмных нюансов. Прежде всего, нет полной уверенности относительно того, какие именно отношения связывали Сихйах-К’ахк’а с Хац’о’м-Куйем? Традиционно первого называют военачальником теотиуаканского правителя, но Сихйах-К’ахк` осуществлял сюзеренитет и фактически опеку над Йаш-Нуун-Ахиином І, а это наводит на мысль, что он должен был приходиться Хац’о’м-Куйю близким родственником, чем и объясняется его высокий статус. Теотиуакан не мог непосредственно управлять таким отдалённым регионом, как Петен, поэтому нуждался там в надёжном представителе своих интересов, который опирался бы на собственные силы. В надписях одни майяские владыки именуются вассалами Сихйах-К’ахк’а, другие — Хац’о’м-Куйя, но пока трудно сказать, различалось ли как-то их положение. Оба гегемона имели наивысший титул калоомте`. Сихйах-К’ахк` упоминается в текстах гораздо чаще, но это ещё не говорит о его превосходстве в иерархии над Хац’о’м-Куйем. Скорее можно предположить, что Сихйах-К’ахк` постоянно проживал где-то в Петене, поэтому с точки зрения майяских царей был более близким и важным, нежели далёкий, почти нереальный, правитель Теотиуакана (последний помимо вышеупомянутых ушных вставок появляется как сюзерен подчинённого владыки на сосуде неизвестного происхождения). Где располагалась столица Сихйах-К’ахк’а пока неизвестно, вполне возможно, что он как гегемон вообще не имел постоянной резиденции и, подобно средневековым немецким королям, перемещался из одного города в другой, навещая своих вассалов и контролируя тем самым их деятельность. Как бы там ни было, после 378 года в низменной зоне майя возник новый политический режим, охвативший регионы Петен и Пасьон. На местах завоеватели утвердили лояльных подчиненных царей, причем, хотя прибытие Сихйах-К’ахк’а в Кукуль явно рассматривалось в качестве ключевого события, Йаш-Нуун-Ахиин І считался таким же вассалом калоомте`, как и остальные. Механизмы контроля над вассалами могли существенно разниться. Например, в Ла-Суфрикайе и Трес-Исласе власть получили совершенно новые династии, основанные, вероятно, выходцами из Теотиуакана. В Йашкукуле, напротив, сохранение старого титула «Священных Кукульских Владык» символизировало преемственность власти. Если правы Д. Беляев и А. Сафронов, то Сихйах-К’ахк` мог поставить над майяским правителем своего мексиканского представителя и надзирателя, как это произошло в Вашактуне. Уникальность и особая ценность письменных источников майя для историков-месоамериканистов заключается в частности в том, что они позволяют пролить свет на формы присутствия Теотиуаканской империи в покоренных землях. Мы видим, что господство метрополии имело косвенный характер, осуществлялось через предоставление власти надёжным союзникам, которые, видимо, платили сюзерену дань и выполняли другие повинности. Впоследствии аналогичным образом будут действовать самые могущественные майяские владыки-гегемоны, создававшие сложную сеть связей с многочисленными вассалами.

Прямым следствием прибытия чужеземцев в область майя стало распространение там некоторых мексиканских культурных черт. Не стоит, однако, прибегать к вульгарным упрощениям и представлять эпоху доминирования Теотиуакана лишь как время угнетения и порабощения царств майя могущественной империей, одностороннего поглощения ресурсов из богатого ценными вещами региона Юго-Восточной Месоамерики. Очевидно, что Сихйах-К’ахк` опирался на поддержку широкого круга майяской элиты, без помощи которой он бы попросту не удержал под контролем удалённые от Центральной Мексики территории. Не следует забывать, что, скажем, Йаш-Нуун-Ахиин І был чужаком только наполовину: как свидетельствует текст стелы 1 из Тикаля, его мать носила традиционный для кукульских владык титул и, следовательно, обеспечила своему сыну связь с прежней династией, а также, видимо, поддержку значительной фракции внутри местной знати. Правители майя вовсе не скрывали своей политической зависимости, напротив, на стелах они открыто именуются подчиненными владыками калоомте`. Более того, на монументах из нескольких городищ Сихйах-К’ахк’а упоминали даже спустя много десятилетий после его смерти, то есть для тамошних династий мексиканский полководец служил источником легитимности и укрепления собственной власти. В памяти последующих поколений эпоха «Нового порядка» осталась как славные годы, а не позорная пора пребывания под чужим игом. Выгода для правящей группы не ограничивалась одной только идеологической сферой. Показательно, что расцвет некоторых царств майя приходится на V век, то есть время активных контактов с Теотиуаканом. Роскошные погребения в Рио-Асуле, изысканная керамика из Эль-Соца, массивные стелы в Эль-Перу не оставляют сомнений по поводу богатства и влиятельности подчинённых владык. Таким образом, отношения элиты майя с Теотиуаканом имели взаимовыгодный для обеих сторон характер.

Возвышение кукульских царей

Основным источником наших знаний о переломных процессах, происходивших в области майя на рубеже IV — V веков, по-прежнему остаются тексты из Тикаля, хотя они также малочисленны и порой трудны для понимания. Как уже говорилось, в 379 году «Священным Кукульским Владыкой» стал Йаш-Нуун-Ахиин І. Его коронация прошла в Виинте’наахе, в свое царство юный правитель, вероятно, отправился уже после стабилизации положения в Петене. Собственно же о его пребывании на троне сохранилось крайне мало конкретных сведений. В день окончания двадцатилетия 8.18.0.0.0, 12 Ахав 8 Соц` (8 июля 396 года) Йаш-Нуун-Ахиин І установил перед «Храмом 34» Северного акрополя стелу 18 из Тикаля и, возможно, стелу 4, которая не имеет четкой даты. На обоих монументах подчеркивается его зависимость от Сихйах-К’ахк’а, который прочно удерживал в своих руках верховную власть над Петеном. Сам Йаш-Нуун-Ахиин І изображен как типичный мексиканец, с другой стороны, его женой стала майяская владычица, принадлежавшая, по предположению Д. Беляева, к роду царей Ицимте. Следовательно, был взят курс на достижение согласия с местными элитами и создание смешанной династии. Более об этом правителе ничего достоверно неизвестно, даже по поводу даты его смерти ведутся споры. Текст стелы 31 можно понять таким образом, что Йаш-Нуун-Ахиин І скончался в день 8.18.8.1.2, 2 Ик` 10 Сип (18 июня 404 года), но на «Человеке из Тикаля» он упоминается под 406 годом, правда, в неясном контексте.

Еще К. Коггинс первой идентифицировала расположенное под «Храмом 34» богатое царское «Погребение 10» как место, где обрел вечный покой Йаш-Нуун-Ахиин І. Владыку уложили на деревянные носилки, окруженные телами, по меньшей мере, девяти убитых юношей и детей (на сегодняшний день это самое большое количество человеческих жертв в известных гробницах царей Тикаля). Щедрый погребальный инвентарь состоял из многочисленных предметов: украшений, шипов ската, раковин Спондилуса, расписанной изображениями мексиканских божеств и теотиуаканскими мотивами полихромной керамики (в частности семи сосудов-треножников с крышками), статуэток богов и даже музыкальных инструментов, сделанных из панцирей черепах. На одном сосуде указано, что это «кубок для питья сына Хац’о’м-Куйя». Идентификация Йаш-Нуун-Ахиина І как хозяина гробницы подтверждается также тем, что среди подношений археологи обнаружили жадеитовое украшение в виде маленькой головы каймана, а рядом с царским телом лежал обезглавленный кайман (на языке майя «кайман» будет ахиин). Стоит добавить, что результаты анализа останков из «Погребения 10» послужили причиной некоторого расхождения между археологами и эпиграфистами. Исследование зубов, предположительно принадлежавших хозяину гробницы, показало, что он родился в Петене, тогда как надписи сообщают о пребывании малолетнего Йаш-Нуун-Ахиина І в Виинте’наахе, далеко от земель майя. Впрочем, как уже было сказано, помимо царя в «Погребении 10» нашли тела и других лиц, а поскольку археологи в свое время, к сожалению, не позаботились о надлежащей фиксации и сохранности останков, нет даже полной уверенности, что исследованные зубы действительно принадлежали Йаш-Нуун-Ахиину І.

Вернёмся к текстам. Чрезвычайно интересным, но малопонятным источником по политической истории Кукуля в первые годы V века является надпись на так называемом «Человеке из Тикаля» — скульптуре, имеющей форму сидящего мужчины без головы. Его спина покрыта, будто сложной татуировкой, иероглифическим текстом, рассказывающим о событиях 403—406 годов, а на плечах вырезаны имя и титул Чак-Ток-Ич’аахка II. По мнению С. Мартина, монумент был создан еще до войны 378 года как статуя этого «Священного Кукульского Владыки», впоследствии завоеватели отбили голову побежденного противника, а остальную скульптуру использовали в других целях. Основной текст памятника начинается с описания церемонии воплощения божества или предка и неясного упоминания Йаш-Нуун-Ахиина І, затем сказано, что в день 8.18.7.3.5, 10 Чикчан 18 Сек (6 августа 403 года) под эгидой некоего К’ук`-Мо` прошла церемония коронации. Кто именно стал царем и где правил К’ук`-Мо` — неизвестно, но далее в ход событий вмешался калоомте` Сихйах-К’ахк`, который в день 8.18.10.1.1, 6 Имиш 19 Во (7 июня 406 года) «во второй раз прибыл» в Кукуль. Как интерпретировать эти краткие сообщения? Текст «Человека из Тикаля» очень важен, ведь доказывает, что Сихйах-К’ахк` после установления «Нового порядка» остался в Петене и не вернулся в Теотиуакан. По состоянию на 406 год он все ещё оставался активным действующим лицом. Сихйах-К’ахк` не проживал в Тикале постоянно, но мог появляться там при необходимости. К сожалению, сообщенная в надписи информация о перипетиях политической борьбы уникальна, поэтому без дополнительных источников трудно понять её общий контекст. Мы ничего не знаем о мотивах повторного прибытия Сихйах-К’ахк’а, хотя маловероятно, чтобы это был обычный визит вежливости. Соблазнительно предположить, что после смерти Йаш-Нуун-Ахиина І в Кукуле разгорелся конфликт, потребовавший вмешательства калоомте`. Возможно, на какое-то время потомки Хац’о’м-Куйя утратили власть и вернулись на трон лишь благодаря поддержке своего могущественного покровителя. К настоящему времени любые интерпретации имеют спекулятивный характер, поскольку неизвестны место и обстоятельства коронации 403 года. Однако мы точно знаем, что сын Йаш-Нуун-Ахиина І Сихйах-Чан-К’авииль ІІ взошёл на трон в 411 году, то есть через семь лет после предполагаемой даты смерти отца. Следовательно, имело место долгое и запутанное междуцарствие. На стеле 31 из Тикаля сказано, что церемонию по случаю окончания десятилетия 8.18.10.0.0, 11 Ахав 18 Поп (17 мая 406 года) провёл некий Сихйах-Чан-К’инич, о котором нет никаких других сведений. Гипотетически он мог быть одним из правителей переходного периода или опекуном малолетнего Сихйах-Чан-К’авииля ІІ.

Официальная коронация Сихйах-Чан-К’авииля ІІ состоялась в день 8.18.15.11.0, 3 Ахав 13 Сак (27 ноября 411 года). Как дитя от брака Йаш-Нуун-Ахиина І с аборигенной царевной, он имел двойственное майя-мексиканское происхождение, что наложило глубокий отпечаток на его внутреннюю политику. Сихйах-Чан-К’авииль ІІ уделял значительное внимание обоснованию легитимности своей власти, постоянно обращался к прошлому. Именно в его правление были созданы такие чрезвычайно важные для реконструкции ранней истории Кукуля монументы, как стела 31 из Тикаля и «Маркадор». Сихйах-Чан-К’авииль ІІ стремился показать себя, с одной стороны, потомком Хац’о’м-Куйя, а с другой — законным наследником старой династии, правившей в Тикале до прибытия Сихйах-К’ахк’а, шестнадцатым преемником Йаш-Эхб-Шоока. Для достижения этой цели возник весьма своеобразный новый стиль царского искусства, в котором элементы теотиуаканского милитаризма сочетались с местной культурой. Сущность государственной идеологии, направленной на примирение двух традиций, ярче всего проявилась на стеле 31, установленной по случаю окончания десятилетия 9.0.10.0.0, 7 Ахав 3 Йаш (19 октября 445 года). На лицевой стороне монумента запечатлён момент коронации Сихйах-Чан-К’авииля ІІ. Правой рукой новый правитель поднимает над собой сложный головной убор, майяский по форме, но украшенный теотиуаканской эмблемой с изображением вооружённой щитом и дротиками совы — прозрачный намёк на кровное родство с Хац’о’м-Куйем. Отец Сихйах-Чан-К’авииля ІІ, Йаш-Нуун-Ахиин І, показан на монументе двумя разными способами. В верхней части главной сцены он, словно солнечный бог К’инич-Ахав, наблюдает за сыном с небес, это распространённый в искусстве майя IV — VI веков сюжет. Одновременно на боковых сторонах памятника Йаш-Нуун-Ахиин І изображён в теотиуаканском военном облачении. Тыльная сторона монумента покрыта длинной иероглифической надписью, которая начинается с описания юбилейной церемонии в 445 году. Осуществлённый Сихйах-Чан-К’авиилем ІІ обряд представлен как «продолжение работы» его предшественников на кукульском троне, в частности Чак-Ток-Ич’аахка ІІ, который таким же образом отпраздновал завершение календарного двадцатилетия в 376 году. Данная аналогия потребовалась для подчёркивания преемственности от старой династии. Вместе с тем, видное место в тексте стелы 31 занимают события, так или иначе связанные с Теотиуаканом, например, прибытие Сихйах-К’ахк’а и смерть Хац’о’м-Куйя. Кукульский владыка открыто декларировал, что считает себя наследником обоих правящих родов: местного и теотиуаканского.

На стеле 40 из Тикаля сказано, что Сихйах-Чан-К’авииль ІІ скончался в день 9.1.0.8.0, 10 Ахав 13 Муваахн (4 февраля 456 года). Вскоре трон перешел к его сыну и преемнику К’ан-Китаму. Это было время, когда, судя по имеющимся данным, «Священные Кукульские Владыки» прочно вернули себе позицию предводителей крупнейшего царства в низменностях майя. Археологические материалы подтверждают, что в V веке Тикаль находился на подъёме. Над гробницей Сихйах-Чан-К’авииля ІІ в Северном акрополе возвели пирамидальный «Храм 33», а платформу в его основании украсили большими масками из штукатурки. Лестница вела на вершину святилища, где цари-потомки имели возможность осуществить необходимые обряды и почтить память своего предка. Другое сооружение акрополя, «Храм 22», внутри которого также находилась разграбленная теперь гробница, перестроили и украсили декором. О богатстве и процветании города красноречиво свидетельствуют регулярное празднование календарных юбилеев и создание таких шедевров царского монументального искусства, как стела 31 или стела 40.

Расцвет Кукуля проявился не только в оживлённом архитектурном строительстве или установлении стел, но и во внешней экспансии. Еще в начале V столетия с обязанностями гегемона в Петене исправно справлялся Сихйах-К’ахк`, но о существовании каких-либо потомков выдающегося полководца мы ничего не знаем. В текстах он не имеет традиционного «эмблемного иероглифа», то есть, по-видимому, так и не основал собственную династию. После смерти Сихйах-К’ахк’а роль региональных лидеров в рамках «Нового порядка» перешла к «Священным Кукульским Владыкам», связанным с Хац’о’м-Куйем и его наследниками кровным родством. Вероятно, в правление Сихйах-Чан-К’авииля ІІ и К’ан-Китама влияние Кукуля распространялось на большую часть Центрального и Восточного Петена, а также другие области. В качестве важного механизма обеспечения лояльности использовались брачные альянсы. Особенно выгодный союз заключил К’ан-Китам: его избранница происходила из династии царствовавших в Наранхо «Священных Са’альских Владык» и существенным образом укрепила позиции своего мужа в Восточном Петене. Влиятельными союзниками или вассалами Кукуля на протяжении V — первой половины VI веков являлись также соседи са’альских владык, правители города Хушвица` (Караколь. Следует отметить, что в известных на сегодняшний день текстах из Караколя не обнаружено каких-либо упоминаний о прибытии чужеземцев, хотя недавние археологические находки свидетельствуют в пользу наличия торговых и, вероятно, политических связей с Теотиуаканом. Так, в 2010 году исследователи раскопали глубоко под площадью Северо-Восточного акрополя в Караколе раннеклассическое захоронение, датируемое примерно 250—350 годами. Оно содержит кремированные останки взрослого человека и двух детей, а также ценные предметы, в том числе ножи и наконечники копий из мексиканского зелёного обсидиана, а также фрагменты пользовавшейся большим спросом в Теотиуакане тонкостенной оранжевой керамики. Примечательно, что кремация умерших практически не встречается в низменностях майя, зато хорошо известна в погребальной практике Теотиуакана. Возможно, в Караколе обрёл вечный покой знатный выходец из Центральной Мексики, хотя с полной уверенностью утверждать это трудно.). Их преданность, видимо, опять-таки обеспечивалась существованием сети брачных контактов. Как уже говорилось выше, Сихйах-Чан-К’авииль ІІ установил прочный контроль над расположенным к югу от Тикаля Эль-Сапоте, признававшим ранее сюзеренитет Сихйах-К’ахк’а. К числу кукульских вассалов принадлежали также цари Баашвица (Шультун), К’анвицналя (Уканаль) и представители ещё ряда династий в Петене и Петешбатуне. Имеются основания полагать, что «Священные Кукульские Владыки» прилагали усилия к утверждению союзников на периферии низменной зоны майя, о чем мы подробно расскажем в следующем разделе. Таким образом, введённый Сихйах-К’ахк’ом режим пережил своего творца, хотя и существенным образом трансформировался.

Рост могущества Кукуля, естественно, влёк за собой достижение большей политической самостоятельности и накладывал отпечаток на его отношения с Теотиуаканом. Уменьшение чужеземного влияния заметно в остатках материальной культуры, иконографии стел и содержании надписей. Например, хотя гробница Сихйах-Чан-К’авииля ІІ, известная теперь как «Погребение 48», имеет немало общих черт с усыпальницей его отца Йаш-Нуун-Ахиина І, там оставили значительно меньше предметов, выполненных в мексиканском стиле. Тенденция возвращения к аутентичным майяским формам продолжилась и усилилась во времена К’ан-Китама. На стеле 40, установленной в 468 году, он ещё надевает мексиканский мозаичный шлем, но на позднейшей стеле 9 показан уже как типичный владыка-майя. Из иероглифических текстов в Тикале также исчезают прямые упоминания Теотиуакана или подчинённого статуса кукульских царей: в последний раз местный правитель назван вассалом «западного калоомте`» на стеле 28, датируемой владычеством Сихйах-Чан-К’авииля ІІ. Таким образом, перемены очевидны, но как их интерпретировать? В литературе распространена точка зрения, согласно которой во второй половине V века Кукуль обрёл полную независимость от Теотиуакана, С. Гюнтер даже высказал предположение, что около 470 года К’ан-Китам превратился во врага мексиканской империи, и попытался связать эти перемены с внутренней борьбой в самом Теотиуакане. Нам, однако, подобные выводы представляются слишком категоричными. Как будет показано далее, даже в начале VI века «Священный Кукульский Владыка» Чак-Ток-Ич’аахк III, сын К’ан-Китама, действовал, скорее, как союзник Теотиуакана и оказывал поддержку вассалу «западного калоомте`» в борьбе против его врагов. Если К. Хелмке прав и текст для фресок Тетитлы действительно создавал писец из Тикаля, то это ещё одно свидетельство сохранения прочных контактов. Кроме того, не следует забывать, что в Эль-Перу портрет мексиканского воина появляется на стеле под 470 годом, в Вашактуне Сихйах-К’ахк’а упоминали ещё позже. Представляется крайне маловероятным, что К’ан-Китам пошёл бы на риск разрыва с «западными императорами», имея на западе и севере лояльных к Теотиуакану соседей. Гораздо более правдоподобно, что, во всяком случае до смерти Чак-Ток-Ич’аахка III, кукульские цари оставались вассалами или союзниками мексиканской метрополии и защищали её интересы в регионе, то есть перебрали на себя функцию, которая прежде принадлежала Сихйах-К’ахк’у. Исчезновение теотиуаканских мотивов из монументального искусства — не обязательно признак политической нелояльности, а обычное следствие культурной ассимиляции чужаков-завоевателей, растворения их в майяской среде. Мы уже могли убедиться, что это был долгий и постепенный процесс. В первые годы после покорения Йашкукуля захватчики действовали весьма жёстко и агрессивно, как это свойственно оккупационным режимам. Память о прошлом пытались уничтожить, монументы с надписями разбивали либо переносили из столицы. Но уже при Сихйах-Чан-К’авииле ІІ началось то, что западные исследователи называют «майяским ренессансом». Сперва кукульские владыки пытались органично соединить мексиканскую традицию с автохтонной, а впоследствии сделали логичный выбор в пользу последней. Теотиуакан находился слишком далеко от Петена, поэтому представители мексиканской элиты, оказавшись в совершенно иной среде, были вынуждены быстро приспосабливаться к местным реалиям, как это произошло, например, с варяжскими князьями в Киевской Руси. Иначе они бы попросту не удержали власть. Но сама по себе культурная ассимиляция теотиуаканцев ещё не говорит об их враждебности к исторической родине: даже в VIII веке кукульские цари помнили о своём происхождении от Хац’о’м-Куйя и гордились им.

Становление новых династий на периферии

В первой половине V столетия произошло значимое событие в истории майя: «Новый порядок» был распространен к югу и западу от Петена. В долине реки Мотагуа, на юго-восточной границе области майя, располагается один из самых знаменитых центров цивилизации классического периода — городище Копан. Хотя оно принадлежит к числу наиболее исследованных археологами памятников майя, пока точно неизвестно, когда именно Копан превратился в столицу самостоятельного царства. На местных монументах сохранились ретроспективные сообщения о календарных церемониях, проведённых между 159 и 416 годами, но неясно, являются ли эти краткие записи отражением реальных событий, или элементами позднейшей легендарной традиции. Так или иначе, на 426—427 годы приходится знаковый поворот: загадочный персонаж по имени К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` основал в городе Хушвинтик (древнее название Копана) династию «Священных Шукуупских Владык». Эти политические перемены совпадают во времени с первой фазой строительства сооружений, образовавших впоследствии знаменитый акрополь Копана. Главным источником наших знаний о ходе событий является алтарь Q из Копана — поздний монумент, созданный в царствование шестнадцатого шукуупского владыки Йаш-Пасах-Чан-Йопаата (763 — после 810). На четырёх его сторонах в точной хронологической последовательности вырезаны фигуры всех шестнадцати правителей из шукуупской династии, сидящих на своих именных иероглифах, при этом Йаш-Пасах-Чан-Йопаат изображён напротив К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`. Помимо портретов в верхней части монумента содержится надпись, в которой изложены обстоятельства становления правящего рода.

Итак, в день 8.19.10.10.17, 5 Кабан 15 Йашк’ин (6 сентября 426 года) К’ук`-Мо`-Ахав «взял К’авииля» в Виинте’наахе. Обряд взятия скипетра с изображением бога молнии К’авииля традиционно выступал одним из этапов сложной церемонии воцарения майяских владык. К’ук`-Мо`-Ахав — это, несомненно, альтернативное либо докоронационное (личное) имя основателя шукуупской династии: помимо алтаря Q «взятие К’авииля» 6 сентября 426 года упомянуто также на иероглифической лестнице из Копана, но там в качестве главного героя события фигурирует именно К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`. Тремя днями позднее, 9 сентября, он отправился из Виинте’нааха в дальний путь и после пятимесячного путешествия в день 8.19.11.0.13, 5 Бен 11 Муваахн (9 февраля 427 года), неся свой скипетр, прибыл в Хушвинтик, где положил начало династии, которая будет править в городе на протяжении последующих четырёхсот лет. С самого начала было зафиксировано превосходство правителей Копана над соседями: на зооморфе P из Киригуа изложена история воцарения Ток-Ч’ич’а, первого тамошнего владыки. Текст содержит те же даты, что и алтарь Q из Копана, но повествует немного о других событиях. 6 сентября 426 года Ток-Ч’ич` отправился из Виинте’нааха, а 9 сентября установил монумент и был коронован как вассал шукуупского царя К’ук`-Мо`. На первый взгляд, надписи из Копана и Киригуа противоречат друг другу, но их можно согласовать, если принять точку зрения А. Токовинина, что топоним Виинте’наах соответствовал не целому городу, известному теперь как Теотиуакан, а более конкретной точке ландшафта, например пирамиде Солнца. На наш взгляд, события могли разворачиваться следующим образом. К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` прибыл в Теотиуакан для подтверждения своего владыческого статуса. 6 сентября Ток-Ч’ич` посетил церемонию «взятия К’авииля» сюзереном, после чего сразу же покинул Виинте’наах, то есть пирамиду Солнца. Будущий правитель Копана находился там ещё три дня, но 9 сентября также отправился из Виинте’нааха, а его вассал в тот же день где-то поблизости получил символы власти над Киригуа. Далее цари, видимо, вместе преодолели путь из Центральной Мексики к своим новым столицам. Превосходство Копана над Киригуа будет сохраняться на протяжении нескольких столетий, положение изменится только в результате войны 738 года.

История путешествия К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` имеет на удивление много общих черт с прибытием чужеземцев в Петен в 378 году. Следуя, очевидно, примеру Йаш-Нуун-Ахиина І, он короновался в Теотиуакане или получил там санкцию на господство в долине Мотагуа. Показательно, что действия первого шукуупского царя и Сихйах-К’ахк’а даже описаны при помощи одинаковых терминов: оба «прибыли» из Виинте’нааха в земли майя, а на алтаре Q К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` назван «западным калоомте`», то есть он имел такой же титул, что и теотиуаканский полководец. Впрочем, между двумя событиями заметны и существенные различия, они в частности связаны с происхождением «Священного Шукуупского Владыки». На алтаре Q и других поздних монументах К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` изображали воином в мексиканском облачении, поэтому среди исследователей в своё время пользовалась популярностью гипотеза, что он родился и вырос в Теотиуакане или Каминальхуйу. Однако в 1995 году команда археологов под руководством Р. Шэрера и Д. Седата проводила раскопки сооружения Хуналь — ранней версии «Храма 16» в Копане. Под его полом обнаружили вероятное погребение первого шукуупского царя. Химический анализ костей хозяина гробницы дал несколько неожиданные результаты: К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` действительно оказался чужаком для долины Мотагуа, но происходил не из Центральной Мексики, а из Петена. Данный вывод хорошо согласуется с другими доказательствами. На раннем памятнике, так называемом маркере Мотмот, К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` предстает в образе типичного майя, а в его имени сочетаются майяские названия двух птиц, обитающих в субтропических лесах Южной Месоамерики: кецаля и попугая ара. Точку в долгих спорах поставил Д. Стюарт, обративший внимание, что на стеле 63 из Копана К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` носит титул «разбрасывателя курений из Хушвицы», а на стеле J назван «владыкой из Хушвицы». Согласно выводу Стюарта, основатель местной династии происходил из Караколя, а в далёком Теотиуакане лишь легитимировал свою политическую власть. Его гипотеза получила недавно неожиданное подтверждение: К. Прагер и Э. Вагнер обнаружили, что на сосуде из «Погребения 2» в Караколе записаны имя «западного калоомте`» Йаш-К’ук`-Мо` и «эмблемный иероглиф» Шукуупа. На стеле 16 из Караколя после перечисления предков царя Хушвицы …н-О’хль-К’инича I текст завершается именем его современника, «Священного Шукуупского Владыки» Бахлам-Нехна. Контекст упоминания не вполне понятен, но, видимо, оно свидетельствует о сохранении тесных семейных связей между династиями в первой половине VI века.

К сожалению, мы практически ничего не знаем о жизненном пути К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` до взятия им скипетра в Виинте’наахе. Судя по владыческому титулу, он принадлежал к правящему роду Хушвицы, возможно, представлял младшую боковую ветвь династии. Высказывалось предположение, что именно будущий царь Копана фигурирует как загадочный К’ук`-Мо` на «Человеке из Тикаля», но, за исключением идентичности имён, подкрепить эту гипотезу другими аргументами пока трудно. Любопытно также, что на стеле 15 из Копана К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` появляется в связи с окончанием календарного двадцатилетия в 416 году, то есть за одиннадцать лет до своего прибытия в Хушвинтик. Место проведения юбилейной церемонии, к сожалению, не указано. Таким образом, будущий шукуупский царь, похоже, стал влиятельной политической фигурой задолго до событий 426—427 годов. Вероятно, значительная роль в утверждении его в долине Мотагуа принадлежала Тикалю. Как мы уже знаем, в дальнейшем цари Хушвицы считались кукульскими вассалами, следовательно, передав союзнику власть над периферией, Тикаль расширил пределы собственного влияния. Кроме того, некоторые косвенные доказательства свидетельствуют о существовании кровного родства между двумя династиями. На ранней стеле 18 из Копана рядом с именем второго местного царя, сына К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`, возможно, присутствует имя кукульского родоначальника Йаш-Эхб-Шоока. Таким образом, основание династий в Копане и Киригуа представляется спланированной акцией, поддержанной Тикалем и Теотиуаканом. Её цель заключалась в распространении модели политических отношений, сложившихся в Петене, на долину Мотагуа. Получив в центральномексиканской метрополии царский скипетр, К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` тем самым подтвердил законность своих претензий на власть над Хушвинтиком. Будучи там чужаком, он, видимо, последовал примеру Хац’о’м-Куйя и легитимировался в глазах местной элиты через брак с аборигенкой, во всяком случае, его предполагаемая жена, погребенная в храме Маргарита, росла вблизи Копана. Неизвестно, произошло восхождение К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` на трон мирно или имело характер вооружённого переворота, подобного войне 378 года, но второй сценарий выглядит более вероятным. Исследование его останков показало, что первый шукуупский царь задолго до смерти получил тяжкие боевые ранения: его правая рука была сломана в предплечье, эта травма так и не зажила на протяжении всей остальной жизни. Как бы там ни было, он появился в долине Мотагуа зрелым человеком и умер вскоре после воцарения, во всяком случае, в ходе празднования окончания календарного четырехсотлетия в 435 году ведущая роль принадлежала уже его сыну и наследнику.

После вхождения Копана в систему «Нового порядка» признаки влияния Теотиуакана там можно обнаружить в архитектуре и погребальном инвентаре. Например, фасад сооружения Хуналь, поминального храма К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`, выполнен в стиле талуд-и-таблеро. В самой гробнице первого царя среди подношений помимо местных изделий найдены три сосуда, изготовленные в Центральной Мексике, а также керамика из горной области майя и Петена. Особого упоминания заслуживает подвеска из раковины, подписанная кратко иероглифами как «ожерелье из Виинте’нааха». Потомки первого царя чтили его усыпальницу и строили над ней новые храмы по принципу матрёшки. В частности сын К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` возвел над Хуналем сооружение Йехналь, а уже над ним в середине V века построили большой храм Маргарита. Исследуя его, археологи нашли самое богатое известное в области майя женское погребение — очевидно, место, где обрела вечный покой царица. Хотя, по причине отсутствия текстов, точно установить её личность невозможно, логично предположить, что в Маргарите с такой невиданной пышностью похоронили жену К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`. Среди принадлежавших царице подношений для нас особый интерес представляет покрытый штукатуркой и расписанный яркими красками центральномексиканский сосуд-треножник с крышкой. На нём изображено сооружение в стиле талуд-и-таблеро, весьма похожее на Хуналь. Известно в Копане того времени и другое женское элитное захоронение, нетипичное для майя, зато имеющее аналоги в Теотиуакане. Контакты раннеклассического Копана с Центральным Петеном и в частности Тикалем не менее выразительны, например, расположенную севернее Хуналя платформу Йаш, положившую начало «Храму 26», возвели в характерном для Петена стиле. Можно еще добавить, что шукуупские владыки, вероятно, соединились узами родства с правителями Северо-Восточного Петена, в частности царями Рио-Асуля. Последние, как мы помним, занимали в «Новом порядке» видное место, то есть данный пример лишний раз доказывает, что на рубеже IV — V веков в низменностях майя сложилась политическая система, в рамках которой представители ряда династий поддерживали друг с другом близкие отношения, а общность их интересов гарантировалась, помимо прочего, существованием разветвлённой сети смешанных браков.

На запад от Петена, в долине реки Усумасинты, первой половиной V века также датируются самые ранние упоминания царского рода, которому в будущем предстояло сыграть очень важную роль. В среднем течении Усумасинты, на территории современного мексиканского штата Чьяпас, крупным политическим и культурным центром стал Паленке. В его ранней истории по-прежнему немало «белых пятен», так как почти все свидетельства о первых правителях имеют ретроспективный характер, сохранились только в позднейшей традиции. Однако в 419 или 431 году (выбор даты зависит от интерпретации текста на главной панели «Храма креста» в Паленке) К’ук`-Бахлам І воцарился в загадочном Токтахне, местонахождение которого неизвестно. Впоследствии его потомки перенесут свою столицу в Лакамху, то есть собственно Паленке. Не исключено, что, как и в случае с К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`, Теотиуакан и Кукуль способствовали утверждению К’ук`-Бахлама І в Токтахне, дабы таким образом укрепить собственное влияние на периферии низменностей майя. В поздней надписи из Дворца Паленке присутствует имя Сихйах-К’ахк’а, но контекст упоминания не сохранился, поэтому трудно даже сказать с уверенностью, шла ли там речь именно о теотиуаканском полководце или его тёзке. Отчетливые теотиуаканские черты присутствуют в некоторых скульптурах Паленке. Впрочем, как отмечает Ю. Полюхович, в отличие от Тикаля или Копана, связи местной династии с Центральной Мексикой, даже если таковые имели место, не особо подчёркивались. Хотя совпадение во времени появления токтахнских владык с экспансией Теотиуакана и Кукуля представляется неслучайным, доступные источники дают слишком мало информации для каких-то надёжных выводов.

Итак, в первой половине V века на другие части низменной зоны майя распространили созданную в Петене модель политических связей. За правителями Теотиуакана, вероятно, сохранялся статус верховных сюзеренов, во всяком случае майяские цари прибывали в этот город, чтобы легитимироваться и получить символы власти. К сожалению, мы пока слишком мало знаем о нюансах отношений между царствами, входившими в «Новый порядок». Очевидно, гегемоны из Центральной Мексики не могли оперативно вмешиваться в текущие вопросы запутанной местной политики. Судя по имеющимся источникам, они делегировали значительные полномочия своим родственникам и ключевым союзникам в регионе, «Священным Кукульским Владыкам». В последние годы появляется всё больше свидетельств того, что многочисленные царства в Петене, Петешбатуне и на Усумасинте являлись союзниками или вассалами Кукуля. Особое внимание уделялось династическим бракам, ведь с их помощью обеспечивалась лояльность подчинённых правителей и создавались смешанные роды, объединённые общими интересами.

Окончание гегемонии Теотиуакана

Насколько можно судить, большую часть V века в низменностях майя сохранялась политическая стабильность и никто не ставил под сомнение господство кукульских владык. Во всяком случае, мы не имеем свидетельств о войнах между царствами Петена на протяжении этого длительного времени. Первый тревожный звоночек прозвучал вскоре после смерти К’ан-Китама. В 486 году его преемник Чак-Ток-Ич’аахк III (485—508) воевал против Маасаля. На стеле 10 из Тикаля сказано, что в день 9.2.11.7.8, 4 Ламат 6 Йашк’ин (13 августа 486 года) полководец Бахлам-Мам опустошил Маасаль и семью днями позднее привёл захваченного маасальского царя пред глаза кукульского владыки. На лицевой стороне монумента Чак-Ток-Ич’аахк III изображён триумфатором, растаптывающим пленника. Как мы уже знаем, на рубеже IV — V веков маасальские владыки признавали верховенство Хац’о’м-Куйя, то есть входили в «Новый порядок». Теперь они, видимо, попытались обрести независимость, что и послужило причиной войны. Возможно, к 486 году первые признаки ослабления Теотиуакана уже давали о себе знать, и созданная под эгидой «западных императоров» система сюзеренно-вассальных отношений начала распадаться.

В первых годах VI века важные процессы происходили в регионе Верхней Усумасинты. Там уже не одно десятилетие продолжалась война между двумя сильными противниками: коалицией царей Йокиб-К’ина` (Пьедрас-Неграс. С правителями Пьедрас-Неграса в надписях связаны сразу два «эмблемных иероглифа»: «Священный Йокибский Владыка» и «владыка К’ина`». Разграничить их непросто, поскольку первый титул чаще встречается на монументах из Пьедрас-Неграса, но редко фиксируется во внешних упоминаниях. Дабы избежать путаницы, мы будем условно называть представителей династии владыками Йокиб-К’ина`.) и Ак’е` (местонахождение столицы неизвестно) с одной стороны и «Священными Па’чанскими Владыками» (правителями Йашчилана) — с другой (П. Мэтьюз в свое время отождествлял столицу «Священных Владык Ак’е`» с Бонампаком, однако слабое место его гипотезы заключается в том, что в иероглифических текстах из этого городища упоминаются либо шукальнаахские цари, либо носители двойного титула «Священный Владыка Шукальнааха, Священный Владыка Ак’е`». Все известные надписи правителей Ак’е` не имеют чёткой археологической привязки — они были найдены грабителями и в настоящее время разбросаны по частным коллекциям и музеям. По этой причине в последние годы всё большую популярность приобретает реконструкция Д. Беляева и А. Сафронова, согласно которой город Усиихвиц (Бонампак) являлся столицей «Священных Владык Шукальнааха», а резиденция царей Ак’е` ещё не идентифицирована.). К сожалению, воссоздать объективную картину течения конфликта крайне трудно, так как мы знаем о нём, прежде всего, благодаря пропагандистским победным реляциям из Йашчилана — перечням пленников, захваченных па’чанскими царями (На четырёх притолоках из Йашчилана названы поименно «Священные Па’чанские Владыки» от первого до десятого и в связи с каждым из них упомянуты правители или полководцы из соседних царств. Тексты толкуются исследователями по-разному. Л. Шиле и П. Мэтьюз полагали, что речь идёт о визитёрах, посетивших па’чанский двор. Данная интерпретация недавно вновь обрела популярность, по мнению её сторонников, авторы надписей назвали гостей, присутствовавших на церемониях, неким образом связанных с царской коронацией. Если так, то отношения Па’чана с соседями имели дружественный и даже союзнический характер. Мы, однако, разделяем вывод С. Мартина и Н. Грюбе, что знатные представители других царств на притолоках из Йашчилана — это пленники, захваченные тем или иным местным правителем. Показательно, что среди них упоминаются в частности йахавте` владык Йокиб-К’ина`и Ак’е`. Как доказал А. Лакадена, титул йахавте` обозначал подчинённых «священным владыкам» полководцев. Крайне маловероятно, что на коронационной церемонии союзное царство представлял бы военачальник. Кроме того, владыки Йокиб-К’ина` и Па’чана враждовали и боролись за господство в регионе на протяжении нескольких столетий, вплоть до коллапса цивилизации майя классического периода. Промежутки мирного сосуществования между ними были весьма короткими.). Как бы там ни было, где-то перед 508 годом девятый по счёту «Священный Па’чанский Владыка» Хой-Бахлам І достиг значительных успехов: пленил военачальника правителя Ак’е` Йат-…на и полководца йокибского царя Йат-Ахка І. Чак-Ток-Ич’аахк III пристально следил за событиями, разворачивавшимися далеко на запад от его столицы, и в конце концов вмешался в войну, но это повлекло за собой трагические последствия. На монументе 160 из Тонины сказано, что кукульский царь скончался в день 9.3.13.12.5, 13 Чикчан 13 Шуль (26 июля 508 года). Лишь четырнадцатью днями позднее его полководец Ах-Бахлам стал очередным пленником Хой-Бахлама І. Едва ли мы в данном случае имеем дело с обычным стечением обстоятельств, скорее Чак-Ток-Ич’аахк III пришёл с войском на Усумасинту как союзник владык Йокиб-К’ина` и Ак’е`, но потерпел поражение и погиб в ходе одной из битв.

Неудача кукульского царя, очевидно, создала угрозу для позиций Теотиуакана в регионе, подтолкнув тогдашнего западного гегемона к активным действиям и поддержке вассалов. Как сообщается на панели 2 из Пьедрас-Неграса, в день 9.3.16.0.5, 8 Чикчан 3 Кех (13 ноября 510 года) Йат-Ахк І взял мексиканский мозаичный шлем ко’хав пред глазами «западного калоомте`» Тахоом-Ук’аб-Тууна. Изготовленные из обработанных раковин мозаичные головные уборы, часто дополненные изображениями «Змея войны», хорошо известны в искусстве Теотиуакана, а на монументах майя появляются в качестве одного из элементов мексиканского облачения. В Пьедрас-Неграсе археологи обнаружили пластинки такого шлема, состоявшего из 209 фрагментов раковин Спондилуса. Остатки мозаичных уборов известны и в других городах майя, в частности Копане и Каминальхуйу, а также собственно в Теотиуакане. Помимо панели 2 взятие ко’хава Йат-Ахком І упомянуто на деревянном ящике, найденном в одной из пещер современного мексиканского штата Табаско. К большому сожалению, ключевые части этого второго текста утрачены, но в нём Тахоом-Ук’аб-Туун назван «владыкой Виинте’нааха», а рядом с именем Йат-Ахка І стоит интервальное число в 155 дней (при помощи таких интервалов майя соединяли даты в своих надписях и последовательно излагали события). Логично предположить, что точно так, как прежде К’инич-Йаш-К’ук`-Мо`, царь Йокиб-К’ина` совершил долгое 155-дневное путешествие в Теотиуакан, где получил важный символ власти. Он взял не скипетр, а шлем, поскольку в данном случае речь шла не о коронации, а о подготовке к военному походу. Мы не знаем, в чём именно заключалась помощь Тахоом-Ук’аб-Тууна Йат-Ахку І, предоставил ли он отряды мексиканцев или ограничился привлечением своих майяских вассалов, но вмешательство Теотиуакана совершенно изменило ход противостояния. Уже вскоре владыка Йокиб-К’ина` одержал большую победу. На панели 12 из Пьедрас-Неграса изображены четыре связанных пленника. Трое из них стоят на коленях перед «вассалом западного калоомте`» и обратили к нему свои лица. Из подписей к фигурам следует, что это владыка Па’чана Хой-Бахлам І, а также цари Санта-Елены и, вероятно, Лакамтууна (Эль-Пальма). Ещё один пленник виден за спиной царя-триумфатора. Таким образом, Йат-Ахк І или его преемник сполна отомстил противникам за унижения предыдущих лет (Текст панели 12 из Пьедрас-Неграса местами плохо сохранился, поэтому нет полной ясности относительно того, какой именно царь одержал победу над врагами. По мнению С. Мартина и Н. Грюбе, после даты Долгого счёта, соответствующей 514 году, в надписи следует сообщение о коронации нового владыки Йокиб-К’ина`, однако эта интерпретация вызывает обоснованные возражения у других эпиграфистов. Гораздо вероятнее, что на момент создания монумента Йат-Ахк І все ещё занимал трон, следовательно, именно он показан как герой-триумфатор.). Точная дата новой успешной войны неизвестна. Панель 12 создали в 518 году, однако ретроспективный текст её начинается с изложения событий за 514 год, следовательно, битва могла иметь место примерно в этом временном промежутке. Стоит добавить, что Хой-Бахлам І, видимо, оставался «Священным Па’чанским Владыкой» и после 518 года, то есть он сохранил трон в обмен на признание политического верховенства Йокиб-К’ина` и Теотиуакана (Д. Стюарт высказывал предположение, что сцена на панели 12 из Пьедрас-Неграса имеет символический характер, то есть её следует воспринимать не как свидетельство реального факта пленения враждебных царей, а лишь в качестве демонстрации превосходства над соседями. На наш взгляд, однако, убедительные аргументы в пользу такого толкования отсутствуют. Сохранение жизни и даже трона за побеждёнными в бою противниками — это обычная для древних майя практика.). Так или иначе, сцена панели 12 ярко демонстрирует превосходство Йат-Ахка І над соседями. Опираясь на поддержку могущественного «западного калоомте`» Тахоом-Ук’аб-Тууна, царь Йокиб-К’ина` превратился в регионального гегемона и какое-то время доминировал на Усумасинте.

Таким образом, по состоянию на 510-е годы Теотиуакан оставался ещё достаточно сильным, чтобы вмешиваться в столкновения между царствами майя и оказывать поддержку своим вассалам. Подъём Йокиб-К’ина` исследователи интерпретируют по-разному. Согласно версии С. Гюнтера, Кукуль к тому времени уже обрел независимость от Теотиуакана, поэтому Йат-Ахк І стал новым защитником интересов «западных калоомте`» в низменностях майя. Такая реконструкция представляется нам сомнительной. Судя по источникам, правители Кукуля и Йокиб-К’ина` действовали как союзники в борьбе против общих врагов, прежде всего па’чанского царя Хой-Бахлама І. На наш взгляд, это означает, что возглавляемая Кукулем коалиция майяских царств, признававших верховенство Теотиуакана, к началу VI века ещё существовала. Поскольку Чак-Ток-Ич’аахк III погиб во время похода на Усумасинту и кукульский трон перешёл к его малолетней дочери, калоомте` Тахоом-Ук’аб-Туун сделал ставку на Йат-Ахка І и помог последнему одержать победу. Со своей стороны благодарный царь Йокиб-К’ина` на триумфальной панели 12 несколько раз подчеркнул, что является вассалом западного императора. Влияние Теотиуакана в Пьедрас-Неграсе проявилось в частности в строительстве уникального с точки зрения архитектуры городища «Сооружения R-2», имеющего явные мексиканские черты.

Казалось бы, стабильность «Нового порядка» удалось сохранить, однако надписи из Пьедрас-Неграса — это пока последний известный нам пример непосредственного участия Теотиуакана в политической жизни майя. После 518 года западные гегемоны внезапно исчезают со сцены. В соответствии с археологическими данными, около 550 года неизвестный враг сжёг храмы на пирамидах в центральной части Теотиуакана — крупнейший город Доколумбовой Америки так никогда полностью и не оправился от этого удара. Весьма правдоподобно, что именно роковые перемены в Центральной Мексике, усиленные чередой из нескольких экологических катаклизмов, послужили катализатором, расшатавшим основы политической системы майя. Уход правителей Теотиуакана из этого региона неизбежно ударял по позициям их союзников, прежде всего «Священных Кукульских Владык». После смерти Чак-Ток-Ич’аахка III Кукуль на три десятилетия был ввергнут в тёмную переходную эпоху, связанную, вероятно, с внутренней нестабильностью и борьбой за власть между представителями различных ветвей династии. Одновременно далеко на севере укреплялись его будущие заклятые враги, «Священные Канульские Владыки», резиденция которых тогда располагалась, скорее всего, на месте современного городища Цибанче. После 520 года, параллельно с углублением кризиса в Кукуле, они развернули масштабную экспансию в Петене. Ключевые игроки «Нового порядка», еще недавно кукульские союзники или вассалы (Вака`, Са’аль, Хушвица`), один за другим перешли под покровительство канульских царей. В конечном итоге, в 562 году «Священный Кукульский Владыка» Вак-Чан-К’авииль потерпел сокрушительное поражение в войне против Кануля. После этого кукульские цари окончательно утратили свое ведущее положение, а их столицу, видимо, завоевали либо опустошили, во всяком случае, на протяжении последующих 130 лет в Тикале не был установлен ни один известный монумент. Пьедрас-Неграс также переживал тогда трудные времена: мы практически ничего не знаем об истории династии Йокиб-К’ина` во второй половине VI века, археологические раскопки показывают, что около 550 года дворец и другие сооружения в городе были опустошены и сожжены. Недавние исследования текстов из Копана дают основания сделать вывод, что VI век стал периодом глубокого кризиса и для шукуупских царей. Выдающийся археолог Г. Уилли видел причину трудностей этой эпохи, которую он даже называл «репетицией» коллапса цивилизации классического периода, в упадке Теотиуакана. По его мнению, именно прерывание прямых торговых контактов Тикаля с Теотиуаканом разрушило прежнюю систему отношений и позволило городам на периферии области майя обрести независимость от гегемона. В дальнейшем эпиграфисты несколько скептически относились к данной гипотезе, а кризис середины VI века рассматривали исключительно как внутренний конфликт между царствами майя. Тем не менее, кажется, сегодня имеется уже достаточно оснований, чтобы вернуться к проблеме на новом уровне и задаться вопросом: не стало ли ослабление ориентированных на Теотиуакан династий прямым следствием упадка метрополии? К сожалению, письменные источники пока не дают нам ясного ответа, но можно, по меньшей мере, констатировать распад «Нового порядка» и утрату правителями Теотиуакана своего положения гегемонов в низменностях майя.

Теотиуакан как Толлан: память майя о великом городе

Далёкий Теотиуакан постепенно приходил в запустение, поэтому в VII — IX веках о каком-либо его непосредственном политическом влиянии не могло быть и речи, но майя сохранили воспоминание об уже почти легендарной прародине многих правящих династий. Например, в 695 году «Священный Кукульский Владыка» Хасав-Чан-К’авииль І возродил своё царство после долгого периода ослабления, одержав очень важную победу над Канулем. Он пышно отметил этот триумф в собственной столице и через тринадцать дней после битвы в одежде мексиканского воина «представил» захваченных пленников, то есть провёл некий обряд подготовки пленённых врагов к жертвоприношению. Затем в день 9.13.3.9.18, 12 Эц’наб 11 Сак (17 сентября 695 года) состоялась ещё одна торжественная церемония: правитель совершил кровопускание и ритуал вызывания божества. Дату для действа выбрали неслучайно: по Долгому счёту майя тогда истекло ровно тринадцать двадцатилетий после смерти Хац’о’м-Куйя, выдающегося родоначальника «мексиканской» ветви династии. Посредством таких символических манипуляций Хасав-Чан-К’авииль І явно стремился продемонстрировать своим подданным, что является достойным преемником царей «золотого века»: Хац’о’м-Куйя, Йаш-Нуун-Ахиина І, Сихйах-Чан-К’авииля ІІ.

Для Кукуля желание подчеркнуть непрерывную связь со славным прошлым и обращение к теотиуаканской символике представляется вполне естественным. Более неожиданно, что его кровные враги, канульские цари, также не брезговали этой темой. На крышке вазы неизвестного происхождения, хранящейся теперь в Музее всех святых (Museum zu Allerheiligen, Шаффхаузен, Швейцария), самый могущественный представитель династии, Йукноом-Ч’еен ІІ (636—686), посмертно назван «человеком из Виинте’нааха». Этот правитель вышел победителем из внутренней междоусобицы и перенёс резиденцию канульских владык на территорию современного городища Калакмуль, а потому потомки воспринимали его как в некотором смысле родоначальника, основавшего новую эпоху. Мы пока слишком мало знаем о ранней истории Кануля и не имеем каких-то надежных свидетельств его контактов с Теотиуаканом в IV — V веках, но ваза из швейцарского музея доказывает, во всяком случае, что, хотя «Священные Канульские Владыки» блестяще использовали распад «Нового порядка», они вовсе не отвергали теотиуаканское наследие (Упомянутого на крышке вазы царя отождествляет с Йукноом-Ч’ееном ІІ А. Токовинин, по мнению же К. Прагера там фигурирует основатель династии «Священных Канульских Владык».).

Сходного идеологического курса придерживались и вассалы Йукноом-Ч’еена ІІ. В VII веке после долгого кризиса прошлых лет на большую политическую сцену вернулся Пьедрас-Неграс. Утратив поддержку протекторов из Теотиуакана, владыки Йокиб-К’ина` стали теперь важными союзниками Кануля на Усумасинте. В тексте вышеупомянутой панели 2 из Пьедрас-Неграса рассказывается, что в день 9.11.6.2.1, 3 Имиш 19 Кех (24 октября 658 года) местный царь Ицам-К’ан-Ахк III, готовясь к началу большой войны, собрал союзников и взял шлем ко’хав пред глазами канульского бога-покровителя Йаш-Ха’аль-Чаахка (О том, что Йаш-Ха’аль-Чаахк считался богом-покровителем канульских царей, свидетельствует в частности надпись на панели из Канкуэна.). Действо представлено как прямая аналогия к обряду, совершённому Йат-Ахком І в Виинте’наахе в 510 году. Идеологический смысл апелляции к действиям предка вполне прозрачен: точно так, как Йат-Ахк І разгромил своих противников при поддержке «западного калоомте`» Тахоом-Ук’аб-Тууна, Ицам-К’ан-Ахк III достигнет успеха в союзе с Йукноом-Ч’ееном ІІ.

Самые глубокие корни теотиуаканская символика пустила в Копане. Там уже при первых преемниках К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` возник подлинный культ основателя династии. При этом, хотя он был этническим майя и происходил из Хушвицы, потомки предпочитали подчёркивать его связи с Теотиуаканом. На позднеклассических монументах К’инич-Йаш-К’ук`-Мо` изображали воином в мексиканском облачении, а в текстах он имеет титулы «владыка из Виинте’нааха», «человек из Виинте’нааха» и так далее. Фасады нескольких сооружений в Копане украшены разнообразными мексиканскими мотивами, например, масками теотиуаканского Бога грозы. Поздняя версия «Храма 16», возведённого над гробницей первого шукуупского царя, по мнению некоторых исследователей, строилась в целях воссоздания адосады пирамиды Солнца в Теотиуакане, предполагаемого Виинте’нааха письменных источников. Но самым ярким примером синтеза майяской и мексиканской традиции служит необычная надпись, размещенная внутри «Храма 26». Исследователей заинтересовало не столько даже её содержание, а форма письма. Выполненный полнофигурными иероглифами текст представляет собою один из наивысших образцов каллиграфического мастерства древних майя и сочетает два типа знаков: наряду со стандартной майяской записью в параллельных столбцах дано такое же количество блоков, состоящих из смеси майяских и теотиуаканских символов (Полнофигурными в письменности майя называют сложные и изысканные иероглифы, имеющие вид людей или других живых существ.). Более того, майяская и «мексиканская» части текста читались отдельно, вопреки стандартному для письменности майя порядку чтения блоков двойными колонками. Следовательно, мы имеем дело с двумя особыми, но параллельными записями. Среди эпиграфистов по-прежнему продолжается дискуссия относительно природы «теотиуаканского» текста: является ли он подлинным переводом майяской части или же вольным набором знаков, призванным создать лишь иллюзию двуязычия? Впрочем, для нашей темы важно подчеркнуть другое: «Храм 26» строили с целью увековечить память о славном прошлом «Священных Шукуупских Владык». Иероглифическая лестница, ведущая к его вершине, содержит самую длинную известную на сегодняшний день надпись майя с перечислением деяний местных царей, а статуи пяти из них, одетых по-мексикански, установили посреди ступеней. Итак, опять-таки в представлении правящей элиты величие династии ассоциировалось с теотиуаканским наследием.

Даже в IX веке, когда уже начался коллапс цивилизации майя классического периода, правители, пытавшиеся продемонстрировать возрождение своего царства, обращались к образам, связанным с возникновением «Нового порядка». Мачакила, один из центров в долине реки Пасьон, на протяжении длительного времени зависела от более могущественных соседей, но около 800 года обрела самостоятельность. Местный владыка взял красноречивое имя Очк’ин-Калоомте` («западный калоомте`»), а его преемник носил титул «игрок в мяч из Виинте’нааха». Даже на последнем известном монументе из Тикаля, датированной 869 годом стеле 11, тогдашний кукульский царь Хасав-Чан-К’авииль ІІ, вероятно, назван потомком «владыки из Виинте’нааха». Осуществляя отчаянную попытку вернуть былое величие, он шёл проторенным путём апелляции к славному прошлому.

Приведённый перечень примеров использования поздними царями майя памяти о давно пришедшем в упадок Теотиуакане вовсе не является исчерпывающим, при желании его можно продолжить. Как отмечает Д. Стюарт, в VII — IX веках Теотиуакан, утратив позиции главной политической силы в Месоамерике и в частности в низменностях майя, в то же время превратился в прототип Толлана — идеализированной столицы легендарных тольтеков и их мудрого правителя Кецалькоатля. Во времена появления в Новом свете испанцев Толлан в сказаниях многих месоамериканских народов, в частности могущественных ацтеков, предстает как своеобразный земной рай, место, откуда берут начало устоявшиеся нормы общественной и политической жизни, происходят царские династии. В ряде колониальных источников раз за разом встречаем воспоминания о прибытии целых народов на новые земли из далекой прародины, часто расположенной на западе. Например, майя горной Гватемалы, киче и какчикели, считали, что происходят из Тулана-Суйвы и достигли места своего теперешнего проживания после длительного путешествия. Вполне логично, что для царей майя в эпоху поздней классики Теотиуакан стал именно таким Толланом, тем более их представления основывались на воспоминаниях о реальных событиях конца IV — начала VI веков: гегемонии «западных императоров» и прибытии основателей многих династий из Виинте’нааха.

Коллапс

Коллапс Теотиуакана и его причины всегда интересовали общественность и учёных. Международные связи мегаполиса начинают ослабевать к 450—500 годам. В этот период происходит нарастание политических и экономических проблем как за пределами долины Мехико, так и внутри неё.

Из-под прямого влияния Теотиуакана территории начали выходить к фазе Метепек (550—650 гг.) и даже раньше. Огромный размер мегаполиса (20—25 км²) и отсутствие равносильных соперников в раннюю классику способствовали его длительному доминированию в регионе — ни много, ни мало Теотиуакан на протяжении шести столетий оказывал исключительное влияние на многие аспекты экономической и политической жизни в Месоамерике. Именно с этими факторами исследователи связывают отсутствие у города каких-либо оборонительных укреплений — никто из современников Теотиуакана не имел достаточных сил, чтобы оказать на него прямое воздействие, тем более военное. Так, ближайший значительный город того периода, Чолула, находился в 100 км от Теотиуакана, и, даже по самым оптимистичным оценкам, вряд ли занимал площадь более 8 км² — соответственно, он значительно уступал мегаполису по количеству жителей и мобилизационному потенциалу (Как отмечает Джеффри Маккафферти, в классический период Чолула занимал площадь около 4 км², а проживало в городе до 20—25 тысяч человек.). Более того, с коллапсом Теотиуакана Чолула сама испытывает упадок, хотя после возрождается. Кантона, расположенная в 164 километрах от Теотиуакана, Шочикалько в Морелосе, Какаштла-Шочитекатль в Пуэбле и многие другие города переживают свой расцвет немного позже коллапса мегаполиса.

Тем не менее, как известно, вода камень точит, и при накоплении многочисленных негативных факторов, в конце концов, не выдержит даже самое стойкое общество. В этой связи важно отметить, что не только региональные соперники могли подрывать могущество теотиуаканского государства. Некоторые исследователи считают, что окружающая среда также могла послужить катализатором кризиса в мегаполисе. Деградация почв, обезлесение сделали город более уязвимым к внешним угрозам. Спровоцированная климатическими изменениями в 535—536 гг. засуха могла привести к ещё более плачевным результатам, чем предыдущие засушливые периоды. Исследователи отмечают, что в VI — VII вв. в Центральной Мексике случались длительные засухи. Около 535 года на ведении земледелия в долине Мехико, возможно, отрицательно сказались последствия мощнейшего извержения вулкана Илопанго, который находится в Сальвадоре. В том же 535 году произошло извержение Прото-Кракатау, и хотя этот вулкан расположен далеко от Месоамерики (в Индонезии), эффект в виде небольшого похолодания на шестнадцать лет он оказать мог. Ослаблением Теотиуакана, вероятно, воспользовались народы, жившие на периферии и перехватившие контроль над каналами поставок различных товаров — миштеки, ольмека-шикаланка и чочо-пополока. Также из новой ситуации мог извлечь выгоду и город Чолула, находившийся на пересечении торговых путей из долины Мехико, побережья Мексиканского залива, долины Теуакан и района Миштека-Баха. Существует предположение, что третья надстройка Великой пирамиды Чолулы была намеренно выполнена в стиле талуд-и-таблеро в период угасания Теотиуакана, дабы тем самым заявить о «переносе центра мира» в Чолулу — во время этого этапа строительства чолульская пирамида стала намного больше теотиуаканской пирамиды Солнца, поскольку длина её стороны достигла 350 метров, а высота — примерно 65 метров (В то же время, хронология строительства пирамиды в Чолуле ещё не совсем ясна и вполне возможно, что данный этап строительства, выполненный в стиле талуд-и-таблеро, завершился в период расцвета Теотиуакана.). Подобные меры городов-соперников, видимо, вели к росту напряжённости в отношениях Теотиуакана с соседями, а также способствовали обострению борьбы за контроль над оставшимися ресурсами между враждующими группами внутри города.

Возможно, огромные размеры мегаполиса, а также неспособность элиты приспосабливаться к меняющимся условиям и внедрять новые технологии привели к низкому уровню использования богатых земледельческих угодий на юге долины, что, в свою очередь, могло внести свою лепту в коллапс Теотиуакана. О проблемах в городе того периода говорит снижение количества не связанных с земледелием бедных специалистов в местечке Тлахинга 33. Правда, пока нет сопоставимых данных из других районов и компаундов.

Демографические проблемы в Теотиуакане могли пойти на пользу другим близлежащим центрам. Возможно, проблемы мегаполиса начались с «регионализации» окружающей территории, усиления мощи и власти элиты на местах, участвовавших в теотиуаканской торговой сети. В пользу этой версии говорит уход Теотиуакана из района Тулы незадолго до коллапса. Но следует помнить, что даже во время расцвета Теотиуакана Серро-Портесуэло, например, импортировал обсидиан из Мичоакана и керамику из западной части долины, обходясь без прямого участия мегаполиса. Таким образом, вопрос о влиянии на коллапс Теотиуакана растущих региональных центров остаётся открытым.

Примечательно, что тонкостенную оранжевую керамику продолжали импортировать в мегаполис, однако там появилась также кустарным образом сделанная её копия, которую легко отличить по используемой глине. Возможно, людям стало сложнее получать оригинальную посуду и они готовы были согласиться на её некачественный аналог. То же может касаться и прочих привозных товаров. Ещё в городе начал скапливаться мусор, засоряющий дренажную систему, это отмечено в Ла-Вентилье. На одной дороге у Йайауала Л. Сежурне зафиксировала 2-метровую кучу отходов. На некоторых улицах Теотиуакана стали появляться ворота. Очевидно, инфраструктура огромного города переживала серьёзный кризис, и люди всё больше задавались вопросами собственной безопасности.

Итогом упадка города стало разрушение и сожжение общественных зданий и некоторых элитных компаундов, а также уничтожение государственных символов и существенный исход населения. Ещё Р. Миллон отмечал, что практически все исследованные строения вдоль Дороги мёртвых подверглись воздействию огня, который, однако, поглотил не весь город. Как пишет Л. Мансанилья в статье 2003 года, из 965 обследованных жилых компаундов лишь в 45 случаях (5%) найдены следы пожара. Это был избирательный поджог — обычно следы огня обнаруживают перед и с обеих сторон лестниц, а также на вершинах храмовых платформ. Катастрофа явно стала следствием спланированных действий некой группы людей. Сегодня уже очевидно, что их целью были дворцы, храмы и административные здания, в которых сосредотачивалась политическая, религиозная и экономическая власть города — эти строения разрушили и сожгли с особой яростью. Так, на восточной внешней платформе Сьюдаделы археологи увидели 6-сантиметровый слой пепла и угля, а также разбитую вдребезги 60-сантиметровую каменную статую. Схожую картину наблюдала Л. Мансанилья во время раскопок компаунда Шалла — взору учёных открылись намеренно разбитая огромная каменная статуя, а также сгоревшие и рухнувшие на пол балки храмовых крыш. Одна за другой пирамиды гибли во вспыхивающих на их вершинах пожарах, а с фронтальных и боковых лестниц были яростно сброшены и разбиты многие скульптуры. Культ образов низвергли до осколков в буквальном смысле.

Пока ещё нет точных данных, когда же произошло роковое потрясение. Раньше считалось, что основные строения города разрушили около 750 года. Сейчас эта дата отодвинута на одно-два столетия назад — к 550 или 650 гг. Данные радиоуглеродного анализа свидетельствуют в пользу середины VI в., но Дж. Каугилл на основании анализа керамики делает вывод, что поджог был совершён в конце фазы Метепек, то есть около 650 г. Так или иначе, в результате катастрофы произошло сокращение населения мегаполиса как минимум на треть, а, возможно, и более чем в два раза. Имеются свидетельства того, что исход начался стремительно — в компаунде Ла-Вентилья Р. Кабрера Кастро и С. Гомес обнаружили инструменты ремесленников и недоделанные предметы, брошенные на месте.

Нет пока и уверенности относительно того, кто стал зачинщиком поджогов, свержения существовавшей власти и ритуального уничтожения символов сакральной мощи правителей метрополии. Существует мнение, что произошла революция «среднего класса», который со временем стал играть всё более значимую роль в городе, сконцентрировав в своих руках значительную часть богатства. В этом случае в поджогах и разрушении принимали участие сами жители Теотиуакана. Другие исследователи считают, что в погроме виновны соседние политии, возможно, поддержанные теотиуаканскими диссидентами. Явных признаков вторжения пришедших издалека чужеземцев не найдено, однако Дж. Каугилл отмечает, что нельзя игнорировать и эту возможность, подчёркивая значительное отличие распространившейся после коллапса керамики Койотлателько от предыдущих фаз. А. Г. Мастаче и Р. Кобеан считают предшественницей изделий Койотлателько керамику Западной Мексики, в этом случае предполагаемое вторжение в Теотиуакан осуществили люди с запада — сначала они пришли в Тулу, а после коллапса мегаполиса в большом количестве проникли в долину Мехико. Впрочем, согласно выводам других исследователей, керамика Койотлателько имеет местное происхождение, а корни её отличительных черт по большей части следует искать в изделиях предыдущих теотиуаканских фаз.

На фоне кризиса становится явно виден резкий контраст и пропасть между бедными и богатыми. Анализ человеческих костей со всего города указывает на то, что многие богатые сохраняли здоровье, в то время, как бедные страдали от недостатка питания, имели проблемы со спиной из-за переноски тяжёлых грузов и даже страдали от недостаточного количества солнечного света — возможно, они были невольными работниками в некоторых мастерских. Как отмечает Я. Робертсон, разница в достатке между богатыми и бедными возросла в фазу Тламимилольпа (150—350 гг.) по сравнению с фазой Миккаотли (100—150 гг.) и далее лишь углублялась вплоть до фазы Шолальпан (350—550 гг.). Схожее наблюдение делает М. Семповски, изучившая погребальные подношения в ряде компаундов. Я. Робертсон также обследовал материалы Теотиуаканского картографического проекта и выявил, что различные районы города становились со временем более гомогенными с точки зрения социо-экономического статуса обитавших в них жителей — в одних районах стали жить в основном богатые, а в других — бедные. Источником напряжённости могли послужить и нарастающие противоречия между различными этническими группами, недовольство теотиуаканской корпоративной идеологией и стратегией, а также желание окрепшего «среднего класса» достичь лучшей доли, тем более, что Л. Мансанилья отмечает усиление положения и рост благосостояния элиты среднего уровня за счёт центральной власти. Все эти конфликты увеличивали напряжённость в обществе.

Возможно, перечисленными факторами вероятные причины коллапса Теотиуакана не исчерпываются. Но, если подытожить, то их можно разделить на три группы: 1) природные катаклизмы; 2) масштабные миграции и 3) политические и социальные проблемы. Причём они не являются взаимоисключающими, напротив, совокупность известных на сегодняшний день данных позволяет сделать вывод, что крах Теотиуакана, вероятно, случился в результате мощнейшего социального взрыва, вызванного накоплением внутренних нерешённых общественных проблем, в том числе политических, усугублённых неблагоприятными внешними факторами.

Дальнейшие исследования в «Городе богов» должны пролить свет на эти и другие вопросы.

Вместо послесловия: древнее название города

Выявление древней топонимики Теотиуакана — это важная задача, успешное решение которой, бесспорно, способствовало бы прогрессу в понимании нами различных аспектов истории города. Но, к сожалению, мы до сих пор не знаем, как именовали мегаполис сами его жители. То название, которое дошло до нас от ацтеков, Теотиуакан («Место, где родились боги»), едва ли было оригинальным — оно отражает позднейший религиозный контекст, связывавший данное место с мифом о пятой мировой эпохе, так называемом Пятом Солнце. Кроме того, в начале 2018 г. ряд исследователей заявили, что у них имеются сомнения, а действительно ли народы постклассической Центральной Мексики именовали город Теотиуаканом. Археолог В. Ортега и другие учёные проанализировали созданный около 1524 г. кодекс Шолотль и обнаружили связь пиктографического (логографического) изображения названия города с некоторыми правителями — по их мнению, там, по крайней мере с XIV в., проводился ритуал назначения правителей. В этом же кодексе под изображением храма и солнца присутствует латинская глосса Теоуакан, которую исследователи перевели как «Город солнца», отметив, что солнце у индейцев являлось символом правителей (С такой интерпретацией явно согласны не все исследователи. Так, Д. Карбальо отмечает, что понятие «теотль» («Тео» в топонимах Теотиуакан/Теоуакан получено в результате преобразования этого слова — прим. авторов) во всех словарях имеет значение «священный, божественный, что-то связанное с богом» и тому подобное, но никак не «солнце» (личное сообщение, 2018). В. Н. Талах не исключает простой описки писца в глоссе, когда им были пропущены две буквы: Teo (ti) huacan (как, например, в глоссе на «Карте Кинацина» пропущены две первые буквы). Он считает, что строить далеко идущие выводы на возможной описке кажется слишком смелым (личное сообщение, 2018).). Однако в более поздних кодексах город значится уже как Теотиуакан. Исследователи предполагают, что таким способом испанцы принизили его политическую значимость, чтобы символизм власти полностью был сосредоточен в недавно захваченном конкистадорами Мехико. Поскольку, по мнению авторов данного очерка, это ещё сырое и нуждающееся в проверке предположение, мы в нашей книге использовали всем известное название Теотиуакан.

В другом исследовании, также опубликованном в 2018 году, была подвергнута сомнению правильность уже устоявшегося перевода топонима Теотиуакан как «Места, где родились боги». По мнению ацтеков, пишут Й. Нильсен и К. Хелмке, в Теотиуакане не боги пожертвовали собой и затем возродились, а само солнце стало сущим. И произошло это при помощи огня. Учёные отмечают, что в Relacion de Tequizistlan глосса, сопровождающая изображение Сьюдаделы, переводится как «место захоронения солнца». В кодексе Шолотля Теотиуакан упоминается на четырёх страницах, причём на двух из них он зафиксирован, соответственно, с сияющим и восходящим солнцем — при этом восходящее солнце изображено частично, что соответствует логограмме ТЕО, которая, по мнению исследователей, является редко используемой лексемой teo-«солнце», то есть ТЕО в данном случае связано не с богами, а именно с солнцем. Ацтеки считали, что когда в Теотиуакане взошло солнце и зародился новый мир, то темнота и бесконечный хаос были упорядочены, стали управляться и регулироваться днями и годами. Таким образом, огонь и пламя породили время и жизнь, небытие превратили в бытие, мёртвое в живое (вполне возможно, отмечают авторы, что похожие представления бытовали и в древнем Теотиуакане). Следовательно, как на то указывают упомянутые выше и другие источники на языке науатль, топоним Теотиуакана в переводе означает «Место, где родилось солнце».

В любом случае, Теоуакан и Теотиуакан, вне зависимости от точного перевода и истолкования значения данных топонимов — это обозначения на языке науатль, известные с постклассического периода. А сохранились ли какие-либо свидетельства о названии города в классику?

На карте Mapa Quinatzin (в верхнем левом углу листа 2) присутствует обозначение Теотиуакана топонимом, который изображался рогозом (толлин) и зубами (тлантли) — читается он буквально, как Толлан. Очевидно, художник считал Теотиуакан Толланом. Также под этим культурным термином обозначали Чолулу (Чололлан) и тольтекскую столицу Тулу-Шикокотитлан, а, например, миштеки постклассического периода распространяли его и на ацтекскую столицу Теночтитлан. Но отражено ли в данном случае название города классического периода или же традиция именования важных центров Толланами зародилась, как считают многие, лишь после коллапса Теотиуакана и связана с тольтекской столицей? Окончательного ответа на этот вопрос пока нет. Следует отметить, что Д. Стюарт в своё время выдвинул гипотезу, согласно которой Теотиуакан в монументальных надписях майя именовался «местом, где растёт рогоз», что является буквальным соответствием позднейшего топонима Толлан. К сожалению, данное предположение не было подкреплено убедительными доказательствами, в дальнейшем широкого признания и развития оно не получило.

Зато, как уже подробно говорилось выше, в текстах майя зафиксированы другие предположительно связанные с Теотиуаканом топонимы, точнее их майяские переводы: Виинте’наах и Хо’тинамвиц. Первое название, вероятно, имеет отношение к пирамиде Солнца или точнее расположенной перед ней адосаде. Второе на языке майя означает «Пять хлопковых гор» и могло служить обозначением региона Центральной Мексики в целом, где среди самых высоких гор Месоамерики выделяются Попокатепетль, Истаксиуатль, Орисаба, Толука, Малинче. Существует предположение, что часть этого названия, но уже в топонимике Центральной Мексики позднего постклассического периода, дошла до нас в обозначении ряда мест долины Теотиуакана — Макуишко и Макиско (имеют различные значения, но все созвучны числительному пять на науатле — макуиль). Учитывая, что расположенная неподалёку гора Серро-Гордо в одном раннеколониальном документе указана как Уэйтепетль («Великая гора»), мы можем прийти к названию «Пять великих гор» (В XVI веке гора Серро-Гордо была также известна как Тенан («Мать» на науатле). Так её именуют в раннеколониальном документе Relacion geografica, отмечая, что данное название горе присвоили потому, что «она породила многие другие горы».). Однако пока все эти рассуждения — не более чем гипотеза. Даже если по смыслу древнее название действительно означало «Пять великих гор», неясно, было ли оно фонетически созвучно термину Макиско Уэйтепетль поскольку нам пока неизвестно, какой язык доминировал в мегаполисе.