Агрессия США против Мексики. 1846–1848

Автор: Нина Васильевна Потокова

Предисловие

В 1821 г., после долгой и упорной борьбы мексиканского народа против гнета испанских колонизаторов, была провозглашена независимость Мексики. Вскоре, сломив последнее сопротивление монархистско-клерикальной реакции, мексиканские патриоты добились утверждения республиканского строя и принятия первой в истории Мексики конституции. Отныне Республика Соединенные Штаты Мексики становилась свободной суверенной страной. Но трехсотлетнее хозяйничанье испанцев оставило тяжелое наследие в виде феодально-крепостнических пережитков, церковного гнета, экономической и культурной отсталости, нищеты трудового населения. Страна еще нуждалась в коренных демократических преобразованиях, ликвидации отсталости и создании прочной независимой экономики.

Однако молодой Мексиканской республике пришлось делать первые самостоятельные шаги в трудных условиях, в обстановке широкой экспансии бурно развивавшегося английского и особенно соседнего североамериканского капитализма, который вскоре навязал Мексике разорительную, грабительскую войну, завершившуюся захватом обширных мексиканских территорий — Новой Мексики, Верхней Калифорнии, а также Техаса, с аннексии которого, собственно, и началась агрессия США в Мексике. Уильям Фостер пишет, что война с Мексикой «явилась крупнейшим насильственным захватом территории, наиболее варварской, несправедливой войной в истории Соединенных Штатов и всего Западного полушария».

Историки США, находящиеся на службе у империалистов, в своих трудах стараются скрыть несправедливый, захватнический характер этой войны. Американская буржуазная наука, создав миф об «исключительности» капитализма США, силится доказать, что внешняя политика Соединенных Штатов в прошлом осуществлялась без насилия и несправедливых войн, что, в то время как Англия, Франция и царская Россия захватывали территории, США только «приобретали», «покупали» их. Разоблачая подобных фальсификаторов истории, Н. С. Хрущев сказал: «Вспомним хотя бы грязную войну США против Мексики, в результате которой был насильственно отторгнут от Мексики Техас и другие территории. Разве Мексика напала тогда на Соединенные Штаты? Нет, то была самая откровенная агрессия США против своего более слабого соседа».

Североамериканские экспансионисты 40-х годов XIX века выдвинули для оправдания своих захватнических действий доктрину «Манифест дестини» («Предопределение судьбы»). В печати США это выражение впервые появилось в 1845 г. в газете «Демократик ревыо», в статье члена демократической партии Джона О’Салливэна. В основе формулы «Манифест дестини» лежало утверждение о том, что североамериканцам, как «высшей расе», якобы предназначено самим «провидением» распространить свое господство на весь североамериканский континент. Составной частью этой теории была и так называемая «доктрина естественных границ», согласно которой США в целях обеспечения интересов национальной безопасности якобы имели «естественное и законное право» расширить свою территорию до Рио-Гранде и Тихого океана. Все земли, лежащие к западу от так называемой «Покупки Луизианы», включая Орегон, а также мексиканские штаты — Калифорнию, Новую Мексику и другие, экспансионисты США называли не иначе, как «Великой Американской пустыней».

Эти идеи получили свое развитие в трудах историков-экспансионистов США. С момента выхода первых работ по Мексиканской войне 1846—1848 гг. вплоть до настоящего времени большая часть буржуазных историков Соединенных Штатов в своих оценках этой войны исходит из пресловутого «Манифеста дестини». Вот что пишут по этому поводу, например, историки США супруги Бирд: «Мощное движение на Запад стремилось пронести американские «звезды и полосы» через соседнюю территорию Мексики к Тихому океану. Ничто не могло остановить его стремительности: ни протесты аболиционистов Новой Англии, ни сопротивление мексиканцев, ни зной пустынь, ни скованные льдами горные перевалы. Своего кульминационного пункта оно достигло в аннексии Техаса, в войне с Мексикой и в «урегулировании» вопроса об Орегоне. В глазах аболиционистов вторжение в Мексику было интригой рабовладельцев, заговором против дружественной страны с целью захвата побольше плантаций для введения на них рабов… Но ни рабство, ни выгода не объясняют, однако, всего движения на Запад. Это было предопределение судьбы…».

Оправдывая захватническую политику США в прошлом, апологеты империализма утверждают, что эта политика преследовала цель распространения «свободных институтов» и республиканского строя, а также способствовала экономическому и культурному развитию отсталых районов. Говоря о «цивилизаторской роли» США, они замалчивают, что экспансия США усиливала власть рабовладельцев. На такой точке зрения стоит крупный американский историк Джустин Смит, автор наиболее фундаментального двухтомного труда по истории войны 1846—1848 гг. Смит не согласен с тем, что имело место «завоевание» в простом и грубом смысле этого слова, поскольку Соединенные Штаты Америки потом «цивилизовали» отнятые у Мексики территории. «Из всех завоевателей, — пишет он, — мы были, может быть, самыми извинительными, самыми благоразумными и самыми благотворными. Кроме того, хотя с нашей стороны война может быть названа завоевательной, она не была войной для завоевания — это очень существенный момент». Смит считает при этом, что североамериканское правительство имело право требовать территориальных уступок у Мексики в порядке удовлетворения своих «законных» претензий и возмещения «убытков», которые Мексика не могла оплатить никаким другим образом. В результате Смит делает вывод, что конфликт был насильно навязан Соединенным Штатам и что они отказались извлечь выгоду из столь благоприятных возможностей. «Мы возвратили больше, — утверждает Смит, — чем взяли. Мы не взяли всего, что захватили, а за то, что взяли, заплатили больше, чем это стоило Мексике».

Те же взгляды проповедует в своих трудах по истории США современный американский историк, ярый экспансионист Бернард Девото. «Американцы, — пишет он, — всегда искренне верили, что благодаря своему превосходству институты, правление и образ жизни Соединенных Штатов в конце концов должны стать достоянием, всех менее удачливых и менее счастливых народов. Эта вера приняла теперь новую фазу: вероятно, Америке суждено распространить свои свободные и замечательные учреждения как действием, так и примером, как посредством оккупации территории, так и проявлением своих достоинств». Этот же автор договаривается до того, что отказывает Мексике в праве на свободное, самостоятельное существование и предлагает считать Мексику не республикой, а лишь «последней стадией разлагающейся Испанской империи».

Аналогичным образом объясняют причины североамериканской экспансии 40-х годов XIX века и авторы последнего издания истории Соединенных Штатов Америки до 1876 г. Историки Вильямс, Каррент и Фрейдель в этой книге пишут, что США, являясь могущественной державой, были наделены «особой миссией продемонстрировать всему западному миру достоинства и триумф своей демократической системы», причем для принятия «американских идеалов» они считают явно недостаточным добровольное согласие слабых и отсталых народов и указывают, что «гораздо легче этого можно было достичь путем насилия, особенно по отношению к соседним странам». Так теория превосходства расы превращалась в идеологическое оружие, призванное прикрывать политику войн и захвата чужих территорий.

Еще более откровенно выражает подобные взгляды один из столпов юридической науки в США Ч. Ч. Хайд в книге «Международное право. Его понимание и применение Соединенными Штатами Америки». Он пишет: «Если жители данной территории принадлежат к нецивилизованному или крайне отсталому народу, неспособному обладать правом суверенитета, то завоеватель может фактически игнорировать их правовой титул и осуществлять завладение страной таким образом, как если бы она никому не принадлежала». Историки США в оценке американо-мексиканской войны 1846—1848 гг. широко пользуются подобными «юридическими аргументами».

Доктрина «предопределения судьбы» по сути дела тесно связана с так называемой доктриной Монро, поскольку она также предусматривала борьбу США за полное уничтожение иностранного влияния в Северной Америке: изгнание англичан из Орегона, прекращение английских происков в Техасе и проч. «США, — как пишут сторонники этой теории, — были, так сказать, юным гигантом, сознающим свою силу, но еще не вполне уверенным в ней, сознающим свою судьбу, но боящимся могущественного соперника (Англии), который мог задержать его дальнейшее развитие». Отсюда делался вывод о необходимости борьбы с Англией, опираясь на доктрину Монро.

Некоторые историки США выдвигают еще более нелепые аргументы для оправдания агрессии в прошлом. Так, например, в десятитомном сборнике «Великие события всемирной истории», переизданном в 1950 г., автор статьи «Рождение Американской империи» изображает войну США против Мексики как «оборону» против «экспансии» Мексики.

Однако не все историки на Западе оправдывают агрессию США. Некоторые объективные исследователи в основном правильно освещают проблему американо-мексиканской войны. Так, еще в конце прошлого столетия Роберт Мекензи писал: «К войне с Мексикой стремились, так как Мексику легко можно было победить, а затем отнять у нее территорию, которую присвоили бы себе рабовладельцы».

Справедливую оценку причин войны дает историк США Бенджамен Эндрюс в своей книге «История Соединенных Штатов». Он убедительно доказывает, что в развязывании войны было виновно североамериканское правительство, а не мексиканское. Эндрюс квалифицирует действия президента США Джеймса Полка, обвинившего Мексику в открытии военных действий, как «вероломные».

Объективно освещает события этой войны один из современных историков США Рой Мередит: «Страдания Мексики, — пишет он, — не кончились с освобождением ее от испанских мучителей. Техас и Новая Мексика, входившие в ее состав и занимавшие обширные территории, стали объектами очередного земельного грабежа со стороны ее растущего соседа на Севере».

Виновность США в развязывании этой войны признает и Отис Синглтэри, автор недавно изданной в США книги о войне 1846—1848 гг. «Бесспорным фактом, — отмечает он, — является то, что это была агрессивная война, совершенно лишенная моральных оправданий…» Синглтэри далее указывает, что это был циничный и рассчитанный грабеж земли у соседа «слишком слабого, чтобы защищаться». По мнению Синглтэри, американский народ всегда старался забыть этот печальный эпизод в своей истории, сознавая свою вину перед Мексикой. Что касается денег, которые США уплатили мексиканскому правительству за Новую Мексику и Калифорнию (15 млн. долл.), то это было сделано для успокоения совести.

Из книг об американо-мексиканской войне, изданных в Мексике, следует отметить прежде всего воспоминания и труды современников или участников событий: архив сенатора Хосе Рамиреса, содержащий его переписку с политическими деятелями Мексики во время этой войны, труды и переписку одного из лидеров партии пурос доктора Мора, книгу видного публициста и политического деятеля того времени Карлоса Мария Бустаманте, работы очевидца событий Хосе Мария де Роа Барсены. В этих трудах прогрессивных деятелей и писателей Мексики дается справедливая оценка событий, разоблачаются захватнические планы правящих кругов США, насилия и зверства, чинившиеся американской военщиной в Мексике по отношению к мирному гражданскому населению. Книги Бустаманте, Рамиреса, Мора и других полны пламенного патриотизма, боли и скорби за страдания своей поруганной родины. Они клеймят позором предательское поведение реакционных классов Мексики во время американо-мексиканской войны и показывают героизм простого народа, развернувшего партизанскую войну с захватчиками.

Известны также высказывания об американо-мексиканской войне таких выдающихся историков Мексики, как Лукас Аламан и Хусто Сьерра. Хусто Сьерра писал о захватнической политике североамериканских рабовладельцев и капиталистов в Мексике: «С первых дней существования Республики (Мексиканской. — И. П.) США имели виды приобрести зону между Луизианой и Рио-Браво от истоков до устья. Вскоре к этому присоединилось также желание иметь мексиканскую зону до Тихого океана. Одним словом, доктриной США было: все соседние с Соединенными Штатами Америки мексиканские территории должны быть североамериканскими».

Героические страницы борьбы мексиканского народа за свою свободу и независимость против агрессивных действий североамериканского капитализма привлекают внимание и советских исследователей. В нашей печати уже вышла одна работа по истории войны 1846—1848 гг., освещающая борьбу мексиканского народа против североамериканской агрессии. Значительное внимание уделяется борьбе Мексики с агрессией США в 30-40-х годах XIX века и в недавно опубликованных «Очерках новой и новейшей истории Мексики».

Настоящая работа является попыткой более полно на основе марксистско-ленинской методологии изложить причины этой войны и показать, что нападение США на Мексику подготовлялось планомерно и в течение длительного времени. Автор считал необходимым коротко остановиться на проблеме Техаса, аннексия которого явилась прелюдией к американо-мексиканской войне, и более или менее подробно осветить ход военных действий в 1846—1848 годах.

Положение Мексики накануне американо-мексиканской войны

Образование самостоятельной Мексиканской республики было актом большого прогрессивного значения, хотя и не принесло никакого облегчения мексиканским крестьянам. Видный общественный деятель и историк Мексики Хусто Сьерра писал: «Четыре пятых населения Мексики как жило в нищете, так и осталось жить в ней после войны за независимость». Накануне войны с Соединенными Штатами Америки Мексика продолжала оставаться отсталой полуфеодальной страной, население которой составляло немногим более 7 млн. человек, т. е. почти в два с половиной раза меньше, чем население США. Земля и почти все богатства страны находились в руках высшего духовенства и кучки помещиков-латифундистов. В некоторых районах еще сохранялись крестьянские общины (эхидо), но усилившийся после установления независимости процесс экспроприации общинных земель все более приводил к превращению свободных крестьян в арендаторов и сельскохозяйственных рабочих (пеонов). Пеоны, являвшиеся основными производителями материальных благ в стране, представляли самую обездоленную и угнетаемую массу трудового населения. Пеон был характерной фигурой в Мексике. Пеоны различались по своему положению: были пеоны-поденщики или сезонники, работавшие по контракту за стол и жилье, а также пеоны, навсегда прикрепленные за долги к земле хозяина. Официально в Мексике рабство было отменено в 1829 г., но, как указывал Маркс, пеонаж — долговое рабство — представлял его скрытую форму. Крестьяне, пеоны и арендаторы несли на себе всю тяжесть полуфеодальной эксплуатации, выплачивали огромные налоги и церковную десятину. Арендная плата была так высока, что земли многих асьенд (имений) не обрабатывались, бесполезно пустовали, не находя арендаторов, в то время как масса крестьян задыхалась от безземелья. Аграрный вопрос представлял собой самую серьезную национальную проблему, от решения которой зависела дальнейшая судьба страны.

Удельный вес промышленности в экономике страны был незначителен. В Мексике, издавна славившейся богатством своих недр, была развита главным образом горнодобывающая промышленность: добыча серебра, золота, платины, меди, ртути, железа и других металлов. В конце 40-х годов, например, в штате Керетаро разрабатывалось 216 рудников, из них 193 — по добыче серебра, 7 — по добыче меди, 6 — ртути, 5 — золота и т. д., в штате Гуанахуато имелось более 100 рудников, в штате Дуранго — 52 серебряных и золотых рудника.

Драгоценные металлы, особенно серебро, составляли важнейшую статью мексиканского экспорта. В 1841 г. из Мексики было вывезено серебра, переплавленного в монеты, и золота на сумму 18 500 тыс. песо. Рабочими на рудниках были в основном те же пеоны, трудившиеся с утра до ночи за ничтожную плату в очень тяжелых условиях. Во время войны за независимость многие рудники были заброшены и затоплены водой, что значительно подорвало экономику страны. Не имея средств для восстановления разрушенных предприятий, мексиканское правительство обратилось за помощью к иностранному капиталу. По словам Паркса, «Мексику взяли на откуп иностранные банкиры и промышленники. К зловещей троице, состоящей из помещика-асьендадо, епископа и генерала, присоединилось четвертое лицо — иностранный капиталист, власть которого имела очень слабую опору в самой Мексике, но за спиной которого стояли пушки иностранных правительств». К 1846 г. в Мексике имелось уже 65 горнорудных британских компаний с капиталом в 10 млн. фунтов стерлингов. Внешний долг английскому правительству в 1841 г. составлял 60 млн. долл..

После войны за независимость в Мексике появляются первые крупные хлопкопрядильные и ткацкие фабрики, мануфактуры по производству национальной мексиканской одежды, солдатского обмундирования, но в целом обрабатывающая промышленность была еще слабо развита. Ее развитию мешали экстенсивное сельское хозяйство с почти первобытными способами обработки земли, которое не могло обеспечить ее достаточным количеством сырья, и слаборазвитый торгово-промышленный кредит — ростовщики, главным образом церковники, сосредоточивавшие в своих руках огромные денежные средства, выдавали ссуды по очень высоким процентам. С другой стороны, в стране, пережившей многовековое господство иностранных колонизаторов, промышленность не могла найти широкого внутреннего рынка — голодные, нищие, задавленные гнетом внутренних и внешних эксплуататоров, народные массы Мексики подчас не имели возможности покупать даже самое необходимое.

Развитию промышленности и торговли препятствовали также особый налог алькабала (Алькабала — налог в размере 6% стоимости, взимавшийся при продаже или перепродаже товаров.), оставшийся в наследство от колониального режима, высокие таможенные пошлины, взыскивавшиеся при перевозке товаров из одного штата в другой, и широкое распространение контрабанды, составлявшее одну из характерных особенностей внутренней мексиканской жизни. Контрабандной торговлей занималась целая армия спекулянтов, тайно ввозивших иностранные товары. В результате всех этих причин в Мексике было мало национальных предприятий. Большая часть фабрик, как и рудников, принадлежала иностранцам. Своей оборонной промышленности страна почти не имела. Все необходимое вооружение закупалось главным образом за границей, причем иностранные капиталисты, как правило, сбывали в Мексике устаревшие образцы оружия. Но и такого оружия было недостаточно. Так, накануне американской агрессии мексиканским войскам не хватало 13 тыс. ружей.

Иностранные капиталисты стали прибирать к рукам торговлю республики. В 30—40-х годах XIX века ежегодный экспорт в Мексику британских товаров (главным образом изделий хлопчатобумажной и шерстяной промышленности) составлял полмиллиона фунтов стерлингов. На больших ярмарках, ежегодно устраивавшихся в городах Сан-Хуан-де-Лос-Лагос (штат Халиско) и Агуаскальентес, больше всего было представлено английских торговых фирм.

С каждым годом возрастал интерес к Мексике и североамериканских капиталистов, конкуренция которых не давала покоя их английским соперникам. США вывозили из Мексики серебряные и золотые монеты, драгоценные и цветные металлы, шкуры, шерсть, мулов, пряности, сбывая Мексике хлопчатобумажные и шерстяные ткани, обувь, различное оборудование, инструменты, скобяные товары.

Торговля между Мексикой и США осуществлялась как сухопутным, так и морским путем через порты Тампико и Матаморос. Начиная с 1821 г. ежегодно через пограничный мексиканский городок Санта-Фе проходили большие караваны повозок, груженных товарами из Североамериканских Штатов. Однако североамериканских предпринимателей привлекала не столько сама торговля с Мексикой, сколько стремление освоить ее северные районы с целью их последующего захвата. Как признают некоторые историки США, «подлинное значение торговли через Санта-Фе состояло не в количестве долларов или людей, занятых ею, но в ее влиянии на американское понятие об экспансии. Она сосредоточивала внимание на новом районе, открывала еще один путь на Запад и указывала другое направление для «Манифеста дестини». Торговля с иностранными государствами была, как правило, неэквивалентной. Импорт иностранных товаров намного превышал экспорт, ибо кроме серебра, золота и красок Мексика ничего не вывозила. Финансовый кризис был хроническим явлением. Ежегодный дефицит в торговом балансе страны редко бывал ниже 12 млн. песо.

В государственном аппарате процветали мошенничество, обман и взяточничество. Первой задачей каждого нового правительства было изыскание средств. «Денежная нужда, — писал корреспондент «Таймс» из Мексики, — по-прежнему является неизлечимой язвой мексиканского правительства. Министр живет только сегодняшним днем и доволен, если удастся покрыть расходы за день. Он и представления не имеет о том, как обеспечить запасы на будущее. Чтобы выйти из затруднительного положения, изобретаются всевозможные проекты». Эти «проекты» в основном сводились к заключению новых иностранных займов, увеличивавших и без того огромный внешний долг Мексики, усилению налогообложения, установлению правительственных монополий на продажу товаров и т. д.

Тяжелое экономическое положение страны сочеталось с полнейшей дезорганизацией в политической жизни. Особенно большим злом для страны являлись два института, оставшиеся в наследство от колониального режима: церковь и армия. Как та, так и другая располагали огромными доходами и были совершенно независимы от гражданской власти. В руках церкви и монастырей находилось более половины обрабатываемых земель. Церковь была не только крупнейшим землевладельцем, но также ростовщиком, банкиром, владельцем городских недвижимостей. Ее доходы слагались из десятины и многочисленных поборов. Большие доходы приносило церкви оформление гражданских актов. Кроме того, церковь играла крупную роль и в государственном управлении. Духовенство было освобождено от налогов и пользовалось привилегиями (фуэрос), согласно которым священников, нарушивших законы, судили только церковные суды. Церковь цепко держалась за свое привилегированное положение, и «каждого политического лидера, касавшегося церкви хоть пальцем, встречали анафемой, отлучением от церкви, пророчествами о божьей каре и проповедью гражданской войны».

Орудием в руках церкви, которое она использовала в борьбе с демократическими силами, была армия, тоже пользовавшаяся большими привилегиями. Офицерская часть армии состояла из помещиков, крупных буржуа, правительственных чиновников. В мексиканской армии было огромное количество генералов и высших офицерских чинов. Английская газета «Таймс» писала, что в 1846 г. в Мексике на 20 тыс. солдат приходилось 500 генералов. Многие из них имели самое отдаленное представление о военном искусстве и смотрели на службу в армии как на средство достижения богатства и власти. В Мексике в связи с этим горько шутили, что страна имеет «скорее бригаду генералов, нежели бригадных генералов». Вступая фиктивно в армию, мексиканские помещики, владельцы рудников и торговцы ставили свое имущество под защиту военных привилегий. Они освобождались от налогов и поборов и были подсудны только офицерским судам. Решения обычных судов и гражданской администрации на них не распространялись.

Военные привилегии приводили к очень большим злоупотреблениям, особенно в период войны, когда офицеры, совершенно не считаясь с законами страны, расстреливали всех по собственному произволу и конфисковывали имущество неугодных им лиц. Офицеры и генералы постоянно требовали у правительства предоставления им почетных и доходных должностей. С 1824 по 1848 г. в Мексике не было ни одного штатского президента, все они были генералами. Губернаторами штатов были генералы, чиновниками рангом ниже — офицеры. На содержание армии тратились огромные средства, составлявшие большую часть государственных доходов. В докладе министра финансов за 1832 г. указывалось, что из бюджета правительства на 1833 г., составлявшего 22 392 508 долл., на содержание армии ассигновалось 16 466 121 долл.Однако все эти средства расхищались командным составом или шли в карманы иностранных поставщиков.

Рядовой состав армии не пользовался этими привилегиями. Мексиканские солдаты, насильно вербовавшиеся в индейских селениях, были плохо обучены и снабжались устаревшим оружием. Они всегда были голодны и раздеты. Нередко солдаты маршировали босые, полуголые — на них не было ничего, кроме одеял. Их сопровождала толпа женщин — «солдадерас» (солдаток), заменявших интендантскую службу. Естественно, боеспособность такой армии была весьма низкой. Главным образом армия специализировалась на государственных переворотах внутри страны. При малейшем покушении на собственность и привилегии церковь и тесно связанная с ней военщина провоцировали переворот («пронунсиамиенто» и «куартелясо»), выступая под лозунгом: вера и привилегии.

Система крупного церковного землевладения и тесно связанное с ней влияние духовенства на общественные и политические дела страны были одной из главных причин крайней неустойчивости в политической жизни Мексики. Это подтверждает, например, испанский публицист и дипломат Араквистан. «…Социальная анархия, — отмечает он, — которая, как раковая опухоль, истощала внутреннюю жизнь Мексики и представляла собой постоянную угрозу ее независимости как государства, была делом рук продажных и честолюбивых генералов и сельского населения, дошедшего до отчаяния в своей нищете и отупевшего в вековых суевериях. Но направляло их и организовало тайно или явно всегда мексиканское духовенство».

В результате указанных причин в Мексике на протяжении многих десятилетий после завоевания независимости длилась непрерывная гражданская война, известная под названием борьбы между централистами и федералистами.

Большая часть военных переворотов была в то время связана с именем генерала Антонио Лопеса де Санта-Анны (1795—1876 гг.). Это был типичный представитель авантюристической мексиканской военщины, совершенно беспринципный в борьбе за власть и богатство. Родом из помещичьей креольской семьи, Санта-Анна в 1810 г. поступил на службу в испанскую армию, участвовал в подавлении освободительного движения, за что заслужил офицерские погоны. После войны за независимость, заняв в мексиканской армии видное положение, Санта-Анна сплотил вокруг себя многочисленную карьеристскую клику из генералов и офицеров, действовавшую в интересах клерикальных и помещичьих кругов, и много раз занимал пост президента республики. Временами Санта-Анна и его сторонники сближались с либеральным лагерем, но исключительно из корыстных целей, чтобы, воспользовавшись поддержкой либералов, тут же обмануть и предать их. В течение тридцати лет история Мексики состояла из одних только «революций» Санта-Анды.

В политической борьбе интересы высшего духовенства, крупных помещиков и военщины представляла консервативная партия, противница каких бы то ни было изменений в жизни страны. Консерваторы ревностно охраняли привилегии мексиканской знати и стояли за беспощадное подавление крестьянского движения и вообще всякого свободомыслия. Их называли централистами за то, что они были сторонниками нейтралистского образа правления наподобие прежней колониальной системы с вице-королем во главе, что, по их мнению, должно было упрочить господство реакционных классов.

За буржуазно-демократические преобразования Мексики выступала партия левых либералов, или «пурос» («крайние»), т. е. наиболее революционные либералы. Пурос прежде всего стремились уничтожить материальный и духовный гнет церкви, требовали национализации церковного имущества, отмены феодальных привилегий церкви и армии, уничтожения рабства и пеонажа, введения всеобщего избирательного права, реформы народного образования. В области государственного строительства пурос поддерживали федеральную конституцию 1824 г., предоставляющую самоуправление отдельным штатам, и ратовали за укрепление национальной независимости Мексики и освобождение ее от иностранного влияния.

Партия пурос состояла главным образом из представителей мелкобуржуазной интеллигенции, мелких служащих, но ее программа демократического переустройства Мексики находила поддержку среди широких масс трудящихся. Одним из вождей пурос был врач Валентин Гомес Фариас (1781—1858 гг.), мужественный патриот, активный борец за проведение в Мексике буржуазных реформ.

В Мексике еще имелось правое крыло либералов, «модерадос» («умеренные»), но оно не пользовалось сколько-нибудь значительной социальной поддержкой.

Демократическим преобразованиям в Мексике противилась не только местная реакция. Во внутренние дела страны постоянно вмешивались представители иностранных держав, поощрявшие борьбу за власть отдельных клик и партий, принимавшие участие в организации переворотов с целью получения новых выгод и привилегий. Но наибольшую угрозу Мексиканской республике вскоре стал представлять ее северный сосед — США. По мере колонизации индейских земель на западе североамериканцы продвинулись к мексиканским границам. Началось интенсивное заселение северных мексиканских областей — Техаса, Новой Мексики и Верхней Калифорнии, завершившееся прямым вооруженным захватом этих земель в результате войны, которую США навязали Мексике в 1846—1848 гг.

Экспансия США в Мексику. Захват Техаса

В. И. Ленин писал, что, когда речь идет о войне, необходимо выяснить, «какой классовый характер война носит, из-за чего эта война разразилась, какие классы ее ведут, какие исторические и историко-экономические условия ее вызвали». Это важное указание В. И. Ленина помогает понять происхождение и характер американо-мексиканской войны 1846—1848 гг. Территориальная экспансия США в первой половине XIX века экономически и политически была тесно связана с существованием на юге США плантационно-рабовладельческой системы. Это обстоятельство подчеркивает У. Фостер. «Мексиканская война 1846—1848 годов, — пишет он, — явилась прямым результатом экспансионистских тенденций плантационно-рабовладельческого режима хлопкового Юга. Исходя из своей догмы «предопределения судьбы», наглые рабовладельцы считали, что они уже были на пути к созданию великой рабовладельческой империи, которая будет господствовать над всеми Соединенными Штатами, поглотит Вест-Индию и распространится к Югу, включая Бразилию».

Временное экономическое процветание южных штатов находилось в прямой зависимости от того переворота в мировой текстильной промышленности, который произвело изобретение хлопкоочистительной машины. До войны за независимость в североамериканских колониях Англии культура хлопка не имела большого распространения ввиду дороговизны очистки волокон от семян и грязи. При старом процессе производства раб мог очистить только пять-шесть фунтов в день. После изобретения в 1793 г. американцем Уайтнеем хлопкоочистительной машины, во много раз ускорившей и удешевившей очистку хлопка от семян (теперь раб мог очистить тысячу фунтов хлопка в день), и последовавшего за этим бурного развития хлопчатобумажного производства в Англии главной культурой сельского хозяйства Юга США стал хлопок. Все пригодные для возделывания поля отводились под хлопок.

Какое важное место занял хлопок в экономике США, можно судить по выражению «хлопок-король». которое было распространено тогда в США. В 1844 г. урожай хлопка в США составил 2 323 тыс. кип, т. е. 1 161 500 тыс. фунтов, или около 2/3 мирового производства, причем большая часть хлопка вывозилась в Англию. Южные штаты превратились в почти монопольного поставщика хлопка-сырца на мировом рынке. «Хлопковая монополия рабовладельческих штатов американского Союза, — писал Маркс, — является не естественной, а исторически сложившейся монополией. Она росла и развивалась одновременно с монополией английской хлопчатобумажной промышленности на мировом рынке». Если в 1802—1804 гг. экспорт США оценивался в 36 млн. долл., из которых на долю хлопка приходилось 6 млн. долл., то в 1860 г. вывоз равнялся 307 млн. долл, и из этой суммы 191 млн. долл, приходился на хлопок.

Развитие хлопководства способствовало расширению и укреплению плантационного хозяйства, основанного на рабском труде негров. Видная роль Юга в экономике страны обеспечила рабовладельцам преобладающее политическое влияние, которым они пользовались до 1861 года. «С образованием новых штатов — Луизианы в 1812 году, Миссисипи в 1817 году и Алабамы в 1819 году — политическая и экономическая власть «хлопковой державы», — указывает Фостер, — стала доминирующим фактором нашей национальной жизни и оставалась таковым вплоть до того, как была уничтожена гражданской войной».

Таким образом, хлопок действительно стал «королем» в то время, но «этот король сидел на очень шатком троне». Пока Юг был занят выращиванием хлопка, на Севере происходило бурное развитие капиталистической промышленности, строились дороги, каналы, создавалась основа тяжелой индустрии, росло зерновое хозяйство. На Севере складывались новая промышленная буржуазия, многочисленный пролетариат и крепкое фермерство. Юг же явно отставал в промышленном развитии и все более превращался в аграрную колонию Англии.

Это не могло не привести к сильному обострению социально-экономических противоречий между капиталистическим Севером и рабовладельческим Югом. Положение Юга было шатким и по другой причине. Выращивание хлопка и других южных культур при условии существования рабского труда экономически выгодно было лишь в том случае, если обрабатывались большие участки плодородной земли. Земледелие на юге оставалось экстенсивным, так как интенсивные методы возделывания земли были несовместимы с рабским трудом. Плантаторы использовали землю до тех пор, пока она не истощалась, затем переходили на новые участки. «Благодаря легкости передвижения рабов, которые составляли большую часть капитала рабовладельца, он всегда готов был двинуться в путь». Сельское хозяйство на юге, как выразительно сказал один из землевладельцев Юга Джон Дэйлер из Каролины, «состояло не столько в том, чтобы культивировать землю, сколько в том, чтобы губить ее».

Сначала в производстве хлопка ведущую роль играли юго-восточные штаты. Но уже в 30-х годах XIX века они пришли в упадок и центр тяжести плантационного хозяйства переместился в долину реки Миссисипи и на берега Мексиканского залива, т. е. на новые, недавно освоенные после вытеснения индейцев земли. Плантаторы Юго-Востока делали ряд попыток выйти из кризиса и скоро нашли источник обогащения, занявшись разведением рабов для поставки в другие штаты. Это дело превратилось в целую отрасль хозяйства, организованную на широких капиталистических началах. Негр стал предметом спекуляции на бирже, предметом массового ввоза и вывоза. Доход от продажи рабов непрерывно возрастал. В начале XIX столетия негр оценивался в 150 долларов, а в 1860 г. его цена подскочила до двух тыс. долл.В 1830 г. из Виргинии, например, было вывезено в юго-западные штаты 118 тыс. рабов, из Кентукки — 23 230, из Южной Каролины — 67 707.

Продажа рабов приносила ежегодно миллионы долларов прибыли. Известны такие крупные фирмы Виргинии и Южной Каролины того времени, как фирмы Франклина и Армфилда Роублея, загребавшие сотни тысяч долларов на торговле рабами. Новый Орлеан превратился в крупнейший рынок работорговли. Подобный же бизнес процветал в Натчезе, Мобиле, Монтгомери и других местах.

Упадок хлопководства в юго-восточных штатах и превращение их в штаты, разводящие рабов на вывоз в другие южные районы страны, т. е. превращение плантаций в капиталистические фермы по разведению рабов, свидетельствовали о разложении североамериканского рабовладения. На это обращал внимание и Маркс. «Даже в Южной Каролине, — писал он, — где рабы составляют четыре седьмых населения, культура хлопка в течение ряда лет почти совсем не развивается вследствие истощения почвы. Больше того, Южная Каролина под давлением обстоятельств частично уже превратилась в штат, разводящий рабов, так как она ежегодно продает рабов в штаты крайнего Юга и Юго-Запада уже на 4 миллиона долларов. Как только наступает такой момент, становится необходимым приобретение новых территорий, для того чтобы одной части рабовладельцев с их рабами предоставить новые плодородные земли, а другой, оставшейся части, создать новый рынок для разведения, а следовательно, и для продажи рабов. Так, например, не подлежит сомнению, что если бы не присоединение к Соединенным Штатам Луизианы, Миссури и Арканзаса, рабство в Виргинии и Мэриленде давно бы исчезло».

Поскольку в условиях рабовладельческого хозяйства все время требовались новые земли, плантаторы, истощив землю на Юго-Востоке, развили безудержную экспансию в сторону Юго-Запада. Но расцвет новых штатов Юго-Запада (Луизианы, Миссури, Арканзаса, Миссисипи и др.) был весьма кратковременным. Это показал уже разразившийся в 1837 г. кризис. «Паника 1837 года низвела Юго-Запад до экономического уровня Юго-Востока».

Чтобы сохранить свои огромные прибыли, рабовладельцы, истощив и западные земли, обратили свои взоры к мексиканскому Техасу, богатому плодородными землями, пригодными для возделывания хлопка.

«Независимо от экономического закона, в силу которого распространение рабства является жизненным условием его сохранения в пределах территории, установленной по конституции, вожди Юга всегда отлично понимали, что рабство им необходимо для удержания политической власти в Соединенных Штатах». Южане были не в силах сохранить свое преобладание в палате представителей, потому что население в свободных штатах росло быстрее, чем в рабовладельческих. Их опорой стал сенат, где каждый штат, независимо от численности его населения, был представлен двумя сенаторами. Чтобы утвердить свое влияние в сенате, а через сенат и свою гегемонию в Соединенных Штатах, Юг нуждался в непрерывном образовании новых рабовладельческих штатов, а это было возможно либо путем превращения принадлежавших США территорий сперва в рабовладельческие территории, а затем в рабовладельческие штаты, как это было с Миссури и Арканзасом и другими, либо при помощи завоевания чужих земель, как это произошло с Техасом. Один из лидеров южан, Джон Калхун, выступая 19 февраля 1847 г. в сенате, заявил, что «лишь сенат дает Югу равновесие в правительстве» и что создание новых рабовладельческих штатов стало необходимым «для сохранения равновесия в сенате». В результате всех этих экономических и политических причин рабовладельцы сделали своим принципом вооруженное распространение рабства на новые территории. «Как во внутренней, так и во внешней политике Соединенных Штатов, — указывал Маркс, — интересы рабовладельцев служили путеводной звездой… Вооруженное распространение рабства вовне сделалось признанной целью национальной политики; Союз действительно стал рабом 300 000 рабовладельцев, господствовавших на Юге. К такому результату привел целый ряд компромиссов, которыми Юг обязан своему союзу с демократами Севера. Об этот же самый союз до сих пор разбивались все периодически повторявшиеся с 1817 г. попытки оказать сопротивление непрерывно возраставшему натиску рабовладельцев».

Экспансия южных рабовладельцев в сторону мексиканской границы еще более усилилась после принятия конгрессом США известного «миссурийского компромисса», ограничившего распространение рабства севернее 36°30′ северной широты.

Первым подвергся нападению американских колонизаторов пограничный с США Техас, который издавна входил в состав испанской колонии Новая Испания.

Техас занимал обширную территорию, равную 200 тыс. кв. миль, и славился своими лесами, многочисленными и полноводными реками, тучными пастбищами, на которых паслись стада диких лошадей-мустангов, овец, крупного рогатого скота, завезенных туда европейцами и размножившихся в огромном количестве в богатых растительностью прериях Техаса.

Попытки проникнуть в Техас США предпринимали еще при президенте Джефферсоне. В посланиях к конгрессу, в письмах к политическим деятелям президент неоднократно заявлял, что Соединенным Штатам должен принадлежать «весь северный, если и не южный, континент Америки».

В 1801 г. в Техас была направлена первая американская экспедиция во главе с Филиппом Нуланом под предлогом охоты на диких мустангов, а на самом деле с разведывательными целями, но почти вся она была захвачена испанскими властями на южном берегу Красной реки.

Наступление на Техас усилилось после покупки Соединенными Штатами Луизианы в 1803 г. Пользуясь тем, что границы «купленной» у Франции «Великой Луизианы» не были никогда точно определены, североамериканские деятели стали утверждать, что территория Луизианы простирается до Рио-Гранде. В 1806 г. президент Джефферсон вторично послал в Техас большой отряд американских солдат под командованием генерала Уилкинсона якобы для «защиты своих границ», но и эта экспедиция закончилась неудачей.

Когда в Мексике развернулось национально- освободительное движение против испанского гнета, североамериканские экспансионисты-флибустьеры попытались силой захватить Техас. В июне 1812 г. вооруженные банды во главе с авантюристом Бернардо Гутьересом и лейтенантом Мейджи из войск генерала Уилкинсона вторглись в Техас и захватили ряд городов, но были разбиты около Бексара. В 1813 г. было организовано второе вторжение в Техас, в 1819 г. — третье, но каждый раз флибустьеры были биты.

Потерпев поражение в попытках захватить Техас вооруженным путем, правительство США вынуждено было признать его границы по так называемому Флоридскому договору, заключенному с Испанией 22 февраля 1819 г. По этому договору граница Техаса с США начиналась от устья реки Сабины, шла по ее течению до встречи с 32-й параллелью, затем тянулась на север по течению реки Красной до 100-го меридиана и далее на север по течению реки Арканзас до ее истоков (По этому же договору Испания передавала Соединенным Штатам Америки права, которые она якобы имела на Орегон, огромную область, простирающуюся к западу от Скалистых гор и к северу от 42-й параллели, площадью 286 541 кв. миль (современные штаты Орегон, Вашингтон, Айдахо, части Монтаны, Вайоминга и половина Британской Колумбии). С этого времени началась совместная оккупация Орегона Англией и США, что было подтверждено конвенцией 1827 г.).

С 1820 г. начинается мирное проникновение жителей США в Техас. В этом году североамериканский предприниматель Мозес Остин получил разрешение от испанских властей основать в центральной части Техаса по реке Колорадо первую колонию из 300 семей. После провозглашения независимости Мексики мексиканское правительство стало еще больше поощрять колонизацию своих отдаленных и малозаселенных северных районов. С этой целью был издан ряд законов, разрешавших организацию иностранных поселений в Техасе и Северной Коауиле. По условиям колонизации иммигрантам предоставлялись земельные наделы и налоговые льготы. Взамен этого они должны были стать мексиканскими подданными и перейти в католичество. Но эти условия плохо соблюдались.

На плодородные земли Техаса, пригодные для разведения хлопка и табака, широкой волной хлынули переселенцы из южных и юго-западных районов США. В основном это были рабовладельцы, хозяйство которых пришло в упадок. К 1836 г. в Техас переселилось уже около 30 тыс. человек, в том числе 5 тыс. негров-рабов.

По закону о колонизации 1824 г. средняя норма земли на одну семью была равна одной испанской лиге (или 4428 акрам) пастбищной земли и 177 акрам пахотной земли, но фактически колонисты захватывали десятки, а то и сотни лиг. Вскоре в Техасе широко развернулась безудержная спекуляция землей, в которой приняла активное участие и крупная буржуазия Севера. Было создано несколько компаний, из которых наиболее крупной являлась «Гальвестон бэй энд Тексас лэнд компани», учрежденная в Ныо-Йорке в 1830 г. банкирами и лицами, близкими к президенту Джексону.

Не случайно, что в это время правительство США настойчиво стремилось купить Техас у Мексики. Начиная с 1825 г. в Мексику трижды направлялись послы, уполномоченные вести переговоры о покупке Техаса за сумму от одного до пяти миллионов долларов. Характерно, что в ходе переговоров с мексиканским правительством о покупке Техаса первый посол США в Мексике Джоэль Пойнсетт постоянно ссылался на доктрину Монро. Он доказывал, что Мексика во всем должна отдавать предпочтение Соединенным Штатам Америки, которые устами президента Монро обещали всему американскому миру гарантию от европейского вмешательства, и что только при условии благоприятного разрешения всех поставленных им вопросов отношения между США и Мексикой могут быть построены на принципах декларации Монро. Таким образом, рабовладельцы Юга видели в доктрине Монро санкцию на захват мексиканской территории с целью распространения там рабовладельческого хозяйства. Во время пребывания в Мексике (1825—1829 гг.) в качестве посла Пойнсетт бесцеремонно вмешивался во внутренние дела страны, пытался создать проамериканскую партию, принимал участие в организации заговоров с целью свержения мексиканских правительств.

В 1829 г. в Мексике на короткое время пришла к власти партия пурос, сторонница укрепления национальной независимости, отрицательно относившаяся к колонизации мексиканских земель американцами. Правительство Висенте Герреро отклонило наглые домогательства США, пытавшихся за бесценок добиться уступки огромной территории, и выслало из страны посла Соединенных Штатов Пойнсетта за нарушение законов страны. Были изданы законы, ограничивающие американскую колонизацию. В Мексике рабство было запрещено в 1829 г., но, поскольку иммигранты из США продолжали привозить с собой рабов, 6 апреля 1830 г. был издан закон, запрещавший дальнейший ввоз рабов в Техас и иммиграцию населения из США.

Мексиканское правительство стало поощрять переселение в Техас только мексиканцев и европейцев. Новый статут предусматривал также размещение в Техасе мексиканских военных гарнизонов.

Но слишком поздно мексиканское правительство поняло, каких враждебных подданных оно приобрело. Колонисты давно уже не считались с местными властями, не платили налогов, которые собирало с них правительство в последние годы, взрывом негодования встретили закон об отмене рабства в Техасе, так как рабский труд был основой их хозяйства.

Рассказы наших читателей

Татьяна

 Отличный музей, пожалуй, самый главный/важный в Мехико-сити. Особо ценно посетить его перед поездками к пирамидам. Большой, но хорошо структурирован. Не забудьте взять карту-схему со стойки рядом с кассой. 

Читать полностью

Техасцы избрали своим лидером Стефена Остина, сына Мозеса Остина, первого колониста, и уполномочили его добиваться отмены закона 6 апреля 1830 г., а также требовать права на образование самостоятельного штата со своим правительством (в то время Техас был одним из департаментов штата Коауила). В противном случае техасские рабовладельцы угрожали выходом из мексиканской федерации. С этим поручением Стефан Остин отправился в столицу Мексики город Мехико, но его домогательства были отвергнуты правительством Гомеса Фариаса, лидера пурос, которые снова пришли к власти весной 1833 г.

Тем временем в Техасе образовалась более агрессивная «военная партия», партия сторонников немедленной войны с Мексикой, которую возглавил ставленник президента США Джексона, бывший губернатор штата Теннесси Сэмюэль Хьюстон (он получил большую известность на Юге благодаря своим авантюрным похождениям). Североамериканские индейцы племени чероки, среди которых он долго жил и торговал спиртными напитками, дали ему прозвище «Большой пьяница». Клика этого «Большого пьяницы» стала подстрекать техасцев к немедленному восстанию против мексиканского правительства, чтобы потом добиться присоединения к США. Под его руководством мятежники создавали отряды, получив на это оружие и деньги из США. Оставалось только найти предлог для мятежа. Вскоре этот предлог был найден.

В апреле 1834 г. в Мексике установилась диктатура Санта-Анны, отменившего федеральную конституцию 1824 г., а с ней и самостоятельность штатов, которые были преобразованы в департаменты, подчинявшиеся отныне центральному правительству. В результате обстановка в Техасе еще более накалилась. В январе 1835 г. президент Санта-Анна послал в Техас войска, чтобы собрать налоги с мятежных поселенцев. Военная партия Техаса сочла это удобным предлогом для развязывания войны против Мексики. Проживавшие в Техасе мексиканцы, естественно, были против войны и отделения от Мексики, но их было гораздо меньше, чем колонистов, и поэтому с ними не считались. В течение лета и осени 1835 г. мятежники захватили ряд городов и на совещании, состоявшемся в октябре — ноябре того же года в Гонсалесе, сформировали временное правительство во главе с Генри Смитом, рабовладельцем из Кентукки. Временным главнокомандующим силами мятежников был назначен Сэм Хьюстон.

Известие о мятеже колонистов в Техасе вызвало настоящий ажиотаж среди рабовладельцев Юга США. В южных городах началась вербовка волонтеров, которых на судах отправляли в Техас. Американских добровольцев привлекала в Техасе надежда получить земельный надел: «временное правительство» мятежников в Техасе установило в конце 1835 г. размер надела для офицера в 640 акров, а рядовые волонтеры наделялись землей в соответствии с продолжительностью срока службы.

Активное участие в техасской войне приняли не только южане-рабовладельцы, но финансисты Севера. Нью-Орлеанские банки предоставили мятежникам заем в 250 тыс. долл. В ноте мексиканского поверенного в делах США Кастильо-и-Лансас от 29 октября 1835 г. государственному секретарю США Джону Форсайту выражался протест против отправки в Техас из порта Нью-Йорк двенадцати судов, груженных оружием и амуницией для мятежных колонистов.

В феврале 1836 г. мексиканские войска под командованием Санта-Анны появились в Техасе и овладели городом Сан-Антонио. 188 мятежников укрылись в старом здании миссии Аламо близ города Сан-Антонио, но были осаждены превосходящими силами Санта-Анны и все до единого уничтожены (Миссиями назывались поселения, основанные (католическими миссионерами, главным образом монашескими орденами, якобы для обращения индейцев в христианство. На самом же деле эти «миссии были не чем иным, как просто-напросто церковным вариантом испанского феодального поместья» , в которых монахи заставляли работать на себя крестьян. Однако в дальнейшем, особенно после изгнания иезуитов, миссии пришли в упадок и к рассматриваемому периоду от них остались лишь разбросанные по всей стране старые церкви и монастыри.). После этой победы Санта-Анна занял еще несколько городов и правительство Техаса вынуждено было спешно перебраться в Новый Вашингтон, где 2 марта 1836 г. была провозглашена декларация независимости Техаса. Среди лиц, подписавших ее, подавляющую часть составляли выходцы из южных штатов США: 11 человек были уроженцами Виргинии, 9 — Теннесси, 9 — Северной Каролины, 5 — Кентукки, 4 — Южной Каролины, 4 — Джорджии, двое из Пенсильвании, двое из Нью-Йорка и по одному из Массачузетса, Ирландии, Шотландии, Англии, Канады и др. и только трое из подписавшихся были мексиканцами. Была принята конституция «Республики Техас», легализовавшая рабство и работорговлю. Территорией Техаса объявлялась территория, простиравшаяся до Рио-Гранде на юге и до Тихого океана на западе. В письме к лидеру партии вигов (Виги в США — политические преемники федералистов и предшественники современной партии республиканцев.) Генри Клею вновь испеченный президент Техасской республики Дэвид Бэрнет указывал в качестве главной причины отделения Техаса на «несоответствие характера двух народов — техасцев и мексиканцев». По мнению Бэрнета, они не могли ужиться в одной стране потому, что техасцы якобы являлись представителями более высшей, чем мексиканцы, англо-саксонской расы. Подобными расистскими разглагольствованиями рабовладельцы Техаса пытались оправдать отторжение Техаса от Мексики.

29 марта 1836 г. по секретному приказу президента США Джексона границу Техаса (реку Сабина) перешли войска США под командованием генерала Гайнеса. Вашингтонское правительство в переговорах с мексиканским послом Горостисой пыталось оправдать свои действия тем, что войска посланы якобы для охраны границ США от набегов индейцев, хотя ясно было, что настоящее их предназначение — оказать помощь мятежникам Техаса.

21 апреля 1836 г. техасцы, ободренные помощью президента Джексона, собрав все свои силы, под командованием Сэма Хьюстона, обрушились на мексиканские войска в долине Сан-Хасинто и разгромили их. Президент Санта-Анна, переодевшись в женское платье, пытался бежать, но его догнали и захватили в плен. В Техасе еще оставались мексиканские войска, но Санта-Анна, находясь в плену, отдал им приказ прекратить военные действия и подписал договор о капитуляции, по которому признавал независимость Техасской республики и ее притязания на земли до Рио-Гранде. Мексиканский публицист и видный политический деятель того времени Бустаманте сообщает, что за все это Санта-Анна получил взятку 3 млн. долл, от американского президента Джексона.

Однако мексиканский конгресс объявил недействительными все переговоры пленного Санта-Анны и отказался признать независимость Техаса. Справедливо обвиняя правительство США в организации техасского мятежа, тем более, что США начали уже открыто вводить в Техас свои войска, Мексика отозвала из Вашингтона своего посла. Покидая Соединенные Штаты, мексиканский посол заявил, что «американское правительство своими действиями угрожает суверенитету и независимости Мексиканской республики».

На этом фактически закончилась техасская война, за развязывание которой главная ответственность лежит на правительстве США. После отделения Техаса оно только и ждало удобного случая, чтобы аннексировать его. Западноевропейские державы, особенно Англия, в то время главный соперник США в Латинской Америке, пытались помешать этой аннексии. Английские промышленные и торговые круги давно с неудовольствием следили за экспансией молодой североамериканской республики в юго-западном направлении. Техас интересовал Англию как рынок сбыта товаров, как поставщик сырья для хлопчатобумажной промышленности, который мог бы освободить ее от зависимости от южных штатов Североамериканского союза. Аннексия Техаса американцами была невыгодна Англии и в стратегическом отношении, так как она приближала Соединенные Штаты к английским владениям в Вест-Индии. Поэтому Англия, атакже Франция, Бельгия и Голландия в 1839—1842 гг. признали Техасскую республику, установили с ней дипломатические отношения, заключили договоры о дружбе и торговле, выдвинув при этом требование отмены рабства в Техасе, так как в своих колониях они отменили рабство еще в 1833 году. Английское правительство вначале лелеяло надежду, что Мексика отвоюет Техас, и даже обещало помочь ей в этом, но к концу 1838 г. отказалось от этой мысли, поняв, что этого сделать невозможно. Тогда англо-французские посредники стали добиваться от мексиканского правительства признания независимости Техаса при условии, что тот даст обещание не присоединяться ни к какой стране.

Однако дальше дипломатических интриг дело не пошло. Европейские державы так и не решились открыто вмешиваться в конфликт. К тому же США вскоре урегулировали с Англией некоторые спорные территориальные вопросы на севере путем заключения 9 августа 1842 г. так называемого «договора Ашбуртона». По этому договору североамериканское правительство уступало Англии прилегавшую к канадской границе часть штата Мэн.

И хотя международная обстановка в целом благоприятствовала североамериканским экспансионистам, они оказались не в силах тотчас же осуществить аннексию. Целых девять лет Техас оставался формально независимым. Определенную роль в отсрочке аннексии Техаса сыграл финансовый кризис 1837 г., из которого США не могли выбраться до 1844 г. Особенно тяжелое положение сложилось в южных штатах, хозяйство которых зависело от спроса хлопка на английском рынке. Английская хлопчатобумажная промышленность сама в это время переживала период застоя, в результате чего цены на хлопок упали с 17,5 до 13,5, а потом и до 10 центов за фунт. Из США началась утечка валюты. Многие плантаторы оказались в долгах, занимая деньги на условиях 30% годовых. Плантации продавались за десятую часть их стоимости. На Севере закрывались фабрики, росло число безработных. Банки приостановили платежи. Государственный долг США превышал в это время 200 млн. долл. В течение семи лет после кризиса 1837 г. экономика США находилась в состоянии депрессии. «Паника 1837 г. сделала невозможным финансирование войны, которая могла последовать в случае аннексии».

Немедленная аннексия Техаса оказалась невозможной еще и вследствие того, что экспансионистская политика рабовладельцев вызвала бурное возмущение среди рабочих, фермеров, промышленников США, не желавших распространения рабства на новые территории и усиления власти плантаторов. На севере и в западных штатах происходили многолюдные митинги протеста против аннексии Техаса. Усилилось аболиционистское движение, движение за запрещение рабства в США. Страна разделилась на два враждебных лагеря. Против аннексии выступали такие видные политические деятели, как Джон Куинси Адамс, Даниэль Уэбстер, Генри Клей, Мартин Ван-Бюрен. В марте года было опубликовано заявление Д. К. Адамса и 12 других членов палаты представителей о том, что аннексия Техаса «будет равносильна распаду Союза». Неоднократные попытки представителей демократической партии из южных штатов протащить через конгресс билль об аннексии Техаса неизменно терпели неудачу.

Аннексионистскую кампанию рабовладельцев поддерживало правительство США во главе с президентом Джоном Тайлером (1841—1844). В марте г. Тайлер назначил на пост государственного секретаря Джона Калхуна, лидера рабовладельцев и откровенного сторонника рабства. Это должно было означать, что правительство намерено форсировать утверждение билля об аннексии Техаса. Мексиканское правительство, следившее за действиями экспансионистов в США, заявило, что, если конгресс США примет закон об аннексии Техаса, оно будет считать это равносильным объявлению войны Мексиканской республике. На это Калхун ответил в ноте от 19 апреля 1844 г., что аннексию Техаса Соединенные Штаты предприняли якобы в целях самообороны и на это их толкнула политика Англии в Техасе. «Безопасность нашего Союза, — писал Калхун, — не может быть поставлена в зависимость от получения предварительного согласия Мексики». Подобное заявление политического деятеля США лишний раз свидетельствует о том, что доктрина Монро шла вразрез с интересами народов Латинской Америки.

Билль об аннексии Техаса был представлен Калхуном на рассмотрение первой сессии 28-го конгресса США. Во время прений депутаты-рабовладельцы бесцеремонно требовали аннексии, откровенно указывая на богатство почв Техаса и на необходимость увеличения территории Соединенных Штатов; при этом они ссылались на покупку Луизианы и Флориды. Так, сенатор Бентон из Миссури, видный политический деятель Юга, крупнейший рабовладелец, прямо заявил: «Мы должны взять Техас так же, как мы взяли Луизиану и обе Флориды».

В ходе дебатов многие плантаторы жаловались на истощение почвы в старых хлопководческих и сахароводческих штатах и указывали на аннексию Техаса как на единственный выход из положения. В связи с этим член палаты представителей от Алабамы Белсер заявил, что «рабство должно продолжить свое существование в Техасе или погибнуть».Сторонники аннексии чисто ссылались на доктрину Монро, отыскивая в ней оправдание своим захватническим стремлениям. Они утверждали, что если США не захватят Техас, то он попадет в руки Англии или Франции. «До сих пор я никогда полностью не осознавал все значение декларации г-на Монро о том, что мы никогда не позволим ни одной европейской державе основать колонию на этом континенте, — говорил сенатор Макдаффи из Южной Каролины, один из видных аннексионистов. — Чем более я размышляю об этом, тем более убеждаюсь, что интересы нашей страны требуют сохранения и утверждения этой декларации». Речи представителей рабовладельческого Юга были проникнуты духом расизма, рассуждениями о «превосходстве англо-саксонской расы над мексиканской», о том, что «самой судьбой» предопределено США господствовать над всем американским континентом. Некоторые представители крупной буржуазии Севера, в основном торговцы, отчасти промышленники и финансисты, поддерживали притязания рабовладельцев. В этом отношении характерно выступление члена палаты представителей от северного штата Огайо Уэллера: «Аннексия Техаса откроет широкий рынок для сбыта свинины, мяса, зерна северо-запада, промышленных товаров Севера, обеспечит нам контроль над судоходством в Мексиканском заливе, откуда обильная продукция наших западных районов должна найти путь к другим рынкам. Аннексия Техаса даст нам неисчислимые выгоды и с военно-стратегической точки зрения».

Против этого резко возражали промышленники и фермеры — представители партии вигов. Виги в большинстве своем были против аннексии, потому что не желали распространения рабовладельческой системы и усиления рабовладельцев. Виги предупреждали, что захват Техаса может привести к войне с Мексикой. Против аннексии выступали и представители северной группы демократической партии, виднейшими деятелями которых были Ван-Бюрен, Флэгг, Райт, Брайянт, Филд и другие. Несмотря на яростную агитацию рабовладельцев и их союзников среди вигов, сенат после бурных споров отверг 8 июня 1844 г. билль об аннексии. За билль было подано всего 16 голосов, против него голосовали 28 вигов и 7 левых представителей демократической партии.

1844 год был годом президентских выборов в США. Вопрос об аннексии Техаса стал главным пунктом, вокруг которого сосредоточилась борьба партий. Виги выставили своим кандидатом на президентскую должность Генри Клея. В кандидаты от демократической партии предназначался лидер группы Севера, бывший президент Ван-Бюрен.

В начале 1844 г. Ван-Бюрен и Клей пришли к соглашению о том, что следует исключить вопрос о Техасе из предвыборной кампании. В соответствии с этим оба кандидата опубликовали 17 апреля 1844 г. письма, в которых они выступали против немедленной аннексии. Это стоило Ван-Бюрену кандидатства. Вместо него рабовладельцы выдвинули «неизвестную лошадь» Джеймса Нокса Полка, губернатора штата Теннесси. Лозунгами демократической партии стали «оккупация всего Орегона и аннексия Техаса», «весь Орегон или ничего», «параллель 54°40′ или война». Избрание Полка было залогом того, что Техас будет, наконец, аннексирован.

В приобретении Орегона, расположенного на побережье Тихого океана, была больше всего заинтересована буржуазия северо-восточных промышленных штатов. К 1846 г. в результате начавшейся с 1841 г. так называемой «орегонской лихорадки» уже около 7 тыс. американцев, обосновавшихся вдоль реки Колумбии, главным образом в Уиллзметтской долине, построили лесопилки, мукомольные предприятия, создали значительную торговлю скотом и стали экспортировать строевой лес и зерно. Особый интерес для купцов и промышленников США представлял район Ванкувера как база для расширения торговли в северной части Тихого океана. Совместная с англичанами оккупация Орегона больше не удовлетворяла буржуазию США, и она стремилась к захвату всей этой области. Между правительствами Англии и США неоднократно велись переговоры о разделе владений в Орегоне, всякий раз заканчивавшиеся провалом из-за «непримиримой позиции США. Англичане предлагали в качестве линии раздела течение реки Колумбии; североамериканское правительство настаивало на 49-й параллели. Самые крайние экспансионисты требовали полного изгнания англичан из Орегона и установления границы по параллели 54°40′.

И хотя для возделывания хлопка Орегон был мало пригоден и южные рабовладельцы не были заинтересованы в его присоединении, они тем не менее горячо поддержали требование оккупации всего Орегона, чтобы ослабить сопротивление буржуазии северных и западных штатов в вопросе об аннексии Техаса. Ловко соединив эти два вопроса в предвыборной кампании 1844 г., рабовладельцы тем самым как бы придали «национальный» характер своей захватнической программе и вынудили своих противников забыть на время разногласия по вопросу о рабстве.

Чувствуя, что взятый им курс становится непопулярным на Юге и Юго-Западе, кандидат в президенты Генри Клей пытался изменить свою позицию опубликованием серии писем, известных под названием «Алабамские письма». В них он писал, что «в случае согласия Мексики» он не возражает против аннексии Техаса. Но, чтобы политический перевес не оказался на стороне рабовладельцев, Клей предлагал создать из Техаса 5 штатов — два рабовладельческих и три свободных. Однако неустойчивая компромиссная позиция Клея оттолкнула от него сторонников аннексии. Агитация за аннексию Техаса приняла на Юге неистовый характер — рабовладельцы стали даже угрожать выходом из США. Так, рабовладельцы в городе Бьюфорте заявили на своем собрании: «Мы скорее разрушим Союз, чем откажемся от Техаса». С другой стороны, Клей потерял голоса и среди противников рабства на Севере. Но даже такая компромиссная позиция Клея чуть не обеспечила ему победу на выборах — настолько сильно было сопротивление рабовладельцам. Из 2 700 560 голосов, «поданных на президентских выборах, Полк получил только на 38 367 голосов больше, чем Клей, и стал одиннадцатым по счету президентом США.

В выборной кампании 1844 г. принимала участие и третья партия — «партия Свободы», созданная в 1840 г.; в нее входили главным образом аболиционисты Запада, которые требовали уничтожения рабовладения в округе Колумбии и выступали против распространения рабства на новые территории. Эта партия также была против аннексии Техаса, но не смогла объединить свои усилия с вигами-аболиционистами. Число голосов, поданных за ее кандидата в президенты Джеймса Бёрни, увеличилось с 6225 (полученных в 1840 г., когда его кандидатура выставлялась в первый раз) до 61 999.

После президентских выборов дебаты по вопросу о Техасе разгорелись с новой силой. Южане распространяли слухи о якобы готовящемся нападении Англии на Техас, хотя к этому не было никаких оснований. По мнению американского историка Р. Адамса, южане хотели таким образом создать благовидный предлог для захвата Техаса, «возбудить фальшивый патриотизм, используя мнимое посягательство Англии как жупел». Сторонникам немедленной аннексии все же не удалось собрать необходимые две трети голосов (По свидетельству конгрессмена Джошуа Гиддингса, во время голосовании в конгрессе за аннексию Техаса рабовладельцы использовали 3 млн. долл, для подкупа голосов каждому члену конгресса предлагали по 50 тыс. долл. за голос.). В палате представителей за билль было подано 120 голосов против 98, в Сенате — 27 против 25. Тогда впервые в истории конгресса США дело было разрешено принятием совместной резолюции сената и палаты представителей (1 марта 1845 г., накануне конца полномочий конгресса), гласившей, что для утверждения билля достаточно простого большинства голосов в обеих палатах конгресса. Резолюция обеих палат уполномочивала далее президента принять меры к аннексии Техаса (Теперь в Союзе стало на два рабовладельческих штата больше, чем свободных, так как незадолго до этого в Союз была принята Флорида как рабовладельческий штат. Равновесие восстановилось только тогда, когда в 1846 г. Айова и в 1848 г. Висконсин стали свободными штатами.).

Мексиканское правительство объявило утверждение билля об аннексии Техаса «агрессивным актом», лишавшим Мексику части ее территории. Но аннексия Техаса явилась только началом того колоссального грабежа, который лишил Мексику больше половины ее территории.

Провоцирование войны Соединенными Штатами

Стремление американской буржуазной историографии представить Джеймса Полка (1795—1849) как одного из наиболее выдающихся государственных деятелей США, поборника демократии и самого сильного и способного президента в период между Джексоном и Линкольном явно не выдерживает критики. Посредственный и ограниченный человек, Полк являлся фанатичным приверженцем экспансионистской доктрины рабовладельцев. Он считал, что только члены демократической партии с их программой расширения территории США были «истинными американцами», подлинными патриотами, что виги либо обмануты, либо подкуплены англичанами. Поэтому в правительство Джеймса Полка вошли одни рабовладельцы и ярые адвокаты экспансии. Так, государственным секретарем был назначен Джеймс Бьюкенен, один из лидеров рабовладельцев. Участник мошеннических спекуляций государственными землями, активный инициатор аннексии Техаса Роберт Уокер получил пост министра финансов; рабовладелец Уильям Мерси — пост военного министра; известный реакционный историк США Джордж Бэнкрофт, по чьей инициативе и была выдвинута кандидатура Полка, занял пост морского министра. Кабинет состоял из одних рабовладельцев Юга, принадлежавших к демократической партии. И в самой демократической партии при Полке усилилось влияние южных рабовладельцев — после избрания Полка в эту партию вступило большое число крупных плантаторов, надеявшихся поживиться за счет земель, которые обещал присоединить новый президент. Ораторы Юга опять чувствовали себя хозяевами в палате представителей. Влияние Нью-йоркской группы северных демократов во главе с Ван-Бюреном ослабло. Представители северной группы демократической партии не получили ни одного места в правительстве; даже их пресса была закрыта. «Становилось все более ясным, что Юг и те, кто покровительствовал рабству, теперь должны были полностью приобрести зловещее влияние на правительство». И действительно, всю свою политику кабинет Полка строил с учетом только интересов рабовладельческих кругов.

Придя к власти, Полк тотчас же объявил себя противником установленного в 1842 г. протекционистского тарифа, в котором нуждалась промышленность Севера, опасавшаяся конкуренции европейских стран, в первую очередь Англии. Отстаивая необходимость введения низких тарифов, в которых были заинтересованы рабовладельцы, торговавшие с Англией, члены правительства Полка и их сторонники на Юге прибегали к безудержной демагогии, утверждая, что это мероприятие проводится в интересах «бедных классов», что, мол, высокие тарифы приводят лишь «к росту роскоши, привилегий, богатств и к возрождению в США нравов европейской аристократии».

После ожесточенной борьбы, вспыхнувшей вокруг билля о тарифе в палате представителей, он был принят большинством голосов — 114 против 95. Вскоре был принят закон Уокера, согласно которому в США с 1846 г. вплоть до 1861 г. действовал фритредерский тариф, наносивший значительный ущерб целому ряду отраслей промышленности, особенно шерстяной промышленности и производству железа. (Положение изменилось только после гражданской войны.) Кроме того, правительство Полка отказалось от проведения так называемых «внутренних улучшений», т. е. постройки железных дорог, каналов за счет общегосударственных средств. Именно в это время в США раздавались голоса, требовавшие, в частности, оказания федеральной помощи при постройке Тихоокеанской железной дороги. На все такие билли Полк безоговорочно налагал вето.

Внутренняя политика мало занимала правительство Полка. Основное внимание оно сосредоточило на вопросах внешней политики и экспансии. Как раз в эти годы США усилили проникновение в Латинскую Америку, Китай, Японию, увеличили торговлю с Европой и предприняли попытку купить у Испании остров Кубу за 100 млн. долл. Но основным в своей деятельности правительство Полка считало расширение территории США за счет земель соседних государств. Захват Орегона, Новой Мексики, Калифорнии, а по возможности и других территорий Полк объявил «великими задачами национальной политики». Но так как на некоторые из этих территорий имелись претенденты из Старого Света, пишет историк Перкинс, правительство Полка решило снова обратиться к доктрине Монро для оправдания североамериканских притязаний. Обстановка для этого была тем более подходящей, что в 1845 г. Англия и Франция вмешались в войну южноамериканских стран из-за Уругвая, нарушив тем самым принцип Монро.

2 декабря 1845 г. Полк направил свое первое послание в конгресс, основные положения которого состояли в следующем: успешному распространению американских поселений, образованию новых штатов и в целом возвеличению США как нации препятствуют европейские державы своим стремлением распространить на американский континент теорию равновесия сил (balance of power); искренне желая поддерживать добрые отношения со всеми нациями, США не могут равнодушно смотреть на европейское вмешательство в дела североамериканского континента и, если такое вмешательство последует, будут готовы отразить его во что бы то ни стало; США никогда не вмешивались в европейские дела и поэтому требуют подобного же исключения европейского вмешательства в дела Америки.

В послании подчеркивалось, что «американская система правления совершенно отлична от европейской. «Европейские державы, — писал Полк, — ревниво следят за тем, чтобы ни одна из них не стала сильнее других. Это заставляет их желать установления такого порядка, который они именуют «равновесием сил». Нельзя допустить, чтобы это было применено к североамериканскому континенту, особенно к Соединенным Штатам. Мы должны всегда придерживаться принципа, что сам народ этого континента имеет право решать свою собственную судьбу. И если какая-либо часть его, образующая независимое государство, пожелает присоединиться к нашей федерации, то этот вопрос будем решать только мы и это государство без всякого иностранного посредничества». Напомнив о доктрине Монро, Полк клятвенно заверил в преданности ей. «В настоящий момент, — говорилось в послании, — представляется подходящий случай повторить и утвердить принцип, установленный г-ном Монро, и выразить мое искреннее одобрение его мудрой и трезвой политике».

Что касается спора с Англией о разделе Орегона, президент Полк в том же послании заявил, что «никакой компромисс не удовлетворит США, что весь Орегон должен принадлежать США». Полк просил полномочий у конгресса аннулировать англо-американскую конвенцию 1827 г. о совместной оккупации Орегона. В дальнейшем Полк, опираясь на доктрину Монро и на силу американского оружия, сумел увеличить территорию Соединенных Штатов за счет мексиканских земель.

Послание президента Полка, откровенно провозглашавшее аннексионистскую программу США по отношению к соседним странам, вызвало тогда довольно бурную реакцию в капиталистических странах Европы. Английская «Таймс» иронически называла Полка «лордом манора», считающим другие американские страны своими копигольдерами. «Таймс» писала также, что теперь американское правительство открыто объявило о своем намерении завершить ограбление Мексики и что «подобные акты представляют собой опасность для всех наций». 12 января 1846 г. французский министр иностранных дел Гизо выступил в парламенте против воздержания европейских стран от вмешательства в дела Нового Света.

В самих Соединенных Штатах послание Полка, с восторгом встреченное рабовладельцами Юга, вызвало критику крайних вигов-аболиционистов, которые предупреждали, что политика, провозглашенная президентом, может повлечь страну «по пути ошибок и опасностей».

Обосновав с помощью доктрины Монро свое «право» на захват Орегона, Калифорнии и Новой Мексики, правительство Полка приступило к осуществлению своей внешнеполитической программы. В орегонском вопросе правительство Полка вначале решило идти напролом и требовать установления границы по параллели 54°40′. «Единственный способ усмирить Джона Булля, — заявил президент, — это смело глянуть ему прямо в глаза». Но большинство рабовладельцев Юга во главе с Калхуном стояли за более примирительную политику в отношении Англии. С ними была солидарна часть вигов, которая представляла те круги финансистов и коммерсантов, которые были заинтересованы в сохранении добрых отношений с Англией. К тому же США уже готовились к войне против Мексики, и спор об Орегоне был закончен подписанием 15 июня 1846 г. договора, по которому линией раздела между Канадой и США была признана 49-я параллель, к западу от Скалистых гор. За США была закреплена большая и лучшая часть Орегона. Так называемый «орегонский договор» по сути дела лишь юридически оформил передачу США области, которая фактически уже была занята североамериканскими переселенцами, оттеснившими англичан с их торговой компанией «Хадсонс Бэй Компани» из района реки Колумбии до 49-й параллели.

Следующей своей задачей правительство Полка считало развязывание войны против Мексики с целью отторжения ее территории на юго-западе и западе. Но так как Мексика, несмотря на то, что США уже захватили Техас, войны не начинала, американское правительство решило спровоцировать столкновение. В качестве предлога был использован вопрос о границе Техаса. Техасские мятежники актом от 19 декабря 1836 г. самовольно объявили Рио-Гранде южной границей Техаса. На самом же деле граница Техаса на юге проходила по реке Hyэcec. K западу и югу от этой реки земля принадлежала другому мексиканскому штату — Тамаулипас, не принимавшему к тому же никакого участия в техасском мятеже. Как говорил впоследствии, в мае 1846 г., Севранс, член палаты представителей от штата Мэн, «на страну, лежащую за пределами Нуэсес, техасцы имеют не больше прав, чем на другие мексиканские земли — Нуэво-Леон, Сакатекас или Дуранго».

Однако, несмотря ни на что, в мае 1845 г. генерал Захария Тэйлор получил секретный приказ двинуться со своими войсками из Западной Луизианы в Техас якобы для охраны южных и западных границ Техаса. Приказ военного министра США Бэнкрофта от 15 июня 1845 г. извещал Тэйлора, что «крайним пунктом его продвижения будет выбранная им самим позиция близ устья Рио-Гранде», т. е. уже на территории Мексики.

Вскоре большая часть регулярной армии Соединенных Штатов в составе 5 полков пехоты, 4 артиллерийских полков и полка драгун — всего около 4 тыс. человек — была стянута к самой южной точке Техаса, местечку Корпус Кристи, близ устья реки Нуэсес, готовая двинуться в соседний мексиканский штат Тамаулипас. В связи с этими военными приготовлениями правительства вигская газета в Вашингтоне «Нэйшнл интеллидженсер» объявила в августе 1845 г., что Полк намерен развязать войну с Мексикой. «Готовящаяся оккупация территории до Рио-Гранде, — писала эта газета, — будет не чем иным, как вторжением в Мексику.., наступательной, а не оборонительной войной». Даже историки, оправдывающие экспансию США в прошлом, вынуждены признать, что «притязания Техаса на Рио-Гранде как границу было в высшей степени сомнительно. Продвижение Тэйлора через Нуэсес было продвижением на спорную территорию, которая могла служить лишь предметом для переговоров, но не объектом оккупации».

В то же время в Мексиканский залив и на Тихий океан были направлены военно-морские эскадры. В июне 1845 г. Коннер, командующий эскадрой в Мексиканском заливе, получил секретный приказ военного министра США, предписывавший «в случае войны» овладеть в первую очередь мексиканскими портами Тампико и Веракрус. Командующий тихоокеанской эскадрой коммодор Слоут должен был захватить Сан-Франциско и другие тихоокеанские порты. В письме военного министра коммодору Слоуту говорилось по этому поводу: «Мексиканские порты на Тихом океане открыты и беззащитны. Как только вы убедитесь, что началась война с Мексикой, вы должны немедленно овладеть портом Сан-Франциско, блокировать и занять другие порты, насколько позволят это сделать находящиеся в вашем распоряжении силы».

Все эти факты неопровержимо свидетельствуют о том, что война с Мексикой планомерно подготовлялась американским правительством. Необходимо при этом заметить, что Калифорния с ее плодородными землями, благоприятным климатом и выгодным географическим расположением издавна притягивала взгляды торговцев, промышленников и рабовладельцев США. Суда американских купцов, занятых торговлей ценной пушниной, которую они выменивали у туземных племен и вывозили в Китай и другие страны, появлялись у берегов Калифорнии уже с 1789 г. С начала XIX столетия суда, груженные мехами, а также китобойные суда из Новой Англии все чаще и чаще заходили в калифорнийские гавани за провиантом и топливом. Губернатор Калифорнии жаловался на «надменность и наглость» американских китобоев, посетивших Калифорнию в 1799 г.

После экспедиции Льюиса и Кларка, прошедших по реке Миссури через Орегон к Тихому океану, в Соединенных Штатах возрастает интерес к Дальнему Западу. В 1824 г. появилась первая мехоторговая фирма в Монтеррее. Основал ее один из крупных американских торговцев на тихоокеанском побережье — Уильям Альден Гейл. В 1826 г. Джедедия Смит, член меховой компании Скалистых гор «Рокки Маунтин Фэр Компани», организовал первую сухопутную экспедицию в Калифорнию, которая начала свой маршрут от Большого Соленого озера и достигла Сан-Диего на Тихом океане. Не спрашивая разрешения у мексиканского губернатора и не обращая никакого внимания на соблюдение паспортных формальностей, экспедиция Смита двинулась через всю страну в поисках ценной пушнины. В последующие годы американское правительство под предлогом «научного исследования» местности направляло в Калифорнию одну экспедицию за другой. С начала 40-х годов XIX века растет наплыв переселенцев из США в Калифорнию. К 1845 г. американская колония в Калифорнии насчитывала уже 800-900 человек, расселившихся в основном в долине реки Сакраменто и близ Монтеррея. Многие из них захватили большие участки земли, чувствовали себя независимо и даже вмешивались в политическую жизнь Калифорнии, провоцируя местные перевороты. Типичным примером являлся крупный предприниматель капитан Джон Саттер, купивший у русского правительства форт Росс. Саттер построил военные укрепления для защиты своего обширного владения в 50 тыс. акров, где содержались тысячи голов рогатого скота и лошадей. Все слуги Саттера были вооружены, причем оружие изготовлялось тут же, в небольших оружейных мастерских.

Еще при президентах Джексоне и Тайлере правительство США несколько раз безуспешно пыталось купить у Мексики за бесценок Калифорнию. В октябре 1842 г. была сделана первая попытка захватить Калифорнию. Командующий американской эскадрой на Тихом океане Джонс, поверив слухам о том, что уже началась война США с Мексикой, овладел Монтерреем и объявил об аннексии Калифорнии Соединенными Штатами. Вашингтонское правительство поспешило тогда ликвидировать этот инцидент ввиду его преждевременности, но он неожиданно открыл планы США в отношении этой территории Мексики.

Накануне войны с Мексиканской республикой в Калифорнии по примеру Техаса готовился мятеж американских колонистов, в котором видную роль играл американский консул в Монтеррее, богатый торговец Томас Ларкин, обосновавшийся в Калифорнии в 1832 г. Свое назначение консулом США в Монтеррее в 1844—1845 гг. купец Ларкин получил вместе с инструкцией государственного департамента подготовить почву для аннексии Калифорнии Соединенными Штатами Америки. Коммодору Слоуту было приказано установить контакт с Ларкиным и помочь ему в его маневрах. В то время как армия Тейлора продвигалась к Рио-Гранде, в Калифорнию был послан отряд под командованием капитана Джона Фрэмонта, неоднократно побывавшего в Калифорнии с «научными целями» и хорошо изучившего страну. Во время похода Фрэмонта политические деятели и газеты рабовладельческого Юга развернули кампанию с требованием немедленного захвата Калифорнии и распространения «свободных» американских институтов на Запад, к Тихому океану.

Североамериканцы начали проникать и в Новую Мексику. Помимо рабовладельцев в овладении этой территорией была заинтересована торговая буржуазия штата Миссури, которая за десятилетие, предшествовавшее войне США с Мексикой, завоевала рынки северо-западных мексиканских районов, торговый оборот с которыми достигал уже одного миллиона долларов в год. Богатый американский торговец Джозия Грэгг в своей книге «Торговля прерий, или дневник торговца из Санта-Фе» свидетельствует, что товары в Мексике сбывались вдвое дороже их действительной стоимости и что прибыль за период с 1822 по 1843 г. возросла с 10 до 20%.

Соединенные Штаты уже давно помышляли об аннексии Новой Мексики. Эта область неоднократно подвергалась нападениям вооруженных банд из США. В июне 1841 г. ее пытался захватить большой отряд под командованием полковника Хью Маклеода, но был разгромлен мексиканскими войсками. Начиная с 1846 г. США готовились к захвату Новой Мексики.

Чтобы скрыть от общественного мнения подготовку агрессивной войны против соседней страны, правительство Полка возобновило переговоры о покупке мексиканских территорий. Незадолго перед этим были восстановлены дипломатические отношения между США и Мексикой, разорванные после аннексии Техаса. В ноябре 1845 г. в Мексику был направлен послом агент рабовладельцев Джон Слайделл, член сената от штата Луизиана, видный политический деятель Юга. Карл Маркс дал следующую уничтожающую характеристику этому рьяному защитнику рабовладельческих порядков: «Обладая редкими способностями плести интриги, неутомимостью и выдержкой, бессовестностью и бесцеремонностью, но в то же время осторожный, скрытный, никогда не выступающий прямо, а всегда идущий извилистыми путями, — Слайделл был душой конклава южных заговорщиков». Маркс далее отмечает, что именно благодаря интригам Слайделла Полк сделался президентом. Вот этому лицу и было поручено вести переговоры с мексиканским правительством. Слайделлу дана была инструкция исходить в переговорах прежде всего из требования удовлетворения так называемых «претензий» граждан США, которым был якобы нанесен ущерб во время мексиканских переворотов. Сумма этих «претензий» оценивалась примерно в 6 млн. долл. (В 1841 г. международный суд, куда Мексика обратилась с жалобой, признал большую часть американских «претензий» незаконными и отверг их; по решению этого суда Мексика должна была выплатить США около 2 млн. долл. Мексика внесла три взноса в счет этого долга, а затем прекратила платежи.) Если Мексика не сможет заплатить (а в этом правительство Вашингтона было абсолютно уверено, зная о состоянии мексиканских финансов), Слайделл должен был потребовать в качестве компенсации передачи США Калифорнии и Новой Мексики. За Калифорнию правительство США предлагало Мексике 25 млн. долл., за Новую Мексику — 5 млн. долл., причем в эту сумму включалось и возмещение так называемых «претензий», которое в случае продажи Мексикой своих северных земель США брали на себя. Как писал Полк в своем дневнике, «главной целью миссии Слайделла была покупка Верхней Калифорнии и Новой Мексики». Что же касается спорной территории между Нуэсес и Рио-Гранде, то вопрос о ней обсуждению не подлежал, так как считался решенным: данная территория принадлежит Техасу, и Мексика должна с этим молчаливо согласиться.

Оскорбительный для Мексики характер этих предложений, снисходительный тон, которого Слайделл должен был согласно инструкции госдепартамента придерживаться при переговорах с мексиканским правительством, — все это говорило о том, что миссия его была задумана явно с провокационной целью и должна была служить ширмой, под прикрытием которой США готовились развязать войну против Мексики. Недаром английская «Таймс» писала по этому поводу, что «Слайделл был послан в Мексику с инструкциями весьма далекими от мирных целей». Это подтверждал и довольно недвусмысленный тон президентского послания, зачитанного конгрессу три недели спустя после отъезда Слайделла, когда в Вашингтоне еще ничего не знали, как его встретили в Мексике. В своем послании конгрессу Полк туманно намекнул, что существуют его «обиды и невозмещенный ущерб, нанесенные как американским гражданам, так и американскому флагу». Далее он сослался на заявление президента Джексона, сделанное в феврале 1837 г., в котором говорилось, что «эти обиды должны оправдать в глазах всего мира немедленную войну». И, наконец, открыл карты, заявив, что, «если миссия Слайделла потерпит неудачу, он будет рекомендовать конгрессу… принятие таких мер, какие будут соответствовать обстоятельствам». Это звучало уже как откровенная угроза Мексике.

Между тем в Мексике росло возмущение захватнической политикой США и грубыми домогательствами вашингтонского правительства. Население Мексики понимало, что Слайделл едет в Мексику, чтобы оказать нажим на правительство. Общественное мнение было крайне возбуждено; повсюду расклеивались плакаты, гласившие, что Слайделл приехал купить Техас и Калифорнию и что переговоры с ним будут равноценны государственной измене. В такой обстановке мексиканское правительство, состоявшее из членов партии модерадос во главе с генералом Хосе Хоакином Эррерой, не решилось принять Слайделла как полномочного представителя США. «…Мексика, — заметил Маркс, — отказалась вести переговоры с подобным субъектом».

В конце декабря 1845 г. в Мексике произошел очередной переворот и власть захватили консерваторы во главе со своим лидером, генералом Мариано Паредесом, под командованием которого находилось более 8 тыс. человек. Бывший президент Эррера и все его единомышленники бежали из столицы. Сторонники Паредеса, рассчитывая сыграть на антиамериканских настроениях, нараставших в стране после аннексии Техаса, провозгласили себя преданными патриотами. В своем манифесте они обещали, что новое правительство со всей энергией развернет подготовку войны против «узурпаторов» Техаса, чтобы восстановить целостность национальной территории.

12 января 1846 г. в Вашингтоне было получено сообщение Слайделла о том, что правительство Эрреры отказалось принять его. На следующий же день был отдан приказ генералу Захарии Тэйлору немедленно двинуться из Корпус-Кристи к устью Рио-Гранде. Одновременно государственный секретарь США Бьюкенен в связи с полученными известиями о смене правительства в Мексике рекомендовал Слайделлу попытаться вручить свои верительные грамоты главе нового правительства, президенту Паредесу. 17 февраля 1846 г. Полк информировал свой кабинет, что если Слайделла не примет и Паредес, то он, Полк, будет просить у конгресса полномочий использовать «агрессивные меры» против Мексики.

8 марта 1846 г. армия США под командованием генерала Тэйлора выступила из Корпус-Кристи, пересекла границу Техаса и вторглась на территорию Мексики. На пути к небольшому городу Пойнт Изабель генерала Тэйлора встретила депутация от гражданских властей Северного Тамаулипаса, вручившая ему протест против вторжения американских войск на территорию, которая «никогда не принадлежала мятежному Техасу». В протесте говорилось, что марш Тэйлора рассматривается как «открытие военных действий против Мексиканской республики и что жители Тамаулипаса никогда не согласятся отделиться от Мексики и войти в состав Соединенных Штатов».

Не обратив внимания на протест жителей, Тэйлор продолжал двигаться вперед, и 24 марта американские захватчики были уже на левом берегу Рио-Гранде, в 11 милях от Матамороса. Командование мексиканских войск на севере объявило, что присутствие Тэйлора на мексиканской территории автоматически создает состояние войны, и потребовало, чтобы войска США отступили к Нуэсес. В ответ американский генерал приказал воздвигнуть напротив города Матаморос мощные укрепления, получившие название «форт Браун», батареи которого были направлены на город, и блокировал Рио-Гранде, чтобы прекратить снабжение мексиканских войск. «Если занятие левого берега Рио-Гранде-дель-Норте, — писала «Таймс», — было просто незаконным действием со стороны американского генерала, то блокада Матамороса, города, расположенного на правом берегу реки, была уже прямой агрессией, посягательством на территориальные права Мексики».

Хотя американская армия давно уже вторглась в пределы Мексики, правительство США не спешило с формальным объявлением войны. Оно хотело вызвать столкновение с мексиканскими войсками, чтобы свалить вину за развязывание войны на Мексику. Агрессоры уже тогда прибегали к таким приемам, как свидетельствует в своих мемуарах лейтенант четвертого полка армии Тэйлора, будущий президент США Улисс Грант: «Нас послали спровоцировать сражение, однако было важно, чтобы его начала Мексика. Было сомнительно, что конгресс объявит войну, но если бы Мексика атаковала наши войска, президент мог бы объявить войну, поставив конгресс перед свершившимся фактом… После этого немного нашлось бы деятелей, которые отважились бы противиться войне». Далее Грант отмечает: «Но, так как Мексика не выражала никакого желания начать наступление в сторону Нуэсес, чтобы изгнать захватчиков со своей территории, интервенты должны были приблизиться на достаточное расстояние и тем самым сделать нападение на них неизбежным. В соответствии с этим и начались приготовления для переброски армии с Рио-Гранде в окрестности Матамороса». Грант сообщает также, что среди солдат и офицеров армии Тэйлора не наблюдалось никакого боевого энтузиазма. Многие были недовольны действиями правительства.

Оккупация американскими войсками «спорной» территории между Нуэсес и Рио-Гранде, входившей в штат Тамаулипас, а также блокада мексиканских портов на Тихом океане и в Мексиканском заливе вынудили правительство Мексики объявить 23 апреля 1846 г. войну США. Мексиканские войска начали переправляться через Рио-Гранде, чтобы очистить территорию, захваченную войсками неприятеля. 26 апреля на левом берегу Рио-Гранде-дель-Норте произошла первая стычка мексиканской кавалерии с небольшим отрядом драгун, посланных на разведку из американского лагеря; один офицер и шестнадцать американских солдат были убиты, остальные попали в плен. 8 и 9 мая при Пало Альто и Ресака де ла Пальма на левом берегу Рио-Гранде произошли уже настоящие сражения между войсками генерала Тэйлора и мексиканской армией под командованием генерала Аристы. Мексиканские войска, хотя по численности и превосходили почти вдвое войска США, потерпели поражение и отступили к берегам Рио-Гранде. Уже в этих сражениях большую роль сыграла американская артиллерия, которая оказалась намного лучше мексиканской. Потери мексиканской армии составили 522 человека. Отряд Тэйлора потерял 177 человек убитыми и ранеными.

Президент Полк, еще ничего не зная о начале военных действий, готовил послание конгрессу об объявлении войны. 8 мая 1846 г. в столицу возвратился Слайделл и в беседе с Полком заявил, что США осталось применить «только силу, одну силу». Он торопил с проведением быстрых и энергичных действий. Полк решил объявить войну на том основании, что Мексика не платит по так называемым «претензиям» американских граждан и что она оскорбила США, отвергнув миссию Слайделла. В этот момент в Вашингтон пришло долгожданное известие о стычке 26 апреля, и президент мгновенно изменил характер своего послания, рассчитывая сыграть теперь на национальных чувствах американцев. Бесцеремонно исказив действительные факты, он заявил 11 мая 1846 г. конгрессу, что мексиканцы якобы перешли границу США, вторглись на их территорию и «пролили американскую кровь на американской земле». Президент потребовал от конгресса немедленного объявления войны Мексике и предоставления кредитов.

Конгресс принял билль, согласно которому на войну ассигновалось 10 млн. долл. и санкционировался набор 50 тыс. волонтеров. За этот билль в палате представителей проголосовали 174 члена (против — 14), в сенате — 42 (против — 2), трое воздержались. 13 мая 1846 г., т. е. спустя четыре месяца после того, как американские войска начали интервенцию против Мексики, Соединенные Штаты объявили войну.

Главной опорой Полка в этой войне были рабовладельческие штаты долины Миссисипи, которые снарядили большую часть волонтерных рот. Крупная буржуазия Севера охотно поддержала рабовладельцев в вопросе войны с Мексикой, так как сама была заинтересована в приобретении новых территорий. Сторонников войны оказалось много не только среди членов демократической партии, но и среди вигов — партии, представлявшей в основном интересы буржуазии. Эти круги мечтали о захвате природных богатств Мексики, ее портов и гаваней как на побережье Мексиканского залива, так и на Тихом океане. Подобные стремления отразил, например, в своем выступлении в конгрессе США 10 февраля 1848 г. сенатор Андервуд в связи с обсуждением билля о дополнительном наборе войск для продолжения войны с Мексикой. «Обильная продукция мексиканских шахт и рудников, лесов и полей, — заявил он, — обогатит нашу торговлю и увеличит доходы, вот почему мы должны желать аннексии Мексики».

Необходимо отметить, что в США уже тогда составлялись проекты канала, который соединил бы два океана. Первоначально предполагалось прорыть такой канал через перешеек Теуантепек, по реке Коатцакоалькос, т. е. на территории Мексики. Американский историк Рипли подтверждает, что эти проекты были тесно связаны с политическими планами США по завоеванию Мексики.

Характерным представителем тех капиталистических кругов Севера, которые попустительствовали рабовладельцам и поддерживали их внешнеполитическую программу, был сенатор от штата Иллинойс Стефан А. Дуглас, богатый человек, связанный с владельцами железнодорожных компаний, один из лидеров северной группы демократической партии.

В палате представителей, затем в сенате, куда он был избран в 1847 г., Стефан Дуглас яростно защищал политику демократической партии и Полка, нападая на тех, кто обвинял президента в нарушении конституции, выразившемся в развязывании войны против Мексики. Дуглас полностью оправдывал аннексию Техаса и войну против Мексики, которую он считал даже «оборонительной» со стороны США.

Но эта грабительская война, развязанная рабовладельцами, была крайне непопулярна в народе США. Даже в конгрессе существовала довольно внушительная оппозиция, усилившаяся в ходе войны. Характерно, что на ноябрьских выборах 1846 г. в конгресс было избрано большинство, враждебное правительству Полка и его политике войны. Оппозицию представляла группа вигов-аболиционистов, «сознательных вигов», или, как их еще называли, «мексиканских вигов», которые стойко и последовательно выступали в защиту прав Мексики, обвиняли президента, начавшего войну без согласия конгресса, в нарушении конституции. Они называли эту войну преступной и варварской, поскольку ее цель — отторжение мексиканских территорий и установление рабства там, где его не было.

Эта часть вигов отражала интересы передовых кругов американской промышленной буржуазии и широких народных масс. Представителями этой группы были такие депутаты, как член палаты представителей от штата Огайо Джошуа Хиддингс, Хадсон из Массачузетса, Фикклин и др. С вигами-аболиционистами часто объединялись и члены демократической партии из северных штатов для борьбы с представителями рабовладельцев. 28 мая 1846 г., выступая в палате представителей, депутат от штата Мэн Севранс сказал: «Я считаю, что мексиканцы сражаются на Рио-Гранде с целью самозащиты, и если они оказали серьезное сопротивление Тэйлору, то это делает им только честь».

Против захватнической войны с Мексикой в конгрессе выступал выдающийся деятель американской демократии, будущий президент США Авраам Линкольн, избранный в 1846 г. в палату представителей от вигов штата Иллинойс. В предложенной им резолюции разоблачалось лживое утверждение президента о том, что территория, на которой начались военные действия, была американской. Линкольн доказал, что эта территория являлась исконно мексиканской землей, которая сначала принадлежала Испании, а после войны за независимость — Мексиканской республике, что США сами это неоднократно признавали в договорах, заключенных в свое время с Испанией и Мексикой. Линкольн выдвинул против президента и его единомышленников обвинение в провоцировании войны с Мексикой. Против войны голосовал бывший президент США Джон Куинси Адамс, назвав ее «наиболее несправедливой войной».

Следует отметить, что и среди депутатов, проголосовавших за билль о войне, многие были несогласны с президентом в том, что войну начала Мексика. Показательно и то, что некоторые наиболее дальновидные лидеры южан, понимая всю остроту обстановки, стали менее пылко выступать в защиту рабства и продолжения войны в Мексике. Когда билль о войне проходил через сенат, такой видный деятель рабовладельцев, как Джон Калхун, хранил молчание из боязни, что разоблачение захватнических стремлений южан может восстановить против них всю страну и «повредить власти рабовладельцев». Сенатор Бентон осуждал продвижение к Рио-Гранде и вступление США в «агрессивную войну». Даже в старых южных штатах существовало опасение, что «экспансия зашла слишком далеко и присоединение столь большой территории еще больше обострит внутреннюю борьбу». Оппозиция правительству Полка усиливалась по мере продолжения войны, по мере того, как росли расходы и приходили известия о гибели американских солдат.

Против этой несправедливой войны активно выступил рабочий класс США. В мае 1846 г. рабочие Нью-Йорка организовали митинг протеста. Участники митинга заклеймили войну, организованную рабовладельцами и их союзниками, живущими «в роскоши и праздности за счет труда рабочих». Такие же митинги происходили в Бостоне, Лоуэлле и других городах США. В этом же 1846 г. в городе Линке (штат Массачузетс) состоялась конференция Ассоциации рабочих Новой Англии, которая осудила распространение рабства на новые территории как «величайший позор». Делегаты заявили от имени всех рабочих Новой Англии, что они «не возьмут в руки оружие ради поддержки южных рабовладельцев».

От населения восточных, средних и западных штатов в конгресс поступали многочисленные петиции, требовавшие прекращения войны. Под одной петицией, длиной в 108 футов, стояла 2931 подпись. Петиционеры требовали вывода войск из Мексики, полного возмещения причиненного ей ущерба, назначения уполномоченных для скорейшего заключения прочного и справедливого мира. Жители Индианы, Огайо, женщины Леоминстера, Массачузетса, Кеннебэнка, Мэйна требовали положить конец этой «настоящей агрессивной войне и вывести войска». В некоторых штатах трудящиеся еще резче осуждали агрессивную политику рабовладельцев. Газета «Таймс» сообщает, например, о восстании 8 мая 1846 г. негров-рабов в Пенсаколе (Флорида) в связи с отправкой их в Мексику.

Отношение американского народа к войне против Мексики отражала прогрессивная печать того времени. В первые же дни после официального объявления войны одна из самых передовых американских газет того времени, редактировавшаяся Горацием Грили, «Нью-Йорк дейли трибюн», обратилась к своим читателям со следующим воззванием: «Американский народ! Правители стремятся ввергнуть тебя в пучину преступлений и бедствий… Проснись и задержи руку убийцы, иначе будет слишком поздно избежать ответственности за это кровавое дело! Устраивай митинги! Протестуй! Действуй!» Позже та же газета писала: «Весь мир знает, что Мексике была навязана эта война и что наш народ выступает сейчас как грабитель».

Крупный американский историк Макмастер приводит ряд характерных высказываний газет различных штатов в период войны: «Стать волонтером или дать хотя бы один доллар на эту войну — моральное преступление против Бога и человечества» («Хаверхил газетте Массачузетс»); «Пусть каждый останется в стороне от беззаконной, непопулярной, проклятой Богом войны, и она скоро закончится» («Нью Гэмпшир стейтсмен»); «Мы можем как угодно говорить об этой войне, можем кричать, радоваться, иллюминировать наши города — все равно эта война остается несправедливой, завоевательной, причиняющей огромное зло» («Бостон Сентинел»); «Ни один из агрессоров Европы или Азии для оправдания своей агрессивной политики не прибегал к столь фальшивым и лицемерным предлогам, как это сделали мы по отношению к Мексике» («Кеннебек джорнал»).

Безоговорочно осудили войну с Мексикой аболиционисты США. Против этой войны выступала «Партия свободы», о которой уже упоминалось выше. Один из ее руководителей, видный деятель аболиционизма Фредерик Дуглас назвал эту войну «наиболее позорной, зверской и несправедливой войной», состряпанной «нашим президентом-рабовладельцем».

Много лет спустя президент Улисс Грант в своих мемуарах также характеризовал войну США с Мексикой как «одну из самых несправедливых войн, которые когда-либо вела сильная нация против слабой».

Таким образом, передовые люди Соединенных Штатов никогда не считали войну с Мексикой «естественным способом расширения» своего государства, как это тщатся изобразить современные историки американского империализма. Народ США с самого начала заклеймил эту войну как несправедливую и грабительскую. Однако он не смог добиться ее прекращения, так как у власти тогда находились рабовладельцы и крупная буржуазия, заинтересованные в продолжении войны.