История Мексики. Революция, страница 2
Карранса против Вильи
После бегства Уэрты обе группы конституционалистов остались друг против друга. Вилья клялся отомстить за приостановку подвоза угля, а офицеры Каррансы предусмотрительно начали арестовывать людей, подозреваемых в том, что они «вильисты».
Посредником служил Обрегон. Позаботившись, чтобы Карранса благополучно въехал в Национальный дворец, он поспешил на север для переговоров с Вильей. На этот раз Вилья готов был проявить благоразумие, и оба лидера договорились, что Карранса не будет выдвинут в качестве кандидата в президенты, но будет править до выборов. Затем Обрегон поехал в Сонору, где назревала гражданская война. Майторена, вернувшийся из изгнания летом 1913 г., обнаружил, что штатом правят ставленники Каррансы, никому не желающие уступать свою власть. После отъезда Каррансы он набрал армию и вновь взял власть в свои руки; но его права оспаривал Кальес, конституционалистский генерал Соноры, выступивший против Майторены, как против друга Уэрты и федералов. Обрегон высказался за компромисс, предложив, чтобы и Майторена и Кальес отказались от командования. Затем он вернулся в столицу и сообщил Каррансе, что ему не суждено сделаться законным президентом. Перед угрозой соединения двух ведущих генералов революции Карранса постарался выиграть время и предложил созвать учредительное собрание в Мехико, где он надеялся забрать его в свои руки.
Однако положение в Соноре уже не допускало компромисса. Приверженцы Майторены не соглашались на устранение своего руководителя, и начались бои. Вилья и Анхелес согласились поддержать Майторену. Обрегон немедленно вернулся в Чиуауа, чтобы возобновить переговоры с Вильей, но Вилья арестовал его и объявил, что намерен его расстрелять. Однако впоследствии он изменил это решение и освободил Обрегона. Между ними было достигнуто соглашение, что учредительное собрание будет созвано не в Мексике, а на нейтральной территории, в Агуаскалиентес. Затем Обрегон уехал на юг.
Учредительное собрание в Агуаскалиентес собралось в октябре под председательством Антонио Вильяреаля. Несколько недель военные главари, составлявшие большую часть депутатов, сидели и слушали, а интеллигенты произносили речи. Но перед руководителями собрания встала неразрешимая задача. Они хотели предотвратить гражданскую войну, устранив как Вилью, так и Каррансу; однако в их распоряжении не было вооруженных сил, и ни один генерал не хотел взять на себя инициативу неподчинения власти. Карранса, оставшийся в Мехико, предпочел провозгласить собрание «сборищем вильистов» и объявил, что не будет обращать на него внимания. Тем временем Пабло Гонсалес замышлял убить Вилью. Съезд в конце концов переложил свои затруднения на плечи генерала из Сан-Луис-Потоси, Эулалио Гутьерреса, назначенного временным президентом. Гутьеррес был способным и честным человеком, но, к сожалению, этого было недостаточно. Нужно было иметь армию. Гутьеррес надеялся на поддержку Обрегона, но Обрегон быстро решил, что войну предотвратить невозможно, а из соперничавших между собой кандидатов он предпочитал Каррансу, заявив, что этот последний сильнее, а поэтому он, Обрегон, будет поддерживать его.
Гутьеррес мог полагаться только на ту маленькую группку интеллигентов, вдохновляемых Мадеро, которая хотела прекращения власти военных и свободного и демократического правительства. Эти люди были трагически слепы к реальностям мексиканской политики; большинство их окончило жизнь в уединении или в изгнании, отрицая все достижения революции.
Покинутый Обрегоном, Гутьеррес принял неизбежное и назначил Вилью своим генералом. Армия Севера сделалась армией учредительного собрания. Затем члены нового правительства и вильистские генералы стали готовиться к захвату Национального дворца и длинной цепью воинских поездов двинулись на столицу. Карранса, снова почувствовав себя вторым Хуаресом, устроил свою штаб-квартиру в Веракрус, за неделю до того оставленном американцами, а город Мехико с трепетом ждал прихода новых хозяев. Первыми городом овладели сапатисты, но к удивлению мехиканцев, считавших их жестокими бандитами, они оказались самой дисциплинированной из всех революционных армий. В то время как наглые генералы из Соноры и Коагуилы разместились в самых красивых домах и обращались со столицей, как с военным трофеем, сапатистские крестьяне с любопытством бродили по городу и просили только чего-нибудь поесть. Вильисты прибыли в декабре. Вилья сначала отправился в Хочимилько, где договорился с Сапатой, а оба вождя — Вилья в форме цвета хаки и техасской шляпе, а Сапата в штанах с серебряными пуговицами и широком сомбреро южных «чарро» (1) рядом въехали в столицу.
Гутьеррес назначил кабинет и взял в свои руки правительственный аппарат, но вскоре обнаружил, что является пленником Вильи. Вилья был сдержаннее большинства своих товарищей. Его личные привычки во всех отношениях заслужили бы ему одобрение Ассоциации христианской молодежи. Когда в Пуэбле и Оахаке начались бои, правительство, созданное учредительным собранием, вступило в тайные переговоры с Обрегоном, командовавшим армиями Каррансы, и старалось обеспечить поражение вильистских и сапатистских войск, состоявших номинально под началом этого правительства. В январе Гутьеррес решил бежать из столицы в свои края, на северо-восток. Маленькой группе его сторонников удалось ускользнуть. Она пробиралась на север через горы Идальго и Сан-Луис-Потоси. Надежда се на создание независимого правительства вскоре угасла, и в то время как одни, подобно самому Гутьерресу, в конце концов сдались Каррансе, другие, более непримиримые, либо были расстреляны, либо, подобно Хосе Васконселосу, покинули Мексику и бежали в Соединенные Штаты.
Обнаружив, что eго президент исчез, Вилья назначил на смену ему марионетку — Роке Гонсалеса Гарсу. В наступившем кризисе Карранса попытался заручиться поддержкой народа. Эта попытка оказалась решающей как для его конфликта с Вильей, так и для конечных результатов мексиканской революции. Сам Карранса, как показали события, остался помещиком и диасовским диктатором, но рядом с ним были Обрегон и Луис Кабрера — люди, способные к государственному руководству. Побуждаемый Кабрерой, Карранса провозгласил радикальную программу социальных преобразований. В декабре он выпустил прокламацию с перечислением реформ, a в первые месяцы 1915 г. опубликовал несколько законов, наиболее важным из которых был закон об аграрной реформе от 6 января. Земли, незаконно отобранные у индейских деревень, возвращались им, а если этого было для их нужд недостаточно, им разрешалось дополнительно экспроприировать земли асиенд. Проводить закон в жизнь должны были губернаторы штатов и местные военные власти, а их решения подлежали контролю Национальной аграрной комиссии. Таким образом, впервые признание требований крестьян вылилось в конкретную форму. В то же время Обрегон искал помощи у рабочих. Он вступил в переговоры с руководителями «Каса дель обреро мундиаль», главным из которых был рабочий-электрик Федерального округа Луис Моронес. Для «Касы» был предназначен в Мехико большой дом колониального периода, так называемый «Черепичный дом», и правительство Каррансы обещало ей помощь в образовании профсоюзов и посредничество в конфликтах между рабочими и предпринимателями. На территориях, находившихся под властью Каррансы, были созданы отделения «Касы», а армия Каррансы была пополнена шестью «красными» рабочими батальонами.
После поворота помещика Каррансы влево реакционные элементы стали сплачиваться вокруг бывшего пеона Вильи. Американские капиталисты пришли к выводу, что Вильей будет легко управлять, и некоторые из них, связанные с Генри Лейном Уилсоном, стали устраиваться при штаб-квартире Вильи. Вилья был искренен в своих революционных намерениях, но его туманные стремления не были оформлены в настоящую программу. Он сражался за выполнение выдвинутого Мадеро плана Сан-Луис—Потоси.
К концу января, разбив вильистов у Пуэблы, Обрегон приехал в столицу. Вилья возвратился в Агуаскалиентес, а Сапата — в свои горы. Сапатистская конница патрулировала дороги, ведущие к столице, и лишила ее поставок продовольствия. Чтобы облегчить положение в городе, Обрегон ввел принудительные займы у духовенства и купечества. Священники отказались платить, и 180 из них были приговорены к службе в армии. Затем Обрегон направился на север, навстречу Вилье, и решил ждать его у Селайи. Он приказал выкопать траншеи, окружить их заграждениями из колючей проволоки и установить пулеметы.
Вилья поспешно съездил в Сиудад-Хуарес к своему брату Иполито, которому было поручено ввозить оружие из Соединенных Штатов. Иполито был занят главным образом игорными домами, а на железных дорогах царил беспорядок. Ликвидировав пробку в Сиудад-Хуарес, Вилья снова занялся военными операциями и в апреле, не дожидаясь Анхелеса, спешившего к нему с советами и подкреплениями, напал на Обрегона. Три раза Вилья бросал конницу на проволочные заграждения Обрегона и видел, как обрегоновские пулеметы расстреливали ее. В конце концов, после ряда самых крупных сражений, какие только разыгрывались на мексиканской территории, Вилья отступил на север, и господство Каррансы над Мексикой было обеспечено.
Летом и осенью 1915 г. Вилью неуклонно гнали обратно к американской границе. Он дал сражения у Тринидада, Агуаскалиентес и Торреона, но хладнокровное мастерство Обрегона брало верх над его бурными атаками. А по мере того как Вилья терпел одно поражение за другим, войска его таяли. Томас Урбина, старый друг Вильи, бежал, захватив армейскую казну. Зимой, когда Анхелес отправился искать помощи в Нью-Йорке, Вилья повел остатки армии через горы на соединение с Майтореной, который держался против Кальеса в Соноре. Этот поход через занесенные снегом перевалы оказался губительным. Но Кальес уже получил подкрепление от Обрегона, и Вилья опять был дважды разбит — перед Агуа Приета и у Эрмосильо. В конце концов Майторена покинул Мексику и отправился в Лос-Анджелос, а Вилья вернулся в Чиуауа. В родном краю, среди своих, он все еще был непобедим. Его охраняли крестьяне Чиуауа, он знал каждую тропинку, и поймать его было невозможно.
В то время как Вилья терпел поражения от Обрегона, Пабло Гонсалес командовал войсками, действовавшими против сапатистов. Теперь обе стороны заявляли, что борются за аграрную реформу; но Карранса настаивал, что она должна быть осуществлена под его личным руководством, а Сапата советовал крестьянам не верить ничему, кроме своих ружей. Весной 1915 г. столица неоднократно переходила из рук в руки, но в августе Гонсалес получил подкрепления от Обрегона, смог вытеснить сапатистов из долины и через горы дойти до Морелоса. Гонсалес оправдал репутацию генерала, не выигравшего ни одной битвы, но недостаток военного мастерства он возмещал страстью к грабежу и разрушению. Он заявил, что Сапату нужно взять измором, и его армия, которая больше чем армия Сапаты заслуживала название бандитского войска, довершила опустошение Морелоса. Ее солдаты сожгли асиенды, пощаженные сапатистами, разорили сахарные плантации и присваивали всю ценную движимость. Но среди родных холмов Сапата, подобно Вилье, был непобедим, а его люди, которых мучили и убивали служившие Каррансе солдаты, были одушевлены надеждами, от которых они еще не отказались. В течение трех лет все усилия поймать Сапату оказывались тщетными, и если Гонсалес в конце концов и восторжествовал, то лишь при помощи единственных доступных ему способов — предательства и убийства.
Тем временем Карранса начал препираться с правительством Соединенных Штатов. Затяжка гражданской войны в Мексике причинила Вудро Вильсону большие неприятности. Американские дельцы все более настоятельно требовали интервенции, порицали помощь, оказанную Вильсоном конституционалистам, и приветствовали любое событие, которое могло принудить его к действию. Американцы, жившие в Мехико, ликовали при известии об убийстве одного американского гражданина. Более того, к интервенционистам присоединилась католическая церковь и ее руководитель в Соединенных Штатах кардинал Гиббонс. Поддержка, оказанная Уэрте многими мексиканскими священниками, вызвала некоторых конституционалистов на месть. Священников расстреливали, а церкви оскверняли. Верхушка мексиканского духовенства, которая, как нередко бывало раньше, больше интересовалась собственными привилегиями, чем независимостью родной страны, распространяла вымышленные россказни о нападениях на монахинь. Тревога Вильсона нашла выражение в ряде пересыпанных угрозами нравственных проповедей на тему о преимуществах мира и конституционализма и о правах иностранцев в Мексике на защиту. Мексиканцы находили их почти такими же невыносимыми, как откровенная агрессия «дипломатии доллара». Карранса ответил на эти проповеди упорным отказом итти на какие бы то ни было уступки, заявив, что Соединенные Штаты не имеют права вмешиваться в мексиканские дела и что с иностранцами в Мексике будут обращаться так же, как с мексиканцами.
Однако Вильсон продолжал относиться к Каррансе терпимо, а в октябре признал его правительство и наложил эмбарго на отправку оружия Вилье. Вилья обратил свою ярость против Соединенных Штатов. В январе 1916 г. в Санта Исабель (Чиуауа) вильисты остановили поезд и расстреляли шестнадцать американских инженеров. Через два месяца Вилья руководил набегом на город Коламбус в Нью-Мексико и убил нескольких американцев на их территории. Тем временем мексиканцы-бандиты, нисколько не интересовавшиеся политикой, нападали на пограничные американские деревни. В отместку американская полиция расстреливала почти всех попадавших в ее руки мексиканцев. На границе фактически велась война. Ввиду приближения срока президентских выборов Вильсон был вынужден принять меры. После набега на Коламбус он приказал Першингу схватить Вилью живым или мертвым. Першинг повел американские войска по пустыням Чиуауа, вызвав протесты Каррансы. Отряд экспедиции Першинга подвергся нападению со стороны мексиканских правительственных войск, а мексиканский министр иностранных дел Кандидо Агиляр грозил Соединенным Штатам войной. Но Вильсон узнал из частных источников, что эта угроза предназначается только для внутреннего потребления и не имеет серьезного значения. Поэтому он согласился отозвать Першинга. Было объявлено, что Вилья теперь безвреден, хотя постоянные набеги на асиенды Чиуауа доказывали, что в действительности он еще опасен. Першинг вернулся на родину в феврале 1917 г., готовый к участию в авантюре большего масштаба, а через два месяца растущая агрессивность американцев была направлена в безвредное для Мексики русло. Когда в 1920 г. Соединенные Штаты снова получили возможность заняться своей южной соседкой, в Мексике было правительство, которое с большей готовностью, чем правительство Каррансы, признавало права иностранцев.
——
(1) Charro (исп.) — крестьянин.
Правление Каррансы
К весне 1916 г. большая часть Мексики приняла Каррансу в качестве временного президента, и, хотя Вилья и Сапата еще не сложили оружия, положение в стране можно было назвать почти мирным. Люди начали задавать себе вопрос, что сделано за годы гражданской войны и каков был ее внутренний смысл.
При поверхностной оценке могло показаться, что произошла перемена к худшему. Один правящий класс был свергнут другим. Вместо диасовских губернаторов и хефес политикос появилась новая каста лидеров. Над всей страной господствовала армия с пятьюстами генералами и сотней тысяч солдат. Большая часть страны фактически распалась на ряд независимых суверенных княжеств, управляемых вожаками, которыми когда-то руководила искренняя ненависть к тирании. Было несколько администраторов, пытавшихся вводить реформы. Сальвадор Альварадо, которого Карранса послал управлять Юкатаном, организовал производителей пеньки в кооператив и, воспользовавшись недостатком пеньки на мировом рынке, сумел втрое повысить взимаемую с иностранных потребителей цену на пеньку. Губернатор Пуэблы объявил неграмотность уголовным преступлением, но не принимал никаких мер, чтобы обеспечить население Пуэблы школами. Аграрный закон Каррансы, уполномочивший военных главарей распределять землю, явился обильным источником беспорядков. Некоторые военные выступали в качестве аграрных реформаторов, организовывали подчиненных в крестьянские союзы или в частные армии и оставляли себе значительную часть земли, взятой ими из асиенд. Другие, подобно Гвадалупе Санчесу в Веракрус, продавали свои услуги помещикам и убивали крестьян, требовавших земли. И в том и в другом случае крестьянам доставалось мало. И та и другая тактика были двумя различными способами использования революции для частного обогащения. В Тампико генерал Пелаэс состоял на службе у иностранных нефтяных магнатов, которые, вместо того чтобы платить введенные Каррансой налоги, давали субсидии местному бандиту, умевшему не подпускать к ним агентов федерального правительства.
Не обладая ни престижем генерала, ни способностями государственного деятеля, Карранса не умел вводить порядок, Федеральное правительство управляло немногим лучше, чем местные главари. Карранса быстро отстранил от себя способных и честных людей. Только министр финансов Луис Кабрера придавал еще правительству внешне приличный вид. Обрегон же, как только окончилась война, ушел в частную жизнь. Даже в Федеральном округе генералы грабили дома и расстреливали мирных жителей. Для выражения наиболее заметной деятельности чиновников конституционалистского правительства был введен новый глагол «каррансеар», означавший «красть». Карранса бездеятельно возглавлял администрацию, о которой впоследствии не без основания писали как о самой продажной администрации в истории страны.
Однако мексиканская революция не была так бесплодна, как это могло показаться. Неуловимо, но глубоко она изменила дух нации. Она пробудила новые надежды и чаяния, настойчиво требовавшие осуществления. Никогда больше индейская Мексика не примирится с привилегированным положением креола и иностранца, как бы часто ее ни предавали продажные лидеры. Аграрная реформа, направленная против землевладельцев, защита рабочего класса от промышленников и национального суверенитета от иностранного капитализма — таковы были нужды Мексики, и только правительство, которое признавало их, могло рассчитывать остаться у власти.
Осенью 1916 г. Карранса приказал созвать конгресс, который внес бы в конституцию изменения, сделавшиеся необходимыми в результате революции. Из состава конгресса, собравшегося в декабре в Керетаро, были исключены все противники «первого начальника»; отсутствовали сапатисты, вильисты, сторонники учредительного собрания, и казалось, что все решения конгресса будут продиктованы Каррансой. В представлении самого Каррансы изменения, которые следовало внести в конституцию, сводились главным образом к расширению полномочий исполнительной власти. Его проект содержал туманные намеки на социальные реформы. Карранса созвал конгресс отчасти для того, чтобы его имя, подобно имени Хуареса, вошло в историю в связи с изданием кодекса законов, а отчасти для того, чтобы узаконить свои диктаторские замашки. Однако в составе конгресса имелась более радикальная группа, руководимая генералом Франсиско Мухика и вдохновляемая отцом проекта аграрной реформы Андресом Молина Энрикесом. За спиной Мухики стоял влиятельный генерал Альваро-Обрегон. В последние две-три недели января, незадолго до роспуска конгресса, Мухика добился принятия двух знаменитых статей, 27 и 123, которые совершенно изменили характер конституции.
Статья 27, дававшая новое определение имущественных прав, была попыткой уничтожить одним ударом два наиболее пагубных последствия диктатуры Диаса — отчуждение индейских общинных земель (эхидос) и приобретение иностранцами рудников и нефтяных полей. Она отрицала абсолютное право частной собственности, которое подчеркивал либерализм, и вместо того заявляла, что частная собственность подчинена общественному благополучию. Она заимствовала кое-что у социалистического учения, но в то же время являлась возвратом к индейским и испанским традициям, отказом от которых был закон Лердо и законодательство диктатуры Диаса. Она принимала за норму не коммунальное, а скорее индивидуальное использование и занятие земли, но утверждала право государства регулировать и ограничивать имущественные права. Нация объявлялась собственником всех земель и вод и имела право экспроприировать собственников за выкуп. Воспрещалось отчуждение национальной собственности на воду и недра, хотя частные лица могли получать концессии на их разработку. Все земли эхидос, отчужденные со времени издания закона Лердо, подлежали возврату прежним владельцам, а если этого было недостаточно для обеспечения нужд деревень, разрешалось экспроприировать дополнительно земли из соседних частных владений. Эхидос, становившиеся отныне неотчуждаемыми, были объявлены коммунальной собственностью деревень, хотя время от времени, по индейским обычаям, они делились на участки, раздававшиеся крестьянам в личное пользование.
Статья 123 была направлена на защиту интересов наемных рабочих в промышленности и сельском хозяйстве. Принимая капиталистическую систему, она сочетала все методы защиты рабочих от эксплоатации, принятые или проповедуемые в наиболее передовых капиталистических странах. Конституция «даровала» рабочим восьмичасовой рабочий день, минимум заработной платы, запрещение детского труда, пеонажа и системы хозяйских лавок (tienda de raya), постройку предпринимателями домов и школ, участие рабочих в прибылях, компенсацию за увечья и за увольнения без уважительной причины, арбитражные суды для улаживания промышленных конфликтов и право на организацию профессиональных союзов.
Другие статьи конституции в еще более решительной форме подтверждали антиклерикальное законодательство Реформы. Подобно Хуаресу, руководители революции были большей частью верующими католиками; но политическая деятельность церкви, поддержка, которую она оказывала Диасу и Уэрте, вновь показали необходимость сурового ограничения ее власти. Было возобновлено запрещение церкви владеть имуществом, фактически отмененное при Диасе. Даже церковные здания объявлялись теперь собственностью нации. Священники должны были регистрироваться у гражданских властей, и им было запрещено организовывать политические партии или контролировать начальные школы. Религиозные церемонии разрешалось совершать только в стенах церквей. Священникам-иностранцам служить запрещалось, а законодательным собраниям штатов было предоставлено право ограничивать число священников на своих территориях.
Конституция 1917 г., подобно большинству мексиканских конституций, фиксировала не факты, а стремления. Но, в отличие от конституций 1824 и 1857 гг., она обещала не только систему демократического правления и гарантии гражданской свободы, но также конкретные экономические реформы, действительно соответствовавшие нуждам мексиканского народа. Всякая попытка провести эту конституцию в жизнь неминуемо вызовет жестокую борьбу. Церковь и землевладельцы будут всеми силами противиться ей. Иностранцы, владельцы рудников и нефтяных промыслов, которым статья 27 грозила лишениями прав, приобретенных при Диасе, будут осуждать ее, как санкцию на конфискацию их имущества, и обращаться к своим правительствам за помощью. Многие пункты статьи 123 останутся мертвой буквой, пока мексиканская промышленность не вырастет и не станет более производительной. Тем не менее то обстоятельство, что идеалы революции были теперь записаны в основной закон страны, имело некоторое положительное значение. История Мексики следующего поколения будет историей долгой борьбы за осуществление этих идеалов.
Этой борьбе предстояло начаться только в 1920 г. Карранса принял реформаторские статьи, выработанные конгрессом, но отнюдь не собирался проводить их в жизнь. В марте 1917 г. он вступил на пост президента и, пренебрегая обещаниями реформ, которые ему пришлось дать во время гражданской войны, начал управлять Мексикой в духе диасовского сенатора. Революция, по мнению Каррансы, была закончена.
Карранса энергично утверждал национальную собственность на общественные земли, отчужденные при Диасе; было отобрано более 30 млн. акров этих земель. Но крестьяне так и не получили обещанную им землю. В 1916 г. местные власти были лишены права распределять участки. Аграрная реформа должна была проводиться исключительно Национальной аграрной комиссией. За время пребывания Каррансы на посту президента эта организация раздала 48 тыс. семьям 450 тыс. акров. Рабочий класс был предан подобным же образом. В 1916 г. поток бумажных денег, выпущенных конституционалистами, и вызванное им падение реальной заработной платы вызвали всеобщую забастовку в Федеральном округе. Карранса ответил на нее закрытием «Каса дель обреро мундиаль», арестом руководителей забастовки и обещанием расстрелять всех бастующих. Федеральное правительство ничего не делало для осуществления 123 статьи конституции. Правительства некоторых штатов назначили арбитражные бюро, но постановлением верховного суда Каррансы решения этих бюро были лишены всякой принудительной силы. Луис Моронес был приговорен к смерти (позже смертный приговор заменили тюремным заключением). Другой из наиболее способных руководителей рабочего класса, Хосе Барраган Эрнандес, был убит в Тампико каррансистскими чиновниками.
Пламя гражданской войны еще не угасло. Еще расстреливали вильистов и сапатистов. Вилья продолжал совершать набеги на Чиуауа. Фелипе Анхелес в 1918 г., после двух лет изгнания, вернулся в Мексику, был пойман с несколькими товарищами в горах Чиуауа и расстрелян. До 1919 г. все попытки поймать Сапату оставались безуспешными. В конце концов с помощью обмана удалось совершить то, чего не могли совершить открыто. Полковник армии Пабло Гонсалеса, Хесус Гуахардо, сообщил Сапате, что он хочет присоединиться к нему со своим полком. Чтобы доказать искренность своего намерения, Гуахардо напал на другой отряд войск Гонсалеса в Хона-Катепеке, взял его солдат в плен и расстрелял. После этой убедительной демонстрации Сапата согласился встретиться с Гуахардо на асиеиде Сан Хуан Чинамека. Сапата прибыл туда с десятью спутниками. Под звуки рога их впустили в асиенду, а потом убили. За этот «подвиг» Гонсалес наградил Гуахардо 50 тыс. песо и генеральским чином. Тело Сапаты было увезено в Куаутлу. Чтобы проститься с ним, туда пришли тысячи крестьян.
После гибели Сапаты его отряды начали разваливаться. Некоторые из его сторонников подчинились правительству, а другие, подобно Диасу Сото-и-Гаме, скрылись. Сам Сапата стал легендарным героем. Когда-то его считали лучшим наездником в Морелосе, и теперь многие верили, что он разъезжает еще на своем черном коне по сьеррам, бессмертный и непобедимый, готовый опять придти на помощь крестьянам Юга, как только он им понадобится. Певцы южных деревень пели бесчисленные корридос, прославлявшие его подвиги, а некоторые фразы из его прокламаций, например: «Южане, лучше умереть стоя, чем жить на коленях!», почитались, как изречения из священного писания.
В годы правления Каррансы медленно возобновлялась нормальная мирная деятельность. Бумажные деньги в конце концов совершенно обесценились, и золото и серебро снова стали единственным средством обмена. Промышленность начала оживать, хотя заработная плата была теперь еще ниже, чем при Диасе. По Мексике пронеслась охватившая весь мир эпидемия инфлуэнцы и в сочетании с революцией сократила ее население на 1250 тыс. чел. Но если в Мексике водворялся мир, это был мир истощения и разочарования, и если она терпела режим Каррансы, то только потому, что он не мог быть вечным. Лозунг «никакого переизбрания» так часто провозглашался в ходе революции, что даже Карранса не смел нарушить его. Когда же настало время избрать преемника Каррансы, никто не мог соперничать с Обрегоном. Его считали предназначенным судьбой освободителем, который проведет в жизнь все обещания революции.
В мае 1918 г, губернатор Коагуилы созвал в Сальтильо съезд рабочих лидеров для создания рабочей организации под контролем Каррансы. Дорожные расходы делегатов оплачивались правительством. Однако Луис Моронес, присутствовавший на съезде в качестве делегата от Федерального округа, перехитрил правительство и использовал его щедрость для других целей. На съезде была создана национальная федерация профсоюзов «Confederación Regional Obrera Mexicana», Обычно известная под названием КРОМ. КРОМ была организована на базе цеховых союзов, по образцу Американской федерации труда; создание такой организации являлось отказом от туманных акархо-синдикалистских доктрин, распространенных до тех по о среди мексиканских рабочих лидеров. Секретарем КРОМ стал Моронес, а деятельность ее контролировалась тайной «группой действия» из восемнадцати членов, которые все были союзниками Морснеса. На следующий год «группа действия» выступила на арену политической борьбы, организовав «мексиканскую рабочую партию», цель которой заключалась в поддержке кандидатуры Обрегона на пост президента.
Однако избрание Обрегона не прошло мирно. Карранса не имел намерения отказаться от власти. Вынужденный признать правило «никакого переизбрания», он решил посадить на свое место марионеточного президента. Его кандидатом был некий Игнасио-Бонильяс, мексиканский посол в Вашингтоне, известный в Мексике под именем «мистер Бонильяс». Действительное избирательное право, во имя которого Мадеро сверг Диаса, а Карранса — Уэрту, все еще было мифом, и Карранса мог без труда обеспечить Бонильясу большинство голосов на выборах. Обрегонисты использовали как повод к восстанию вмешательство Каррансы во внутренние дела Соноры, губернатором которой был друг Обрегона Адольфо де ла Уэрта. В Соноре произошла забастовка железнодорожников, и Карранса намеревался послать для ее подавления федеральные войска. Тогда Сонора провозгласила себя независимой от федерального правительства. А в апреле 1920 г. де ла Уэрта в союге с Кальесом опубликовал план Агуа Приета, призывавшим к устранению Каррансы и назначению до выборов временного президента. Обрегон оставался тем временем в Федеральном округе. Под угрозой ареста он бежал и скрылся в Герреро.
Восстание было просто демонстрацией. Сонорская армия стала продвигаться вдоль тихоокеанского побережья, постепенно собирая силы, а военные главари всей страны поспешно примыкали к будущим победителям. Даже Пабло Гонсалес, которого Карранса осыпал своими милостями, покинул его и высказался за Обрегона. В мае Карранса решил бежать. С небольшим отрядом, в сопровождении немногих сохранивших ему верность друзей, он поездом уехал из столицы в Веракрус, захватив с собой из мексиканского казначейства 5 млн. песо золотом и серебром. Командовавший гарнизоном Веракрус Гвадалупе Санчес торжественно поклялся ему в верности. Но когда поезд Каррансы дошел до гор Пуэблы, Санчес напал на него. Карранса с несколькими спутниками верхом скрылся на север в надежде добраться до Тампико. Один из местных главарей Родольфо Эррера вызвался служить ему проводником. Эррера довел Каррансу до Тласкалантонго, далекой индейской деревни, лепящейся по склону горы, и предоставил ему ночлег в деревянной хижине, пообещав охранять его ночью. Когда Карранса заснул, Эррера убил его, а потом объявил его спутникам, что Карранса покончил жизнь самоубийством.
Тем временем революционная армия вступила в столицу, и Адольфо де ла Уэрта был объявлен временным президентом. Его недолго просуществовавшее правительство ликвидировало последние вспышки революции (1). Последние сапатисты согласились сложить оружие после того, как правительство обещало предоставить в их владение захваченные ими в Морелосе земли. Таким образом, Морелос был первой областью Мексики, добившейся проведения в жизнь аграрной реформы. В июне восстали Пабло Гонсалес и Хесус Гуахардо. Гуахардо был расстрелян, а Гонсалес вынужден отправиться в изгнание. Когда в ноябре 1920 г. Обрегон стал президентом, всякое сопротивление правительству было подавлено, и провинция была подчинена центральной власти.
——
(1) Вилья был убит летом 1923 г. По всеобщему мнению, убийство было организовано членами правительства, которые боялись, что Вилья снова появится на сцене и будет противодействовать избранию Кальеса президентом.
Из книги Генри Бэмфорд Паркс, История Мексики (History of Mexico, 1940). Перевод с английского Ш. А. Богиной. Предисловие Б. Т. Руденко. Москва: Издательство иностранной литературы, 1949