История Мексики. Период реконструкции, страница 2
Карденас
После избрания Карденаса произошла первая мирная революция в истории Мексики. Кальес обнаружил, что дал левому крылу не просто представителя, но и руководителя. Карденас оказался не только честным человеком, но также исключительно способным политическим деятелем. Еще до выборов он возбуждал подозрения «верховного вождя». Мексиканские кандидаты в президенты имели обыкновение платить дань уважения «действительному избирательному праву», предпринимая тур поездок по стране и произнося речи; но по тому, как Карденас вел свою кампанию, было видно, что он серьезно борется за избрание. Он проехал 16 тыс. миль и стал известен значительно большей части мексиканского народа, чем любой его предшественник. Вступив в должность, он немедленно показал, что намерен принимать всерьез революционные заявления, которые имели хождение в официальных кругах. Он стал закрывать незаконные игорные дома, большинство которых принадлежало богатым кальистам, и весьма энергично осуществлял аграрную программу. А когда весной 1935 г. поднялась волна стачек, он выразил им сочувствие.
Вначале Кальес пытался овладеть положением, применив свое старое оружие, — антиклерикализм. Гарридо Каннабаль был членом кабинета, и деятельность его «красных рубашек» распространялась на всю республику. Они стали нападать на католиков, намереваясь, повидимому, спровоцировать их на восстание, которое заставило бы Карденаса обратиться к услугам «верховного вождя». Когда эта тактика не дала ожидаемых результатов, Кальес, созвав в июне 1935 г. ряд сенаторов в Куэрнаваку, произнес речь, в которой порицал эпидемию стачек и напомнил о судьбе Ортиса Рубио. Карденас ответил на это решительным разрывом с «верховным вождем». Он распустил кабинет и с помощью Портеса Хиля, ставшего президентом ПНР, быстро образовал коалицию антикальистских элементов. В новом кабинете господствовало левое крыло, возглавляемое главным автором 27 и 123-й статей конституции, генералом Мухикой; но в нем имелся также сторонник крайней правой, генерал Сатурнино Седильо, который 20 лет правил в Сан-Луис-Потоси и постепенно из крестьянского вождя превратился в богатого феодала-землевладельца и защитника католической церкви. Намекнув, что он может ослабить антиклерикальные законы, Карденас обратил антиклерикализм «верховного вождя» против самого Кальеса(1). Положение Карденаса было настолько прочным, что сенаторы, побывавшие в Куэрнаваке, сразу поняли, куда дует ветер, и Кальес потерял почти всех своих сторонников. В течение ближайших месяцев пали губернаторы-кальисты. Когда «красно-рубашечники» встретили пулеметами табасканских студентов, явившихся из Мехико р столицу своего штата, чтобы демонстрировать против Гарридо Каннабаля, федеральное правительство вмешалось. Гарридо Каннабаль был изгнан, а «красные рубашки» распущены. По всей стране рабочие и крестьянские демонстрации добивались устранения других реакционных губернаторов. К концу года Карденас обладал столь же полной властью над Мексикой, как прежде Кальес.
Кальес, следивший за положением из ранчо в Синалоа, вернулся в декабре в столицу. Дом его охранялся, и какие бы политические планы он ни вынашивал, он находил нужным проводить время за игрой в гольф. Однако его присутствие в столице вызывало беспокойство. «Золотые рубашки» действовали, и по некоторым признакам было видно, что готовится переворот. В апреле 1936 г., когда бурные рабочие демонстрации требовали смерти Кальеса, Карденас устранил виновника волнения. Кальес и Моронес были отправлены на самолете в Техас. Кальес заявил американским журналистам, что он изгнан за то, что был врагом коммунизма и у него видели книгу Гитлера «Майн кампф». В Соединенных Штатах Кальес обращался за помощью к Уолл-стрит, к Американской федерации труда и даже к католической церкви; но его политическая карьера, по-видимому, совершенно окончена.
Укрепив свою власть над страной, Карденас отказался от блоков, заключенных им во время конфликта с Кальесом, и преобразовал правительство в соответствии с требованиями левого крыла. Осенью 1936 г. Портес Хиль был удален с поста председателя ПНР, а летом 1937 г. Сатурнино Седильо вышел из кабинета и вернулся в Сан-Луис-Потоси. После падения Кальеса Карденас фактически стал диктатором, но это была диктатура, небывалая в истории Мексики. Печать осталась свободной, и оппозиционным элементам была предоставлена значительная свобода критики. Карденас жил скромно, избегал общества богатых людей и не проявлял желания разбогатеть. Он проводил в столице мало времени и продолжал поездки по стране, посещая далекие деревни, не видавшие ранее ни одного президента, выслушивая крестьян, излагавших ему свои нужды. Он не выносил революционного фразерства, и большая часть его публичных выступлений была посвящена сугубо практическим мероприятиям в области реформ.
Наиболее энергичную поддержку оказало новому режиму рабочее движение. Весной 1936 г. была организована новая федерация профессиональных союзов, Конфедерация трудящихся Мексики, или КТМ, секретарем которой стал Ломбардо Толедано. В отличие от КРОМ, КТМ была организована на базе производственных профсоюзов. Она установила дружественные отношения с Джоном Л. Льюисом и конгрессом производственных профсоюзов США. Однако Карденас не хотел допускать, чтобы в руках Ломбардо Толедано была сосредоточена слишком большая власть, и воспротивился стремлению КТМ к установлению контроля над крестьянами. Рабочий класс, крестьянство и армия были тремя опорами режима Карденаса, и его политика заключалась в том, чтобы не давать этим трем силам возможности объединиться. Но хотя принцип «разделяй и властвуй» был традиционным в мексиканской политике, система организации являлась, в своем роде, единственной. Все предыдущие правительства были основаны на коалициях различных главарей, тогда как система Карденаса создавала непосредственный контакт между федеральным правительством и народом. Карденас старался объединить различные крестьянские союзы, большинство которых было орудиями местных лидеров, в организацию национального масштаба и надеялся подорвать независимую власть генералов, увеличив жалованье и подняв дух рядовых солдат. В то же время, чтобы создать противовес армии, он распределял среди крестьян оружие и организовал из них милицию. Власть профессиональных политиков над ПНР была ослаблена посредством приема в партию делегатов профсоюзов и крестьян, а в начале 1938 г. была проведена полная реорганизация ПНР. Принудительная уплата чиновниками взносов была отменена, и партия должна была отныне представлять рабочих, крестьян и армию. Она стала называться партией мексиканской революции.
При Карденасе программа революции проводилась с небывалой быстротой. К концу 1937 г. Карденас распределил среди крестьян 25 млн. акров земли — на 6 млн. акров больше, чем все предыдущие правительства. Он заявлял, что через несколько лет осуществит аграрную реформу в том виде, в каком она предусмотрена существующими законами.
Завершение реформы отнюдь не означает разрушения асиенды: по крайней мере одна треть земель по-прежнему будет принадлежать частным лицам, и положение миллиона сельскохозяйственных рабочих останется неразрешенной проблемой(2). Борьба между асиендой и эхидо будет поэтому продолжаться, и окончательная судьба Мексики зависит, вероятно, от экономического успеха новой системы. Ранее большинство политических деятелей считало эхидо только средством утолить земельный голод воинствующего крестьянства. Предполагалось, что в нормальных условиях эхидо прокормит обрабатывающих его крестьян, но не сделается существенным элементом экономики страны. Однако при Карденасе аграрная реформа предусматривала не только распределение участков земли, на которых крестьяне могли бы выращивать кукурузу, но также организацию кооперативных хозяйств для производства на рынок. Первый опыт организации этого нового вида эхидо был произведен в хлопководческом районе Лагуна, в провинциях Коагуила и Дуранго. Это район площадью в 8 млн. акров, где аллювиальные отложения рек Насас и Агуанаваль создали необычайно плодородную почву. В октябре 1936 г., после стачки рабочих хлопковых плантаций, в районе Лагуна, на площади в 600 тыс. акров, были организованы под личным наблюдением Карденаса кооперативные хозяйства, в которые вошло 30 тыс. крестьянских семей. В район было отправлено огромное количество семян и оборудование. Правительство стало проводить обширные ирригационные работы, были организованы школы и потребительские кооперативы, а новый Национальный банк кредита для эхидо предоставил кооперативам ссуды на сумму до 30 млн. песо. Летом 1937 г. лагунский опыт был начат, и, по-видимому, успешно. Аналогичные проекты осуществлялись на пеньковых плантациях Юкатана, в долинах рек Яки и Мехикали в Соноре и в других местах. Новая система таила в себе очевидную опасность. Возникали сомнения, имеют ли крестьяне достаточную сельскохозяйственную квалификацию. Не была исключена возможность, что организаторы предприятия и должностные лица Банка кредита для эхидо установят свой контроль над предприятием и обратят крестьян в новое рабство. По мнению Луиса Кабреры, выразителя идеалов 1910 г., все эти эксперименты должны были окончиться восстановлением энкомиендарной системы колониального периода. В начале 1938 г., вследствие засухи летом 1937 г., лагунский опыт, казалось, был в опасности, и крестьянские лидеры энергично критиковали банк за отказ давать новые ссуды. Однако опыт всей мексиканской истории свидетельствовал, что асиенда и эхидо не могут вечно существовать бок-о-бок. Если будет уничтожена асиенда, то ее может заменить только кооперативное сельское хозяйство (3).
Была возобновлена война с иностранным капиталом. Теперь она могла вестись более энергично благодаря исключительно дружественному отношению правительства Рузвельта к Мексике. Иностранные предприниматели оказались между двух огней. С одной стороны — боевой рабочий класс, требования которого о повышении заработной платы получают официальную поддержку, с другой — правительство, неуклонно усиливающее свой контроль над экономикой. Карденас не собирался изгонять иностранцев.
Считая, что Мексика нуждается еще в иностранном капитале и иностранных специалистах, он призывал к продолжению иностранных капиталовложений. Его целью было заставить иностранных капиталистов платить мексиканским рабочим максимально высокую заработную плату. Он не контролировал непосредственно туземный капитализм, насажденный кальистами. Окончательные намерения правительства оставались неясными. Некоторые из советников Карденаса были открытыми сторонниками коллективизма, но сам он утверждал, что не намерен уничтожать частную предпринимательскую деятельность. Однако рабочие, бастовавшие против туземного капитала, получали поддержку правительства. В начале 1936 г. забастовка на стекольном заводе в Монтерее, центре мексиканской тяжелой промышленности, а также штаб-квартире «золотых рубашек» и богатых кальистов типа Арона Саэнса, сопровождалась уличной демонстрацией тысяч собственников, которые несли плакаты с лозунгами, направленными против коммунизма. Карденас посетил Монтерей и заявил, что не намеревается коллективизировать частную промышленность, но добавил, что, если промышленники откажутся платить достаточную заработную плату, правительство охотно завладеет их предприятиями.
Однако фактически программа Карденаса вела к быстрому расширению государственной собственности. Забастовки происходили часто, а в случае забастовок излюбленной политикой правительства было производить расследование состояния финансов в соответствующей отрасли промышленности. В результате расследования мексиканские чиновники определяли размеры заработной платы, которую может выплачивать рабочим данная отрасль.
Тенденцией этой политики было сделать Мексику непривлекательной для иностранного капитала и таким образом, путем измора, вернуть стране ее предприятия и природные богатства. Позиции, оставленные иностранцами, занимались уже не туземным капитализмом, а государством. В 1936 г., после забастовки в электроэнергетической промышленности, английская фирма «Мексикен лайт энд пауэр компани». согласилась повысить заработную плату. Однако железные дороги, которые до тех пор работали на иностранных займодержателей, были в 1937 г. национализированы, а в марте 1938 г. были экспроприированы иностранные нефтяные компании, как английские, так и американские. Летом 1937 г. быстрое вздорожание предметов первой необходимости в районах добычи нефти вызвало стачку. Тогда правительство произвело расследование в нефтяной промышленности и пришло к выводу, что общая прибыль нефтяных компаний составляет в среднем 60 млн. песо в год, т. е. около 17% на вложенный капитал, и что компании продают в Мексике нефть по более высоким ценам, чем за границей. Арбитражное бюро предложило компаниям выплатить прибавки к заработной плате на сумму в 26 млн. песо и дать рабочим определенные права участия в управлении промыслами. Нефтяные компании опровергали результаты правительственного отчета и заявили, что в действительности их прибыли составляют только 23 млн. песо. Они предложили повысить заработную плату на 22 млн. песо, но утверждали, что выплата прибавок, предписанная арбитражным бюро, обойдется им в 41 млн. песо, что это невозможно и что они скорее покинут Мексику, чем подчинятся требованию бюро. Компании апеллировали к мексиканскому верховному суду, оспаривая решение арбитражного бюро, но суд поддержал бюро. А когда нефтяные компании все же отказались заплатить прибавку, несмотря на гарантию правительства, что она обойдется им не более чем в 26 млн. песо, их имущество было конфисковано правительством(4). Компаниям было обещано уплатить возмещение, а нефтяные промыслы должны были отныне принадлежать правительству и управляться рабочими. Эта мера, самая смелая, какую только принимало какое-либо мексиканское правительство со времени революции, была встречена в Мексике с энтузиазмом. Нефтяных магнатов всегда ненавидели больше, чем каких-либо других иностранных капиталистов, потому что они эксплуатировали незаменимые естественные богатства страны, никогда не подчинялись правительственному регулированию и призывали Соединенные Штаты к интервенции. Критики режима Карденаса спрашивали, каким образом Мексика сумеет уплатить обещанную компенсацию, будут ли нефтяные промыслы работать достаточно производительно и кому будет Мексика продавать свою нефть, учитывая враждебное отношение к ней за границей.
Политика Карденаса, осуществлявшего революционную программу на всех фронтах, была чревата серьезными опасностями. В 1938 г. финансовое положение правительства было весьма неопределенным. Карденас пришел к власти в период роста благосостояния в стране. С 1931 по 1936 г. мексиканская внешняя торговля выросла более чем вдвое, и в 1936 г. доход федерального правительства впервые превысил 400 млн. песо. В 1938 г. правительство уже не выпускало ценных бумаг для возмещения экспроприированным землевладельцам и не платило процентов по прежним долгам. Оно все еще заявляло, что намерено в конце концов уплатить возмещение, но представлялось вероятным, что большая часть аграрного долга будет, в конечном счете, аннулирована. Тем не менее, правительственная программа предусматривала весьма значительные расходы. Строилось по 2 тыс. сельских школ в год. Проекты хозяйственного планирования в отдельных районах, вроде лагунского эксперимента, требовали крупных капиталовложений. Кроме того, правительство было теперь обязано платить компенсации бывшим владельцам железнодорожных акций, нефтяным компаниям, а также компенсации за все оборудование и здания, отнятые у землевладельцев. До 1938 г. благосостояние Мексики частично зависело от проводившейся правительством Соединенных Штатов политики закупок серебра. Но в марте этого года Вашингтон объявил, что закупки серебра в Мексике будут прекращены. Это была, очевидно, репрессия в ответ на конфискацию нефтяных промыслов, и свидетельствовала сна о том, что Карденас не может больше рассчитывать на поддержку правительства Рузвельта. Мексике грозил серьезный экономический кризис. Устойчивость режима Карденаса зависела, вероятно, от быстрого успеха кооперации в сельском хозяйстве и новых экспериментов в области установления государственной собственности на предприятия.
Тем временем враги режима надеялись на его крушение. В период правления Карденаса в Мексике существовала яростная оппозиция ему среди землевладельцев и промышленников, продолжалась агитация против евреев и коммунистов, наемные бандиты то и дело убивали рабочих и крестьянских лидеров и периодически возникали слухи о готовящемся фашистском перевороте, причем наиболее подходящей фигурой для того, чтобы возглавить этот мятеж, казался Сатурнино Седильо, единственный военный, сохранивший еще частную армию. Международное положение отразилось и на Мексике. В то время как мексиканское правительство, единственное из всех американских правительств, оказывало помощь испанским республиканцам, мексиканские реакционеры мечтали о победе генерала Франко, надеясь, что она укрепит их собственное положение. Если бы в Мексике была предпринята попытка переворота, то она, весьма вероятно, получила бы тайную поддержку фашистских держав Европы, ибо правительство Карденаса, единственное прогрессивное правительство к югу от реки Рио-Гранде, было главным препятствием для осуществления их надежды на установление фашистского господства в Латинской Америке(5).
——
(1) В 1938 г. большая часть антиклерикальных законов была еще в силе, но применялись они гораздо снисходительнее.
(2) По аграрному кодексу 1934 г. сельскохозяйственным рабочим было разрешено становиться членами соседних эхидо; но вряд ли этой уступкой могло воспользоваться значительное число рабочих.
(3) Организация крестьянских кооперативных хозяйств при капитализме не может, конечно, разрешить аграрную проблему. Организация подобных кооперативных предприятий способствует только ускорению развития капитализма, тому, что капиталистическое государство и отдельные капиталисты (например, как указывает сам Паркс, «организаторы предприятия и должностные лица Банка кредита для эхидо») устанавливают над ними контроль и получают возможность эксплуатировать крестьян более удобными способами или же тому, что эксплуататорские элементы вырастают из среды самих крестьян и превращают кооперативные предприятия в орудие для лучшего извлечения прибылей.
(4) В день, когда был подписан декрет об экспроприации нефтяные компании согласились выплатить прибавку к заработной плате, но по-прежнему отказывались выполнить остальные требования арбитражного бюро.
(5) Давно ожидавшееся восстание генерала Седильо началось 21 мая 1938 г., когда эта книга печаталась. Мятеж начался без достаточной подготовки в ответ на требование Карденаса, чтобы Седильо покинул Сан-Луис-Потоси и отказался от своей частной армии. За 2—3 недели мятеж был без труда подавлен. Седильо пользовался, очевидно, поддержкой из Германии; кроме того, по утверждению мексиканского правительства, ему помогали нефтяные фирмы.
Заключение
Даже в 1938 г. людям, презрительно относившимся к мексиканской революции, легко было издеваться над ее конкретными результатами. За тот же период многие другие страны осуществили более значительные реформы при меньшей огласке. В 1938 г. Мексика была еще отсталой страной, сохранившей кастовый строй. В то время как политические деятели и промышленники Федерального округа наслаждались европейской роскошью, средняя рабочая семья по-прежнему жила в лачуге из одной комнаты и зарабатывала недостаточно не только для редких развлечений, но даже для удовлетворения своих основных нужд. Шестилетний план предусматривал минимум заработной платы, обещанный в статье 123 конституции, и этот минимум сводился к 1,5 песо в день. Но если рабочие в наиболее развитых отраслях промышленности зарабатывали вдвое или втрое больше этой суммы, то имелись районы, где не был достигнут даже этот минимум. Более половины сельского населения по-прежнему работало на асиендах и питалось главным образом лепешками тортильяс и перцем. Даже в Федеральном округе, на окраинах Мехико, имелись индейские деревни, обитатели которых жили в хижинах из необтесанного камня, таких низких, что в них нельзя было стать во весь рост, и спали на голой земле. Индейские племена в горах Герреро и лесах Чиапаса недалеко ушли от каменного века. Употреблялось еще 54 различных индейских языка. Свыше миллиона человек не говорило по-испански, еще миллион человек объяснялись преимущественно по-индейски. Более половины населения оставалось совершенно неграмотным.
И все же сводить революцию к статистическим данным значило бы недооценить ее подлинное значение. Она произвела глубокую перемену в национальном сознании. Вновь ожила индейская культура, задавленная со времени испанского завоевания. Война за независимость не достигла своих главных целей, а Реформа боролась с туземной тиранией при помощи иностранной идеологии; но революция дала Мексике национальную цель. Задачей, разрешением которой постепенно занялась послереволюционная Мексика, было сплавить индейский жизненный уклад с тем, что есть ценного в современной цивилизации, включить индейские качества в современное общество, не уничтожая их.
Иностранные наблюдатели нередко пытались свести мексиканскую систему к той или иной из господствующих идеологий послевоенного мира. Если иностранные промышленники часто видели в мексиканской диктатуре диктатуру пролетариата, то иностранные радикалы, даже при режиме Карденаса, были склонны находить в ней сходство с фашизмом. Однако в действительности мексиканская система является системой sui generis.
Революционный характер этой системы с большой творческой силой проявился в области искусства. Послереволюционная Мексика была ареной возрождения, являвшегося выражением идеалов народа, выходящего из эпохи феодализма. Во всем этом было нечто общее с великим европейским Возрождением. Вновь развился свойственный индейским народам талант к изобразительным искусствам, и Мексика стала давать лучшие архитектурные произведения и картины во всей Америке. Такие художники, как Ривера и Ороско, исповедовавшие учение Маркса, создали, например, в фресках, заказанных политическими деятелями для стен общественных зданий, гневные карикатуры на вероломных руководителей, обогатившихся благодаря революции. Но наряду с ненавистью, породившей эти суровые произведения, в художниках мексиканской революции жила вера в будущее Мексики, теплое и живое понимание индейских легенд, индейских фиест, красок индейской жизни; так, они дали картины, изображающие идеальный мир, где крестьяне будут пахать свою собственную землю, а мечты Морелоса и Сапаты станут действительностью. Тот же бунтующий энтузиазм вдохновлял другие искусства. В деятельности таких композиторов, как Карлос Чавес, традиционные индейские мелодии легли в основу национальной музыки. Темами романа эпохи революции служили подвиги Вильи и Сапаты, а также жизнь индейских крестьян, с которой мексиканские интеллигенты знакомились теперь впервые. Хотя этот роман нередко был лишен технического совершенства литературы эпохи Диаса, он отличался жизненностью, до которой далеко было прежним мексиканским писателям.
Брешь между креолом и индейцем в мексиканской культуре отнюдь не была заполнена. Течения, распространенные среди мексиканских интеллигентов и представленные Автономным университетом(1) и философией Антонио Касо и Хосе Васконселоса, остались испанскими, католическими и потенциально фашистскими; но революционное течение, хотя его теоретические выражения часто носили примитивный характер, было несравненно более творческим.
Революционные мечтатели надеялись, что мексиканское крестьянство перейдет от своего примитивного хозяйства к кооперации. Дать мексиканской деревне блага современной техники, не разрушая индейских навыков совместного труда, освободить индейцев от первобытных суеверий, сохранив в то же время то эстетическое чувство, которое нашло свое выражение в корридос, танцах и фиестах, — все эти возможности были постепенно осознаны в годы революции.
В этих рассуждениях было, вероятно, много утопического. Вся революционная программа зависела от роста производительности членов эхидос, для чего, в свою очередь, необходимо было пробуждение у них новых потребностей, новых интересов. Но когда жизненный уровень крестьян повысился, в их среду начали проникать американские обычаи, осуждаемые как реакционерами, так и революционерами. Американские кинофильмы и танцевальные мотивы стали появляться даже в далеких деревнях, куда можно добраться только на мулах. В 20-е годы многие мексиканские рабочие эмигрировали на поиски американской заработной платы. Они вернулись на родину в эпоху депрессии и послужили средством проникновения в Мексику американской культуры.
Нельзя предсказать, какими путями национальный характер и современный уклад жизни в конце концов приспособятся друг к другу. Мексика может не оправдать надежд некоторых ее поклонников. Но важно то, что 12 миллионов ее деревенских жителей приобретают новую веру в будущее, что ее индейские народы создают новые культурные ценности и их культура приобретает самостоятельный характер. Даже при Обрегоне и Кальесе аграрные реформы не были совершенно бесплодными. Существовали эхидос, нашедшие бескорыстных руководителей и не отравленные ядом политической коррупции. То там, то сям появлялись рассеянные по различным частям страны образцовые деревенские общины, ячейки нового общественного порядка, который когда-нибудь, быть может, распространится по всей Мексике. В этих ячейках крестьяне сумели организовать совместный труд: они изучают новые методы в сельском хозяйстве, покупают тракторы и сельскохозяйственные орудия, новые семена и скот, совершенствуют ирригацию и санитарию, строят бетонные дома с современными ванными, современные дороги, школьные и общественные здания. Подобно индейцам майя в юкатанской деревне Чан Ком, они уже не вспоминают легенды о рае, каким будто бы была Мексика до прихода испанцев. Теперь они смотрят вперед, мечтая о том времени, когда каждый крестьянин будет жить в каменном доме и иметь свой скот и фонограф, когда деревенский кооператив повезет на рынок свою кукурузу и овощи в коллективном грузовике, а иностранцы будут приезжать в деревню в автомобилях и восхищаться ее достижениями(2). Неуклонный рост подобных общин в течение 20-х и 30-х годов и постепенное распространение влияния этих новых надежд на крестьян, работавших на помещиков или угнетаемых политиканами, были гораздо более значительными явлениями, чем неистребимость коррупции и тирании среди революционных деятелей. Эти явления показывают, что индейская Мексика начинает, наконец, освобождаться от четырехвекового владычества белых и что индейские народы обладают достаточной жизненной силой, чтобы стряхнуть привычки, созданные у них угнетением и эксплуатацией, и создать свое будущее своими собственными руками(3).
——
(1) Университет был восстановлен Хусто Сьеррой в 1910 г. Самоуправление он получил в 1933 г.
(2) См. описания подобных деревень в книгах: Eyler Simpson. The Ejido, стр. 306—315 и Robert Redfield and Alfonso Villa. Chan Коm.
(3) Попытка изобразить социальный строй Мексики, как какой-то совершенно своеобразный (sui generis) строй, абсолютно ненаучна. Мексика — обычная полуколониальная страна, идущая в фарватере американского империализма. Лучшего будущего мексиканцы не смогут добиться путем постепенного прогресса, о котором мечтает Паркс. Чтобы избежать участи американской колонии, мексиканцы должны вступить на путь решительной борьбы с американским капиталом и реакционными правителями, неспособными отстоять честь и независимость своей родины.
Из книги Генри Бэмфорд Паркс, История Мексики (History of Mexico, 1940). Перевод с английского Ш. А. Богиной. Предисловие Б. Т. Руденко. Москва: Издательство иностранной литературы, 1949