История Мексиканской революции. Истоки и победа. 1810–1917, страница 6

Написать комментарий

Революция продолжается

Осенью 1915 года силы Каррансы контролировали большую часть территории Мексики, однако в разных местах страны продолжались вооруженные столкновения. Тем не менее Карранса уже приступил к консолидации своей власти. Он все больше и больше обращал пристальное и недружественное внимание на архитектора своей победы Альваро Обрегона. Именно он, а не Вилья, теперь становился основной угрозой политическому всевластию «верховного главнокомандующего».

Разногласия между Каррансой и Обрегоном носили не только конъюнктурный, но и более глубокий политический характер. Обрегон прекрасно понимал, что, несмотря на пропаганду военного времени, не Вилья, а Карранса на самом деле является реакционером. Как только военное счастье улыбнулось его сторонникам, «верховный главнокомандующий» немедленно прекратил даже робкие попытки осуществления аграрной реформы в соответствии с собственным декретом от 6 января 1915 года. Губернаторы на местах получили приказ возвратить крупным помещикам и предпринимателям конфискованное у них имущество. Признание со стороны США сопровождалось обещанием Каррансы компенсировать весь ущерб от революции и войны, нанесенный американским гражданам.

Правительство Каррансы состояло из людей, прямо или косвенно защищавших интересы ведущих американских компаний. Например, директор национальных железных дорог Альберто Пани был на хорошем счету у «Стандард Ойл». Игнасио Бонильяс, министр коммуникаций (в ведении этого министерства и находились железные дороги) был доверенным лицом «Са зерн Пасифик». Именно такие люди, люди своего круга, и требовались теперь Каррансе для управления страной. А от вчерашних союзников вроде «красных батальонов» следовало избавиться. Но за всеми радикальными течениями в рабочем и крестьянском движении стоял Обрегон. Поэтому Карранса решил дать понять генералу, что политикой тому заниматься не следует.

В первую очередь Карранса решил поставить на место политическую партию Обрегона – Революционную конфедерацию. Пока Обрегон приходил в себя после тяжелого ранения в битве при Леоне в июне 1915 года, Карранса спровоцировал правительственный кризис. Он приказал самому доверенному из своих советников Феликсу Палавичини, придерживавшемуся, как и Карранса, консервативных взглядов, взять под контроль все «газеты революции», прежде всего рупор Революционной конфедерации «Эль Пуэбло» («Народ»). До сих пор «Эль Пуэбло» курировал один из главных «конфедератов», министр внутренних дел в кабинете Каррансы Рафаэль Субаран. Планировалось взять под уздцы и «Вангуардию» Доктора Атля. Субаран отказался «сдать» газету, и его «ушли» в отставку. Когда Палавичини прибыл в редакцию «Эль Пуэбло», его помощников арестовали по приказу близкого к Субарану министра юстиции. Однако Карранса решительно встал на сторону своего советника, и вслед за Субараном подали в отставку еще трое министров, сторонников Обрегона и Революционной конфедерации.

Таким образом, Обрегон сразу лишился всех своих сторонников в кабинете. Он направил Каррансе телеграмму с выражением беспокойства, но Карранса ответил лишь, что в кризисе виноват Палавичини и что новое правительство не означает смены политического курса.

Сам Обрегон не был классическим военным мятежником типа Ороско. Наоборот, он всячески стремился консолидировать мексиканскую государственность. В этом его желания совпадали с Каррансой. Последний вообще считал, и не без оснований, что стабильной государственной системы в Мексике пока так и не сложилось. Сначала три века колониального рабства, потом столетие гражданских войн и диктатуры. Теперь революция и разрушительная гражданская война (по разным оценкам, только в столкновениях между самими революционерами в 1914-1915 гг и только на поле боя погибли около 100-150 тысяч человек). Во многом причиной этого был милитаризм, под которым и Обрегон, и Карранса понимали вмешательство разного рода военных вождей от Санта-Анны до Порфирио Диаса в нормальный политический процесс.

Не случайно Обрегон предложил Каррансе принять закон о запрете действующим военачальникам занимать любые государственные должности. Военный должен был уволиться из армии по крайней мере за шесть месяцев до того, тем как баллотироваться на любую выборную должность. Но если Обрегон думал, выдвигая это предложение, о послевоенном будущем страны, то Карранса решил немедленно реализовать эту идею на практике, правда, в удобной для себя форме. Он счел нужным разделить в каждом штате функции военного и гражданского губернатора. Тем самым резко ослаблялось влияние на местах самого Обрегона, так как все военные подчинялись именно ему. Напрасно Обрегон возражал, что многие штаты еще являются ареной боевых действий. «Верховный главнокомандующий» не имел привычки менять уже принятые решения.

Еще одной причиной разлада между Каррансой и Обрегоном были связи Каррансы с представителями старой элиты. В мексиканском обществе Каррансу справедливо считали осколком времен «порфириата». Такую точку зрения подтверждала и очень консервативная политика Каррансы по социальным проблемам. С мая по декабрь 1915 года Обрегон направил Каррансе несколько меморандумов, в которых выступал против привлечения в лагерь конституционалистов бывших членов Конгресса времен Уэрты и офицеров федеральной армии. Карранса либо вовсе игнорировал эти меморандумы, либо отрицал все, что вменяли ему в вину. В немалой степени реакцией «верховного главнокомандующего» на беспокойство Обрегона было удаление сторонников последнего из правительства в июне 1915 года.

Укрепив власть, Карранса стал давить и своих, как он считал, непрошеных союзников – организованное рабочее движение. Командирам на местах приказывалось пресекать забастовки, особенно на железных дорогах, где были наиболее боевые профсоюзы. Рабочим лидерам угрожали судом либо за их симпатии к «вильизму», либо за саботаж транспорта в военное время. Одновременно некоторые губернаторы повышали указами зарплату рабочим, чтобы удерживать их от антиправительственных выступлений. Но если учесть, что летом 1915 года за один бумажный песо давали 7 американских центов, то и повышение зарплаты не везде даже восстанавливало дореволюционный уровень жизни. При этом правительство Каррансы в июле 1915 года объявило, что большинство находящихся в обращении купюр поддельные, и выпустило новых денег на 250 миллионов песо.

В марте 1915 года Карранса, как и Уэрта до него, попытался обложить налогом иностранные (читай – американские) горнодобывающие компании. Но это вызывало немедленный протест госдепартамента США. Карранса, однако, не сдавался: 15 августа, после побед Обрегона над Вильей, он запретил иностранцам в Мексике использовать дипломатические каналы для защиты своих прав. Отныне иностранцы должны были обращаться только в мексиканские суды.

Сначала каррансисты финансово поддерживали учреждение филиалов подконтрольного им столичного «Дома рабочих мира», и таковые действительно возникли примерно в 30 городах. Однако сам «Дом» контролировал отнюдь не все профсоюзы. Пабло Гонсалес еще в мае 1915 года столкнулся в Мехико с забастовкой электриков, в свое время поддержавших Конвент. В августе электрики выиграли новую забастовку, причем на этот раз их поддержали товарищи из других городов. 16 ноября 1915 года началась забастовка на железных дорогах. Карранса ответил на нее тем, что перевел всех рабочих на положение военнослужащих. Отныне забастовка каралась смертью. Однако в том же ноябре бастовали уже и текстильщики, и горняки, и пекари, и типографские работники.

Рабочие требовали в основном увеличения заработной платы, которая не могла угнаться за высокой инфляцией. За время гражданской войны цены на главные продукты питания выросли в среднем на 75–100 %, а зарплата – на 100–150 %. 22 марта 1915 года Карранса декретировал повышение поденной зарплаты на 35 %, но это положения не исправило.

Особенно опасным для Каррансы было то обстоятельство, что организованное рабочее движение по-прежнему верило Обрегону, но уже не верило самому «верховному главнокомандующему». 2 января 1916 года «Дом рабочих мира» и профсоюз электриков образовали первый профсоюз межотраслевого характера – Федерацию рабочих синдикатов столичного федерального округа. Эта организация провозглашала уже цели политического характера, в том числе классовую борьбу и социализацию средств производства. Карранса ответил тем, что лишил рабочих их вооруженного крыла – 13 января 1916 года были распущены «красные батальоны». Через 5 дней «верховный главнокомандующий» пригрозил, что не потерпит в стране «пролетарской тирании», а 5 февраля было прекращено субсидирование «Дома». Теперь рабочие на собственном примере смогли убедиться, что Конвент отнюдь не был таким уж реакционным в сравнении с Каррансой.

Хотя внутренняя политика Каррансы после побед Обрегона над Вильей носила откровенно реставраторские черты, он по-прежнему пользовался определенной популярностью за враждебную США риторику. На самом деле с июня 1915 года между Каррансой и Вашингтоном шли закулисные переговоры, на которых представители «верховного главнокомандующего» держались очень вежливо и почтительно. Каррансе повезло, что именно в этом месяце сменился руководитель американской внешней политики. Вместо влиятельного бывшего лидера демократов Брайана госсекретарем, как упоминалось, стал прагматик Роберт Лансинг.

Лансинг стремился втянуть США в Первую мировую войну и видел все мексиканские проблемы только под этим углом зрения. США, по его мнению, должны были делать все, что не нравилось Германии. Если немцы хотели продолжения гражданской войны в Мексике, чтобы держать южную границу США в напряжении, то американцам, по логике Лансинга, нужно было любой ценой и быстро эту войну закончить. Именно поэтому Вашингтон решил поддержать самую сильную в военном отношении сторону внутримексиканского конфликта – Каррансу За признание Каррансы стоял и уже известный нам специальный представитель президента Вильсона в Мексике Джон Линд.

Еще в апреле 1915 года отношения между Вашингтоном и представителями Каррансы в США стали настолько доверительными, что на правку госсекретарю был передан манифест, с которым Карранса намеревался обратиться к мексиканскому народу после побед при Селайе. Президент Вильсон лично изучил проект и внес в него поправки. 9 июня 1915 года манифест был опубликован. В нем Карранса, явно преувеличивая факты, утверждал, что контролирует семь восьмых мексиканской территории, 20 из 27 штатов, в которых живут 13 из 15 миллионов мексиканцев.

Данные этого манифеста помогли Вильсону принять в октябре 1915 года уже упоминавшееся решение о признании правительства Каррансы дефакто. Однако Карранса тянул с удовлетворением основного американского требования – возмещения ущерба американцам, пострадавшим от боевых действий в ходе гражданской войны в Мексике. Карранса рассчитывал, что скоро закончится Первая мировая война и он опять сможет противопоставлять интересы европейцев претензиям своего северного соседа. Уже в ноябре 1915 года режим Каррансы признала Германия, а также все основные европейские страны обоих воюющих лагерей.

Понимая, что США пока больше заинтересованы в добрососедских отношениях с Мексикой, чем сами мексиканцы (не собиравшиеся вступать в Первую мировую войну), Карранса поставил в качестве условия возмещения ущерба иностранцам выделение Мексике Америкой кредита в 500 миллионов долларов. В ноябре – декабре 1915 года специальная правительственная комиссия проверила 24 мексиканских банка и закрыла 14 из них. На базе распущенных кредитных учреждений Карранса готовился учредить новый центральный банк, основным резервом которого и призван был стать американский кредит.

Чтобы США не очень привередничали на переговорах по кредиту, Карранса начал прижимать американские нефтяные компании в Мексике, которые упорно отказывались получать у его правительства новые лицензии на право добычи «черного золота». Он закрыл филиал «Стандард Ойл», но здесь, пожалуй, несколько не рассчитал свои силы. Госдепартамент выступил с протестом, обвинив конституционалистов в стремлении национализировать нефтяную индустрию. А американские компании продолжили добычу нефти, но стали платить «налог» местному полевому командиру Мануэлю Пелаесу, который укрепился настолько, что не давал правительственным войскам взять под контроль нефтяные месторождения. Одновременно некоторые американские нефтяные компании выделили деньги почти позабытому герою февральского переворота 1913 года Феликсу Диасу, чтобы он начал очередную «революцию» против Каррансы.

Хотя Карранса всячески демонстрировал внешнему миру свой контроль над страной, все наблюдатели понимали, что этот контроль никогда не будет стабильным, пока сражается «Северная дивизия». 16 сентября 1915 года Вилья узнал, что высланный им на разведку отряд нашел ключевой перевал через горы Сьерра-Мадре свободным. Это было большой удачей, так как даже небольшой отряд мог прикрыть перевал от многочисленной армии. Вилья немедленно отдал приказ собираться в поход на Сонору Впервые и так уже уставшим и деморализованным ветеранам «Северной дивизии» приходилось идти в поход не на поездах с полным запасом продовольствия, а верхом, через труднопроходимую местность, лишенную населенных пунктов и питьевой воды. Запрещалось брать с собой и незаменимых женщин-квартирьеров. Тем больше поражает все еще сохранявшаяся вера людей в своего командира. В трудных условиях армия Вильи перевалила через горы и вошла в Сонору почти без потерь.

Одного человека Вилья все же потерял, и этот один в его глазах стоил тысяч. Родольфо Фьерро, в отличие от Урбины, не бросил своего командира в трудную минуту и выступил на соединение с основными силами Вильи из Сьюдад-Хуареса. где был командиром гарнизона. На пути марша лежало озеро, и Фьерро решил не тратить время на обход. Его отговаривали, но он лишь назвал своих спутников трусами и направил своего коня вброд. Лошадь попала в болото и сбросила Фьерро в трясину. Генерал, прозванный «мясником», погиб страшной и грязной смертью.

Перейдя Сьерра-Мадре, Вилья со своим войском остановился на отдых примерно в 18 милях от города Агуа-Приета, где держался каррансистский гарнизон Кальеса. На асиенде, принадлежавшей американцу Джону Слотеру, армия подкрепилась мясом и впервые вдоволь напилась чистой воды. Слотер испытывал к Вилье давнюю симпатию и кормил его бойцов добровольно. От него Вилья узнал о признании США Каррансы. Однако он все еще надеялся, что американцы изменят свое решение после того, как он разобьет Кальеса, и вновь ощутившая вкус победы «Северная дивизия», сметая все на своем пути, неудержимо покатится на юг, к Мехико.

Шли дни, а Майторена с обещанной многотысячной армией не появлялся. Затем Вилья узнал, что он бежал в США. Эта новость поначалу не очень его расстроила. Ведь у Кальеса было, по данным Вильи, всего три тысячи солдат, а у него самого, включая подошедшие отряды индейцев яки, – около 15 тысяч. Конечно, каррансисты перебросили морем в Сонору армию Дьегеса, которая взяла столицу штата Эрмосильо. Но Вилья уже неоднократно бил Дьегеса и стычки с ним не боялся.

Однако Вилья так и не узнал перед сражением за Агуа-Приету самого главного. Обрегон попросил американцев о разрешении перебросить железной дорогой через территорию США подкрепление Кальесу Пока «Северная дивизия» совершала изматывающий марш через Сьерра-Мадре, около 3500 каррансистов с комфортом проехали через Техас и Нью-Мексико и влились в группировку Кальеса.

В истории США переброска столь значительного количества иностранных войск по американской территории не имела прецедента. Прекрасно понимали американцы и то, что именно эти свежие войска решат исход будущего сражения. Американской армией в приграничной полосе командовал известный эксперт по Мексике Фанстон, уже дослужившийся до генерала. Всего год назад он руководил оккупационными силами США в Веракрусе. Теперь Фанстон стянул к аризонскому городу Дугласу, который располагался на границе прямо напротив Агуа-Приеты, три пехотных полка, полк артиллерии и кавалерийские части. Для американской армии того времени, численность которой не превышала 50 тысяч человек, это была внушительная группировка.

Войска Кальеса постоянно получали с американской стороны продовольствие и боеприпасы. По совету Обрегона Кальес опутал окопы вокруг Агуа-Приеты колючей проволокой, а некоторые участки велел заминировать. Пулеметы и артиллерия каррансистов были готовы к еще одной бойне и ждали лобовых атак вильистов. Возможно, если бы Вилья узнал о прибытии к Кальесу пополнения, он отменил бы штурм. Но при соотношении сил пять к одному в его пользу Вилья не сомневался в быстром успехе.

30 октября 1915 года отряд разведчиков Кальеса обнаружил «Северную дивизию» в районе ранчо Слотера. После этого командующий каррансистами (в будущем он, как и Обрегон, станет президентом Мексики) решил спровоцировать Вилью на лобовую атаку. Кальес подтянул несколько тяжелых орудий поближе к лагерю Вильи и открыл огонь. Вильисты, перетащившие артиллерию через Сьерра-Мадре, ответили огнем на огонь. Кальес приказал своим артиллеристам отступать, и за ними тотчас же бросились «дорадос», чтобы на плечах противника ворваться в Агуа-Приету. На подступах к городу вильисты попали в песчаную бурю и из-за плохой видимости открыли стрельбу по своим. Однако это все же не помешало им броситься в атаку на укрепленные позиции Кальеса с криками «Вива Мехико!» и «Вива Вилья!».

Увы, результат этой фронтальной атаки ничем не отличался от таких же атак при Селайе или Леоне. Нападавшие откатились назад с чудовищными потерями. Однако Вилья в необъяснимом упорстве еще три раза бросал своих людей на колючую проволоку. Безуспешно. Возможно, на этот раз тактика Вильи имела под собой основания: он ведь думал, что силы Кальеса немногочисленны и истощены боями. Находясь в неведении относительно роли США, Вилья строго приказал своим войскам вести бой так, чтобы на американскую территорию не залетали снаряды или пули.

А на той стороне границы, несмотря на предостережения Фанстона, сотни жителей Дугласа в бинокли наблюдали за происходившим в Мексике боем. Зеваки забирались на железнодорожные вагоны, чтобы лучше обозревать панораму сражения. Это был настоящий вестерн, только с реальными страданиями и кровью.

Не добившись успеха, Вилья решил прибегнуть к своей самой неотразимой тактике: ночной атаке. Для этого как нельзя лучше подходили отряды индейцев яки. В ночь на 3 ноября 1915 года они ползком двинулись через проволочные заграждения. Неожиданно в лицо им ударили три мощных прожектора. Ослепленные индейцы десятками умирали под плотным пулеметным огнем.

«Северной дивизии», понесшей большие потери, пришлось отойти от Агуа-Приеты, и она расположилась на отдых в небольшом приграничном городе Нако. Положение бойцов Вильи было ужасным. Раненые страдали от недостатка медикаментов, особенно морфина. Прослышав об этом, владелец уже известной нам по событиям 1906 года горнорудной компании из Кананеа Джордж Кингдон прислал Вилье двух врачей-американцев. От них и узнал Вилья страшную для себя правду: именно благодаря американцам Кальес получил подкрепление, решившее исход битвы. Вилья был потрясен. Ведь он на протяжении всей гражданской войны оберегал американскую собственность в Мексике. В ярости Вилья приказал расстрелять обоих врачей, но потом, когда американская компания из Кананеа согласилась уплатить ему «налог» в 25 тысяч долларов, все-таки отменил приказ.

Но теперь для Вильи дело было уже не в деньгах. Его отношение к американцам переменилось коренным образом. Через пограничный забор из колючей проволоки Вилья провел переговоры с Фанстоном и попросил передать американскому правительству предупреждение: больше он не оставит без реакции любую переброску войск Каррансы по территории США. К тому же Вилья прекрасно понимал, что и прожекторами Кальес обязан американцам. Ведь в Агуа-Приете просто не было электричества, и без подключения к американской сети Кальес не смог бы использовать столь удачное противоядие от ночных атак. Многие вильисты были вообще убеждены, что прожекторы находились на американской территории.

После поражения при Агуа-Приете политическая стратегия Вильи полностью изменилась. Отныне он стал самым бескомпромиссным борцом против своих недавних союзников-американцев. Однако нельзя видеть в столь радикальной смене курса лишь отражение справедливого возмущения Вильи вмешательством США в гражданскую войну. Как мы помним, в отличие от Каррансы, Вилья не осудил оккупацию войсками США Веракруса в апреле 1914 года. Нет, он, несмотря на отсутствие формального образования, все-таки был расчетливым политиком и предпочитал продумывать свои шаги на несколько ходов вперед. Другое дело, что не всегда его анализ политической и военной ситуации был правильным.

Заняв жесткий антиамериканский курс, Вилья рассчитывал спровоцировать военную интервенцию США в Мексику, которая либо вынудит Каррансу заключить с ним перемирие для совместной борьбы против агрессоров, либо побудит патриотично настроенных генералов-каррансистов свергнуть самого «верховного главнокомандующего».

9 ноября 1915 года Вилья из Нако обратился к нации с манифестом – самым объемным и детальным из всех своих воззваний.

Во-первых, Вилья решительно отвергал домыслы пропаганды Каррансы, что он является представителем реакции. Все эти обвинения были построены прежде всего на том, что Вилья принял в свои ряды много бывших офицеров федеральной армии. Он этого не отрицал, но утверждал в манифесте, что большинство этих офицеров были честными патриотами. Зато Карранса действительно окружил себя сторонниками свергнутых режимов Диаса и Уэрты. Он, Вилья, конфисковывал имущество олигархии, а Карранса начал обратный процесс. Карранса и раньше пытался выступить против Мадеро (под этим утверждением были определенные основания – «верховный главнокомандующий» не любил убитого президента). Еще раньше Карранса был сторонником Рейеса, но предал и его (это вполне соответствовало действительности).

Во-вторых, Вилья утверждал, что Карранса продал Мексику Соединенным Штатам. Иначе зачем было американцам признавать режим человека, который ранее относился к ним столь недружественно? Вилья приводил целый ряд условий тайной сделки, в результате которой Карранса якобы получил признание Вильсона. Карранса-де обещал амнистировать всех политических противников (на самом деле он отказал настаивавшим на амнистии американцам), предоставить США в аренду военно-морскую базу в бухте Магдалена, назначать ключевых министров кабинета по согласованию с Вашингтоном, провести денежную реформу под диктовку американцев (здесь тоже было зерно истины), удовлетворить все претензии на возмещение ущерба иностранцам (Карранса действительно обещал это), передать железные дороги под текущий контроль США и в обмен на кредит в 500 миллионов долларов предоставить Штатам право контроля над таможнями. Далее Вилья утверждал, что Пабло Гонсалес будет назначен временным президентом, чтобы потом передать власть Каррансе уже как президенту постоянному.

Все, что перечислил Вилья в своем манифесте, ему самому неоднократно предлагали в обмен на признание американские эмиссары, но он отказывался от столь кабальных условий. Поэтому Вилья и не сомневался, что раз Каррансу признали, то он на эти условия согласился. Действительно, некоторые из перечисленных Вильей пунктов были на повестке дня переговоров между Каррансой и американцами. Однако пока «верховный главнокомандующий» маневрировал, используя интерес американцев к европейским делам.

Заканчивал свой манифест Вилья торжественным обещанием вести самую бескомпромиссную борьбу против империализма янки и угрозой, что именно на США будет лежать ответственность за судьбы американских граждан в Мексике. Уже вскоре в США убедятся, что эти слова не были пустой бравадой. Когда Вилья помиловал двух американских врачей, его спросили, будет ли он теперь убивать американцев. «Хуже», – таинственно, но твердо ответил командир «Северной дивизии».

Между тем после поражения при Агуа-Приете Вилья все еще был не готов отказаться от своего плана продвижения на юг для соединения с Сапатой. К нему присоединились отряды индейцев яки, и Вилья решил двинуться на столицу Соноры Эрмосильо, которую занимал Дьегес. Однако к тому времени для личного руководства боевыми действиями в Сонору, тоже через территорию США, прибыл Обрегон. Поэтому Вилья счел за необходимость оставить для защиты своего тыла около 6 тысяч бойцов на подступах к Агуа-Приете. Двинувшись на Эрмосильо, Вилья решил проверить в действии свою новую антиамериканскую тактику. Он направил письмо Дьегесу и второму каррансистскому генералу в Эрмосильо Флоресу В письме не содержалось напрямую предложения о политическом союзе против США, но Вилья спрашивал своих противников, готовы ли они и дальше служить Каррансе, превратившему Мексику в американский протекторат. Он также спрашивал, допустят ли генералы Каррансы вступление американских войск на мексиканскую территорию. Пока лишь он, Вилья, как командующий вооруженными силами Конвента ведет освободительную борьбу против янки, но ждет, что к нему присоединятся все честные патриоты.

Однако для столь опытного политика, как Дьегес, все эти вопросы пока носили умозрительный характер, и он даже не ответил на письмо. 22 ноября Вилья начал свою последнюю битву в роли командующего крупным соединением регулярных войск. Он атаковал Эрмосильо, но его бойцы опять были отбиты с большими потерями плотным пулеметным огнем. После тридцатичасового сражения вильисты не просто отступили, а стали спасаться бегством в направлении Ногалеса. Фактически «Северная дивизия» прекратила свое существование. План грандиозного похода на юг рухнул.

С остатками своей армии (около двух тысяч человек) Вилья снова двинулся в Чиуауа через горы Сьерра-Мадре. На этот раз он уже не сдерживал своих эмоций по отношению к дезертирам и предателям. Всех своих бывших солдат и офицеров, которые перешли на сторону Каррансы, Вилья расстреливал сразу, как только они попадали ему в руки.

Впервые Вилья стал ненавидеть и простых мексиканцев, которые поддерживали его врагов. Чудовищный случай произошел при отступлении остатков «Северной дивизии» в небольшой сонорской деревне Сан-Педро-де-лас-Куэвас. Тамошние жители, устав от набегов бесконечных отрядов разных политических партий, а то и просто бандитов, сформировали отряд местной самообороны. Когда к деревне подъехали несколько всадников, бойцы этого отряда приняли их за обычных уголовников и открыли огонь на поражение. Когда они подошли к убитым, то с ужасом убедились, что расстреляли бойцов Вильи. Селяне немедленно выразили самое глубокое сожаление и извинились перед командиром вильистского отряда Макарио Бракамонте. Тот сам был родом из Соноры и пожалел своих земляков. Однако он хорошо знал, какие чувства после разгрома в Соноре обуревают Вилью, и настоятельно рекомендовал жителям деревни скрыться на время в горы. Те, на свою беду, не послушались – ведь Вилья никогда раньше не обижал простых людей.

Как только Вилья вступил в деревню, он приказал арестовать всех взрослых мужчин и приговорил их к расстрелу. Местный священник попытался спасти хотя бы некоторых. Вилья помиловал несколько человек, но велел священнику больше никогда не попадаться ему на глаза. Когда тот пришел ходатайствовать за земляков еще раз, Вилья собственноручно расстрелял его. Всего были казнены 69 мирных жителей. Семи из них чудом удалось спастись, притворившись мертвыми. Через день после трагедии Вилья раскаялся и зарыдал, но слезами уже нельзя было оживить погибших от его рук простых крестьян.

Несмотря на продолжавшееся дезертирство из «Северной дивизии», авторитет Вильи все же был еще достаточно высок, и 17 декабря 1915 года остатки его армии вошли в Сьюдад-Чиуауа. Но если раньше командира приходили встречать восторженные толпы, то теперь на вокзале собрались 10 человек, все – местные чиновники, назначенными самим же Вильей. К тому времени под его контролем оставались только два крупных города – столица штата и Сьюдад-Хуарес.

Вилья собрал всех гражданских служащих высокого ранга и полевых командиров своей армии, чтобы объяснить им свою дальнейшую стратегию. Несмотря на потери последнего года, под ружьем у Вильи в Чиуауа были еще около 15 тысяч бойцов, и он готовился защищать Чиуауа от наступавших войск Каррансы. Однако впервые его генералы высказали свое решительное несогласие. Некоторые утверждали, что никаких 15 тысяч бойцов уже не существует, хотя здесь был прав именно Вилья. Другие говорили, что их солдаты устали от войны и не будут сражаться. Пораженный такой реакцией ближайших соратников, Вилья обрушился на них с горькими упреками: «Я думал, что вы смелые люди, готовые умереть за свою страну. Больше я так уже не думаю. Теперь я знаю, что меня окружали предатели и трусы».

Но и губернатор Чиуауа Авила в беседе с Вильей тоже рекомендовал полную капитуляцию. Сам он намеревался переселиться в США. Авила – неизвестно, по своей или Вильи инициативе – отправил президенту США Вильсону письмо с просьбой предоставить командиру «Северной дивизии» гарантии политического убежища. Американцы ответили быстро: они примут Вилью, если его соратники, которые предпочтут остаться в Мексике, гарантируют безопасность жизни и собственности граждан США. Некоторые американские предприниматели уже готовились предложить Вилье выгодные контракты по участию в шоу-программах в стиле вестернов «Дикого Запада».

Но те, кто думал, что Вилья станет одним из тысяч мексиканских политических эмигрантов, сильно ошибались. За день до того, как Авила отправил запрос Вильсону, сам Вилья отправил письмо генералам Каррансы, наступавшим на Чиуауа. В нем он предлагал прекратить проливать мексиканскую кровь и объединиться в борьбе против янки. Конечно, слабым местом его предложения было отсутствие какой-либо войны с американцами на тот момент. Естественно, большинство мексиканцев в силу исторических причин ненавидели США, но население Мексики устало от бесконечных боевых действий и к новой войне было явно не готово. Вилья, конечно, не дождался от каррансистов никакого ответа.

Не получив согласия своих генералов на продолжение борьбы, Вилья стал готовиться к переходу на нелегальное положение. Тех из своих генералов, кто пытался скрыться за границу, он выслеживал и убивал как предателей. Многие, опасаясь расправы, сами бежали за рубеж. Пытаясь в последний раз зажечь своих соратников новым энтузиазмом, Вилья собрал 27 генералов «Северной дивизии» на асиенде Бустильо. Это место имело в истории мексиканской революции особое значение. Именно сюда в 1911 году отступил Мадеро после поражения от правительственных войск при Касас-Грандес. Именно из Бустильо он призвал к активизации борьбы против Порфрио Диаса. Возможно, на такую же реакцию рассчитывал и Вилья. Он опять ошибся. 23 из 27 генералов снова высказались за полное прекращение боевых действий.

Пока шло совещание в Бустильо, другие генералы Вильи втайне от него уже вели в Сьюдад-Хуаресе переговоры о капитуляции остатков «Северной дивизии». Каррансисты обещали всем солдатам и офицерам амнистию. Обрегон согласился выплатить им выходное пособие (в том числе 10 долларов золотом). Желающие зачислялись в вооруженные силы Каррансы, остальных отпускали по домам. Такие условия оказались привлекательными, и оружие сложили 40 генералов, 5046 офицеров и 11 128 солдат.

Фактически славная «Северная дивизия» прекратила свое существование. Вилья выступил перед жителями Сьюдад-Чиуауа и официально объявил, что он слагает с себя обязанности командующего вооруженными силами Конвента, но клянется продолжать борьбу против главного врага Мексики – американского империализма. После своего выступления Вилья с несколькими сотнями наиболее преданных бойцов ушел в горы на западе Чиуауа. Карранса считал, что в военном и политическом отношении Вилья перестал играть какую-либо роль в жизни Мексики. Он ошибался.

8 января 1916 года Вилья отправил письмо Сапате с изложением своей дальнейшей стратегии. «Северная дивизия» как регулярная армия временно прекратила свое существование. Он, Вилья, в этих условиях разбил свои силы на несколько мелких отрядов, каждый из которых должен был укрепиться в отведенном ему районе штатов Чиуауа, Сонора и Дуранго. Не позднее, чем через шесть месяцев, народ Мексики осознает, что Карранса является всего лишь марионеткой в руках США, и тогда Вилья снова поднимется на борьбу. Партизанские отряды составят кадры новой армии. В вооружении недостатка не будет, так как в разных местах севера Мексики оборудованы тайные склады. Вилья предлагал Сапате собрать его Освободительную армию Юга в единый кулак и двинуться на север, чтобы вместе участвовать в борьбе против США.

На первый взгляд, мысли Вильи, изложенные в этом письме, кажутся излишне оптимистичными. Откуда странный срок в шесть месяцев? На самом деле Вилья отнюдь не собирался сидеть сложа руки и ждать, пока Карранса поссорится с американцами. Он хотел спровоцировать между Мексикой и США войну, которая сметет Каррансу и объединит по-настоящему революционные силы. Ведь, в общем, у Вильи не было абсолютно никаких политических разногласий с Обрегоном и большинством генералов Каррансы. Будучи хорошим политическим тактиком, Вилья уже видел назревающий в лагере конституционалистов раскол. Большинство генералов и офицеров требовали реформ, прежде всего аграрной. Карранса же, несмотря на внешне радикальный декрет января 1915 года, за прошедшие после его издания 12 месяцев не распределил среди крестьян ни одного гектара земли. Наоборот, конфискованные революционерами в ходе гражданской войны латифундии возвращались их владельцам. Вилья предполагал, что максимум за полгода основной массе населения станет ясно: никаких реформ Карранса по доброй воле осуществлять не намерен. Только сильная оппозиция (а возглавить ее мог быть лишь Вилья) способна заставить «верховного главнокомандующего» опять взять радикальный курс. Однако в одиночку Вилья тогда уже не сумел бы свалить Каррансу. Для этого был необходим союз с Обрегоном. А этот союз, по замыслу Вильи, мог сложиться только на почве совместной борьбы с внешним врагом – США.

Уже первые шаги Каррансы в Чиуауа полностью оправдали прогнозы Вильи. Пока бывший главнокомандующий вооруженными силами Конвента отсиживался в горах вместе с наиболее преданными сторонниками, новые хозяева Чиуауа вели себя там, как на оккупированной территории. Карранса едва нашел подходящую кандидатуру на пост губернатора. Большая часть образованной политической элиты Чиуауа поддерживала либо Вилью, либо ороскистов. Ни тем ни другим Карранса не доверял. Даже Мануэль Чао, которого Карранса в начале 1914 года сделал губернатором в пику Вилье, оказался человеком порядочным и сохранял по отношению к последнему лояльность.

Новым губернатором штата стал его уроженец Игнасио Энрикес. Каррансу он устраивал прежде всего «хорошим» происхождением. Отец Энрикеса был при Диасе «хефе политико» Сьюдад-Хуареса. Сам Игнасио получил образование в США и в революции Мадеро в 1911 году не участвовал. После переворота Уэрты он примкнул к конституционалистам, однако почему-то не остался в Чиуауа, а отправился в Сонору и стал офицером армии Обрегона. Когда в 1914 году Карранса перенес свою ставку в Чиуауа, Энрикес отвечал за личную безопасность «верховного главнокомандующего». Затем он возглавил «красные батальоны» и позже сообщал Каррансе, что на этом посту научился контролировать рабочих.

Став губернатором, Энрикес почти буквально взялся выполнять прогнозы Вильи. Начался возврат собственности помещикам. Если во многих штатах губернаторы хотя бы для вида создавали аграрные комиссии для изучения претензий деревень и отдельных крестьян (даже Карранса создал такую комиссию на национальном уровне), то Энрикес подобного органа в Чиуауа не образовал.

Правительство штата не реагировало на нужды рабочих, пытаясь поставить профсоюзы под свой контроль. В результате боевых действий закрылось большинство предприятий, и в штате был очень высокий уровень безработицы. Эта проблема еще более обострилась после массовой демобилизации вильистов. Они не получили обещанные им за службу земельные участки, а иного источника дохода у них не было. На государственную службу бывших вильистов старались не принимать. Одни голодали, другие отправлялись на заработки в США. Были недовольны и те, кто перешел в каррансистскую армию. Им очень плохо и нерегулярно платили. Офицеры были в основном из других штатов и нуждами солдат не интересовались. Считая Чиуауа оккупированной территорией, многие каррансистские офицеры прибегали к незаконным реквизициям. Занимались они и спекуляцией продуктами, что особенно возмущало голодающее население. Мука и мясо изымались со складов и через знакомых посредников реализовывались в США. Офицеры армии Каррансы часто не платили в ресторанах, наевшись там до отвала.

Энрикес мог бы смягчить недовольство, если бы провел местные выборы. Но и этого он не сделал, так как популярность Вильи была еще очень высока. Новая власть опасалась, что голосование принесет кандидатам-вильистам полную победу, которой они не смогли добиться на поле брани.

Но пока недовольство новой властью не выплескивалось наружу, и Энрикес сообщал Каррансе, что полностью контролирует ситуацию. Он даже отказывался от присылки в Чиуауа дополнительных воинских контингентов, считая, что вполне достаточно двух тысяч солдат и офицеров. Правда, Энрикес вооружил многие деревни, создав там отряды «социальной защиты». Он почему-то полагал, что эти отряды самообороны станут надежной опорой правительства.

В первые месяцы 1916 года казалось, что уверенность Энрикеса в своих силах вполне обоснована. О Вилье не было ни слуху ни духу. Все населенные пункты штата полностью контролировались правительственными силами.

Действительно, положение Вильи в начале 1916 года казалось незавидным. Вместо нескольких десятков тысяч солдат у него остались всего пара сотен бойцов. Однако эти люди были безусловно преданы своему командиру и готовы сражаться на смерть. Большинство полевых командиров, в отличие от прежних дней, составляли не местные революционные вожди со своими собственными силами, а выросшие из простых солдат или «дорадос» офицеры. Всем они были обязаны уже только Вилье.

Вилья же приступил к активным антиамериканским действиям с первых дней нового 1916 года, не дожидаясь истечения предсказанных им в письме Сапаты 6 месяцев. В этом отношении интересы опять ставшего партизанским командиром Вильи совпали с интересами правительства кайзера Вильгельма в далеком Берлине.

Германо-американские отношения обострялись день ото дня. Американ ские фабрики активно снабжали оружием и боеприпасами Англию, Францию и Россию. Поэтому немцы были вынуждены топить своими подлодками американские суда, формально нейтральные, однако перевозившие военные грузы. В свою очередь, для Вильсона эти действия немцев служили желанным предлогом для подготовки американского общественного мнения к вступлению в войну на стороне Антанты.

Между тем немцы хотели сделать все возможное, чтобы связать американцам руки на южной границе США. Сначала, как уже упоминалось, они сделали ставку на Уэрту Однако американская контрразведка выявила германские контакты бывшего мексиканского диктатора, и он окончил свои дни в тюрьме. После провала этой операции на немецкое посольство в США вышел некий Феликс Зоммерфельд. Этот бизнесмен был немцем по происхождению и одно время закупал для Вильи в США оружие и боеприпасы. Но Вилья подозревал его в коррупции, причем справедливо: Зоммерфельд предлагал некоторые партии оружия, предназначенные вильистам, армии Каррансы. С началом Первой мировой войны дела у Зоммерфельда пошли плохо. Американские оружейные фабрики переключились на заказы Антанты и не хотели иметь дел с немцем (всех немцев из-за развязанной правительством США антигерманской пропаганды в Америке считали германскими агентами). Тогда Зоммерфельд предложил немецкому посольству организовать интервенцию США в Мексику с помощью Панчо Вильи.

Дипломаты согласились и сообщили о предложении в Берлин. Надо отметить, что в то время многие американские генералы тоже выступали за интервенцию. В отличие от кровопролитной войны в Европе, экспедиция в Мексику казалась увеселительной прогулкой. Опыт оккупации Веракруса, казалось, полностью подтверждал такой прогноз. К тому же с помощью маленькой победоносной войны можно было убедить Конгресс США резко увеличить военные расходы и численность армии в целом.

Немцы решили помочь американским генералам. По информации Зоммерфельда, военная интервенция США в Мексику сразу же сказалась бы на американских военных поставках в Европу. Большинство контрактов фирм США со странами Антанты содержали положения об их немедленном разрыве, если бы США оказались вовлеченными в какой-нибудь военный конфликт. Докладная германского посольства в США о возможных контактах с Вильей через Зоммерфельда была полностью одобрена рейхсканцлером Готтлибом фон Яговым. Даже если интервенция в Мексике не прервет американские военные поставки в Европу, хотя канцлер был уверен в обратном, она все равно отвлечет внимание США от Старого Света. В особенности от Англии, на сторону которой все больше и больше склонялся Вашингтон.

Есть сведения, что немецкие агенты в Америке оказывали Вилье финансовую помощь и якобы чуть ли не приказали ему напасть на США. Из такого рода рассуждений обычно делают вывод, что Вилья был платным германским агентом. Это конечно, не так. В определенном смысле Вилья вел в 1916 году такую же игру, как Ленин годом позже. Оба они использовали немцев для достижения своих собственных целей, на данном конкретном историческом этапе не противоречивших целям Германии. Но будущее свое и Вилья, и Ленин видели уже в полном отрыве от мнения Берлина. Большевистская революция привела к революции в Германии в ноябре 1918 года – сомнительно, что это входило в планы немецкого генерального штаба. Если бы Вилья пришел к власти к Мексике, он вряд ли объявил бы войну США, как на это рассчитывали немцы, поскольку понимал экономическую зависимость своей страны от северного соседа. Вилья решил напасть на территорию США не потому, что этого хотели немцы, а потому, что это было в его собственных интересах.

По ту сторону мексиканско-американской границы, как уже упоминалось, были тоже не прочь затеять небольшую войну. В конце 1915 – начале 1916 года для этого, казалось, имелись очевидные причины. В Техасе и Нью-Мексико по-прежнему распускались слухи о готовящемся восстании граждан США мексиканского происхождения. Программой этих повстанцев, которых никто так толком и не видел, был возврат Мексике всех отторгнутых у нее в XIX веке территорий. Вся эта программа, как водится, была сформулирована в очередном «плане» – «плане Сан-Диего».

Серьезного внимания грядущему восстанию в Вашингтоне никто не уделял. Одного из проповедников «плана Сан-Диего» хотели даже судить за лунатизм, по сей день считающийся законодателями США и Мексики преступлением, а не психическим расстройством.

Тем не менее в Техасе разрастался настоящий антимексиканский психоз с четкой расистской подоплекой. Власти штата требовали резкого увеличения федеральных сил на границе, хотя, по данным генерала Фанстона, в 25 инцидентах с участием мексиканцев на территории США во второй половине 1915 года погибли 11 американцев и в разы больше тех же мексиканцев. Власти Техаса не удовлетворились наращиванием федеральных сил и образовали под эгидой штата отряды рейнджеров, которые вскоре под предлогом борьбы с мексиканскими повстанцами стали без суда и следствия расстреливать невинных граждан мексиканского происхождения и издеваться над ними. Естественно, такие выходки встречали справедливое возмущение по ту сторону границы. Всю Мексику потряс случай, когда рейнджеры облили керосином и заживо сожгли двадцать мексиканцев. Потом убийцы уверяли, что подожгли свои жертвы случайно, а керосином облили лишь для того, чтобы избавить от вшей.

Сначала власти Техаса оправдывали свое беззаконие необходимостью упредить общее восстание мексиканцев на юге США, якобы намеченное на 20 февраля 1915 года. Но этот день миновал, и ничего не случилось. Тогда стали распространять слухи, что Карранса и его генералы на севере подстрекают к мятежу соотечественников, живущих в США. Например, тот же Фанстон цитировал статью из газеты «Эль Демократика» в Монтеррее, которую он считал официальным органом каррансистов. В номере от 26 августа 1915 года эта газета призывала «братьев по расе» отомстить за безоружных женщин, стариков и детей, которых убивают так называемые рейнджеры: «Настало время! Да здравствует независимость штатов Техас, Нью-Мексико, Калифорния, Аризона…» Конечно, такие статьи официальную точку зрения Каррансы не отражали. Но для американских ястребов они были желанным поводом для вооруженной интервенции в Мексике.

8 августа 1915 года отряд мексиканцев напал на небольшой железнодорожный разъезд в Техасе, в 70 милях севернее города Браунсвиль. Как ни странно, почему-то именно в этом месте оказались части американской 8-й кавалерийской дивизии. Погибли четверо из нападавших. Общественное мнение Техаса просто взорвалось. Газеты кричали об отмщении. А 18 октября был пущен под откос поезд, опять недалеко от Браунсвиля. Фанстон немедленно приписал организацию этой диверсии мэру пограничного мексиканского города Матаморос (к тому времени он был уже под властью Каррансы) Эмилиано Нафарете. Нападавшие якобы кричали: «Вива Карранса!» Но Каррансе такого рода неприятности были абсолютно не нужны, и он снял Нафарете с должности, чтобы не злить могучего северного соседа.

Таким образом, к началу 1916 года нервозная обстановка на границе между США и Мексикой явно благоприятствовала планам Вильи втянуть Каррансу в военный конфликт с США.

Сначала Вилья хотел обойтись без нападения на американскую территорию. Ему помогла самоуверенность Каррансы и его наместника в Чиуауа Энрикеса. Последний предложил американскому бизнесу возобновить эксплуатацию горнорудных месторождений, прерванную в ходе войны. Теперь, мол, правительство полностью контролирует ситуацию, и опасаться нечего. Некоторые американские бизнесмены поверили в это, тем более что безопасность гарантировал и сам Обрегон. К тому же многие американцы по инерции не боялись Вильи, который до этого относился к ним очень предупредительно.

9 января 1916 года семнадцать американских инженеров и рабочих горнорудной компании «Америкэн Куси Майнинг» сели на поезд в Сьюдад-Чиуауа, чтобы выехать к своему руднику. С мексиканцами в одном вагоне американцы тогда не ездили, и горнякам предоставили отдельный вагон. Недалеко от ранчо Санта-Исабель поезд был остановлен отрядом вильистов численностью примерно в 70 человек, которым командовал генерал (по другим данным полковник) Пабло Лопес. Нападавшие сразу заявили, что мексиканцев они не тронут, и сдержали свое слово. Лопес даже прекратил попытки своих солдат «освободить» пассажиров-соотечественников от их багажа. Американцев вытащили из вагона, и те бросились бежать. Их преследовали и добивали. Оставшихся в живых после этой охоты выстроили вдоль вагона. Два бойца вильистов убивали их выстрелом в голову, после чего тела раздели и изуродовали. Во время расстрела нападавшие, по воспоминаниям очевидцев, ругали Вильсона и Каррансу. Они издевательски спрашивали американцев, почему это Карранса не смог обеспечить их безопасность.

14 января 1916 года весть о трагедии в Санта-Исабель достигла Эль-Пасо. Естественно, там едва не линчевали всех находившихся в городе мексиканцев. Когда в Эль-Пасо доставили обезображенные тела убитых американцев, властям пришлось ввести осадное положение, чтобы избежать массовых беспорядков. Только с помощью этой меры удалось не допустить прорыва возмущенной толпы через реку Рио-Гранде в Сьюдад-Хуарес. Вилья отрекся от ответственности за инцидент, заявив, что его совершил на свой страх и риск полковник Лопес.

Карранса пообещал найти и наказать виновных. Схваченного вскоре вильистского генерала Хосе Родригеса обвинили в причастности к трагедии и быстро расстреляли. Потом, примерно через полгода, схватили и Лопеса. Тот признался ирландскому репортеру, что Панчо Вилья давно хотел наказать США. Однако и Лопес не утверждал, что именно Вилья отдал приказ о расстреле американцев. Лопеса также без излишних разбирательств отправили на тот свет. Позднее американская следственная комиссия установила, что на момент инцидента Вилья был далеко от места события и не мог дать Лопесу приказ расстрелять американцев, так как вряд ли вообще знал об их поездке.

В США множились требования к Вильсону разобраться с дикарями-мексиканцами. Но президент США, готовясь к войне в Европе, не хотел глубоко ввязываться во внутримексиканский конфликт.

Таким образом, трагедия в Санта-Исабель не привела к разрыву между Каррансой и американцами. Тогда Вилья решил атаковать непосредственно территорию США. Перейти границу решили неподалеку от Охинаги, напротив которой располагался небольшой американский городок Пресидио («дыра» даже по меркам провинциального Техаса). 18 января 1916 года отряд из примерно 200 бойцов во главе с самим Вильей двинулся к границе. Вилья пообещал спутникам, что по пути к ним присоединятся другие, крупные отряды и что с материальной точки зрения атака на США принесет всем бойцам ощутимую выгоду.

Однако такую оценку предстоящих событий разделяли явно не все. Отряд стремительно таял по дороге, причем дезертировали даже командиры подразделений вместе со своими людьми. 30 января Вилья осознал, что если он не откажется от плана атаки США, то его и так крошечная армия просто разбежится. Он нехотя дал приказ отступать на исходные позиции. Чтобы поднять боевой дух своих солдат, Вилья остановил пассажирский поезд из Сьюдад-Хуареса. Всех пассажиров заставили выйти из вагонов, и бойцам разрешили взять себе все, что они захотят. Но причинять физический вред здоровью ограбленных Вилья запретил. Действительно, после такого материального стимула дезертирство на время прекратилось.

Тем не менее отказываться от нападения на США Вилья не собирался. Ему пришлось отойти от традиционного принципа формирования своего отряда. Раньше он принимал только добровольцев, а теперь впервые прибегнул к насильственной, хотя и частичной мобилизации. Например, он направил одного из своих командиров Канделарио Сервантеса в его родной городишко Намикипу Сервантес вез с собою приказ, в соответствии с которым мобилизации для проведения боевой операции подлежали все бывшие солдаты и офицеры армии Конвента. Уклоняющихся предписывалось расстреливать без суда.

Пополнив таким образом свои ряды, Вилья, наученный горьким опытом, не стал разглашать цель предстоящей операции. Далеко не все из мобилизованных знали, что им предстоит напасть на США. На всякий случай Вилья пригрозил новобранцам, что в случае дезертирства он повесит членов их семей на деревьях вдоль реки.

24 февраля 1916 года отряд Вильи выступил в поход. Его отличительной особенностью было то, что он включал в себя контингенты с разных частей Чиуауа и даже из соседних штатов. Вилья по-прежнему считал себя военным и политическим лидером общенационального масштаба. Целью был избран небольшой американский пограничный городок Колумбус в штате Нью-Мексико. Не совсем понятно, почему именно Колумбус стал мишенью Вильи. В отличие от Пресидио, в этом городе был крупный гарнизон, совсем недавно усиленный подкреплениями. Некоторые исследователи считают, что Вилья попутно хотел покарать одного из своих коммерческих агентов в США, некоего Сэма Ревеля, задолжавшего «Северной дивизии» деньги. Контора Ревеля как раз находилась в Колумбусе. Однако если, забегая вперед, учесть результаты нападения Вильи на город, складывается впечатление, что там его ждали.

Действительно, даже бывший американский представитель при штабе Вильи Каротерс, отозванный после признания Каррансы США в октябре 1915 года, предупреждал незадолго до нападения, что отряд Вильи находится рядом с Колумбусом. Значит, планы Вильи таким уж секретом для американцев не являлись, хотя тот стремился соблюдать максимальную скрытность при выдвижении к границе. Он даже приказал расстрелять случайно встреченных его отрядом трех американских ковбоев. Правда, жизнь одной захваченной отрядом американки пощадили, но Вилья приказал взять ее с собой и держать в плену вплоть до нападения на Колумбус. После рейда она была освобождена.

Возможно, военные круги США специально дали Вилье напасть на Колумбус, чтобы получить наконец долгожданный предлог для интервенции. Сам Вилья, проведя рекогносцировку подступов к городу, едва не отменил нападение. Разведчики доложили ему, что в Колумбусе всего около 50 американских солдат (у самого Вильи было примерно 490 бойцов) и гарнизон можно спокойно одолеть за пару часов. Вилья не поверил и лично произвел разведку местности, осмотрев Колумбус с одного из прилегающих к городу холмов. И все же заподозрив наличие там крупного гарнизона, пришел к выводу, что нет смысла тратить людские жизни на атаку. Лучше и безопаснее с точки зрения возможного результата было дать бой каррансистам. Однако Сервантес убедил командира атаковать, иначе еще одну неудачную попытку дать бой янки его армия просто не переживет. Вилья нехотя согласился и отдал приказ атаковать Колумбус в ночь с 8 на 9 марта 1916 года.

Гарнизон Колумбуса был внушительным по американским меркам – примерно 350 солдат и офицеров из 13-го кавалерийского полка, который нес службу по охране границы. Всего в полку было 550 человек, и его командир, сильно пьющий ветеран индейских войн полковник Герберт Слокам не боялся возможных провокаций Вильи, которого он не ставил по боевым качествам выше почти безоружных индейцев. Оборону Колумбуса усиливали имевшиеся у Слокама пулеметы, но и Вилья, учитывая прежние ошибки, делал теперь ставку на внезапную атаку. И все же он не знал численности гарнизона. Действительно было трудно предположить, что в такой дыре, как Колумбус с его 350 жителями, находится столько же, если не больше, солдат американской регулярной армии.

Если американские солдаты жили в Колумбусе в казармах (Кэмп-Ферлонг), то офицеры с семьями проживали в городе. В этом не было ничего необычного, так как 13-й кавалерийский полк не находился в боевой готовности. Правда, в последнее время на улицах города слонялись какие-то мексиканцы, но и это никого не удивляло: в Колумбус постоянно приходили за покупками жители мексиканского пограничного города Лас-Паломас. Отоваривались там и солдаты соседнего с Колумбусом гарнизона каррансистских войск.

7 марта во второй половине дня в Колумбус прискакали два мексиканца, один из которых, Хуан Фавела, постоянно проживал в городе. Они рассказали Слокаму, что наткнулись неподалеку от границы на пять сотен вильистов и еле унесли ноги. Слокам решил послать Фавелу на разведку, пообещав ему 20 долларов. Разведчик вернулся вечером 8 марта. Лагерь вильистов, по его данным, был недавно оставлен. Слокам несколько повысил боевую готовность, хотя в дерзость Вильи поверил не до конца. Ходили слухи, что бывший командир «Северной дивизии» хочет приехать в США абсолютно мирно, чтобы оправдаться перед американскими властями за трагедию в Санта-Исабель.

В любом случае, оставив на ночь в городе три обычных поста и один передвижной патруль, Слокам уехал из Колумбуса в соседний городок Деминг тем же вечером 8 марта. В то же самое время отряд Вильи стал выдвигаться к границе, которую тайно пресек примерно в половине третьего ночи 9 марта. По некоторым свидетельствам, Вилья произнес перед рейдом речь. Основным мотивом выступления была священная месть, а не сложные для понимания простых солдат политические хитросплетения. Настало время, говорил Вилья, отомстить янки за их помощь Каррансе, решившую исход битвы при Агуа-Приете. К тому же США в последнее время присылали ему, Вилье, дефектные боеприпасы, что тоже отрицательно сказалось на боеспособности войск в критический момент гражданской войны. Упомянул Вилья и об инциденте с сожженными заживо мексиканцами, за которых следовало хорошенько отомстить.

Не все участники рейда подтверждали потом сам факт этого выступления. Многие, особенно мобилизованные из Намикипы, вообще утверждали, что не знали цели атаки. Они считали, что нападают на каррансистский гарнизон в Лас-Паломас. Перед самой атакой Вилья разделил свой отряд на несколько групп. Он с резервом из 80 человек оставался на подступах к Колумбусу. Другие группы должны были напасть на коммерческий центр города, чтобы взять местный банк и поквитаться с Сэмом Ревелем. Третьим предстояло подавить сопротивление гарнизона в Кэмп-Ферлонг на юго-восточной окраине Колумбуса.

Когда около 4.30 утра на улицах Колумбуса началась стрельба, в казармах находился всего один офицер – 26-летний лейтенант Джон Лукас, только что вернувшийся из поездки в Эль-Пасо. Лейтенант выбежал на улицу босиком, смог быстро организовать оборону и вызволить из запертой оружейной комнаты пулеметы. Однако и ему ничего не удалось бы сделать, если бы не странная тактика вильистов. Они на полном скаку промчались мимо казарм к конюшням. То ли нападавшие просто заплутали в темноте, то ли хотели увести с собой лошадей. Как уже неоднократно упоминалось выше, мексиканцы не ожидали, что столкнутся со столь многочисленным гарнизоном.

Между тем другая группа вильистов в центре Колумбуса организованного сопротивления не встретила. Прежде всего вильисты захватили отель и убили несколько его постояльцев. Следует подчеркнуть, что женщин они не трогали. Сэма Ревеля, на его счастье, в городе не оказалось. Двоих его сыновей взяли в плен, но американские снайперы застрелили двух конвоиров, и пленникам удалось бежать. Примерно через два часа Вилья дал команду отходить.

С тактической точки зрения рейд Вильи на Колумбус вряд ли можно было признать удачным. Его отряд убил 17 американцев, из них восемь военных, но сам потерял около ста человек. Не удалось и поживиться в Колумбусе оружием либо деньгами. Однако основной своей политической цели Вилья достиг. Впервые после англо-американской войны 1812-1814 года на территорию США произошло нападение вооруженного иностранного отряда (кстати, с тех пор вторжений на американскую землю больше не было), и американцы не намеревались это прощать.

В тот же день с согласия Слокама американский кавалерийский отряд примерно в 30 человек пересек мексиканскую границу, чтобы поймать Вилью по горячим следам. Согласия мексиканских властей никто не спрашивал. На этот раз сомнения в том, кто напал на Колумбус, не было – рейдеры кричали: «Вива Вилья!» Отряд майора Томпсона преследовал отступавших вильистов несколько часов. Потом, похоже, поняв, что за ними гонится всего-навсего горстка людей, вильисты развернулись, и тогда удирать пришлось уже самому Томпсону.

А в Колумбусе на улицах умирали раненые мексиканцы, которым никто не оказывал медицинской помощи. Когда Слокам увидел лежавшего прямо на улице умирающего вильиста, он только процедил: «Пусть поджарится на солнышке!» Затем трупы погрузили в вагон, вывезли за город и сожгли.

10 марта 1916 года стало первым рабочим днем нового министра обороны США Ньютона Бейкера. Когда-то этот политик был ярым пацифистом, но теперь он передал начальнику генерального штаба Скотту приказ срочно разработать план карательной операции против Вильи. Генерал Скотт по-прежнему относился к своему старому другу Вилье с уважением и встретил приказ без всякого энтузиазма: а если тот сядет на поезд и поедет в Гватемалу, американская армия должна следовать за ним и туда?

Бейкер признал очевидную нелепость приказа, и отныне целью операции стало преследование мексиканской банды, атаковавшей Колумбус. Приказ отдал лично президент Вильсон. Он шел на интервенцию неохотно, так как не хотел связывать себе руки в Мексике накануне вступления в Первую мировую войну в Европе. К тому же Вильсон все еще испытывал определенные симпатии к мексиканской революции и ее представителям. Однако после нападения на территорию США он должен был сделать хоть что-нибудь. Иначе под угрозой оказывалось его переизбрание на пост президента (выборы должны были состояться осенью 1916 года). Реакцию американского общественного мнения на рейд Вильи наглядно показывала статья в газете «Лос-Анджелес Экземинер»: «Почему даже эта маленькая, жалкая презренная бандитская нация, каковой является Мексика, убивает наших граждан, марает в грязи наш флаг и плюет на нашу нацию с невыносимой наглостью?»

Прежде всего Вильсон попытался договориться с Каррансой о беспрепятственном пропуске на мексиканскую территорию отряда, получившего с тех пор в американской истории название «карательная экспедиция». Карранса был, конечно, напуган инцидентом, но утверждал, что мексиканцы поймают Вилью собственными силами. Для этой цели якобы уже выделена группировка в 2500 бойцов. Об этом еще 9 марта сообщил американскому консулу в Чиуауа генерал Луис Гутьеррес. Но американцы не верили в эффективность каррансистских командиров, и тогда Карранса предложил компромисс, который уже действовал между Мексикой и США в 80-е годы прошлого века: вооруженные силы обеих стран могли бы преследовать бандитов по обе стороны границы. Правда, министр иностранных дел Каррансы пытался доказать американскому представителю, что сам факт нападения Вильи на США свидетельствует… о силе правительственных войск Мексики. Мол, на них нападать Вилья уже не решается.

Компромисс Каррансы Вильсон расценил как фактическое разрешение на вторжение (сами американцы, естественно, и не собирались давать мексиканцам право преследовать бандитов на своей территории). Он даже рассчитывал на то, что каррансистская армия будет помогать американской. Однако уже через день Карранса, похоже, передумал и прислал в Вашингтон жесткую ноту: любое вторжение американских войск на территорию Мексики будет расценено как объявление войны. Карранса понимал, что его согласие на американское вторжение приведет к взрыву мексиканского патриотизма (на это и рассчитывал Вилья). Поэтому он назначил Обрегона военным министром, чтобы показать свою решимость защищать неприкосновенность Мексики. Одновременно Карранса обратился с воззванием к нации. В нем он призывал уважать права американцев, живущих в Мексике, но предупреждал, что правительство конституционалистов не допустит никакого иностранного вторжения.

Но Вильсон просто-напросто решил проигнорировать воинственные заявления Каррансы, которые тот и раньше делал по отношению к США. Командующим карательной экспедицией был назначен 55-летний генерал Джон Першинг по прозвищу Блэкджек. Как и Фанстон, он отличился в подавлении восстания на Филиппинах в начале XX века и считался экспертом по борьбе с партизанами. Сам Фанстон тоже горел желанием лично проучить Вилью, но его предпочли заменить на более дипломатичного Першинга. Правда, карьера Першинга складывалась удачно не только из-за успехов в истреблении почти безоружных филиппинцев. Офицер вовремя женился на дочери влиятельного сенатора, и президент Теодор Рузвельт через год после свадьбы, в 1906-м, произвел капитана Першинга сразу в бригадные генералы. Адъютантом Першинг по протекции взял молодого настырного лейтенанта Паттона, которого сейчас считают лучшим американским генералом Второй мировой войны.

16 марта 1916 года группировка Першинга двумя колоннами перешла мексиканскую границу. Силы вторжения состояли из двух кавалерийских и одной пехотной бригады (в общей сложности около 8 тысяч человек). В составе группы было и 8 самолетов типа JN-3. План Першинга исходил из двух основных предпосылок, которые не оправдались. Во-первых, генерал рассчитывал на сотрудничество с войсками Каррансы и на использование для снабжения своей группировки мексиканских железных дорог. Во-вторых, он думал, что ненавидящее бандита Вилью мексиканское население поможет установить его местонахождение. Без этого локализовать Вилью на огромных пустынных просторах Чиуауа, где он знал каждый уголок, не представлялось возможным.

С чисто военной точки зрения тактика, которую предполагал применить Першинг, была вполне адекватной поставленной ему задаче. Он намеревался разбить лагерь группировки в районе городка Касас-Грандес. Рядом с Касас-Грандесом находилась колония американских мормонов, и войска США могли рассчитывать на дружественность хотя бы этой части населения. Опираясь на лагерь, Першинг намеревался прочесать окрестности мобильными кавалерийскими группами. Одновременно постоянную разведку должен был вести авиаотряд.

Першинг нисколько не уступал Вилье по скорости передвижения, хотя в некоторых исследованиях его экспедицию ошибочно называют «неповоротливой». Уже вечером 17 марта его группировка проделала 68 миль и достигла колонии мормонов, которые сразу же пригласили генерала на ужин.

Карранса отдал приказ своим вооруженным силам не сопротивляться, но и ни в чем не содействовать американцам. Запретил он и предоставлять в распоряжение Першинга национальные железные дороги. Однако американское вторжение всколыхнуло всю Мексику. Генерал Дьегес вызвался привести в Чиуауа 13 тысяч солдат и вышвырнуть янки восвояси. Губернатор Соноры Плутарко Кальес предлагал 14 тысяч солдат и офицеров, закаленных в боях против Вильи. Готов был Кальес и вторгнуться в Аризону.

Карранса предполагал, что экспедиция Першинга будет кратковременной, так как поймать Вилью в его родном штате не удавалось, даже задействуя его бывших соратников. Поэтому он отдал указание Дьегесу и Кальесу просто не допускать американские войска во вверенные им штаты, но самим к наступательным действиям не переходить. Дьегес, однако, продолжал настаивать на объявлении войны США, и Каррансе пришлось его успокаивать на личной встрече.

Таким образом, как и предвидел Вильсон, Карранса, несмотря на свои воинственные заявления, не чинил американским войскам препятствий в са мом главном, что влияло на успех операции, – в снабжении. Формально же лезным дорогам было запрещено перевозить грузы для Першинга, однако фактически эти грузы доставлялись бесперебойно. Просто в качестве их адресата указывались как частные лица американские офицеры группировки.

Першинг немедленно убедился и в том, что никакого содействия от местного населения ожидать не приходилось. Популярность Вильи в Чиуауа после его рейда на Колумбус взлетела до заоблачных высот. Не сработал и призыв губернатора Чиуауа Энрикеса помочь американцам изловить «бандита Доротео Аранго».

Тем не менее сначала казалось, что дни Вильи сочтены и несколько тысяч каррансистских и американских солдат все-таки смогут окружить и уничтожить его отряд. В марте 1916 года в Чиуауа стали распространяться слухи, что Вилья тяжело ранен или даже убит. Карранса надеялся, что уже в начале апреля американцы уберутся домой. Именно это и предлагал начальник генерального штаба армии США Скотт. Ведь общественное мнение США успокоено, честь Америки отомщена, а оставаться бесконечно армия в безлюдном Чиуауа не сможет.

Между тем боевой дух отряда Вильи был сильно подорван. Рейд на Колумбус принес большие потери, но не дал никакой добычи. Солдаты роптали, и лишь авторитет Вильи удержал отряд от полного распада. Теперь легендарный командир решил на всю катушку эксплуатировать политический эффект от американского вторжения. Он направил письмо генералам армии Каррансы и предложил заключить перемирие в целях совместной борьбы с агрессорами. В каждой деревне, через которую проходил его отряд, Вилья созывал митинги и клеймил американский империализм. Его одобрительно слушали и снабжали продовольствием. Однако добровольцев было мало: люди в Чиуауа сильно устали от практически пятилетней непрерывной войны. Например, в городе Галеана 14 марта послушать Вилью собрались несколько тысяч человек, но только пятеро галеанцев согласились присоединиться к его отряду. В других местах Вилье пришлось прибегать уже к насильственной мобилизации, что, естественно, не добавляло ему популярности.

Однако в одном расчет Вильи оказался полностью верным. Многие местные командиры каррансистских войск, по сути, прекратили преследование вильистов и даже оказывали им определенное содействие. Уже 16 марта отряд Вильи неожиданно наткнулся на сильную кавалерийскую часть правительственных войск, но каррансисты позволили вильистам проследовать своей дорогой. В другом случае один из вильистов, которого преследовали американцы, был захвачен отрядом сил Каррансы. Когда офицер узнал, что в его руки попал вильист, он дал ему коня и отпустил на все четыре стороны.

Но сам Карранса отнюдь не разделял идеи национального примирения перед лицом внешней агрессии. Наоборот, он считал, что чем быстрее его собственные войска разделаются с Вильей, тем скорее из Мексики будет выведена группировка Першинга. Уже 17 марта 1916 года отряд Вильи подвергся нападению правительственных войск. Хотя Вилья заявлял в своих прокламациях и выступлениях, что не станет больше проливать мексиканскую кровь, Карранса не оставил ему выбора. К тому же теперь единственным источником пополнения запасов оружия и боеприпасов для Вильи были именно правительственные силы.

Перейдя к активным наступательным действиям, вильисты атаковали 27 марта город Сьюдад-Герреро и два других населенных пункта, один из которых, Сан-Исидро, был когда-то центром мятежа Ороско. Сьюдад-Герреро Вилья взял на рассвете с наскока, причем без единого выстрела. Но в Сан-Исидро оказался каррансистский отряд во главе с генералом Хосе Кавасосом, которого предупредили о нападении партизан солдаты, бежавшие из Сьюдад-Герреро. Атака вильистов была отбита. Тем не менее и сам Кавасос не смог отбить Сьюдад-Герреро и отступил, оставив много оружия и пленных. 80 бывших каррансистов были зачислены в отряд Вильи.

Однако бой за Сьюдад-Герреро едва не стоил Вилье жизни. Он был ранен в колено и не мог скакать верхом. Таким образом, командир превратился в обузу для своего отряда. Один каррансист, взятый вильистами в плен, утверждал потом, что специально стрелял в Вилью, чтобы его убить. Вилье не мог обратиться в больницу, где его выдали бы американцам или Каррансе. Один из его командиров, обладавший некоторыми познаниями в медицине, сумел наложить на колено примитивную повязку. Вилье пришлось отпустить своих бойцов. С ним остались всего два человека, оба – его родственники. Вилью верхом на осле доставили в пещеру, где он провел почти два месяца в полном уединении. Только родственники периодически носили ему воду и пищу. Вход в пещеру был замаскирован ветками.

Рана заживала очень тяжело. Но, как ни странно, возможно, именно она спасла Вилье жизнь. Теперь о его убежище не знал почти никто, и даже захваченные в плен бойцы его отряда при всем желании не смогли бы указать, где скрывается их командир. Иногда из своей пещеры Вилья наблюдал за рыскавшими поблизости американскими кавалеристами. Едва ушел он от американцев и в Сьюдад-Герреро. Интервенты узнали о бое в этом городе и срочно направили туда кавалерийский отряд. Однако местные проводники не показали отряду кратчайший путь, и американцы на въезде в Сьюдад-Герреро разминулись с покидавшим город раненым Вильей. Никогда больше солдаты Першинга не смогут так близко подобраться к человеку, ради которого они находились в Мексике.

Между тем без Вильи его отряду пришлось не сладко. Часть сил, оставшихся в Чиуауа, была уничтожена американцами и каррансистами, часть распалась из-за внутренних разногласий. Канделарио Сервантес вскоре потерял почти всех из своих 300 бойцов, но все же решил бросить вызов американцам, обосновавшимся в окрестностях его родной Намикипы. Сервантес направил воззвание офицерам каррансистской армии с предложением совместных действий. Те, конечно, с ним не объединились, но и мешать ему не стали. Однако Сервантеса разочаровали его же земляки в Намикипе. Для них американская оккупация была экономическим раем, так как солдаты и офицеры Першинга за все платили твердой валютой, а мексиканские бумажные песо к тому времени уже почти ничего не стоили. Вдобавок ни вильисты, ни каррансисты практически никогда не платили за то, что брали. Американцам даже удалось организовать в Намикипе отряд местной самообороны. Кто-то из тамошних жителей выдал оккупантам участников нападения на Колумбус и раскрыл место нахождения тайного вильистского склада с оружием. Большинство горожан все-таки ненавидели американцев, но побаивались столкнуться с ними в открытом бою. Поэтому Сервантесу так и не удалось поднять земляков на освободительную войну. Его имя, в отличие от имени пропавшего Вильи, не могло зажечь сотни людей.

Другой отряд вильистов разгромили непосредственно американцы. Им командовал Хулио Акоста, который при правлении Вильи в Чиуауа был командиром района Сьюдад-Герреро. Потом он сдался каррансистам и был амнистирован. В налете на Колумбус Акоста участия не принимал, и американцы его не трогали. Однако он сам решил присоединиться к своему бывшему командиру и включиться в борьбу против интервентов. Акоста выступил с воззванием к офицерам Каррансы, и те без боя сдали ему гарнизон города Охос Асулес («Голубые глаза»). Но неожиданно напавший на вильистов американский отряд нанес им сокрушительное поражение. (Американцев позвали на помощь бежавшие с поля боя каррансисты.) 41 вильиста убили, многих ранили. У американцев потерь не было. Акоста с трудом ушел и отныне предпочитал воевать против каррансистов.

Некоторым бойцам Вильи удалось пробиться в штат Дуранго и закрепиться там. Однако в целом казалось, что дни вильистского движения сочтены.

Карранса использовал нападение американцев, чтобы еще больше укрепить свое внутриполитическое положение. Он решил показать Вашингтону силу своей армии и разгромить другого бывшего лидера сил Конвента-Эмилиано Сапату Сапатисты к началу 1916 года контролировали не только штат Морелос, но и значительные территории сопредельных штатов. Земельная реформа в Морелосе была полностью завершена, и все асиенды поделены между деревнями. Характерно, что Сапата и его командиры не вмешивались в передел собственности и выступали арбитрами, только если возникали споры между деревнями. Идейному революционеру Сапате, в отличие от практически всех северных лидеров типа Обрегона, Кальеса или Гонсалеса, было чуждо стремление к власти или богатству. Он даже не стал переносить свою штаб-квартиру в столицу Морелоса Куэрнаваку, жил в обычной деревне, и резиденцией его стало по-спартански скромное здание рисовой мельницы. Весь его штаб одевался в типичную рабочую одежду, какую носили местные крестьяне.

После 10 октября 1915 года в столице Морелоса Куэрнаваке обосновалось правительство Конвента, но вскоре его «северная» часть бежала на север. Теперь Конвент практически полностью состоял из сапатистов. Несмотря на сокрушительные поражения Вильи, Сапата не намеревался сдаваться, так как считал Каррансу своим политическим противником и реакционером. Сам Карранса, с удивлением наблюдавший, как Сапата отказывается от выгодных компромиссов, в конце концов решил, что имеет дело просто с недалеким человеком, который из принципа воюет с любой властью.

26 октября 1915 года, когда многие мексиканские «генералы» переходили на сторону победившего Каррансы, штаб-квартира Сапаты опубликовала политический манифест, составленный Палафоксом. (Формально тот все еще был министром сельского хозяйства в правительстве Конвента.) Возможно, текст обрабатывал Сото-и-Гама.

Манифест представлял собой ответ на попытки социального маневрирования Каррансы и содержал детальные соображения по проведению политических и экономических реформ. Однако с пропагандистской точки зрения он был не очень удачным. Манифест призывал всех мексиканцев, от пеонов до предпринимателей, объединиться в борьбе против помещиков, а ведь революция практически и так уже уничтожила этот класс. Теперь асиенды, особенно на севере, перешли в руки революционных генералов – вчерашних телеграфистов, клерков и даже рабочих, – и новые хозяева отнюдь не горели желанием расстаться с собственностью. Многие революционеры решительно отвергали пуританство Сапаты. Для них революция была прежде всего средством сделать головокружительную карьеру. Отношения собственности они хотели менять лишь в той степени, в которой это было выгодно им самим.

В тот же день, что и манифест, Палафокс опубликовал аграрный декрет, по которому его министерство получало самые широкие полномочия по распределению земли. Беда была в том, что правительство Конвента тогда контролировало только Морелос и часть территории соседних штатов.

Осенью 1915 года Сапата провел целую серию рейдов, доходя до окрестностей Мехико. Однако эти рейды уже не могли спасти положение разбитого Вильи. Тем не менее Карранса приказал уничтожить сапатистов в их логове. Сапата как мог готовился к решающей битве. Как всегда, основную проблему представляла собой нехватка боеприпасов. Была организована кустарная мастерская, в которой заново снаряжали пустые гильзы от винтовок «маузер». Вместо пуль использовали кусочки медного кабеля, похищенного партизанами из Мехико. Но такого рода меры, естественно, не могли решить проблему снабжения в целом. Сапата пытался поставить под единый контроль своей штаб-квартиры отобранные у плантаторов мелкие сахарные заводы, чтобы обеспечить гарантированный источник снабжения своей армии. Одновременно он запретил любую официальную торговлю между подконтрольной ему зоной и территорией каррансистов.

Карранса назначил командующим армии, действовавшей против Сапаты, своего самого лояльного генерала Пабло Гонсалеса. Возможно, он хотел победой над Сапатой создать Гонсалесу в стране такую же популярность, какой пользовался Обрегон после разгрома «Северной дивизии». К новому 1916 году под командованием Гонсалеса сосредоточились отборные войска численностью около 30 тысяч человек, хорошо вооруженные и экипированные. Гонсалесу была придана единственная авиационная эскадрилья мексиканской армии.

Тем не менее положение сапатистов отнюдь не выглядело безнадежным. Их лучшие силы прикрывали горные хребты, отделявшие Морелос от Мехико, и командовал ими лично генерал Пачеко – военный министр Конвента. В частях генералов Сапаты было много бывших офицеров федеральной армии, и они смогли установить контакты со своими коллегами в войсках каррансистов. Тем самым Сапата заблаговременно получал информацию о планах врага, а кое-где бывшие офицеры даже снабжали его партизан боеприпасами.

В конце 1915 года каррансисты начали наступление от тихоокеанского порта Акапулько через штат Герреро. столицу которого Чилпансинго им удалось захватить. Однако генералы Сапаты Хеновеве де ла О и Хесус Сальгадо провели мощное контрнаступление, и к концу года каррансисты опять были прижаты к Акапулько. Американский консул в этом городе сообщал, что за его пределами правительство Каррансы не осуществляет никакого контроля, зато любой «индеец самого низкого происхождения» может передвигаться абсолютно свободно.

Чтобы хоть как-то уменьшить популярность Сапаты среди поддерживавшего его сельского населения, Карранса создал в январе 1916 года Национальную аграрную комиссию, призванную изучать все просьбы отдельных крестьян и целых деревень о наделении их землей. Одновременно министерство обороны объявило, что в дополнение к уже воюющим с Сапатой 10 тысячам солдат и офицеров выделяются еще 20 тысяч. Такую мощную армию не посылали против Сапаты ни Диас, ни Уэрта. Параллельно, как и в случае с Вильей, эмиссары Каррансы вели тайные переговоры с отдельными генералами Сапаты, чтобы побудить их переменить фронт.

Ставка Сапаты ответила новым манифестом к нации, опубликованным 1 февраля 1916 года. В нем единственной причиной кровавой братоубийственной войны назывались личные амбиции Каррансы и его ближайшего окружения. Некоторые соратники командующего Освободительной армии Юга после успехов в Герреро были уверены, что сапатисты скоро возьмут Мехико.

20 февраля 1916 года Сапата разрешил Пачеко провести тайные переговоры с Гонсалесом. Крестьянский вождь был убежден, что Каррансу ненавидят большинство генералов его же собственной армии, и не терял надежды договориться с ними о совместной борьбе против «верховного главнокомандующего». Однако Пачеко вел переговоры совсем с иной целью. Его дивизия сильно поредела от дезертирства, так как состояла из случайных людей, которые примкнули к Сапате в пору наивысшего военного могущества Конвента. Военный министр, по всей видимости, договорился с Гонсалесом, и 13 марта его войска без боя оголили фронт. Неожиданно силы Гонсалеса прошли через сильно укрепленную горную позицию и оказались всего в 7 километрах от столицы Морелоса Куэрнаваки. Устанавливая орудия для обстрела города, каррансисты наблюдали в бинокли, как на домах Куэрнаваки появляются белые флаги.

Сапата отказывался верить в предательство Пачеко. Но один из патрулей де ла О застрелил изменника, когда он собирался вместе с Гонсалесом захватить в плен правительство Конвента в Хохутле. Гонсалес постепенно окружал Куэрнаваку, и 29 апреля правительственные войска изготовились к штурму. В шесть часов утра 2 мая началось наступление, и город был взят. Сапата, лично руководивший обороной едва успел скрыться. В течение нескольких дней Гонсалес оккупировал все крупные населенные пункты Морелоса и 6 мая рапортовал об успешном завершении кампании. Освободительная армия Юга удерживала Хохутлу и несколько деревень. Однако, как и Вилья, Сапата был фактически вынужден перейти к партизанской войне.

Жестокостью «революционные» войска бывшего рабочего Пабло Гонсалеса затмили все ужасы, с которыми столкнулось мирное население Морелоса во времена Уэрты. В Куаутле каррансисты повесили местного священника, объявив его шпионом Сапаты. В местечке Хиютепек были расстреляны сразу 225 пленных. Когда в середине июня каррансисты наконец-то заняли ставку Сапаты в деревне Тлальтисапан, они расстреляли 286 человек, в том числе 112 женщин и 42 детей и подростков. В Мехико на тот свет были отправлены более 1300 «пленных», многие из них – мирные жители. Военный командующий столицы Бенджамен Хилл отдал приказ депортировать их на «перевоспитание» на плантации сизаля на Юкатане. Тем же самым, как мы помним, занимался Порфирио Диас. В ужасе крестьяне бежали в горы и в те немногие, и так уже переполненные беженцами деревни, которые удерживала Освободительная армия Юга.

Пока Гонсалес вел кровавую войну с сапатистами в Морелосе, Карранса решил окончательно поставить на место ставших ему ненужными былых союзников из организованного рабочего движения. Нельзя сказать, что Карранса ненавидел рабочих, хотя он и не испытывал симпатий к низшим слоям мексиканского общества. Когда они бастовали на частных предприятиях и выдвигали чисто экономические требования, Карранса не реагировал. Более того, многие его генералы на местах поддерживали требования рабочих. Однако их уже не удовлетворяли сокращение трудового дня и увеличение зарплаты. Ведь эту зарплату все равно платили бумажными песо, которые весной 1916 года почти ничего не стоили. Но вопрос инфляции был уже отнюдь не частным и никак не зависел от предпринимателей. Неудивительно, что забастовки все чаще и чаще стали проходить под антиправительственными лозунгами. А посягательств на свою власть Карранса не прощал никому. Он считал, что профсоюзы либо должны поддерживать правительство, либо их вообще не должно существовать.

К декабрю 1915 года строительные рабочие Мехико парализовали столицу и добились увеличения заработной платы на 150 процентов. К ним присоединились даже парикмахеры. На северо-востоке штата Мехико забастовали рабочие серебряных рудников, принадлежавших французам, американцам и англичанам. Рудники пришлось закрыть, и разыгрались настоящие уличные сражения между бастующими и штрейкбрехерами. Каррансе по внешнеполитическим соображениям никак не выгодно было дальнейшее обострение отношений с американцами, тем более что Вилья начал открытую борьбу с ними на севере.

Между тем анархо-синдикалисты из «Дома рабочих мира» стали настойчиво требовать введения рабочего контроля за ценами, производством и зарплатами. 100–150 тысяч членов филиалов «Дома» по всей стране полностью поддерживали эти требования. Но с точки зрения Каррансы рабочие тем самым перешли черту, отделявшую их экономическую борьбу от борьбы за власть. Не случайно, что именно в январе 1916 года Карранса распустил «красные батальоны». Он готовился к силовому подавлению пролетариата и хотел заблаговременно лишить его возможности самообороны.

В ответ лидеры «Дома» перешли к прямым атакам на правительство Каррансы, критикуя «верховного главнокомандующего» на многочисленных собраниях и митингах. Тот же тон взяла и рабочая печать, которую во время борьбы с Вильей активно финансировали сами же конституционалисты. На улицы вышли разгневанные ветераны «красных батальонов», которые требовали национализации промышленности и борьбы с безработицей путем организации правительством общественных работ. Однако в начале 1916 года у Каррансы уже не было резона обхаживать рабочих, как тогда, когда он стремился направить их на борьбу с Вильей и Сапатой.

Войска Гонсалеса по образцу Уэрты провели в Мехико рейд против «Дома рабочих мира» и арестовали всех, кого там застали. Отдельные рабочие лидеры провели в тюрьме по четыре месяца. Однако «Дом» не был намерен сдавать свои позиции без боя. Образованная под его эгидой 90-тысячная федерация столичных синдикатов стала готовить генеральную забастовку, чтобы полностью парализовать деловую жизнь Мехико. В Веракрусе и Тампико прошли демонстрации, угрожавшие бесперебойной работе этих основных портов страны. Губернатор Веракруса в ответ объявил в городе осадное положение. Теперь рабочие, вероятно, вспоминали с ностальгией господство в Мехико «реакционеров» Сапаты и Вильи, которые ничем не мешали их повседневной борьбе.

22 мая 1916 года Мехико был охвачен всеобщей забастовкой. Электрики отключили свет. Рабочие требовали освобождения лидеров «Дома» и возврата отобранного у них Гонсалесом здания (годом раньше Обрегон предоставил им одно из самых фешенебельных зданий столицы, в котором прежде размещался престижнейший клуб Мехико). Лишенная электричества столица осталась, соответственно, без телефонной связи и почти без питьевой воды. Застигнутый такой демонстрацией экономической мощи врасплох, командующий войсками Мехико генерал Хилл согласился встретиться с лидерами забастовки. Он сделал вид, что полностью солидарен с требованиями рабочих, и издал ультиматум, требуя от предпринимателей участия во встрече с трудящимися под его председательством. Считая, что забастовка закончилась победой, рабочие возобновили подачу электричества.

Однако вскоре стало ясно, что достигнутое повышение зарплаты опять съедено инфляцией. К середине 1916 года за один бумажный песо давали только два сентаво золотого (т. е. обеспеченного золотом) песо. Вдохновленный успехом майской забастовки «Дом рабочих мира» начал готовить новую всеобщую стачку в столице. Но на сей раз правительство уступать не собиралось. 31 июля 1916 года в Мехико началась еще более мощная забастовка, полностью парализовавшая столицу. Тысячи рабочих вышли на демонстрацию в центре города. Но правительство знало от своих информаторов о готовящейся забастовке и накануне под покровом ночи стянуло в Мехико войска.

Солдаты, неожиданно напав на митингующих, рассеяли их на мелкие группы. Снова был захвачен «Дом», опять арестованы его руководители. Одновременно Доктор Атль пригласил лидеров забастовки на встречу с Каррансой в Национальный дворец. Карранса приказал арестовать гостей и обвинил их в государственной измене на основании своего любимого декрета Хуареса от 1862 года. 2 августа в Мехико было объявлено осадное положение. Лидеру электриков Эрнесто Веласко приставили к голове пистолет, и он был вынужден показать солдатам, как восстановить в городе электроснабжение.

«Дом» был закрыт (в прошлый раз, как мы помним, его закрыл Уэрта в мае 1914 года) и в столице, и в других городах страны. Теперь военные власти на местах не стеснялись применять силу для подавления локальных забастовок. Карранса указал рабочему классу Мексики его место в новом государстве.

Пока Карранса занимался сапатистами и профсоюзами, американцы продолжали в Чиуауа охоту за Вильей. Они узнали о его ранении, а также о том, что Вилью отвезли на юг штата в район города Парраль. Парраль был известным центром поддержки Вильи еще со времен революции против Диаса. Першинг решил перенести свою ставку южнее: из колонии мормонов Дублан в Намикипу. Оттуда он выслал еще дальше на юг кавалерийский отряд майора Томпкинса. Тот был уверен, что в Паррале захватит Вилью живьем. По пути на юг 10 апреля 1916 года конники Томпкинса разбили в городе Сан-Сарагоса небольшую группу вильистов, которые грабили местную фабрику. Майор отдал всю добычу обратно владельцам. На подступах в Парралю отряд американцев встретил мексиканский офицер Антонио Меса, пообещавший, что в городе проскакавших десятки миль всадников накормят и обеспечат фуражом.

Однако когда на горизонте показался Парраль, стало ясно, что американцев там видеть не желают. Командующий гарнизоном каррансистов генерал Лосано вежливо, но твердо предложил отряду уйти из города и обещал показать удобное место для отдыха. Улицы города были запружены враждебно настроенными мексиканцами, кричавшими «Вива Вилья!» и «Вива Мехико!». Томпкинс решил пошутить и крикнул в ответ: «Вива Вилья!» Раздался смех. Когда Лосано отвел сотню американцев к северу от города, майор заподозрил неладное. Предложенное Лосаной место было окружено с трех сторон холмами, а на них занимали позиции вооруженные люди с мексиканскими флагами. Томпкинс отказался расположить свой отряд в этом месте, но понял, что боя уже не миновать. Как только Лосано покинул американцев, началась стрельба. Только плохие снайперские навыки мексиканцев помогли американцам избежать серьезных потерь. Одного из них убили, двоих ранили. Сами карранситы потеряли в бою около 40 человек. Тем не менее Томпкинсу пришлось отступить от Парраля. Этот город в 350 милях от границы оказался самой южной точкой, до которой продвинулась карательная экспедиция Першинга.

Американцам приходилось полагаться на конные разъезды, потому что их допотопные самолеты оказались скорее обузой, чем подспорьем. Радиус их действия не превышал 50 миль, и в первый день экспедиции они даже не смогли за один перелет нагнать конницу Першинга. Вскоре самолеты стали ломаться. Годились они разве на то, чтобы передавать сообщения отдельным отрядам. Когда два самолета доставили сообщение от Першинга командующему мексиканскими войсками в Сьюдад-Чиуауа, мексиканцы исцарапали и прожгли машины окурками. А когда Першинг запросил в Вашингтоне более современные самолеты, ему ответили, что вся американская авиация уже находится в его распоряжении. В то время на западноевропейском театре боевых действий в воздушных боях участвовали уже сотни самолетов с обеих сторон. Но военное ведомство США проявляло поразительную беспечность, не считая авиацию серьезным средством борьбы, хотя именно американцы братья Райт изобрели, как полагают на Западе, самолет.

Бой у Парраля поставил Мексику и США на грань войны. Першинг опасался, что Карранса может прервать его линии снабжения, которые сильно удлинились после того, как американец перенес свою ставку в Намикипу Чтобы поддерживать с Вашингтоном радиосвязь, пришлось отойти назад к границе. Потом через систему радиорелейных вышек удалось наладить связь между Намикипой и колонией Дублан.

21 апреля 1916 года мексиканские генералы Лосано и Эррера прибыли на переговоры с командиром американского авангарда под Парралем полковником Брауном. Мексиканцы предложили американцам отойти на 40 миль к северу, поскольку их присутствие в окрестностях Парраля только увеличивает и так высокую популярность Вильи в этой местности. Браун показал на стоявший за его спиной американский флаг и безапелляционно отчеканил, что этот флаг сдвинется с места лишь после приказа его командования. Однако уже на следующий день Першинг отдал соответствующий приказ, и американцы отошли на север.

Карранса был напуган инцидентом под Парралем, так как он не хотел полномасштабной войны. Но подобный инцидент мог повториться в любой момент. 12 апреля 1916 года мексиканский министр иностранных дел Агилар направил своему американскому коллеге Лансингу ноту, в которой США дипломатическим языком предлагалось отозвать войска Першинга на свою территорию. Подчеркивалось, что взаимное обязательство Мексики и США разрешать преследование бандитов на территориях друг друга пока не вступило в силу, а было всего лишь предложено как тема переговоров мексиканской стороной. Соответственно, у экспедиции Першинга никаких прав для нахождения в Мексике нет. К тому же утверждалось, что банды Вильи рассеяны и с ними вполне справятся правительственные войска. В ноте предлагалось немедленно начать переговоры о выводе американских войск.

В США за вывод войск выступал начальник генерального штаба Скотт, хотевший одновременно мобилизовать Национальную гвардию пограничных штатов для надежной охраны границы с Мексикой. Однако министры внутренних дел и сельского хозяйства настаивали на продолжении экспедиции. Министр обороны Бейкер вообще рекомендовал начать широкомасштабную интервенцию, свергнуть Каррансу и навести порядок в Мексике. Вильсон, хотя и понимал всю бессмысленность пребывания солдат Першинга в Мексике, все же решил пока экспедицию не отзывать. Президент готовился к переизбранию, а американское общественное мнение того времени было пронизано шовинизмом.

Но на переговоры с мексиканцами США решили пойти, так как к тому времени резко осложнилась обстановка в Европе. Германская подлодка потопила в проливе Ла-Манш мирное французское пассажирское судно «Сассекс». Несмотря на то, что не погиб ни один американец, Вильсон заявил Берлину решительный протест и потребовал прекратить нападения на мирные суда. Казалось, что вопрос вступления Америки в войну является делом нескольких дней. Именно поэтому в Вашингтоне решили не обострять отношения с Каррансой в связи с инцидентом в Паррале.

Американцы согласились провести с Мексикой переговоры на уровне военных. Главой делегации был назначен генерал Скотт, считавшийся большим знатоком Мексики. Карранса нехотя дал добро и отправил на границу в Сьюдад-Хуарес Обрегона. Однако инструкции у обоих переговорщиков были диаметрально противоположными. Обрегону следовало добиться от Скотта конкретной даты вывода группировки Першинга из Мексики. Скотт должен был подчеркнуть, что пребывание Першинга в Мексике не является вмешательством во внутренние дела этой страны, а также пригрозить, что повторение рейдов, подобных колумбусскому, может заставить администрацию Вильсона прибегнуть к полномасштабной интервенции. По сути, Скотт предлагал, чтобы войска Першинга сконцентрировались в северной части Чиуауа, чтобы помочь каррансистам ловить Вилью в южной части штата. То есть фактически США отказались от активных операций по поимке Вилье и рассматривали свои войска в Мексике как гарантию того, что каррансисты всерьез будут охотиться за последним.

Таким образом, американцы рассматривали переговоры как чисто военные, ведущиеся с целью разграничения зон ответственности каррансистов и Першинга в Чиуауа. Что же касается вывода войск, то Скотт и данный ему в помощь Фанстон объявили эту тему сугубо дипломатической и сказали, что у них нет никаких полномочий для ее обсуждения. Обрегон и сопровождавший его генерал Хасинто Тревиньо, командующий каррансистами в Чиуауа, в свою очередь, отказались обсуждать какое-либо сотрудничество мексиканских и американских войск в штате. Переговоры явно заходили в тупик, несмотря на совместные торжественные обеды и другие знаки взаимной протокольной вежливости. Скотт сообщал в Вашингтон, что они с Обрегоном приехали разговаривать об абсолютно разных вещах.

1 мая 1916 года, на следующий день после начала переговоров Скотта с Обрегоном до американцев дошли слухи, что мексиканские войска получили приказ разгромить армию Першинга, предварительно отрезав ее от баз снабжения. Обрегон как министр обороны ничего об этом якобы не знал, но, по всей видимости, такие слухи были дополнительным средством давления на американскую сторону. Скотт не мог не понимать, что если полностью разгромить Першинга мексиканцам пока не удастся (по данным разведки, в Чиуауа было около трех тысяч каррансистов), то лишить карателей снабжения им труда не составит. Американцы и так уже стали доставлять часть грузов на автомобилях, но для обеспечения безопасности маршрута приходилось держать вдоль пути следования сильные гарнизоны. Из Вашингтона Скотту и Фанстону пришло указание принять меры для охраны своей личной безопасности.

Обрегон же понимал, что если он вернется с переговоров с пустыми руками, это нанесет сильный удар его популярности (на что и рассчитывал Карранса). Поэтому генерал, чтобы избежать постоянных расспросов со стороны мексиканской прессы, перенес переговоры в техасский Эль-Пасо. Начало переговоров назначили на полночь, но дотошные газетчики все равно смогли вычислить место и время их проведения. Скотт стал вести себя более настойчиво. Он сообщил, что американцам известно о концентрации крупных контингентов мексиканских войск на западном и восточном флангах экспедиции Першинга. Если Карранса хочет потерять свою страну, то пусть попробует атаковать карательную экспедицию. Обрегон, видимо, сознавал, что с военной точки зрения Скотт прав, к тому же полномасштабная американская интервенция была в интересах Вильи и Сапаты, которые отнюдь не собирались прекращать борьбу. Поэтому министр обороны Мексики наконец стал обсуждать вопросы по существу, и переговоры в Эль-Пасо продолжались целых 12 часов.

Договорились, что Першинг отойдет на север и развернет свою ставку, как и прежде, в районе мормонской колонии Дублан. В Намикипе останется небольшой южный авангард. Таким образом, Скотт и Фанстон добились всего, чего желали. Однако дату окончательного вывода американских войск они обсуждать отказались. 4 мая 1916 года было подписано чисто военное по своему характеру соглашение, фактически разрешавшее американцам легально находиться в северном Чиуауа. Вильсон немедленно утвердил его, но Карранса отказался от ратификации. Он понимал, что с политической точки зрения такое соглашение было бы блестящим подтверждением вильистской пропаганды, утверждавшей, что Першинг находится в Чиуауа с полного согласия Каррансы.

6 мая 1916 года на американскую территорию (местечко Гленн-Спрингс в Техасе) было совершено новое нападение мексиканского конного отряда. 60 всадников, переправившихся вброд через Рио-Гранде, кричали не только «Вива Вилья!» но и «Вива Карранса!». Они атаковали небольшое подразделение 14-го кавалерийского полка армии США. С американской стороны погибли трое солдат, с мексиканской – двое. Американская кавалерия без всякого уведомления правительства Мексики преследовала нападавших на протяжении около ста миль вглубь мексиканской территории. После этого странного инцидента Вильсону пришлось нехотя дать согласие на мобилизацию 4500 национальных гвардейцев в штатах Техас, Аризона и Нью-Мексико. Еще 38 тысяч резервистов Национальной гвардии были приведены в состояние повышенной боевой готовности.

История этого странного рейда окутана тайной, однако в последнее время большинство исследователей считают, что за ним стоял Карранса. Он же, скорее всего, поддерживал и сепаратистское движение в Техасе и Нью-Мексико. Интересно, что именно так уже в то время думало и большинство американских наблюдателей, включая федеральную полицию. В тех условиях рейд был осуществлен для того, чтобы дезавуировать соглашение, достигнутое Обрегоном. Карранса не желал укрепления авторитета своего основного соперника.

В мае 1916 года, несмотря на вынужденное оперативное бездействие (рейды в южные районы Чиуауа, где находился Вилья, были запрещены), группировка Першинга все же добилась некоторых успехов местного значения. 25 мая в случайной стычке с американским патрулем был убит второй по значению командир вильистов Канделарио Сервантес. Першинга это несказанно обрадовало потому, что именно Сервантес имел наглость действовать на подконтрольной ему территории вблизи Намикипы. В отчете в Вашингтон Першинг справедливо именовал Сервантеса наиболее «способным и отчаянным» из вильистских командиров. Кстати, в самой Намикипе к американцам по мере обострения их конфликта с Каррансой относились все более прохладно. Все знали, что Карранса неизменно применяет декрет Хуареса от 1862 года в отношении всех пособников иностранных оккупантов. Когда позднее Першинг ушел из Мексики, вместе с ним бежал и лидер местной самообороны в Намикипе. Этот человек вернулся в родной город в 1933 году, и его сразу же убили неизвестные лица.

Першинг разбил оккупированную им территорию северного Чиуауа на секторы и поручил своим командирам следить за обстановкой во вверенных им районах. Однако главным противником войск Першинга была скука, которую никак не компенсировали бесконечные учения, которые проводил Першинг (вскоре этот человек возглавит американские экспедиционные войска в Европе). Пришлось организовать бордель, чьи обитательницы находились под постоянным врачебным контролем. Першинг мог гордиться, что уровень венерических заболеваний в его частях был даже несколько ниже, чем в среднем по армии США.

Карранса, однако, не был намерен молчаливо соглашаться с продолжением американского военного присутствия в Мексике на неопределенное время. 16 июня 1916 года командующий каррансистскими войсками в Чиуауа Тревиньо сообщил Першингу, что получил приказ «верховного главнокомандующего» силой оружия воспрепятствовать любому продвижению американских войск на восток, запад или юг. На север, поближе к своей границе, американцы двигаться могли. После письма Тревиньо пребывание американских войск в Мексике превращалось в полное посмешище. Они ничего не могли сделать Вилье, который вновь появился в южном Чиуауа. Не могли они и контролировать собственные коммуникации через мексиканские железные дороги, так как дороги эти были к востоку от колонии Дублан.

Першинг ответил Тревиньо довольно дерзко: он подчиняется только американскому правительству, а оно его движения никак не ограничивает. Командующий экспедицией пригрозил, что если его части будут атакованы мексиканской армией, то вся ответственность за последствия целиком ляжет на мексиканскую сторону.

Но Карранса не мог больше терпеть столь вызывающего поведения непрошеных гостей. Он отдал приказ о переброске в Чиуауа крупных контингентов и опубликовал ультиматум Тревиньо. В свою очередь, американские газеты, особенно из концерна медийного магната Херста, владевшего ранчо в северном Чиуауа, развязали активную антимексиканскую кампанию. Журналисты утверждали, что Вилья и Карранса заключили соглашение о совместной борьбе против американцев. Тем самым Карранса, дескать, поставил себя на одну доску с «бандитом» Вильей.

20 июня 1916 года госсекретарь Лансинг направил мексиканскому правительству грозную ноту, в которой предостерегал от любой попытки нападения на войска Першинга. Таким образом, политический план Вильи, казалось, сбывался. Американцы пришли в Мексику, чтобы расправиться с ним, а теперь их основным противником стали войска Каррансы. Вилье же досталась роль счастливого смеющегося третьего.

Першинг получил сведения, что в районе Вилья-Аумада (основной базе снабжения карательной экспедиции на железной дороге в Эль-Пасо) к востоку от его ставки собралась крупная мексиканская армия примерно в 10 тысяч человек. Столько же или даже больше мексиканцев концентрировались с запада, подтягиваясь из Соноры. Увеличивались и силы самого Тревиньо, который прикрывал возможные пути наступления американцев на юг. Таким образом, Першинг чувствовал, что готовится полное окружение его группировки.

При неблагоприятном соотношении сил (мексиканцев, по данным американской разведки, насчитывалось больше как минимум в два раза) и перекрытии путей снабжения исход возможного сражения был далеко не ясным. К тому же мексиканская армия представляла собой все-таки не отряды почти безоружных индейцев или филиппинских повстанцев, с которыми привыкла сражаться армия США. Почти все солдаты правительственных сил Каррансы имели опыт вооруженной борьбы, включая и крупные бои. К тому времени у Каррансы под ружьем числились около 120 тысяч солдат и офицеров – более чем в два раза больше, чем во всех сухопутных войсках США.

Першинг решил направить на восток сотню кавалеристов под командованием капитана Бойда, чтобы разведать намерения мексиканцев в Вилья-Аумаде. Бойда строго предупредили, чтобы он не ввязывался в бой. Утром 21 июня кавалеристы Бойда подошли к городку Каррисаль, который прикрывал подступы к Вилья-Аумаде. Там уже заняли боевую позицию более 400 солдат правительственных сил. Бойд направил в Каррисаль парламентера с требованием пропустить его отряд через город. В ответ командующий мексиканским гарнизоном просил передать, что здесь нет никаких вильистов, но если американцам нужен враг, то его гарнизон таковым и является.

На переговоры с Бойдом прибыл генерал Феликс Гомес, который вежливо, но твердо заявил, что имеет приказ не допустить дальнейшего продвижения американского отряда. Бойд просил переводчика передать «сукиному сыну», что он все равно пройдет через город. Но Гомес в переводе не нуждался. Сохраняя вежливость, он ответил, что в таком случае американцам придется пройти через его труп.

Бойд стал пленником собственной пропаганды, рисовавшей мексиканцев расово неполноценными по сравнению с гордыми англосаксами. Капитан ожидал легкой победы. Он спешил своих кавалеристов и бросил их в атаку. Уже вскоре от мексиканского огня погибли 10 человек, а остальным пришлось поспешно отступить. К пущему позору 23 американцев захватили в плен. Гомес сдержал свое слово – он был в числе 45 погибших мексиканцев. Был убит и Бойд. На счастье остатков его отряда, мексиканцы не стали его преследовать.

Першинг узнал о разгроме своего отряда под Каррисалем из США, так как у него самого связи с Бойдом не было. Каррансисты же сразу передали новость о своей победе в США, где ее услышал потрясенный Фанстон. Он обрушился на Першинга с критикой: почему командующий карательной экспедицией даже спустя 24 часа после боя ничего о нем не знает? Сам Першинг, естественно, решил, что инициатива в сражении исходила от мексиканцев, и немедленно стал строить планы по оккупации всего Чиуауа, включая столицу штата. Не зная о довольно слабых боевых качествах, проявленных кавалеристами Бойда, Першинг считал, что возьмет Сьюдад-Чиуауа без всяких проблем. Но Фанстон, похоже, оценивал ситуацию гораздо реалистичнее. Он строго приказал Першингу оставаться на позициях в колонии Дублан. Тем более что вскоре стало ясно: не мексиканцы, а американцы начали бой.

Однако Вильсон не мог оставить инцидент в Каррисале без всякой реакции: в США набирала обороты предвыборная кампания. Поэтому Каррансе 25 июня была направлена жесткая нота с требованием немедленно освободить американских пленных. Одновременно министерство обороны США приказало войскам на границе разработать операцию по захвату всех мостов через Рио-Гранде, чтобы по ним в Мексику двинулась полноценная армия вторжения. Беда, правда, заключалась в том, что в США на тот момент не было под ружьем 200 тысяч солдат, необходимых для войны с Мексикой по расчетам самих же американских военных.

По Мексике прокатилась волна анитиамериканских демонстраций, многие из которых были организованы самим же правительством. Карранса хотел показать американцам, что и он тоже вынужден считаться с националистически настроенным общественным мнением своей страны. Однако он немедленно приказал Тревиньо освободить американских пленных, и 29 июня те прибыли на границу. Мексиканцы сняли с них форму, и некоторые пленники кутались в одеяла.

Посчитав, что общественное мнение удовлетворено, Карранса 4 июля 1916 года предложил американцам начать переговоры с целью преодоления напряженности в двусторонних отношениях. Вильсон быстро согласился: его мысли уже целиком занимала Германия и предстоящее вступление США в Первую мировую войну. Была образована двусторонняя комиссия – на этот раз из гражданских лиц. С мексиканской стороны ее возглавил самый влиятельный из советников Каррансы – министр финансов Луис Кабрера. Американской делегацией было поручено руководить министру внутренних дел Лейну. Американцы преподносили в качестве важной дипломатической победы то обстоятельство, что комиссия должна была заседать на территории США.

Впервые двусторонняя комиссия собралась 6 сентября 1916 года в Нью-Лондоне, штате Коннектикут. Американцы опять говорили о чем угодно, кроме интересовавшей мексиканцев даты вывода войск Першинга. В частности, они требовали от Каррансы согласия на безусловную гарантию неприкосновенности жизни и собственности американских граждан в Мексике. Если правительство Мексики не справлялось бы с этим обязательством. США получили бы право ввода на территорию Мексики своих войск без предварительного уведомления. Естественно, Карранса не мог пойти на такие кабальные условия. Но он на сей раз и не торопился. «Верховный главнокомандующий» понимал, что США вступят в войну в Европе сразу же после переизбрания Вильсона на второй срок в ноябре 1916 года. А тогда они сами будут вынуждены убрать 11 тысяч своих солдат и офицеров из Мексики.

Однако неожиданно появился еще один фактор, с которым пришлось считаться и Каррансе, и Вильсону. На политическую арену вернулся еще не оправившийся от ранения Панчо Вилья. Этот человек довольно точно учел все благоприятные для него изменения во внутренней и внешней политике Мексики. Бой под Каррисалем показал мексиканцам, что американцев можно бить, и довольно успешно. Сотни ветеранов «Северной дивизии» были готовы снова взяться за оружие, тем более что их прежний вождь и Карранса вроде бы имели теперь общего врага.

На Вилью работали и изменившиеся настроения населения в самом Чиуауа. Как и предсказывал Вилья, для того чтобы жители штата прозрели, понадобилось примерно шесть месяцев. После ввода войск Першинга Карранса назначил командующим в Чиуауа генерала Хасинто Тревиньо. Тревиньо сделал губернатором своего брат Франсиско, и оба руководителя устроили в штате такой коррупционный режим, который даже по меркам того неспокойного времени был слишком уж наглым.

Если при Вилье многие коммерсанты чувствовали себя в безопасности (особенно когда «Северная дивизия» шла от успеха к успеху), то при каррансистах полностью исчезли постоянные правила игры. Принудительные кредиты были бы еще терпимыми, учитывая полностью обесценившиеся деньги. Однако каррансистские солдаты и офицеры ни за что не платили (Вилья же, как мы помним, требовал от своих солдат рассчитываться за все товары). Мало того, они просто грабили магазины и перепродавали дефицитные продовольственные товары в США целыми грузовиками. Полковник армии Каррансы Диас Гонсалес командовал гарнизоном в Эль-Валье, где располагались и 4 тысячи солдат Першинга. Поэтому американцы оказались свидетелями «нового порядка». Гонсалес просто арестовывал неугодных и освобождал их за выкуп. Если выкупа не было, арестованный исчезал. Когда одна из элитных путан Маргарита Акоста отказала полковнику в своем обществе, он арестовал ее и расстрелял как шпионку Вильи. Конечно, без всякого суда. Заодно расстреляли сестру и служанку жрицы любви. Как настоящий рэкетир, Гонсалес требовал, чтобы все, проходящие через «его» город, имели «пропуск». Пропуск этот, естественно, надо было купить. Тех, кто не воспринимал такой порядок всерьез, бросали в тюрьму. Те, кто прогонял через Эль-Валье скот, должны были платить Гонсалесу по 5 долларов «пошлины» за каждую голову.

Тревиньо не только не пытался навести в штате порядок, но и сам вместе со своим братом участвовал в незаконных выгодных коммерческих операциях. Американцы оценивали уровень боеспособности каррансистской армии крайне низко, так как офицеры, в отличие от получавших скудное жалованье солдат, жили в роскоши и не интересовались боевой подготовкой. Тем более что, по мнению Тревиньо, «вильизм» в штате был полностью уничтожен. Так же считал и командующий войсками соседнего с Чиуауа штата Дуранго генерал Франсиско Мургуя.

Американцы в конце лета 1916 года тоже придерживались подобной точки зрения. Им удалось внедрить в ближайшее окружение Вильи своего агента. Тот докладывал, что рана затягивается плохо, Вилья передвигается на костылях, а верховая езда доставляет ему нестерпимую боль.

И все же в середине лета Вилья опять начал борьбу. Вместе со своим отрядом он объезжал городки и деревни и выступал на главных площадях с речами. Оратором Вилья был не очень искушенным, но с лихвой компенсировал недостаток образования горячей убежденностью в правоте собственных слов. Он опять призывал вступать в его ряды, чтобы бороться с американцами. Длительное присутствие последних на мексиканской земле доказывало всю истинность его манифеста в ноябре 1915 года. Теперь, говорил Вилья, понятно, что Карранса готов продать США Сонору и Чиуауа. Речи сопровождались распределением среди населения захваченного на принадлежавших американцам асиендах продовольствия.

Рекруты-добровольцы стали снова пополнять ряды вильистских отрядов. Однако вскоре Вилье пришлось объяснять новым бойцам, почему он вопреки собственным речам не воюет с американцами, зато бьет каррансистов, которые тоже вроде не испытывают особых симпатий к войскам Першинга. Конечно, Вилья не мог прямо сказать, что сам спровоцировал карательную экспедицию, чтобы поставить «верховного главнокомандующего» в трудное положение. Он разъяснял, что пока предатель Карранса находится у власти, невозможно объединить всех мексиканцев на борьбу с извечным северным врагом. Вилья не трогал Першинга, во-первых, потому, что не сомневался в его способности быстро захватить столицу штата, а захватить и ее, и весь штат он хотел сам. Во-вторых, в случае успеха его стратегического плана – захвата Чиуауа и Дуранго и движения на юг по железной дороге на соединение с Сапатой – Вилье как командующему новой массовой армии неизбежно потребовались бы оружие и боеприпасы из США. Он понимал, что при кровопролитных столкновениях с войсками США ему даже при помощи контрабандистов не удастся в будущем получить доступ к американскому рынку оружия.

После пропагандистских выступлений последовали первые бои отряда Вильи с каррансистскими гарнизонами в Чиуауа. Сначала эти стычки не вызывали особого беспокойства Тревиньо, у которого были в Сьюдад-Чиуауа более 6 тысяч солдат. Первую победу вильисты одержали за счет военной хитрости. Командир каррансистского отряда в 600 человек Игнасио Рамос направил письмо одному из вильистских офицеров Николасу Фернандесу с предложением объединить усилия против американцев. Фернандес пригласил коллегу на переговоры, и там на каррансистов неожиданно напал вильистский отряд. Рамос сопротивлялся, но все-таки был вынужден отступить с 300 бойцами.

Вилью обвиняли в предательстве. Однако и каррансисты совсем недавно обещали одному из офицеров Вильи амнистию, но расстреляли его, как только тот перешел на их сторону. Теперь и Вилья отбросил всякую гуманность по отношению к пленным. Офицеров Каррансы он расстреливал сразу. Солдатам предлагался выбор: либо присоединиться к вильистам, либо последовать за офицерами. Вильистский генерал Урибе отрезал часть уха всем отпущенным им пленным: захватив вновь, их расстреляли бы, немедленно узнав бывших каррансистов. Такая тактика, впрочем, не была особо успешной, потому что многие вчерашние каррансисты перебегали обратно к своим при первой же возможности.

Мелкие стычки с переменным успехом были лишь репетицией к новому началу общенациональной борьбы, которое Вилья решил приурочить ко Дню мексиканской независимости, 16 сентября. В этот день во всех крупных городах происходили народные гуляния. Тревиньо не видел никакого повода, чтобы не разрешить своим солдатам принять в них участие. Правда, ему докладывали, что Вилью видели поблизости от Сьюдад-Чиуауа, однако он не воспринял это сообщение всерьез. Ведь, в отличие от прошлых времен, у Вильи не было артиллерии, а на холме Санта-Роза, который господствовал над столицей штата, размещались пушки правительственных сил.

Вилья решил захватить Сьюдад-Чиуауа на короткое время своей излюбленной ночной атакой. Он сознавал, что удержать город ему пока не удастся, однако успех рейда, несомненно, продемонстрировал бы отсутствие реального контроля правительственных сил над штатом. Но, в отличие от рейда на Колумбус, сейчас для атаки Вилье нужен был предлог, который поняли и одобрили бы его бойцы. Он разъяснил, что хочет освободить из городской тюрьмы находящихся там вильистов и ороскистов. Среди прочих в тюрьме сидел бывший генерал Ороско Салазар, который потерпел поражение от Вильи при Терра-Бланка в ноябре 1913 года. Если раньше Вилья сразу же расстреливал сторонников Ороско, то теперь он решил объединиться с ними. Салазар был знаменем «алых» после смерти Ороско, и Вилья с полным основанием рассчитывал, что он привлечет под общие знамена тысячи сторонников. Тем более что ороскисты были возмущены предательским убийством своего лидера в США.

Вилья написал письмо генералу Тревиньо, обещая пожать ему руку в столице штата 16 сентября. Согласно одной из легенд (вряд ли достоверных) Вилья, переодевшись, лично ходил на разведку в город. Уже вечером 15 сентября 1916 года под видом посетителей праздничных торжеств в Сьюдад-Чиуауа стали просачиваться вильисты. Всего Вилья собрал для атаки около 1700 бойцов. По плану один отряд должен был захватить тюрьму, а другой – напасть на дворец губернатора и военные казармы. Ночью весь город наполнился криками: «Вива Вилья!» Охранники тюрьмы не успели оказать сопротивления и были перебиты. Сами вильисты потерь не понесли. Они освободили около 200 политических заключенных. Вилья обнял своего недавнего смертельного врага Салазара и произнес: «Я пришел сюда только с одной целью – предотвратить твой расстрел».

Услышав стрельбу, Тревиньо впал в панику и укрылся под защитой артиллерии на холме Санта-Роза. Вилья же инспектировал дворец губернатора, который еще совсем недавно был символом его безраздельной власти в штате. Он вышел на балкон, где в декабре 1915 года прощался с жителями столицы. Толпа внизу скандировала: «Вива Вилья!» Вилья произнес краткую речь, пообещав вскоре освободить весь штат от американцев и Каррансы. «Я вернусь через несколько дней!» Однако успех вильистов был омрачен некоторой несогласованностью в действиях двух основных групп. Планировалось, что те, кто займет дворец губернатора, уйдут из города, как только смолкнет стрельба в районе тюрьмы (это должно было послужить им сигналом, что тюрьма взята). Но стрельба продолжалась, так как ее вели рассеявшиеся по Сьюдад-Чиуауа каррансисты. Поэтому, когда основная часть отряда покинула город, другая часть осталась и была окружена. Только с большими потерями вильистам удалось соединиться со своими главными силами.

В докладе Обрегону Тревиньо расценил атаку Вильи как собственную блестящую победу. Ведь противник продержался в Сьюдад-Чиуауа только до 10 часов утра. Однако все население штата думало иначе. Ведь Вилья, всеми считавшийся уже отыгранной картой, спокойно захватил центр Чиуауа, который обороняло около 9 тысяч каррансистов. Многие мексиканцы опять поверили в непобедимость командующего «Северной дивизией». Поверили в нее и американцы, отмечавшие усилившийся приток добровольцев в отряды Вильи.

К тому же после рейда на столицу штата вильисты одержали еще целый ряд побед. Из Сьюдад-Чиуауа отряд направился в городок Сан-Андрес, который Вилья брал еще во времена борьбы против Диаса. Тамошний начальник каррансистского гарнизона полковник Суаса решил обмануть противника. Он укрепился в городе вместе с 60 бойцами (такая малочисленность должна была сыграть для вильистов роль приманки). Большая же часть гарнизона (300 бойцов) была заранее отведена из города, чтобы напасть на Вилью, когда он будет сражаться с гарнизоном. Однако засадный отряд напасть не решился, и после нескольких часов боя Суаса сдался. Все пленные были расстреляны. Вилья раздобыл телеграфный код гарнизона и отправил соседнему каррансистскому отряду срочную телеграмму с требованием прибыть на помощь осажденному гарнизону Сан-Андреса. Лейтенант, командовавший тамошними каррансистами, сначала не поверил, так как один из бежавших из Сан-Андреса солдат уже рассказал ему о гибели Суасы. Но Вилья по телеграфу приказал расстрелять этого солдата как паникера и срочно идти в Сан-Андрес. Лейтенант так и сделал, и 25 его солдат были взяты в плен и расстреляны.

Вилья действительно не церемонился с пленными, тогда как раньше он всегда щадил рядовых. По всей видимости, он был возмущен расправой над вильистами, которых взяли в плен при атаке на Сьюдад-Чиуауа. Перед расстрелом пленных заставили собственноручно копать себе могилы, что по тому времени считалось вопиющей бесчеловечностью.

После Сан-Андреса вильисты двинулись на горнорудный центр Кусиуирачик (именно туда на работу ехали американцы, которых расстреляли в январе 1916 года). Вилья предупредил о своем наступлении командира каррансистского гарнизона, и тот решил сам уйти из города. При отступлении каррансисты открыли огонь по приблизившимся к городу всадникам. После ожесточенного боя выяснилось, что под обстрел попал другой каррансистский отряд, который как раз шел гарнизону на выручку. Когда недоразумение обнаружилось, подошел Вилья и легко разбил оба отряда. В живых оставили только военный оркестр, который отныне сопровождал вильистов и играл в занимаемых ими населенных пунктах.

Далее отряд Вильи отправился в бывший центр ороскистского движения Сан-Исидро, где были торжественно, с оркестром и петушиными боями, отпразднованы именины командира. В местечке Санта-Исабель, том самом, где расстреляли в январе американских рабочих и инженеров, вильисты разгромили отряд генерала Кавасоса, который Тревиньо отправил на поиски Вильи. Упоенные победой, солдаты Вильи не выставили на ночь караулы, и утром их разбудил новый отряд каррансистов во главе с генералом Осуной. В панике вильисты бежали. Однако солдаты Осуны были деморализованы видом десятков расстрелянных пленных, тела которых лежали на улицах. И когда одна из небольших групп вильистов открыла огонь, солдаты Осуны бросились наутек, решив, что их заманивают в ловушку. На следующий день вильисты действительно пришли в себя и атаковали Осуну, который укрепился на окрестных холмах. Бой был коротким, и каррансисты бежали. Многих настигли (у солдат были плохие и некормленые кони) и расстреляли.

Тревиньо, правда, не видел в успехах вильистов большой беды. Любой неудачный бой имел у него свое объяснение. В одном случае подвела несогласованность действий, в другом каррансисты по ошибке обстреляли друг друга и так далее. Тревиньо сообщал Обрегону, что основной причиной неудач помимо описанных выше случайностей является недостаток боеприпасов. Следует отметить, что после стычки у Парраля в апреле 1916 года американцы сначала сократили, а потом вообще запретили поставки оружия и боеприпасов в Мексику, чтобы оказать давление на Каррансу После этого во многих частях действительно стал ощущаться недостаток боеприпасов. Вилья же заранее заготовил несколько складов, и у него такого недостатка не было.

Однако Обрегон не поверил объяснениям Тревиньо. Он считал основной бедой командующего каррансистами в Чиуауа неправильную тактику. Следовало не ждать нападений Вильи, а атаковать его в инициативном порядке. Кстати, в этом случае, по мнению Обрегона, был бы меньше и расход боеприпасов. Но Тревиньо был только мастером обороны – именно он несколько месяцев успешно сдерживал атаки вильистов на порт Тампико в 1914-1915 годах. Поэтому Обрегон решил направить в Чиуауа командующего войсками соседнего штата Дуранго генерала Мургую. Напомним, это он разгромил Вилью при Леоне в 1915 году, когда сам Обрегон был тяжело ранен. Тревиньо воспринял свое подчинение Мургуе как оскорбление и подал в отставку. Обрегон отставку не принял, намекнув, что сначала Тревиньо должен искупить позор за свои неудачи. В ответ тот поклялся когда-нибудь убить Обрегона.

Вилья же отправил Тревиньо открытое письмо, в котором «докладывал», что около 300 бойцов стоит вычеркнуть из списка живых, и просил прислать ему еще солдат и офицеров. Назвав адресата предателем (американцы в Чиуауа, но их никто не прогоняет), подытожил Вилья свое издевательское послание так: толковать, мол, с Тревиньо – все равно что разговаривать с необразованным ослом.

Впервые после ноября 1915 года Вилья, ощутив свою силу, снова обратился с манифестом к нации. На этот раз воззвание было выдержано в подчеркнуто националистических тонах. Социальных реформ Вилья не обещал. Он призывал сосредоточить усилия исключительно на борьбе с «врагами нашей расы» – американцами. Вилья предлагал немедленно лишить всех иностранцев права владения собственностью в Мексике. Только те из них, кто принял мексиканское гражданство и прожил в стране не менее 25 лет, должны были получить возможность приобретать недвижимость, да и то вдалеке от границы. Вилья даже предлагал полностью прекратить всю торговлю с США и перерезать ведущие в Америку телеграфные и железнодорожные линии.

На первый взгляд, эти требования выглядели несколько утопично. Но, как ни странно, они свидетельствовали о хорошем политическом чутье Вильи. В то время (конец 1916 года) Карранса опять широковещательно объявлял о грядущих глубоких реформах, а многие генералы-губернаторы на местах (например Кальес в Соноре) уже активно проводили их в жизнь. В этих условиях поднять людей на вооруженную борьбу под лозунгом социальных реформ было тяжело. Зато американцев ненавидели все, в том числе и многие солдаты и офицеры каррансистской армии.

В манифесте Вилья высказал и одну мысль, очень сходную с тем, что предлагал Обрегон: будущим президентом Мексики не должен стать кто-либо из генералов, а Конгресс нужно составить из людей «скромного» происхождения – тех, кто не понаслышке знает о чаяниях простых мексиканцев.

Манифест действительно сыграл свою роль, и к Вилье потянулись дезертиры из каррансистской армии. Американцы отмечали, что правительственные войска удерживают только крупные города и что симпатии подавляющей части населения Чиуауа на стороне вильистов. Из такой оценки ситуации они сделали довольно оригинальный вывод – решили отравить Вилью. Им удалось войти в контакт с японцами, которые прислуживали Вилье и его семье. Вилья терпеть не мог китайцев, считая, что все они бедняки и их иммиграция ничего не может дать Мексике, зато японцев он, как и многие мексиканцы, очень уважал. Это уважение стало распространяться в Мексике после удивительной для всего мира победы Японии в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Страна восходящего солнца убедительно продемонстрировала, как за короткий срок можно превратиться из отсталой полуколонии в ведущую мировую державу. Многие мексиканцы видели в этом яркий пример для подражания. Например, офицеры мексиканской армии внимательно изучали историю всех крупных сражений Русско-японской войны, и одним из главных усвоенных уроков было широкое применение пулеметов.

Японцы стали информировать американцев о передвижении Вильи, однако проку от этого было немного, так как теперь американцы все равно не могли уже свободно передвигаться по Чиуауа. Когда же японцы предложили отравить Вилью, то начальник разведки Першинга капитан Рид с удовольствием передал им яд. 23 сентября 1916 года японцы Дио и Сато доложили, что подсыпали яд в кофе Вильи. Однако с последним ничего не произошло. Нет даже сведений, что Вилья болел. Возможно, Вилью спасло то, что он отлил полчашки своему адъютанту. Мы уже упоминали, что Вилья всегда боялся отравления. Как оказалось, не зря. Японцы сокрушались: ведь предварительно они успешно испытали яд на собаке.

Когда через Министерство обороны рапорт о попытке отравления Вильи дошел до президента США, тот был потрясен. Вильсон меньше всего хотел, чтобы эта постыдная история всплыла перед президентскими выборами. Даже Карранса не захотел обсуждать эту тему, когда еще в марте 1916 года те же японцы предложили отравить Вилью и ему.

Вилья не знал, что едва не расстался с жизнью. Наоборот, после рейда на Чиуауа он стал осторожно нащупывать контакты для примирения с американцами. Вскоре он опять должен был возглавить многотысячную армию, и ему требовалось американское оружие. С его точки зрения, экспедиция Першинга свою основную задачу уже выполнила: многие мексиканцы стали считать Каррансу предателем, а Вилью – лидером общенационального движения сопротивления агрессорам. В этих условиях Вилья пригласил в свой лагерь двух американцев (один из которых, кстати, раньше поставлял боеприпасы для его «Северной дивизии»). Вилья просил их передать, что не несет никакой ответственности за расстрел 16 американцев в Санта-Исабель, узнал о нем спустя несколько дней после инцидента и выражает по этому поводу свое глубокое сожаление. Что касается Колумбуса, то его самого там не было. В город Вилья действительно не въезжал, что еще раз доказывает: этот человек просчитывал свои действия на много ходов вперед. Вскоре Вилья подтвердит свое алиби – укажет место своего нахождения во время рейда на Колумбус с помощью трех американских граждан.

В полном противоречии со своим же недавно выпущенным манифестом Вилья заверил двух американцев, что испытывает по отношению к их стране только добрые чувства. Придя к власти, он, как и прежде, станет защищать американскую собственность в Мексике и полностью гарантировать все коммуникации между обеими странами. И вообще он любит всех иностранцев, за исключением китайцев.

Американские агенты сообщали и о демарше одного из видных вильистских офицеров. Тот передал желание Вильи вступить в прямой контакт с представителями американского правительства. Целью переговоров должно было стать определение характера будущих отношений между США и Вильей как одним из политических лидеров Мексики. Вилья даже назвал через своего офицера желательного для него партнера по переговорам – своего старого друга генерала Скотта. Вильистский офицер заявил о готовности передать для Вильи любую информацию от американского правительства.

О тайных контактах Вильи с американцами узнали даже каррансисты. Тревиньо абсолютно верно расценил их как попытку заручиться возможностью приобретать в США оружие и боеприпасы.

Однако ни Першинг, ни его непосредственный начальник Фанстон не обманывались насчет истинных чувств Вильи по отношению к США. В октябре 1916 года, после серии побед Вильи над каррансистскими гарнизонами, Фанстон предложил немедленно оккупировать два самых крупных города Чиуауа – Сьюдад-Чиуауа и Сьюдад-Хуарес. Целью акции должен был стать именно удар по Вилье, так как каррансистская армия, по мнению Першинга, уже не контролировала ситуацию в штате. Одобрение этого плана дало бы Першингу и хоть какое-то оправдание бесцельному пребыванию его группировки в Чиуауа. Однако Вильсон, который уже решил в ближайшем будущем втянуть США в войну в Европе, не был заинтересован в возможных осложнениях в Мексике и с планом Першинга не согласился.

Между тем Обрегон направил из Дуранго против Вильи крупный отряд войск во главе с генералом Фортунато Майкотте. Именно этот человек вел авангард Обрегона в решающей первой битве при Селайе. Майкотте получил жесткую инструкцию: немедленно атаковать отряд Вильи сразу же после его обнаружения. Эта инструкция Обрегона привела к тяжелому поражению правительственных войск. Вилья оказался способным учеником и применил против Майкотте ту же самую тактику, которую при Селайе применил против него самого Обрегон.

Отряд Вильи занял заранее укрепленные позиции у местечка Ла-Энрамада. Подошедший туда отряд Майкотте подвергся нападению небольшого отряда вильистов во главе с «отрезателем ушей» Урибе. Майкотте ринулся за отхлынувшими вильистами в атаку и был встречен плотным ружейно-пулеметным огнем окопавшихся основных сил Вильи. Каррансисты в беспорядке бежали с поля боя.

После разгрома Майкотте Тревиньо наконец почувствовал, что над его головой сгущаются тучи. Такое поражение свежего и сильного отряда уже трудно было объяснить простой случайностью. Поэтому Тревиньо отослал свою жену в Эль-Пасо вместе с солидной суммой в 47 тысяч долларов. К тому времени вильисты одержали победу в 22 стычках с каррансистами. Сам Вилья поражений не имел.

Обрегон решил, что пора одним ударом закончить кампанию и, как уже упоминалось, направил в Чиуауа 6 тысяч солдат во главе с одним из лучших генералов Каррансы Мургуей. Мургуя по прибытию доложил Обрегону, что Тревиньо превратил штат в свою кормушку и население его ненавидит. Даже Вилью, который все чаще прибегал к непопулярному в Чиуауа методу насильственной вербовки в свои отряды, народ все еще любил гораздо больше, чем кого-либо из представителей каррансистской власти.

Узнав о движении в Чиуауа сильной колонны во главе с толковым генералом, Вилья решил захватить столицу штата до того, как Тревиньо и Мургуя успеют соединиться. Это была та же тактика, которую он использовал осенью 1913 года, громя генералов Уэрты по отдельности. Однако на этот раз у Вильи не было артиллерии, в то время как Тревиньо разместил на холме Санта-Роза пушки, прикрывавшие подступы к столице штата.

Но, как в старые времена, Вилья погрузил свой отряд на поезд и двинулся в Сьюдад-Чиуауа. А предварительно его бойцами была разрушена железная дорога к югу от города, чтобы замедлить движение Мургуи. 23 ноября 1916 года армия Вильи по всем правилам осадила Сьюдад-Чиуауа. Четыре дня продолжались кровопролитные бои, не принесшие успеха ни одной из сторон. На второй день осады Тревиньо лично повел свои войска в контратаку, и Вилье с трудом удалось ее отбить, направив на поле боя свой неприкосновенный резерв – «дорадос». Но Тревиньо решил, что Вилья разгромлен, и назначил на 28 ноября торжества в честь своей победы.

Однако генерал поторопился. В ночь на 28 ноября вильисты начали отчаянную атаку холма Санта-Роза. Вести людей в бой вызвался уже раненный в руку 23-летний командир вильистов Мартин Лопес. Он просил у Вильи 300 бойцов. Сначала Вилья колебался: Мартин Лопес был одним из его самых лучших командиров. Но, в конце концов, он согласился, и спустя несколько часов Лопес доложил о взятии холма. После этого положение защитников Сьюдад-Чиуауа стало критическим. К семи часам утра на улицах уже раздавались крики: «Вива Вилья!» Солдаты и офицеры правительственных войск ринулись на вокзал, чтобы успеть удрать из города на поезде. Сам Тревиньо ускакал на коне, бросив свои войска на произвол судьбы. Некоторые части, например те, что охраняли тюрьму, держались еще несколько часов. Только после обещания Вильи сохранить им жизнь каррансисты сложили оружие. Вилья произнес перед пленными речь, призвав их в его рядах сражаться против американцев. Часть пленных присоединилась к вильистам, но в первом же бою снова перешла на сторону правительственных войск.

Тревиньо винил в своем поражении, по привычке, недостаток боеприпасов, а также медлительность Мургуи. Ведь сам Тревиньо в декабре 1915 года с 7 тысячами бойцов добрался до Сьюдад-Чиуауа за 11 дней, причем войска его шли с боями, а Мургуя не смог дойти до города и за 25 дней, не встречая никакого сопротивления.

Но какими бы техническими и чисто военными причинами ни пытался объяснить Тревиньо потерю столицы штата, было ясно, что Вилья опять превратился из обычного партизана в крупный общенациональный политический фактор.

Почти синхронно с Вильей восстала из пепла Освободительная армия Юга. За время полуторагодового периода фактического правления сапатистов в Морелосе население штата коренным образом изменило свой повседневный уклад жизни. Люди получили землю и полную автономию на местном уровне. И теперь, в мае 1916 года, у них все это отняли войска Пабло Гонсалеса. Несмотря на название своего движения, конституционалисты не собирались восстанавливать конституцию в Морелосе. Штатом управлял военный губернатор. Все самоуправление было фактически ликвидировано. У деревень снова отобрали землю и предложили им подать свои заявки на выделение дополнительных участков в аграрную комиссию штата.

Морелос подвергся невиданному грабежу. На черном рынке в Мехико офицеры Гонсалеса продавали не только захваченное у противника военное имущество, но и «конфискованную» частную собственность. Одна англичанка увидела, как офицеры продают ванны из отеля в Куэрнаваке, которым она владела. Вернуть добычу они отказались, так как, по их словам, хозяйка сама бросила свой отель.

Такое поведение «революционных» войск обеспечило партизанские отряды Сапаты массой добровольцев. Хотя несколько командиров сапатистов все же перешли на сторону Гонсалеса, большинство повстанческих лидеров были решительно настроены на продолжение борьбы. 29 мая 1916 года ставка Сапаты обратилась с манифестом к народу. В нем каррансистов называли пособниками американцев, которые с согласия новой власти оккупировали часть Чиуауа. Как и Вилья, Сапата сделал упор на патриотизм, хотя, в отличие от союзника, он никогда не забывал о социальных целях своего движения.

В июле 1916 года сапатисты опять начали рейды против каррансистских гарнизонов в штате. Гонсалес был вынужден признать, что партизаны пользуются полной поддержкой местного населения. «Во имя порядка и прогресса» главком оккупационных войск пригрозил крестьянам суровым и коллективным наказанием, не подлежащим обжалованию. В ответ уже более крупные отряды сапатистов (до тысячи человек) напали на столичный округ. Каждые две недели в июле сапатисты атаковали Тлалтисапан, где раньше располагалась их ставка. К началу осени 1916 года партизанская армия насчитывала больше тысячи человек в боевых порядках, а еще две-три тысячи каждодневно были готовы заменить уставших, больных и раненых.

Гонсалес отреагировал на возрождение повстанческого движения в стиле Хувенсио Роблеса. Чтобы крестьяне Морелоса не омрачали 16 сентября празднование Дня независимости, он приказал сконцентрировать сельское население в городах с целью его последующей депортации из штата. Сапата ответил указом о восстановлении муниципальной автономии в Морелосе. Причем, в отличие от широковещательных заявлений Каррансы по этому же поводу, план Сапаты был очень хорошо продуман и содержал финансовые гарантии самостоятельности местных властей. В частности, они получали все доходы от ломбардов, закусочных, а также имели право облагать налогами всех торговцев товарами первой необходимости. Вдобавок Сапата объявил, что в период временной оккупации штата каррансистами муниципалитеты имеют право собирать и те налоги, которые в мирное время принадлежали властям штата. Таким образом, полуграмотный крестьянин Сапата, не в пример интеллигенту Каррансе или «якобинцу» Обрегону, с самого начала пытался придать экономической и политической структуре Морелоса упорядоченный характер, не основанный на разного рода единовременных реквизициях. Время издания и содержание манифестов Сапаты показывают, что он очень тонко чувствовал настроения своих земляков.

Об этом же свидетельствует и новая тактика борьбы партизан. Они старались не вести бои в деревнях или даже вблизи них, чтобы избежать страданий мирного населения и не дать Гонсалесу повода для репрессий. Как и Вилья, Сапата решил проводить такие операции, которые возбуждали бы внимание общественного мнения и показывали бы всю эфемерность контроля Каррансы над страной.

Главной мишенью сапатисты избрали железные дороги. 1 октября 1916 года Сапата заклеймил выборы в конституционную ассамблею Мексики как фарс. В Морелосе они таковым и являлись: «избранные» офицеры оккупационной армии не имели к штату никакого отношения. Одновременно Сапата предупредил (в том числе и иностранных дипломатов), что ни одна из железных дорог страны более не безопасна и что Карранса не в состоянии эту безопасность обеспечить. За словами немедленно последовали дела. Американский временный поверенный в Мехико сообщал 4 октября, что после тяжелейшего боя сапатисты захватили водонапорную станцию в Хочимилко, снабжавшую всю столицу водой. Позднее они атаковали предместья самого Мехико, и в центре города была отчетливо слышна стрельба на окраинах. Атаки стали проводиться и в соседних с Морелосом штатах. Объектами рейдов были железные дороги и промышленные объекты. Населенных пунктов партизаны старались избегать.

Освободительная армия Юга наконец-то превратилась в регулярную. Все части были разбиты на боевые, а также резервы разных степеней готовности. Создавались медицинская и другие необходимые службы. Уличенных в трусости или пассивности командиров Сапата отстранил от должности.

Сапата издал также строгий приказ, запрещавший партизанским командирам любые немотивированные реквизиции и насилия против мирного населения. После взятия деревень и городов (а Сапата не сомневался, что вскоре его армия добьется подобных успехов) предписывалось немедленно проводить свободные выборы и не вмешиваться в работу избранных таким путем органов власти. Местным командирам следовало на месте расстреливать мародеров и всех, кто вмешивался в работу местного самоуправления. Контраст с поведением Гонсалеса был налицо.

Последний боролся с повстанцами уже проверенными во времена Уэрты методами. Жителей Морелоса в товарных вагонах перевозили в Мехико, где они ютились на вокзалах или во временных хижинах без всяких средств к существованию. Непокорные деревни сжигались дотла, проводились показательные массовые расстрелы. Так, например, только 30 сентября 1916 года в Тлалтисапане были расстреляны 180 человек, среди них много женщин. Они провинились в том, что отказались платить местному командиру каррансистов очередной «налог». 11 ноября Гонсалес издал неслыханно жестокий приказ, каких не знали даже во времена Порфирио Диаса. Расстрелу подлежали все, кто прямо или косвенно оказывали поддержку «сапатизму». Под такую формулировку в Морелосе мог попасть практически каждый. Расстрел без суда ждал и тех, кого задерживали в штате без специального пропуска, выписанного каррансистской армией. Такая же кара ждала того, кто давал свой пропуск кому-нибудь еще.

В ответ на этот приказ сапатисты взорвали очередной эшелон. Погибли несколько десятков человек. В точном соответствии с предвидением Сапаты иностранные дипломаты в Мехико стали сообщать об отсутствии действенного контроля правительства даже в окрестностях столицы. Гонсалес реагировал на растущую критику в свой адрес постоянными требованиями к Обрегону прислать ему дополнительные войска. Около 6 тысяч солдат и офицеров Гонсалеса к тому времени уже болели разными инфекционными заболеваниями, которые сами же они и распространяли в разграбленном и лишенном запасов продовольствия штате. Но Обрегон не мог удовлетворить подобные пожелания. В Чиуауа снова развернул активную борьбу Вилья, да и американцев в этом же штате следовало постоянно держать под прицелом. Гонсалес стал подозревать Обрегона в том, что тот специально не дает ему добить сапатистов, этих «варваров», «сатиров», «преступников по натуре».

А глава «варваров» уже к 1 декабря 1916 года снова освободил Тлалтисапан и развернул там свою ставку. По его приказу впервые с весны сапатисты провели скоординированные атаки на все крупные города Морелоса, включая столицу. Два города были взяты в первый же день. Оборона гарнизонов Гонсалеса в других местах держалась из последних сил. Гонсалес к тому времени, в отличие от Сапаты, на всякий случай перенес свою ставку в Мехико и сообщал оттуда о все новых успехах правительственных войск, причем победы якобы одерживались все ближе и ближе к столице.

К концу декабря, менее чем за месяц своего наступления, сапатисты отбили большинство городов Морелоса. В январе 1917 года пала Куэрнавака. Кампания армии Гонсалеса завершилась полным поражением. Сапата уже строил планы по захвату Мехико.

Для Каррансы такое развитие событий в Чиуауа и Морелосе было явно не ко времени. Как раз в конце 1916 года «верховный главнокомандующий» решил завершить затянувшуюся, по его мнению, революцию. Для этого следовало, конечно, провозгласить некоторые реформы, чтобы успокоить огромное большинство населения Мексики, а главное – выбить из-под ног Обрегона его социальную опору. Но основной вопрос для Каррансы был в другом – он хотел наконец превратиться из верховного главнокомандующего в полноценного президента страны.

Карранса провозгласил созыв нового представительного совещания, призванного выработать новую редакцию Конституции 1857 года. Именно в этом документе и планировалось закрепить основные результаты многолетней кровопролитной войны. Карранса прекрасно помнил, к чему пришел первый Конвент, созванный в Агуаскальентесе в октябре 1914 года. Делегаты этого форума попросили его уйти в отставку, и понадобился целый год жестоких боев, чтобы уничтожить или загнать в подполье тех, кто воевал под знаменами этого Конвента. Причину такого развития событий Карранса видел в том, что на Конвенте 1914 года согласно совместному предложению Вильи и Обрегона были представлены только военные лидеры конституционалистской армии. Теперь под флагом борьбы с засильем милитаризма Карранса решил добиться преобладания на съезде гражданских чиновников, большинство из которых были обязаны своим положением именно ему, а не своим солдатам, как, например, Обрегон.

Формально Карранса решил поиграть в демократию и заявил, что на будущий съезд делегаты должны избираться. Но выборы эти Карранса представлял себе следующим образом: в каждом округе гражданский губернатор штата выдвигает «официальную» кандидатуру, а все ее противники объявляются сторонниками Вильи или Сапаты, что в условиях того времени повлекло бы за собой предание военному трибуналу. Однако многие губернаторы конца 1916 года являлись либо бывшими, либо действующими генералами революционной армии, и ориентировались эти люди отнюдь не на Каррансу, а на своего неформального лидера Альваро Обрегона.

Отношения Каррансы с Обрегоном в конце 1916 года приобрели такой характер, что последнему постоянно приходилось опровергать слухи о своем готовящемся выступлении против «верховного главнокомандующего». Карранса с ревностью следил за успехами Обрегона на посту военного министра. Обрегон провел полный учет всех военнослужащих, особенно офицеров. При этом его интересовало, кто произвел того или иного человека в офицерское звание. Людей, связанных своей карьерой с Вильей, старались из армии удалить. Далее Обрегон полностью централизовал все военные закупки и создал постоянно действующую медицинскую службу вооруженных сил.

В составе Военного министерства был создан специальный департамент по развитию авиации. В отличие от своего американского коллеги, Обрегон придавал авиации первостепенное значение. Именно его армия еще во время борьбы с Уэртой провела пробное бомбометание по кораблю правительственных сил. Пабло Гонсалес использовал авиацию в своем походе против Сапаты. Обрегон решил, что Мексика должна производить собственные самолеты. В конце 1916 года за границей было закуплено 12 авиамоторов, и в городе Сан-Лазаро мексиканские рабочие и инженеры стали конструировать аэропланы. Они старались, чтобы эти машины как можно лучше были приспособлены к климатическим условиям Мексики: к большей по сравнению с Европой высоте над уровнем моря, а, следовательно, и к более разряженному воздуху.

Обрегон стремился, чтобы все офицеры вооруженных сил, большинство из которых еще совсем недавно были сугубо гражданскими людьми, получили тактическую и техническую подготовку. Для этого он учредил 8 октября 1916 года академию генерального штаба. Как и в России времен Гражданской войны, многие офицеры мексиканской революционной армии были против профессионализации военной службы, так как не хотели, чтобы их добровольческие формирования стали хоть в чем-то похожи на ненавистную старую федеральную армию. Но Обрегон так объяснил свою идею: «Народ можно умиротворить только законом, а этот закон можно защитить только винтовками… Как только эти законы и декреты обретут законную силу, найдутся те, кто в нарушение принципов морали и права попытаются нарушить их. И тогда мы будем готовы защитить свои институты против этих атак и интриг с оружием в руках». Это высказывание – по сути, адаптированный к мексиканским реалиям известный тезис Ленина: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться».

Обрегон рвался в отставку с поста военного министра. В соответствии со своими убеждениями он решил пожертвовать военной службой ради политической борьбы. Однако Карранса никак не хотел на это соглашаться и убеждал Обрегона остаться в должности до тех пор, пока территорию Мексики не покинет последний американский солдат. Одновременно через Пабло Гонсалеса, бывшего своего рода посредником между группой сторонников Обрегона и приближенными «верховного главнокомандующего», Карранса фактически предложил Обрегону сделку. Он, Карранса, не станет препятствовать внесению в будущую конституцию радикальных положений. (Опытный политик, он знал, чего стоила, например, конституция Хуареса при Порфирио Диасе.) Обрегон же поддержит его кандидатуру на предстоящих президентских выборах, а главное – не станет баллотироваться сам.

Обрегон, конечно, тоже знал цену обещаниям Каррансы насчет политических и экономических реформ. Ему нечего было сказать поверившим ему лидерам «красных батальонов», распущенных Каррансой. (Правда, Обрегон лично спас от расстрела лидера столичных электриков Веласко.) С другой стороны, он не хотел в тот момент новой гражданской войны внутри каррансистского лагеря, так как она придала бы второе дыхание Вилье и Сапате. Обрегон, как и Вилья, умел мыслить на несколько шагов вперед. Он понимал, что при новой Конституции все будет зависеть от ее исполнения. Если Карранса станет саботировать закон, то революционная армия спокойно уберет его от власти.

Поэтому Обрегон решил, во-первых, добиться на будущем съезде принятия радикальной Конституции, а во-вторых, создать вместо разгромленной Каррансой в июне 1915 года Революционной конфедерации новую политическую опору для своих сторонников. Он всячески поощрял реформаторскую деятельность своего ближайшего соратника, губернатора Соноры генерала Плутарко Кальеса (того самого, который разбил Вилью при Агуа-Приете). Кальес ввел в штате 8-часовой рабочий день, бесплатное начальное образование и приступил к радикальной земельной реформе, которая в принципе ничем не отличалась от сапатистской в Морелосе. Сонора превратилась в социальный полигон, все достижения которого Обрегон и его сторонники хотели сделать общенациональными путем их закрепления в будущей Конституции.

20 ноября 1916 года конституционное собрание начало свою активную работу в Керетаро (этот город имел, как мы помним, особое значение в мексиканской истории – там в 1867 году расстреляли императора Масксимилиана). Карранса сразу понял, что и на этот раз послушного ему большинства не будет. Конечно, теперь на съезде не было ни одного сторонника Вильи или Сапаты, зато присутствовали многие сторонники их идей, которые постоянно ощущали поддержку Обрегона и большинства революционной армии. Обрегон формально делегатом не был, но в Керетаро наведывался регулярно, особенно тогда, когда съезд решал наиболее принципиальные вопросы. Карранса, как обычно, открыв собрание, затем счел ниже своего достоинства участвовать в его текущей работе.

В социальном отношении делегаты представляли собой победивший в революции новый средний класс. К нему можно было условно причислить около 85 % участников съезда. Еще 15 % были из рядов «униженных и оскорбленных»: рабочих, пеонов и крестьян. Аристократия, разгромленная в войне против Уэрты, в Керетаро отсутствовала. По роду занятий 220 делегатов распределялись так: 62 адвоката (со времен Хуареса представители этой профессии были особенно политически активны в Мексике), 22 высших офицера, 19 земледельцев (сюда причислялись и крестьяне, и землевладельцы), 18 учителей, 16 инженеров и столько же врачей, 14 журналистов, 7 бухгалтеров, 5 профсоюзных лидеров, 4 шахтеров, 3 железнодорожника, 2 аптекаря, 1 актер и еще 31 представитель иных профессий. То есть это был скорее бедный средний класс, который смел старую аристократию и впервые со времен Хуареса снова получил возможность вершить судьбы страны.

Около 150 делегатов занимали должности в государственных органах штатов времен Мадеро или в аппарате управления конституционалистов 1914–1915 годов. Именно на этих людей и рассчитывал Карранса.

С политической точки зрения на съезде сразу же выделились две основные группы. Большинство консервативных сторонников Каррансы – 31 человек – прежде были депутатами разогнанного Уэртой в октябре 1913 года Конгресса. Поскольку тогда они входили в «блок обновления», в Керетаро их именовали «обновленцами». Это были главным образом гражданские лица, не руководившие крупными воинскими формированиями в годы революции. Другая группа называлась «якобинцами» и ориентировалась на радикальные взгляды Обрегона и Кальеса.

Люди Обрегона сразу же попытались дать бой «обновленцам», стремясь не допустить их регистрации в качестве депутатов съезда. «Якобинцы» говорили, что бывшие члены Конгресса голосовали за избрание Уэрты президентом, а потом полгода поддерживали его, – таким не место на съезде сторонников революции. Однако лидеру «обновленцев» министру образования Феликсу Палавичини (в июне 1915 года вместе с Каррансой изгнавшему из правительства членов Революционной конфедерации) удалось со ссылкой на Каррансу доказать, что члены Конгресса остались в Мехико лишь для того, чтобы вредить Уэрте. Естественно, Карранса поддержал эти сомнительные утверждения. Ведь и он сам был готов признать Уэрту, если бы тот сохранил за ним пост губернатора штата Коауила.

Отбив первую атаку «якобинцев», сторонники Каррансы продолжали развивать успех. Им казалось, что в юридической казуистике споров вокруг новой Конституции они смогут перехитрить вчерашних клерков и учителей, ставших генералами. Председателем съезда был избран сторонник Каррансы Луис Мануэль Рохас, а другой «обновленец» Хосе Нативидад Масиас возглавил ключевую комиссию по выработке проекта Конституции.

Духовным лидером и организатором «обновленцев» стал Палавичини, быстро превратившийся в открытого врага Обрегона. Антипатия была взаимной. На одном из приемов Обрегон, повернувшись к Палавичини, журналисту, курировавшему всю печать конституционалистов, заявил, что считает журналистику самой легкой профессией. Тот поинтересовался, почему. «Потому что все, что вам надо делать, так это писать обо всем, ни в чем не разбираясь». Палавичини ответил, что профессия военного героя еще легче, потому что можно сидеть в глубоком тылу, а после победы присвоить ее себе. Обрегон сильно обиделся – ведь он-то всегда руководил войсками в бою лично, о чем и свидетельствовало его тяжелое ранение, превратившее молодого еще мужчину в инвалида.

Палавичини, кичась своим образованием, оскорблял не только Обрегона. Одного инженера-металлурга он обвинил в том, что тот не знает арифметики, других делегатов именовал «блохами» или «малолетними идиотами». Собственно, так же о вчерашних мелких служащих думал и помещик Карранса, но старался держать подобные суждения при себе. Неудивительно, что полномочия Палавичини, второго человека в правительстве после самого Каррансы, были признаны съездом с большим трудом.

Когда Карранса представил съезду свой проект новой редакции Конституции 1857 года, выяснилось, что ничего нового в этой редакции нет. Карранса следовал классическому кредо мексиканского либерализма середины XIX века: главное – зафиксировать политические права и свободы, а экономическое развитие будет осуществляться и без вмешательства государства. При этом, что логично, в Конституции практически ничего не говорилось об улучшении положения рабочих и крестьян, составлявших более 80 % населения страны.

Основная борьба по проекту Каррансы развернулась вокруг трех основных моментов: отношения церкви с государством (классическая тема мексиканского либерализма), аграрной реформы и решения рабочего вопроса. К тому же «якобинцы» именно в силу свое нацеленности на социально-экономические реформы выступали за сильное централизованное государство, а Карранса предлагал как раз отдать все социальные вопросы в компетенцию отдельных штатов.

По церковному вопросу проект Каррансы вроде бы выглядел отнюдь не консервативным. Либералы всегда были противниками католической церкви. Школьное государственное образование в проекте «обновленцев» провозглашалось исключительно светским, однако церкви разрешалось учреждать частные религиозные школы. Такой подход Карранса объяснял правом каждого человека самому выбирать себе форму образования. С этим «якобинцы» решительно не согласились, и церкви все-таки запретили заниматься воспитанием в какой-либо форме. Основные акты гражданского состояния должны были регистрироваться только в органах государственной власти. Все священники отныне обязаны были быть мексиканскими гражданами и не допускать высказываний против существующего государственного строя. Кальес в Соноре вообще поначалу изгнал из штата всех служителей культа.

Сторонники Каррансы, пытаясь сохранить свою редакцию статьи Конституции о церкви, стали прибегать к угрозам. В частности, они заявили, что радикальные тезисы вызовут недовольство у американцев. Группа «якобинцев» немедленно отправилась навестить Обрегона, так как военное вмешательство США в то время было отнюдь не только гипотетической возможностью. Обрегон рекомендовал принять конституцию, служащую исключительно интересам мексиканцев. Если США и не признают новое правительство сразу, рано или поздно они все равно сделают это (прогноз оказался абсолютно точным). Однако некоторые «якобинцы» все же засомневались: Вилья как раз снова вышел из подполья, и в этих условиях признание со стороны США означало поставки оружия и боеприпасов. Ответ Обрегона был лаконичен: если надо, он опять победит Вилью без всякой помощи со стороны американцев. После этой встречи делегация «якобинцев» без всяких сомнений проголосовала за радикальный вариант статьи о церковном вопросе.

Итак, согласно утвержденной в острых спорах статье 130 новой мексиканской Конституции страна превращалась в абсолютно светское государство, которое имело право жестко контролировать общественно-политическую деятельность церкви. Никто тогда и не мог представить, что уже через пару лет церковь решится на открытый вооруженный мятеж против новой революционной власти.

Сторонники Каррансы были обескуражены столь чувствительным поражением и перешли к открытым нападкам на Обрегона. Председатель съезда Рохас прямо обвинил Обрегона в интригах против «верховного главнокомандующего». В ответ он услышал, что такой выдающийся военный деятель, как Обрегон, не снизошел бы до банальных кабинетных интриг. Рохас под свист делегатов констатировал, что съезд раскололся на две группы. Американский представитель докладывал, что атаки на Обрегона и армию в целом приобрели такой характер, что отставка последнего с поста военного министра неминуема.

Обрегон, однако, складывать оружие явно не собирался. Если до сих пор он предпочитал действовать за кулисами, то 22 декабря 1916 года появилось его открытое письмо съезду. Обрегон решительно опроверг обвинения Палавичини и Рохаса в том, что он хочет устранить «обновленцев» от процесса принятия важных решений. Но одновременно он снова обвинил этих людей в открытом пособничестве Уэрте. Даже если, оставшись в Мехико, члены Конгресса действовали по указанию Каррансы, хотя в этом Обрегон сильно сомневался, они все равно были предателями, так как предавали Уэрту Заканчивал письмо Обрегон призывом к делегатам руководствоваться только личными убеждениями: «…если людей можно калечить и убивать за принципы, то нельзя допустить, чтобы принципы калечили ради людей».

Каррансе тоже пришлось выступить с письмом, в котором он еще раз подтверждал, что «обновленцы» остались в Мехико при Уэрте с его ведома. Однако никто из делегатов-«якобинцев» в это не поверил.

Между тем надвигалась новая принципиальная битва за будущее страны. Карранса не представил в своем проекте изложения четких и кодифицированных прав рабочего класса. Но когда делегаты приступили к обсуждению одной из статей, содержавших перечень общих прав граждан, то возник и вопрос о пролетариате. Сонорская делегация, которой руководил Обрегон, прямо заявила, что статья о правах является абсолютно недостаточной по сравнению с тем, что уже реализовал на практике губернатор их штата Кальес (например, он ввел по образцу США как минимум один законный выходной в неделю – до этого многие мексиканские рабочие работали всю неделю без отдыха).

И тут Карранса показал свой уже проявленный не раз талант превращать грядущие поражения в победы. В то время как делегаты без устали критиковали пренебрежение к рабочим со стороны «верховного главнокомандующего», 28 декабря 1916 года один из «обновленцев» неожиданно внес на обсуждение необычайно радикальный проект статьи Конституции, посвященной рабочему вопросу. Фактически это был целый трудовой кодекс. Как и в конце 1914 года, когда его судьба висела на волоске под мощными ударами «Северной дивизии», Карранса решил сам предстать в облике революционера-радикала.

Положения нового трудового права оставили теперь объемную статью 123 новой Конституции. Можно констатировать, что вплоть до принятия первой советской Конституции годом позже мексиканская Конституция 1917 года была самой прогрессивной в области трудового законодательства. Даже после победы социалистической революции в России она оставалась таковой на пространствах капиталистического мира.

Согласно статье 123 (ее целью провозглашалось достижение по возможности гармонии между интересами труда и капитала) в Мексике законодательно закреплялся 8-часовой рабочий день. Вводился один выходной в неделю, устанавливалась минимальная заработная плата. Провозглашался необычайно радикальный даже для развитой Европы принцип участия рабочих в распределении прибыли своих предприятий (в ФРГ, например, законы на сей счет появились только в 50-е годы XX века). Вводились ограничения на труд в ночное время, под особую защиту закона ставились женщины, запрещался труд детей до 12 лет. Предприниматели были обязаны выплачивать рабочим особые пособия при несчастных случаях. Кроме того, те же предприниматели должны были предоставлять рабочим в аренду дешевые квартиры, а если их фабрики располагались вне населенных пунктов – обеспечивать всю социальную инфраструктуру (школы, медицинские учреждения).

И рабочие, и предприниматели получили право объединяться в союзы и, соответственно, проводить забастовки и локауты. Однако трудовые конфликты подлежали арбитражу смешанных комиссий, ведущую роль в которых играли представители государства. В то время местные власти явно были настроены преимущественно в пользу рабочих.

Статья 123 ликвидировала и страшное наследие всей мексиканской истории – пеонаж. Все долги пеонов на момент принятия Конституции аннулировались. На будущее разрешалось давать в долг рабочим, и промышленным, и сельскохозяйственным, лишь сумму, не превышающую их месячную зарплату. Запрещалось переписывание долга на членов семей. Также запрещалось выдавать зарплату в любой форме, кроме денежной. Окончательно отменялись все заводские магазины.

Максимальный срок трудового договора был ограничен одним годом, чтобы рабочий имел право достаточно быстро сменить не понравившееся ему место. Запрещалось применять к рабочим любые насильственные методы, чтобы заставить их выполнять трудовой договор.

Рабочий вопрос был, конечно, важен для Мексики, однако вся страна ждала, как будет перераспределена земельная собственность. Именно в таком перераспределении видели цель революции и оправдание ее кровавых жертв миллионы мексиканцев.

Карранса и здесь поначалу решил ограничиться косметическими мерами. В его редакции Конституции 1857 года остался принцип предварительного возмещения помещикам стоимости земли в случае ее конфискации на общественные нужды. Но этот принцип, как мы помним, сорвал все аграрные планы Мадеро, так как помещики заламывали за свои угодья баснословные цены, которые не мог осилить мексиканский бюджет.

Все аграрные проблемы была призвана решить статья 27 новой конституции, которая попутно урегулировала еще и вопрос о праве иностранцев на эксплуатацию мексиканских недр. Не случайно, что именно за дискуссиями вокруг этой статьи очень внимательно следили американцы.

Карранса, в духе старых и классических либеральных традиций, настаивал, чтобы землей наделялись только частные собственники. Деревни в его понимании могли получить землю лишь временно, чтобы потом опять же разделить ее между отдельными крестьянами. Революционная фракция съезда прекрасно понимала, что при таком подходе Сапату нельзя будет победить никогда, если только полностью не выселить всех крестьян из Морелоса. Как всегда, «якобинцы» поддерживали самый тесный контакт с Обрегоном.

К тому времени Обрегон и его ближайшие сторонники из числа генералов революционной армии образовали новую партию – Либерально-конституционалистскую. Слово «либеральный» в ее названии означало отнюдь не то, что принято понимать под либерализмом в Европе. Скорее это было возвращение к истокам мексиканской истории – народной борьбе за реформы времен Хуареса, которая шла под флагом Либеральной партии. Свою работу партия активизировала в декабре 1916 года.

Естественно, это не укрылось от внимания Каррансы. Его ставленник Пабло Гонсалес стал активным членом партии (как и большинство мексиканских «партий», она больше напоминала политический кружок влиятельных лиц). Гонсалес собрал членов руководства партии на встречу в Мехико как раз в то время, когда началась работа конституционного съезда. Назвав целью встречи сплочение основных руководителей конституционалистов, он немедленно предложил выдвинуть кандидатуру Каррансы на пост президента. Обрегон и Доктор Атль сначала решительно высказались против кандидатуры Каррансы, но потом все же решили не форсировать раскол до окончания работы над новой конституцией. Карранса стал официальным кандидатом партии. Однако вступления в партию Палавичини Обрегон все же не допустил.

Когда начались дискуссии вокруг статьи 27, Карранса первоначально сопротивлялся сведению воедино всех положений, касавшихся земли и недр (так же он поначалу относился и к рабочему вопросу). Всю первую половину января 1917 года шли ожесточенные дискуссии. На них влиял не только Обрегон, регулярно навещавший Керетаро, но и сапатисты, как раз в то время очищавшие Морелос от правительственных войск.

29 января 1917 года проект статьи 27 был представлен делегатам съезда. Авторы конституционной комиссии использовали практически ту же самую терминологию, что и большевики девять месяцев спустя. «Земля и недра являются единственным источником богатства в нашей стране, и богатство это было сосредоточено в руках немногих. Крупные землевладельцы захватили огромную власть и представляют собой, как показывает история, постоянное препятствие на пути прогрессивного развития нации… Такая ситуация ведет к катастрофическим последствиям для экономики, так как зачастую национальное сельскохозяйственное производство не может удовлетворить потребности потребителей». Далее говорилось, что для борьбы с таким положением дел декрет от 6 января 1915 года (радикализм которого, как мы помним, был навеян успехами армий Вильи и Сапаты) объявляется конституционным законом. При этом декрет дополнялся положением о том, что земля может передаваться и деревням, а не только отдельным крестьянам. Следующим шагом предполагалось объявить «уничтожение латифундий» с выплатой собственникам компенсации. Социальная цель реформы, по замыслу ее авторов, состояла все-таки в увеличении числа независимых мелких собственников, что улучшило бы благосостояние крестьян и позволило им поднять свой культурный и образовательный уровень.

Коренное отличие новой статьи от положений Конституции 1857 года состояло в том, что в принципиальном плане земля (включая водные ресурсы) и недра были объявлены достоянием всей нации. Нация могла предоставлять эти ресурсы в частную собственность. Но теперь превалировали именно общественные интересы, ради которых государство могло конфисковать землю с уплатой компенсации. Однако вариант Каррансы о «предварительной компенсации» не прошел. Практически это означало, что теперь уже не помещик, а государство будет определять справедливую величину компенсации.

В новой конституции сохранился принцип запрета владения землей для церкви. Но теперь землей могли владеть некоторые «публичные корпорации», а именно деревни (точнее, сельские общины), индейские племена и жители отдельных ранчо. Разрешались совместные владение и обработка земли. Одновременно отменялись все юридические сделки начиная с 1856 года, в результате которых сельские общины потеряли свою землю. Земля эта подлежала возврату. Если по чрезвычайным обстоятельствам реституция земли в натуре представлялась невозможной, то выплачивалась компенсация. Таким образом, фактически были отменены ключевые положения законодательства о реформе середины XIX века и восстановлено общинное землевладение.

Статья 27 была, бесспорно, радикальной и напоминала декрет о земле, который большевики и левые эсеры приняли в России в ноябре 1917 года. Однако при разделе асиенд земля возвращалась только окрестным деревням, но не пеонам, которые жили и работали на этих асиендах. Теоретически многие из этих пеонов могли потерять работу и лишиться источника существования. Чтобы не допустить этого, конституция предоставила штатам полномочия для проведения дальнейшей аграрной реформы. В частности, каждый штат мог определять максимальную величину землевладения в одних руках (прослеживается пример Соноры). Те, кто владел излишками, должны были в течение определенного срока разбить эти излишки на отдельные участки и выставить их на свободные торги. Государство могло гарантировать уплату покупателями суммы в рассрочку путем выпуска специальных долговых ценных бумаг.

Можно с чистой совестью присоединиться к мнению творцов новой аграрной политики Мексики, утверждавших, что статья 27 победоносно увенчала революцию и превратила Мексику из полуколониальной отсталой страны в современное государство с социальными обязательствами по отношению к собственному населению. Однако теперь все зависело от того, как положения конституции будут претворяться в жизнь, а в этом важную роль играли политические убеждения главы государства. Аграрная политика Каррансы на тот момент не внушала никакого оптимизма авторам новой конституции. За весь 1916 год на основании декрета от января 1915 года землю (1246 гектаров) получили только одна деревня и 182 частных собственника.

Но особенно радикальными положения статьи 27 казались иностранным, прежде всего американским инвесторам. Именно из-за этой статьи на несколько лет задержалось официальное дипломатическое признание Вашингтоном нового режима в Мексике. Все недра также были объявлены собственностью мексиканской нации, то есть государства. Отдельно подчеркивалось, что в понятие недр входят все твердые, жидкие или газообразные углеводороды. Если при Диасе иностранные компании были собственниками месторождений, то теперь они разом превратились в арендаторов, причем государству запрещалось и впредь продавать месторождения частным лицам. Иностранные компании получали права аренды, только взяв на себя обязательство соблюдать мексиканские законы и не прибегать к помощи правительств своих стран при возникновении споров. Американцев больше всего возмутило то, что положения конституции имели обратную силу: хозяева месторождений теряли свое приобретенное задолго до 1917 года право владения.

31 января 1917 года новая Конституция Мексики была подписана всеми делегатами конституционного съезда и вступила в силу. На улицах Керетаро звучала «Марсельеза», один банкет сменялся другим. Общественность страны ликовала и приписывала основную заслугу в деле утверждения столь прогрессивного основного закона Альваро Обрегону. Это не могло нравиться Каррансе, и столкновения между сторонниками этих самых влиятельных людей тогдашней Мексики продолжались даже в день торжественного подписания Конституции. «Якобинцы» выступили с манифестом, в котором обвинили «обновленцев» в попытках мешать работе съезда и спровоцировать открытый разрыв между Обрегоном и Каррансой. Манифест появился в тот момент, когда Обрегон участвовал в торжественном приеме от имени «верховного главнокомандующего».

А Карранса теперь хотел добиться только двух целей. Во-первых, убрать экспедицию Першинга из Мексики, а во-вторых, стать наконец президентом страны.

До декабря 1916 года работа совместной американо-мексиканской комиссии в США шла довольно медленно. Американцы явно хотели посмотреть, будут ли учтены в новой Конституции Мексики права иностранных собственников. Гарантией такого учета и были, по мнению Вашингтона, войска Першинга в Чиуауа. Однако на Каррансу работали постоянно ухудшавшиеся отношения между США и Германией. В ноябре 1916 года Вильсона вновь избрали президентом, и он лихорадочно готовился вступить в Первую мировую войну.

24 декабря 1916 года американо-мексиканская комиссия выработала соглашение, предусматривавшее вывод экспедиции Першинга из Мексики в течение 40 дней. Однако имелось туманное условие: если ситуация в Мексике позволит это сделать. Карранса опять отказался утвердить соглашение, потребовав немедленного и безоговорочного вывода войск США. Американцы в виде компромисса предложили обменять согласие на вывод войск на готовность мексиканского правительства обсудить некоторые вопросы своей внутренней политики позднее. В частности, американцев в свете обсуждения новой конституции в Керетаро волновали права собственности для иностранных инвесторов, к тому же они требовали еще и гарантий свободы вероисповедания. Но Карранса дал членам мексиканской делегации строгое указание не идти ни на какие компромиссы.

17 января 1917 года комиссия прекратила работу, не достигнув никакого результата. Но этот факт уже не играл абсолютно никакой роли. 18 января военный министр США Бейкер проинформировал генерала Фанстона, что президент Вильсон принял решение о выводе группировки Першинга из Мексики. Точный приказ пришел в ставку Першинга 27 января и был встречен с радостью измученными многодневным бездельем солдатами и офицерами. 5 февраля Першинг пресек границу, не выполнив ни одной из поставленных перед ним задач. За два дня до этого США разорвали дипломатические отношения с Германией.

Неуступчивость Каррансы по отношению к США во многом объяснялась именно ситуацией в мире и отношениями Мексики с Германией. В октябре 1916 года англичане получили секретные сведения о том, что Мексика готова предоставить немцам базы для подводных лодок, и это было правдой. Лондон попросил Вашингтон передать мексиканцам ультиматум с требованием воздержаться от подобных действий. Глава американской делегации в смешанной комиссии Лейн в начале ноября 1916 года действительно сообщил мексиканцам о требовании англичан. Ответ мексиканской стороны был довольно уклончивым. Мексика не считала операции германских субмарин в Мексиканском заливе угрозой для своей безопасности. К тому же, подчеркивали мексиканцы, германские подлодки уже топили иностранные суда в американских территориальных водах, но это не привело к ухудшению англо-американских отношений. И, наконец, если англичан интересуют какие-либо вопросы, то им стоит обратиться напрямую в Мехико. Американцам пришлось извиниться за свое неуклюжее посредничество.

Между тем Карранса, чтобы досадить американцам и их потенциальным союзникам в Европе, сам в ноябре 1916 года предложил немцам базы для их подлодок на мексиканской территории. Те вежливо отказались, так как не хотели портить отношений с США. Однако ситуация резко изменилась 9 января 1917 года, когда в Берлине было принято решение о начале с 1 февраля неограниченной подводной войны против всех судов, перевозящих в Великобританию грузы. Немцы прекрасно понимали, что это, в свою очередь, с большой долей вероятности приведет к вступлению США в Первую мировую войну. А значит – возрастет роль Мексики в германской внешнеполитической стратегии.

К тому времени Карранса добился и другой своей основной цели. 11 марта 1917 года прошли выборы, где у него практически не было оппонентов, характеризовавшиеся фальсификациями и запугиванием избирателей. Венустиано Карранса был избран первым постоянным президентом Мексики с февраля 1913 года. Обрегон, здоровье которого сильно подорвали последствия тяжелого ранения, подал в отставку с поста военного министра и уехал в свой родной штат Сонора – в политическое небытие, как тогда казалось многим.

Но мексиканская революция отнюдь не закончилась в марте 1917 года. Наоборот, начался ее новый, еще более насыщенный драматическими событиями этап. В этой драме будут активно участвовать и уже знакомые нам герои – Обрегон, Вилья и Сапата, и совсем новые лица, внесшие в историю своей страны выдающийся вклад.

Ваш комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован, на него вы получите уведомление об ответе. Не забывайте проверять папку со спамом.

Другие публикации рубрики
Спросите по WhatsApp
Отправьте нам сообщение
Напишите, пожалуйста, ваш вопрос.

В личной переписке мы консультируем только по вопросам предоставления наших услуг.

На все остальные вопросы мы отвечаем на страницах нашего сайта. Задайте ваш вопрос в комментариях под любой публикацией на близкую тему. Мы обязательно ответим!