Народ майя, страница 2

Продукты минерального происхождения

Наиболее важным для майя был, без сомнения, камень. Из известняка возводили здания; пережигая его, получали известь; смешивая ее с песком, приготовляли цементирующий раствор, а соединяя с каменной пылью — штук, которым покрывали стены и потолки и из которого лепили рельефы. Из известняковых камней делали также различные емкости и небольшие украшения. Из того же типа камня резали косяки, притолоки, стелы, алтари, статуи.

На Юкатане под известняковым слоем есть прослойка известкового песка (сахкаб, или саскаб), который каменщики использовали в чистом виде или в смеси с известью при постройке зданий.

Из кремня, встречающегося вкраплениями в известняках, майя, как и все народы древности, делали разнообразные орудия, обрабатывая его оббивкой и ретушью: ножи, молоты, топоры, наконечники копий и дротиков, скребки, скобели, лезвия оружия и т. д.

Из базальта делали ступы, терочники и зернотерки (метате) с соответствующими пестами для измельчения зерен. Из другого материала вулканического происхождения — обсидиана, или вулканического стекла, изготовляли различные предметы и рабочие инструменты (ножи, лезвия), наконечники копий и дротиков, украшения и мозаику.

Из наиболее твердых пород камня (диорит, серпентин) изготовляли топоры и долота, но наиболее ценным для них материалом был нефрит, из которого они делали свои самые красивые ювелирные изделия, маски, фигурки и мозаики, а также сверла для проделывания отверстий в бусинах и пекторалях.

Из некоторых минералов получали большую часть своих красителей: например, красный — из гематита и киновари, желтый — из железистой глины, синий — из какого-то минерала, схожего с бейделитом, цвет темного кофе — из природного асфальта.

Из глины и различных материалов, служивших в качестве обезжиривателей для уменьшения ее пластичности (кварц, обожженная глина, мелкие кусочки известняка, семена, вулканическая пыль и пр.), они изготовляли много типов посуды — домашней, ритуальной и погребальной, а также фигурки, маски, пряслица, шарики для метания, грузила для рыболовных сетей и пр.

В районах, сложенных осадочными породами и не имеющих каменоломен (Табаско), делали обожженный кирпич для возведения построек в церемониальных центрах.

На побережье с помощью повсеместно известной техники выпаривания из морской воды получали соль, особенно на болотах, тянущихся вдоль северного берега Юкатана, от Острова Myхерес почти до залива Кампече.

В то время как в Перу металлургия была известна уже за несколько веков до нашей эры (в культуре Чавин), в Мезоамерику техника обработки металлов пришла 2000 лет спустя, около XII в. За исключением пары ног от полой фигурки, сделанной в Коста-Рике или Панаме, найденных в жертвенном ящике под одной из стел Копана, большая часть металлических предметов, известных в области майя, обнаружена в «Священном колодце» Чичен-Ицы. Почти все они также происходят из Центральной Америки (Коста-Рики или Панамы) и наверняка попали в Чичен-Ицу путем торгового обмена или были принесены странниками. На некоторых дисках из очень тонкого листа золота есть сцены, выполненные чеканкой. По всей вероятности, это местная работа, так как сцены изображают сражения и жертвоприношения, в которых жертвами являются майя, а победителями, вероятно, тольтеки, владевшие Чичен-Ицей приблизительно с 1000 по 1250 г. Однако химический анализ показал, что это предметы центральноамериканские, переплавленные и расплющенные в тонкие пластины.

Почти все металлические предметы,найденные в Чичене — украшения; среди них изобилуют бубенчики золото или медь), рукоятки, может быть, от вееров (золото), фигурки, маски браслеты, подвески, серьги, бусины, чаши, подошвы сандалий и кочьца (золото и медь). Известны также плоские медные тесла, которые кажется, использовались как деньги в торговых сделках, пинцеты для удаления волос и несколько медных крючков. Как можно судить «по собранным данным, технические достижения древних майя по классификации, применяемой для культур Старого Света не вышли за пределы неолита, если принять во внимание что обработка металла соответствует постклассическому периоду, то есть времени более позднему, чем то, в которое развивалась собственно культура майя классического периода.

Культура майя, если брать ее техническую основу в классических схемах Л. Г. Моряна и В. Г. Чайлда, относилась бы к этапу варварства. Чтобы считать ее настоящей цивилизацией, ей не хватает использования железа и бронзы, колеса и плуга, фонетического алфавита в письменности и наличия настоящих городов. Но мы здесь заранее скажем, что эти критерии оказываются очень узкими и жесткими для того, чтобы применять их ко всем культурам мира, и ясно, что в отношении к Мезоамерике, и особенно к майя, они не годятся.

Хозяйственные занятия

Как и другие аспекты цивилизации майя, хозяйственные занятия должны анализироваться в свете последних исследований, без боязни оспорить категоричные утверждения, успевшие превратиться в догмы, почитаемые длительное время без малейшей критики. Картина экономической жизни древних майя, которую мы можем начертать в настоящее время, гораздо сложнее, чем та, что нам представляли ранее, согласно которой возделывание маиса было почти единственным трудовым занятием майя помимо возведения церемониальных центров. В данной главе речь пойдет о различных формах получения продуктов, необходимых для существования.

Земледелие

Разнообразие почв и климата в области, занимаемой майя, предопределили разнообразие земледельческих продуктов и приемов, о которых мы можем лишь частично судить по сообщениям хронистов XVI в. и по редким данным из археологических источников.

Области нагорий Гватемалы с умеренно теплым климатом и плодородными почвами в долинах были пригодны для возделывания зерновых и фруктов. На Тихоокеанском побережье можно было выращивать тропические культуры (среди них какао), как и на побережье Мексиканского залива в современном штате Табаско. Наветренные склоны гор, получающие наибольшее количество осадков от северо-восточных пассатов и обильно орошаемые многочисленными реками, использовались для возделывания многих видов растений. Северная, равнинная часть полуострова Юкатан, лишенная поверхностных вод, получающая малое количество осадков и сложенная известняковыми породами, не имела благоприятных условий для земледелия, хотя Ланда с достаточно наивным энтузиазмом говорил, что «среди камней и на них сеют, и удаются все их посевы, удаются и все деревья и некоторые так велики и красивы, что удивительно смотреть на них».

Видимо, можно сказать, что земледелие майя целиком зависело от природных условий — почв, водного режима и климата. Исключением было лишь возделывание какао на искусственно орошаемых участках тихоокеанского побережья Гватемалы и, возможно (согласно А. Палерму), террасированное земледелие на нагорье Альтос, также в Гватемале. Очевидно, что в районах влажных тропических лесов обилие дождей делало необязательным орошение, в то время как на севере Юкатана скудность осадков и отсутствие поверхностных вод не позволяло его осуществить. В центральной зоне наверняка использовали воду рек.

Проблема искусственного орошения вызывает очень пристальное внимание в последние 20 лет из-за своего социально-политического значения. Некоторые исследователи считают, что лишь «гидравлическое общество» может достигнуть уровня цивилизации. Так, К. Витфогель, главный защитник этой теории, включает равнинных майя в это «гидравлическое общество», хотя и с некоторыми ограничениями. Правда, он признает, что правительство майя не осуществляло гидравлических работ, но по своим политическим, социальным и экономическим характеристикам цивилизация майя должна относиться к «гидравлическому миру», поскольку эти характеристики должны были быть введены «гидравлическим обществом», хотя у майя они и не дополнялись ирригационными сооружениями с чисто земледельческими целями. Нам известны гидравлические сооружения в нескольких центрах майя, но для других целей: акведуки в Паленке для регулирования разливов рек; углубления в земле, тщательно загерметизированные, для накопления дождевых вод; плотина в одном овраге; распределительные каналы в Тикале и защитные или водонакопительные рвы вокруг церемониальных центров, как в Бекане (Недавно посредством аэрофотосъемки был обнаружен канал, идущий от верхнего течения реки Чампотон к поселению Эцна. Таким же образом узнали о каналах, отходящих от реки Канделарии и увеличивающих площадь, орошаемую этой рекой. В обоих случаях каналы использовались частично или целиком для земледелия).

К социально-политическому значению «гидравлической проблемы» мы вернемся в следующей главе.

Что касается земледельческих орудий, то они не могли быть проще: каменный топор для рубки деревьев и кустарника и палка для посадки, называемая шул, — простой заостренный кол, обожженный для твердости; к этому можно добавить сумку для семян, сделанную, вероятно, из хенекена.

Для выращивания маиса применялась (и до сих пор применяется) система, называемая «роса» (от испанского rosar — корчевать, расчищать) или «мильпа», при которой высокий лес или кустарник на земле, предназначенной для посевов, вырубается и, после того как высохнет, сжигается.

Подготовка участка длится несколько месяцев. В начале мая после первых дождей сажают маис, делая палкой углубления в 10-12 см, в которые бросают три — шесть зерен, часто вместе с семенами фасоли и тыквы. Ямки находятся друг от друга на расстоянии двух коротких шагов (125 см). После того как зерна брошены, ямки засыпают землей движением ноги.

Прополку делают один или несколько раз в зависимости от плодородия почвы и от того, эксплуатируется ли участок первый год или он уже был под посадками. В древности прополку проводили руками, выдирая сорняки с корнем. Когда початок начинает созревать, его заламывают вниз, с тем чтобы внутрь не попала вода и чтобы птицы не склевали зерна. Месяц спустя, в ноябре, начинается сбор урожая. Этот процесс длится до следующей весны по мере потребности в маисе. В настоящее время (и наверняка это доиспанский обычай) початки хранятся прямо на мильпе, в высоких амбарах, сделанных из кольев, с пальмовой кровлей, причем початки находятся в вертикальном положении и плотно прижаты друг к другу.

При этой системе в наши дни юкатекская семья нуждается в возделывании 4-5 га земли каждый год. Урожайность год от года падает до такой степени, что обычно одна и та же мильпа засевается только два или иногда три года подряд, а затем оставляется в залежи на 10 лет. Морли подсчитал, что для того, чтобы прокормиться, семье из пяти человек в среднем необходима площадь в 30 га; на нагорьях Гватемалы, за исключением плодородных долин, одной обычной семье нужно уже 40-80 га, а в зонах особенно засушливых или эродированных — от 200 до 400 га.

Однако на опытной мильпе, разбитой недалеко от Чичен-Ицы, при прополке, проводившейся, как и в доиспанские времена, вручную, путем вырывания сорняков с корнем, а не срубанием их мачете, средняя урожайность была сохранена в течение семи лет подряд, и, если бы не напала саранча, наверняка она продержалась бы еще по крайней мере год. Основываясь на этом опыте, можно предположить, что древние майя в сходных с современными условиях не нуждались более чем в 14-15 га земли для содержания семьи. Вероятно, что в некоторых горных районах с умеренно теплым или прохладным климатом, например на землях Мексики, майя выращивали маис, оставляя часть земель под пар. Мильпа возделывалась два-три года, а затем ей давали отдохнуть столько же лет, при этом сохранялась средняя урожайность. Исследования в одном горном тотонакском селении показали, что семья ежегодно нуждалась в обработке лишь 2 га земли и что при постоянном использовании достаточно иметь площадь в 6,5 га. Сандерс и Прайс полагают, что на увлажненных наветренных склонах гор (Альтос в Гватемале) можно было бы использовать такую же систему. Это значительно уменьшило бы площадь земель, необходимых для существования одной крестьянской семьи.

Кроме маиса майя выращивали фасоль, тыкву, томаты, различные виды стручковых перцев и как приправы ореган, кориандр, ванилин и др. Одной из наиболее важных культур было какао. Его выращивали во влажных жарких зонах на побережье Мексиканского залива, в районе Четумаля на Карибском побережье и в Сокопуско на берегу Тихого океана. Широко распространенными культурами были также хлопок и табак, разводимые семенами.

Другая форма разведения растений, не семенами, а черенками или отростками, применялась при посадках таких корнеплодов, как батат, маниок и хикама. Кроме этих растений, плоды которых шли в пищу, выращивали также хенекен.

Сейчас трудно сказать с точностью, какие деревья разводились как культурные, а какие были дикорастущими; некоторые высаживались около домов. Среди основных фруктов — выращивавшихся или собиравшихся дикими — назовем мамей, авокадо, папайю, мараньон, сирикоте, чикосапоте (из дерева которого получали также чикле), акон, нансе, гуайябу. Еще одно дерево — рамон, небольшие плоды которого дают очень важный питательный продукт. И в наши дни рамон часто можно увидеть на месте древних поселений майя. Об этом дереве мы еще поговорим в другой главе.

Собирательство

Получение растительных и животных продуктов без земледелия или животноводства, путем их сбора, называется собирательством. Примитивные народы — собиратели, охотники, рыболовы, превращаясь в цивилизованные и используя земледелие как основное средство производства продуктов питания, никогда не перестают заниматься собирательством. В самом деле, в настоящее время его практикуют все народы, как бы ни был высок уровень их цивилизации.

Майя использовали и другие растения, растущие в диком состоянии: разные пальмы, сухими листьями которых они крыли крыши хижин; баяль, дававший волокно для изготовления корзин; коросо, из орешков которого приготовляли муку; сухие плоды гуиры использовали как посуду; смолу пом (копал) сжигали как благовоние; из плодов некоторых видов сейбы получали волокно, похожее на хлопок, о котором Ланда говорил, что это была «шерсть для подушек, лучшая, чем куделя Алькарри»; из коры дерева, называемого бальче, готовили напиток; у некоторых видов кактусов использовали в пищу плоды. К этому списку можно было бы добавить названия сотен растений, применявшихся в медицинских целях.

Животные продукты (кроме добываемых охотой и рыбной ловлей, о которых речь пойдет ниже) извлекались также из моря и рек, озер и лагун. Майя собирали некоторые виды ракообразных, а также устриц и других моллюсков.

Охота

Мы уже говорили, что майя охотились на некоторых животных, чтобы использовать их для получения орудий труда или украшений. В употребление шли кожа, кости, зубы, когти, перья, панцирь, раковина. Мясо, естественно, поедалось.

Техника охоты зависела, конечно, от вида животных. Основываясь на сообщении Ланды и некоторых изображениях в кодексах, мы можем сказать, что майя применяли копья, метательные дротики, луки и стрелы (в поздний период, самое большее за два-три века до испанского завоевания), сербатаны (для охоты на птиц глиняными шариками), пращи, петли, привязанные к согнутым ветвям деревьев, и другого рода ловушки. В Мадридском кодексе есть рисунок, изображающий броненосца, попавшего в ловушку, сделанную, похоже, из палок, с крышкой, на которой лежат камни. По-видимому, эти камни должны были упасть на животное.

Иногда майя охотились с собаками (Ланда упоминает об этом, описывая охоту на перепелов). Некоторые изображения (Мадридский кодекс и трехногое полихромное блюдо с Юкатана) предполагают охотничьи уловки. В кодексе видна человеческая фигура, хотя и с маской божества, покрытая шкурой какого-то большого животного. В другом случае из-под шкуры оленя выглядывает подобие хвоста скорпиона, сделанного в форме цепи из круглых звеньев, заканчивающейся человеческой рукой, вонзающей дротик в животное. В том же кодексе на одном рисунке хвост скорпиона заканчивается рукой человека, держащей петлю, охватившую ногу оленя. На полихромном блюде, где, по-видимому, представлен охотничий ритуал, изображены несколько человек, одетых в оленьи шкуры и держащих во рту манок — полый стебель, которым имитировался крик олененка, чтобы привлечь мать-олениху.

Ниже мы перечислим основных животных, на которых охотились майя. Из млекопитающих — по степени их величины — тапир (из-за некоторого сходства с лошадью его название «цимин» майя Юкатана перенесли затем на лошадь конкистадоров), олень, ягуар, пума, пекари, обезьяна, кролик, коати, агути, или королевская туса, и броненосец. Среди птиц — по красоте их перьев — кецаль, гуака-майа, попугай, цапля и тукан; по мясу — горная индейка, фазан, кохолите (разновидность фазана), куропатка, перепел, голубь и утка.

Из водных обитателей помимо рыб назовем черепаху, у которой использовали мясо, яйца, откладываемые на песчаных берегах, и панцирь, и млекопитающее ламантин. Ланда описывает некоторые признаки этого животного (имеет половые органы, «как мужчина и женщина» и «крылья, как руки»). Он считгет, что ламантин стал источником мифа о сиренах. Ланда пишет, что охотились на ламантина с гарпунами, привязанными веревками к поплавкам-тыквам, с тем чтобы за раненым животным можно было следовать в лодках и добить его, обессиленного, на мелководье.

Рыбная ловля

Очень возможно, что оседлость впервые возникла среди небольших групп рыболовов и собирателей на берегах морей, озер или рек, то есть мест, изобилующих пищевыми ресурсами, которые можно использовать даже при низком уровне техники. Ланда много пишет об изобилии рыбы в прибрежных водах полуострова Юкатан, в лагуне Терминос и болотах вдоль северного побережья Юкатана. Среди других видов он называет кефаль, форель, робало, треску, рыбу-пилу, мохарру, сардину, манту, скатов и рыбу-меч. Ланда упоминает, что на низких берегах Кампече рыбная мелочь оставалась в больших лужах после отлива.

Рыбу ловили сетями и на крючок, били копьями и стрелами из луков. В археологических раскопках встречаются крючки, сдеданные из раковин и меди. Лов вели с берега или с лодок, как это видно из сценок, выгравированных по кости (обнаружено в одном из захоронений в Тикале). Сценки изображают богов, занятых рыбной ловлей: некоторые вытаскивают рыбин руками из воды, другие несут их на спине в подобии клеток, возможно сделанных из гибких стеблей или ветвей.

Рыбу ели не только свежей, но и запасали впрок различными способами в зависимости от вида — солили, коптили или сушили на солнце. Копченая рыба сохранялась несколько дней и могла быть перенесена для продажи на расстояние 20-30 лиг (Лига (исп.) — старинная испанская мера длины, равная 4,83 км).

Как уже говорилось, рыбу использовали не только в пищу. У некоторых ее видов шипы и кости применялись для кровопускания, а зубы — как приношение богам и наконечники стрел.

Приручение животных

Тот факт, что до прихода европейцев в Америке не было крупного и мелкого рогатого скота, не означает, что в доиспанские времена в Новом Свете не были знакомы с практикой разведения животных. В Андах разводили парнокопытных семейства верблюдовых (лама, альпака). Эти выносливые вьючные животные до сих пор незаменимы в условиях высокогорья. Используется их мясо, молоко и шерсть. В Мезоамерике, в области майя, также разводили различные виды животных.

Некоторых животных приручали женщины, однако это не было систематическим одомашниванием. Так было с барсуком (чиик). Это животное «удивительно озорное», как говорит Ланда, и его приручали женщины, так как барсучки, по словам Ланды, «большие любители играть с индеанками, у которых они ищут в голове и за которыми всегда ходят». То же относится и к оленям, «которых женщины кормили грудью и которые вырастали такими ручными, что не хотели уходить в лес».

Женщины приручали также птиц, в том числе одну из разновидностей уток, из-за их перьев или просто из желания иметь их.

Животными, которых действительно систематически разводили, можно считать лишь собак, гуахолоте (Гуахалоте — местное название индейки) и пчел. Хронисты сообщают, что майя держали небольших немых собак, которых употребляли в пищу или приносили в жертву. Другой вид собак использовался на охоте. Гуахолоте давал мясо и перья. У диких пчел брали мед, собирая его в дуплах или в пустотах камней; от домашних пчел, для которых строились небольшие ульи, также получали мед и воск.

Торговля

Различия геологических, орографических, гидрографических и климатических условий между отдельными районами области майя определили заметное разнообразие природных ресурсов в каждом из них. Хотя для удовлетворения своих элементарных потребностей народы этой области в любом географическом окружении могли получить самое существенное для своего пропитания (маис, фрукты, животных, на которых охотились) и материалы для своих жилищ(древесина, пальмовый лист, лианы), на самом деле ни один район не был самообеспечивающимся и в большей или меньшей степени нуждался в торговом обмене. Помимо очень активной внутренней торговли установился важный товарообмен с соседними народами, которые предоставляли майя готовые изделия, а от них получали сырье, имевшееся на землях майя. В целом же торговля сырьем (солью, хлопком, какао, кремнем, обсидианом) была необходима широким слоям населения, а ремесленные изделия служили почти исключительно предметами роскоши для господ.

Различные районы майя поставляли на внутренний и внешний рынок свои особые товары. Так, с Юкатана доставляли соль, воск, мед, маис, фасоль, рыбу (сухую, копченую, или соленую), хлопок, хенекен, тканые плащи, перья водоплавающих птиц, копал и кремень как сырье или в виде готовых изделий.

Из Гватемалы шли главным образом ценные породы деревьев, . шкуры, хлопок, перья кецаля, копал, яшма, сбсидиан, бирюза, базальт для зернотерок и ступ, вулканическая пыль как обезжириватель глины при изготовлении керамики.

С побережья Мексиканского залива и Тихого океана поставлялись какао и каучук.

Из Гондураса — алебастровые сосуды и какао.

Что касается товаров, поступавших в область майя от других народов, назовем изделия из нефрита, горного хрусталя, обсидиана, меди, золота и керамики. Они поставлялись в основном из Центральной Мексики и южной части Центральной Америки (Коста-Рики и Панамы).

Разумеется, еще одним очень важным «товаром» были рабы — мужчины, женщины и дети — большей частью выходцы с побережья Мексиканского залива.

Товары доставляли наземными, речными и морскими путями. Это были и простые тропы в сельве, в горах или на равнине, и мощеные дороги в низинах, обычно заливаемых в сезон дождей. Много таких дорог (сакбеооб, на языке майя) известно на Юкатане: вокруг Коба, от Коба до Яшуна (100 км), от Т-хо (древнее название современной Мериды) до Исамаля, от Т-хо через весь полуостров до его восточного побережья напротив Косумеля, от Т-хо на северное побережье. Кроме того, пути вели от Ушмаля до Кабаха и от Ушмаля до Ошкинтока. Маршрут, которым следовал Кортес в своем походе в Ибуэрас (Гондурас), был дорогой торговцев из Шикаланго, давших ему карту с обозначением путей в Гондурас, в Никарагуа и Панаму.

Реки Усумасинта, Грихальва и Мотагуа со своими притоками служили главным образом для торговли между высокогорьем и равнинами. Использовались также реки Мопан и Белиз.

Интенсивный торговый обмен осуществлялся морем. Известны главные порты взаимообмена, расположенные на северном побережье зоны майя: Потончан, Шикаланго, Чампотон (на побережье Мексиканского залива, Чахуака (на северном побережье), Поле, Бакалар, Четумаль (на восточном побережье), Нито (Гватемала) и Нако (Гондурас). Известно о существовании знаков, помещавшихся на деревьях для облегчения морского перехода между Табаско и Юкатаном.

Мы знаем также названия некоторых главных рынков как на побережье, так и вдали от него: уже упоминавшиеся Потончан, Шикаланго, Чахуака, Нито и Нако, а также Синакантан в горах, Ицамканак, столица Акалана (Акалан — довольно значительное государство, созданное майя-чонталь (или путунами) около XII в. н. э. у юго-восточной оконечности полуострова Юкатан, в бассейне р. Канделария. Акалан играл важную посредническую роль в торговле между Центральной Мексикой и землями майя.), около лагуны Терминос, Качи и Кониль у северо-восточной оконечности полуострова Юкатан и Соконуско на Тихоокеанском побережье. Крупным коммерческим центром, вероятно, была Чичен-Ица.

Наземная транспортировка товаров осуществлялась исключительно носильщиками, которые несли при помощи мекапаля (Мекапаль — индейское приспособление для переноски грузов: кусок кожи или ткани на лбу, на который опирается ремень или веревка закрепленного на спине груза) груз весом около 25 кг и проходили в среднем 20 км в день. Хозяина товаров обычно несли на носилках, как это представлено на одном расписном сосуде из Ратинлиншуля.

По рекам и морю товары перевозили в лодках, выдолбленных из целого ствола дерева. Гребцы пользовались деревянными веслами, как это можно видеть на настенной росписи Чичен-Ицы, на гравировке по кости из Тикаля, в рисованных кодексах и на золотых дисках. Христофор Колумб в своем четвертом путешествии (1502 г.) встретил в заливе Гондураса большую лодку с 25 рабами и навесом для хозяина в центре.

Хотя большая часть торговых сделок осуществлялась посредством обмена, некоторые продукты, бывшие наиболее ценными и в то же время легкими, выполняли роль монет. Главным из этих продуктов было какао, торговцы носили его в сумках. Использовались также красные раковины, нанизанные или в сетчатых сумках, бусины из нефрита, маленькие плоские топоры и бубенцы из бронзы, цена которых зависела от размера. Бобами какао можно было оплатить стоимость любой вещи. Овьедо, например, называет цену одного кролика (10 бобов какао), чикосапоте (8 плодов 4 боба) и одного раба (100 бобов). Тот же хронист пишет, что продавец товара, получив плату бобами какао, очень тщательно их пересчитывал по одному, слегка надавливая на каждый, так как находились люди, которые подделывали «монету», наполняя скорлупу боба землей.

Несмотря на иногда случающиеся подлоги, торговые отношения развивались в атмосфере честности и доверия. Ланда уточняет, что майя «поручались, давали в долг и платили с достоинством и без процентов». Согласно Когольюдо, они не нуждались ни в письменных договорах, ни в обещаниях уплаты. Договор вступал в силу, когда договаривающиеся вместе, на виду у всех, пили.

О торговцах майя у нас нет такой полной и точной информации, какую нам оставил Саагун об ацтекских торговцах (почтет). Однако данные, разбросанные в исторических источниках о Юкатане, позволяют нам составить представление не только о важности торговли, но и о положении торговца в рамках общества майя.

Интерпретируя источники, Ройс отличает простого профессионального торговца (пполом) от того, кто возглавлял караван рабов-носилыциков (ах пполом ёк), которых в конце перехода продавали как товар. Нет сомнения, что на социальной лестнице торговец стоял на более высокой ступени, чем основная масса трудящихся. И хотя положение торговца в социальной структуре не совсем ясно, но вероятнее всего, что у майя торговцы были тесно связаны со знатью, а не образовывали промежуточный слой между нею и народом, как это было у ацтеков.

Например, Эррера упоминает, что в Акалане «обычно провозглашали господином наиболее богатого торговца, и таковым был Апош-палон (Паш Болон)»; это же сообщение повторяет Гомара. В «Сообщении» монаха Алонсо Понсе говорится, что «господа из Чичен-Ицы торговали перьями и какао с Гондурасом». Другое сообщение, обнаруживающее, что самые знатные лица занимались торговлей, содержится у Ланды, там, где он рассказывает об убийстве всех членов семьи Кокомов, правившей в Майяпане: «Сын Кокома избежал смерти, так как он отсутствовал, занимаясь торговлей в земле Улуа». Таким образом, прочная связь между торговцами и правителями (будь это из-за того, что она приближала к знати первых, или же из-за того, что давала выгоду вторым) если и не указывает на их полное единство, то предполагает, как пишет Энн Чапман, торговлю, управляемую клановыми или политическими вождями.

Организация труда

При сравнении информации о разделении труда, содержащейся в исторических источниках в момент испанского завоевания, и этнографических данных, относящихся к группам современных майя, видно, что нынешний консервативный характер общественной жизни майя — это не более как продолжение доиспанского. Когда данные, содержащиеся в обеих информативных сферах, во многом совпадают, то можно предполагать, что этнологические исследования в основном, если не всегда, применимы к эпохе, предшествовавшей завоеванию.

Предвосхищая анализ, содержащийся в главе о социальной организации, следует подчеркнуть, что поскольку все средства, необходимые для существования человека, добывались простым народом, то мы ограничимся анализом разделения труда среди производящего класса.

Половое разделение труда

Основным фактором при разделении работ был и остается пол. Мужчины занимаются всеми земледельческими работами (валка и сжигание леса, посадка, прополка, сбор урожая), а также подготовкой семейного огорода, охотой и рыбной ловлей, разведением пчел, постройкой дома, заготовкой дров, получением волокна из хенекена, плетением корзин, добычей соли. Мужчины выполняют также все работы, связанные с постройкой церемониальных центров: добывают из каменоломен и обрабатывают камень, сооружают печи для обжига известняка, рубят деревья и делают из них балки, притолоки, стропила и помосты, переносят землю и другие материалы.

Сфера занятий женщины ограничивалась домом и его пристройками. Возможно, что за пределы дома женщины выходили только за водой к естественным источникам. Помимо домашних хлопот (приготовление пищи, наведение чистоты в доме, стирка одежды, уход за детьми) женщина участвовала в производительном труде — шила, ткала и вышивала как для семейных нужд, так и для обмена или уплаты дани; она также ухаживала за огородом возде дома и домашней птицей (индюки, фазаны, голуби); иногда она занималась дома кипячением меда для его очищения. Возможно также, что она помогала мужу в домашнем изготовлении предметов из хенекена (веревки, мешки).

Коллективный труд

Нередко производительным трудом занимались коллективно, особенно рубкой и выжиганием леса. Ланда подчеркивает, «что индейцы имеют хороший обычай помогать друг другу во всех работах. Во время посевов те, кто не имеют своих людей для этого, объединяются по 20 человек (или больше, или меньше) и делают все вместе, по своей мере и норме, работу всех и не оставляют ее, пока не закончат для всех». Сообща также выходили на охоту и на лов ламантина. Дома они возводили «легко, так как помогали одни другим делать их», утверждает один источник. Строительство церемониальных центров и такие общественные работы, как мощение дорог, осуществлялись с большим количеством рабочей силы, при этом работали одновременно и в организованной форме.

Производительный труд и ритуальные постройки

Один из важных аспектов организации труда — определение времени, необходимого для выполнения тех или иных трудовых процессов. Критерии для определения этого необходимого времени самые противоречивые. Так, из тщательного исследования Рейны вытекает, что для современного крестьянина Петена, использующего стальные мачете и топор, работа на мильпе занимает практически все время. Морли утверждает, что в настоящее время юкатекский крестьянин, чтобы получить маис, необходимый только для содержания его семьи (исключая корм животным и ограничивая покупку рыночных предметов самым необходимым), нуждается не более чем в 48 рабочих днях; на остальные работы при этом у него остается около 10 месяцев.

Этот вывод С. Г. Морли не совпадает, однако, с его собственными подсчетами, которые дают 190 дней в год, когда он анализирует время, необходимое для каждого из этапов возделывания маиса (в наши дни). Правда, Морли основывается на среднем размере возделываемой сейчас крестьянином земли, продукция от которой позволяет тому не только обеспечить семейное потребление, но и держать некоторых домашних животных (свиней, кур); при этом у крестьянина остается излишек маиса, на который он может приобрести необходимые для его дома предметы. С. Г. Морли делал излишне оптимистичный вывод о том, что крестьянин майя мог, таким образом, посвятить постройке церемониальных центров около 10 месяцев в году. Однако он не учитывал, с одной стороны, что работы по сведению леса и уходу за участком без металлических орудий требовали времени значительно большего, чем нужно в настоящее время (По Сандерсу (1973), вырубка леса каменными орудиями требует в 4 раза больше времени, чем стальными орудиями (на Новой Гвинее).), и, с другой — что остальная производительная деятельность (охота, рыбная ловля, разведение пчел, возделывание других растений) также требовала затрат времени. Кроме того, нужно было снабжать продуктами своего труда правителей (знать, жрецов), как это описывает Ланда: «Простой народ возводил за свой счет дома господ… весь народ возделывал господам их посевы, и те ими пользовались и брали в количестве, которого хватало господину и его дому, а когда была охота или рыбная ловля или время приносить соль, всегда давали часть господину, потому что такие дела они всегда делали сообща». Фактически излишек, который крестьянин майя должен был производить, был, без сомнения, намного больше, чем тот, что современный юкатекский крестьянин выделяет для приобретения необходимых товаров и содержания нескольких свиней и кур. Учтя все это и добавив к 190 дням, высчитанным Морли, еще дней 60 на более медленную рубку леса и прополку мильпы из-за отсутствия металлических орудий, мы определили, что время, уделяемое майя производительным работам, равно 2/3 года. Этот подсчет нам кажется достаточно близким к действительности.

Таким образом, возведению ритуальных центров они могли уделять лишь четыре месяца в году. Но и этот отрезок времени мог быть меньше в центральной зоне из-за сезона дождей, во время которого люди не могли заниматься земледелием. Большое число ритуальных центров, воздвигнутых в классический период, огромное количество построек и относительно короткая длительность (три века) периода процветания большей части центров майя подводят нас к выводу, что при традиционной подсечно-огневой системе земледелия, оставляющей труженикам слишком мало «свободного» времени, было просто невозможно осуществить такое огромное строительство.

Эта проблема вызвала и вызывает беспокойство у исследователей. Вольф задается вопросом: «Если мы допустим, что майя Петена практиковали лишь подсечно-огневую систему, как тогда объяснить многочисленные церемониальные центры, расположенные в зоне?» И отвечает: «Очень вероятно, что майя кроме подсечно-огневого земледелия были знакомы с каким-то более интенсивным методом, который позволял им иметь ряд стабильных административных центров, даже если они должны были управлять постоянно перемещавшимся крестьянским населением. Возможно, это была система чинамп или нечто подобное с использованием многочисленных озер и болот района Петена».

У. Сандерс и Б. Прайс отмечают различия в оценке системы подсечно-огневого земледелия у разных исследователей: «Расточительная, непроизводительная и пагубная для биологического равновесия, согласно одним авторам; необычайно производительная, согласно другим». Бронсон полагает, что поразительное развитие цивилизации майя в низменных районах подразумевает плотность населения, равную той, что бывает при ирригационном земледелии; это стало возможным благодаря большей калорийности клубневых культур. Связь орошения с развитием цивилизации в Мезоамерике чрезмерно преувеличивалась многими исследователями. Но по крайней мере в центральной и северной зонах области майя, где действительно процветала культура в ее самых высоких проявлениях, почти нет указаний на ирригационные работы, а те, что обнаружены, не позволяют предполагать наличия настоящего «гидравлического общества».

Мы не претендуем на решение экономических проблем, до сих пор не решенных специалистами по экономике, но нам кажется, что должен быть внимательно рассмотрен тезис, недавно выдвинутый Д. Пьюльстоном. Если отвергается возможность того, что подсечное земледелие в сельве позволяло развиваться цивилизации майя, и принимается вывод о том, что одна семья в Петене нуждалась для жизни по крайней мере в 5 га хорошей земли (а результат изучения распределения населения в Тикале показывает, что на каждое жилище количество такой земли едва превосходило 1,5 га), то Пьюльстон предлагает следующую альтернативу. В Тикале, как в церемониальном центре, так и в округе, где располагалось население, есть большое число деревьев рамон, есть они и в других многочисленных центрах майя. В доиспанские времена в периоды нехватки маиса из плодов этого дерева получали очень питательную пищу.

Следует полагать, что деревья рамон в современном Тикале происходят от тех, что выращивались там издавна, и что население в те далекие времена питалось главным образом его плодами. В своем исследовании Пьюльстон утверждает, что производительность рамона в семенах, из которых делается мука, в 10 раз выше на единицу обрабатываемой площади, чем у маиса.

По содержанию витаминов и железа рамон не уступает маису, а по калорийности и количеству протеина стоит даже несколько выше. Уход за деревом не представлял практически никакого труда, а сбор урожая (собирание упавших плодов) не требовал много времени. Пьюльстон подсчитывает, что, работая по восемь часов в день, одна женщина и двое детей могут собрать 3 тыс. фунтов менее чем за 20 дней. Малая влажность семян позволяет их долго хранить даже в подземных «цистернах» (чультун), в которых маис и фасоль портятся очень быстро. Между деревьями остается пространство, достаточное для выращивания других растений, так что площадь в 1-2 га, засаженная главным образом рамоном, позволяет прокормиться одной семье почти при нулевых затратах рабочего времени. При таком типе огородничества мужское население имело достаточно свободного времени, чтобы уделять его возведению церемониальных центров.

Итак, учитывая отсутствие интенсивного орошаемого земледелия (бесполезного во влажном лесу, невозможного на Юкатане) или чинамп на болотах (в окрестностях многих церемониальных центров нет болот и ни в одном источнике не упоминается об этом типе земледелия), мы рассматриваем следующие возможности:

Питание, основанное на маисе, получаемом при подсечно-огневой системе

все трудоспособное мужское население уделяет треть своего времени строительству церемониальных центров;

треть мужского трудоспособного населения отдает почти все свое время этому строительству (содержат же ее остальные 2/3);

Питание, основанное большей частью на корнеплодах, дает значительное количество времени для того, чтобы мужское население было занято на строительстве церемониальных центров

Питание, основанное главным образом на рамоне, дает возможность мужскому населению почти все время заниматься этими работами

Независимо от формы, в которой рабочее время распределялось между производством благ для собственного потребления и для потребления их правящими классами, с одной стороны, и культовыми работами — с другой, мы согласны с Морли, когда он приходит к выводу, что «низший класс, вынужденный работать под шпорами потребностей взыскательного правящего класса, жречества и религии, должен был иметь мало часов покоя, очень мало времени, которое по-настоящему ему принадлежало»; другими словами, функционирование общества майя покоилось на сверхэксплуатации класса крестьянства.

Профессиональный труд

Трудно сказать, были ли трудящиеся в других отраслях заняты полное время или же они работали только часть времени. В районах, населенных майя, обитало множество диких животных, поэтому можно предположить, что охота была дополнительным занятием, позволявшим населению восполнять свои потребности в протеине. Скорее всего в то время еще не было профессиональных охотников. Иначе обстояло дело с рыбной ловлей. Немногочисленные водотоки на большей части территории майя не изобиловали рыбой, поэтому во внутренние районы соленая, сушеная и копченая рыба доставлялась с морского побережья. По-видимому, существовали рыбаки, занятые ловом все время. Кроме того, крестьяне, жившие на морском побережье или по берегам рек и озер, могли посвящать часть своего времени рыбной ловле, чтобы удовлетворить потребности семьи и выплатить подати господину.

Добыча соли на побережье велась в определенное время (четыре-пять месяцев после сезона дождей, по Ланде) и не требовала постоянной работы, поэтому вряд ли существовали профессиональные солевары, все время занятые этим трудом. В пчеловодстве в доиспанские времена, по-видимому, был такой же режим работы, как и сейчас у юкатанских крестьян, то есть уход за пчельником не требовал много времени, но технические операции (подготовка рамок, сбор меда и остальное) находились, вероятно, в ведении профессионалов, которые могли ухаживать за многими пасеками, отдавая этому все свое время. Выращивание таких культур, как хлопок, хенекен, каучуконос, какао, требующих специальных навыков и представляющих особую ценность, также могло находиться в ведении людей, тратящих на это все свое время.

Ремесленные изделия, служившие предметом торговли, наверняка требовали такого производства, которое превосходило возможности семейного труда и подразумевало наличие мастерских и групп профессионалов. Так, видимо, было в текстильном производстве (хлопок, хенекен), в плетении корзин, в изготовлении керамики, в обработке камня, а позднее и металлов.

Что касается занятия торговлей, то различали торговлю на местных рынках и торговлю между различными районами. В то время как в первом случае сами производители прямо обменивались своими товарами, во втором — имелись профессиональные торговцы, возможно занимавшиеся исключительно или главным образом приобретением, транспортировкой и продажей готовых изделий и сырья, не будучи сами производителями этих товаров.

Руководство трудовыми занятиями

Общее руководство земледельческими работами было в руках жречества, которое с помощью своих знаний определяло время начала сельскохозяйственных работ (валка леса, его сжигание и сев). Торговля между дальними районами и с соседними народами, по-видимому, контролировалась знатью или лицами, с ней связанными. Возможно также, хотя у нас и нет достоверных данных, что некоторые ремесла находились под прямым руководством знати.

Распределение продуктов труда

Разумеется, такая организация труда не позволяет сомневаться относительно распределения его результатов. Крестьянин майя производил необходимые продукты питания для своей семьи, господ и жрецов, ремесленников и работников-профессионалов, занятых полное время своим трудом, а также торговцев, носильщиков и всех строителей церемониальных центров. Часть продуктов от его дополнительных занятий — охоты, рыбной ловли — крестьянин должен был подарить господину, писал Ланда. То же можно сказать и о соли, о древесине для построек, о продуктах домашнего производства. Как упоминает «Сообщение из Мотуля», предметы, вручавшиеся правителю в знак признания его господства, включали хлопковые ткани, «петухов и кур» (индюков), маис, мед и «все остальные ценные вещи, которых у них не было, но которые производятся в районе».

Короче говоря, труженик мог надеяться лишь на то, что он будет располагать самой минимальной частью своего труда, необходимой для существования его самого и его семьи.

Особенности питания

Информация, оставленная Саагуном об ацтеках, намного полнее и точнее, чем информация Ланды о майя, хотя последняя и остается нашим лучшим источником знаний о древних обитателях Юкатана. Ланда рассказывает о пище и напитках, о блюдах, которые готовят майя, и о том, что пьют, в такой общей форме, как если бы все слои населения имели в своем распоряжении все продукты питания. Напротив, Саагун в одной главе описывает трапезу господ, а в другой — пиршества торговцев; это позволяет увидеть, что в количественном и качественном отношениях трудовой люд питался не так, как аристократы и другие привилегированные слои общества.

Можно предположить, что у майя было такое же положение и что низшие слои населения не могли рассчитывать на самые изысканные продукты, например те, что ввозились из отдаленных районов (какао, рыба), или те, что требовали тонкого и сложного приготовления. Фактически хронисты преувеличивают воздержанность майя, которые будто бы ели только один раз в день, к вечеру, а мясо ели только по праздникам. Но посмотрим на те данные о майя, которые предоставляют хроники XVI в.

Пища растительного происхождения

В обычные дни главной пищей был, без сомнения, маис, рецепты приготовления которого живы до наших дней. Зерно замачивают на ночь в воде с примесью извести и затем растирают на метате. Получается масса, из которой на жаровне пекут лепешки. Едят их только горячими, так как холодная лепешка, по выражению хрониста Хименеса, «тверда, как подошва ботинка, и безвкусна». Лепешки можно есть как самостоятельное блюдо с солью или перцем или вместе с другой пищей. Из маисового теста готовили также тамали, фаршированные кусочками мяса; в тесто подмешивали и листья чайи или фасоль. Хименес описывает тамали как «комки, сваренные в воде, нанизанные на веревку, как черные четки, жесткие и безвкусные». Из поджаренного и размолотого зерна готовили «шарики, сохранявшиеся по нескольку месяцев, только становившиеся кислыми». Речь идет о посоле, от которого в течение дня несколько раз «берут кусочек и разводят его в скорлупе плода, растущего на дереве, с которого господь дает им стаканы» (хикарас), как нам сообщает Ланда.

Хименес со своей стороны добавляет, что напиток посоле — «это обычный напиток индейцев этих провинций, когда нет какао, которое является более ценным». Из растертой массы маиса, разведенной в воде, «получают молоко и сгущают его на огне и делают жидкие каши по утрам, которые пьют горячими» — здесь Ланда имеет в виду атоле. Тот же хронист пишет: «В то, что остается с утра, добавляют воду, чтобы пить днем, так как у них нет обычая пить одну воду». Другим напитком из маиса был пиноле. Зерна поджаривали, растирали в муку и разводили ее в воде. «Это очень освежающий напиток, когда в него добавляют немного индейского перца чиле и какао», — писал Ланда. Не уточняя, он же говорит о другом питье, «свежем и вкусном», получаемом из сырого растертого маиса.

Из размолотого какао, растворенного в воде, готовили шоколад, который пили горячим; Ланда определяет его как «противное питье для тех, кто не привык, и свежее, и вкусное, и превосходное для тех, кто его пьет регулярно». Этот юкатанский хронист говорит еще об одном «вкусном и ценимом» напитке, для которого из бобов какао извлекали «жир, похожий на масло» и смешивали его с маисом. Должно быть, это был чампуррадо или атоле из шоколада. Другим важным продуктом была фасоль — черная, красная и белая, которую ели как с другими овощами, так и приготовленную отдельно или с мясом, отваренную в соленой воде или же размолотую как паста. Употребляли и разные виды тыкв, а также батат, чайю, томаты, маниок, хикаму, авокадо и макаль (ямс). В периоды голода, когда урожай маиса был недостаточным, высоко ценились плоды различных деревьев. Ланда упоминает кумче, или куумче, у которого можно было есть кору, а также «плод, большой с толстой кожей и мягким, как смоква, содержимым»; из него готовили пищу и питье. Низкие и колючие пальмы «несут несколько больших гроздей круглых зеленых плодов размером с голубиное яйцо. Если снять кожицу, то остается очень твердая косточка, и, если ее разбить, выходит круглое ядро величиной с лесной орех, очень вкусное и полезное в пустые времена, делают из него горячую еду, которую пьют по утрам». Речь идет о койоле, или кокойоле. Мы уже говорили о рамоне, плоды которого Ланда сравнивает с «вкусными маленькими фигами»; вареные семена рамона употреблялись как овощи, а сухие и молотые — в виде муки, заменявшей маис.

У майя было много фруктов, среди них наиболее распространенные авокадо, мамей, чикосапоте, белый сапоте, папайя, гуайяба, гуайя, нансе, питаайя, древесный огурец, сирикоте, анон, мараньон, несколько видов сливы, дикий виноград и многие другие.

Пища животного происхождения

Некоторые хронисты утверждают, что вне праздников и пиршеств древние майя не ели много мяса. Возможно, и в самом деле, что немногие животные, которых выращивали для пищи (собаки, индюки, фазаны, голуби), сохранялись главным образом для празднеств, для подношения в качестве дани или подарка господам или для приношения в жертву божествам. Но часто, хотя и в небольших количествах, майя могли есть мясо млекопитающих, птиц и пресмыкающихся, добытых на охоте. Среди главных животных, мясо которых употреблялось в пищу, назовем оленя, тапира, пекари, барсука, зайца, броненосца, лесного индюка, куропатку, перепела и игуану. Мясо готовилось с овощами или отдельно — хорошо пропеченное прямо на огне или в печи, выкопанной в земле. На дне такой печи разводится огонь, когда он прогорит, угли закрывают камнями, на них кладут обработанную тушу животного, после чего печь заполняется листьями, ветками и камнями.

Обитатели прибрежных поселений дополняли свою растительную диету рыбой и другой морской живностью и, как мы уже говорили, соленую, копченую или высушенную на солнце рыбу отправляли во внутренние районы. По свидетельству Ланды, из морских животных охотились на ламантина, «жир которого использовался для жарения, а мясо его ели, и с горчицей оно почти как мясо хорошей коровы».

Приправы

Майя приправляли свою пищу солью, перцем, несколькими сортами перца чиле и различными душистыми травами — кориандром, эпасотом, ореганом. Важной приправой на Юкатане была и остается биха, которая кроме вкуса придает «цвет пище, какой дает шафран». Эти приправы могли использоваться отдельно или в соусах в зависимости от блюд.

Напитки

Помимо безалкогольных напитков, приготовляемых из маиса и какао, у майя существовали и алкогольные. Среди них главным был бальче, называвшийся испанцами «питаррилья». Однако его употребляли только во время религиозных церемоний. Ланда писал, что это было «вино сильное и очень вонючее». Для некоторых церемоний делали другое питье с «четырьмястами пятнадцатью поджаренными зернами маиса, которое зовут пикула-какла». По мнению Переса Мартинеса, это слово должно писаться как пикуль-акахла, что означает «питье в изобилии». Не уточняя, источники говорят, что приготовлялись и другие напитки из бобов и зерен тыквы.

Обычаи, связанные с пищей

Когда Когольюдо говорит, что майя ели только раз в день — за час до захода солнца, одновременно обедая и ужиная, не следует это понимать так, словно весь день проходил без потребления пищи. Хронист имеет в виду основательную пищу. В самом деле, на рассвете, до начала работ, майя пили горячий атоле — жидкую кашу; в течение дня с интервалами в несколько часов — холодные напитки посоле, пиноле и только вечером съедали овощи, соответствующим образом приправленные, с мясом или чаще без него.

Женщины и мужчины не садились есть вместе, а сначала женщины обслуживали мужчин. Ели сидя на полу или во всяком случае на циновке. Существовал обычай мыть руки и полоскать рот после еды.

Во время религиозных празднеств в пищу не добавляли соль и острый перец. При некоторых постах не ели мяса. Наком, военный вождь, воздерживался от употребления мяса в течение всех трех лет, пока длились его полномочия.

Антропофагия

Нет сомнения, что в некоторых случаях древние майя ели человеческое мясо. Это был ритуальный каннибализм; человеческое мясо не было частью их рациона. Даже испанские хронисты, обычно жаждавшие найти пороки и противные им обычаи у индейцев, почти единодушно утверждают, что майя не ели человеческое мясо, за исключением некоторых празднеств. В этих случаях подчеркивается, что части жертв поедались «с великой набожностью и почтением». Когда Вальдивия и несколько его товарищей были принесены в жертву по указанию одного из касиков карибского побережья Юкатана, «было устроено пиршество для всех людей» как нечто необычное. Также и в Гватемале антропофагия была ритуальной. «Тела принесенных в жертву варились и поедались как освященное мясо», — говорит нам Хименес. Он добавляет, что это мясо подносилось великому жрецу, правителю и другим жрецам и знатным людям, но «людям из народа не доставалось ни кусочка».

Различные типы расселения

Расположение поселений

Очевидно, что до настоящего времени археологи уделяли слишком большое внимание церемониальным центрам и очень малое рядовым поселениям. Естественно, что привлекательность раскопок в культовых сооружениях, где обычно встречаются ценные находки в виде скульптур, росписей и предметов большого художественного и культурного достоинства, несравнима с неблагодарной работой по раскопкам, бедным остатками обычных жилищ. Кроме того, в Мексике археолог обязан реставрировать или по крайней мере обезопасить от разрушения церемониальные конструкции, являющиеся важной частью национального достояния; работа эта часто крайне необходима, но она истощает и без того небольшие ресурсы, имеющиеся в распоряжении исследователей.

Тем не менее в области майя раскопки жилых зон доиспанского времени осуществлялись в нескольких местах, главным образом в Каминальгую, Вашактуне, Тикале, Петене, Маунтин-Кау и долине Белиз, в Майяпане и Цибилчальтуне.

Изучение археологических памятников майя поставило несколько важных проблем, начиная с определения, являлись ли они просто церемониальными центрами или, возможно, были городами. Но для этого необходимо прежде объяснить, что такое город.

Некоторые майянисты, такие, как Морли, склонны считать древние церемониальные и административные центры настоящими городами, ссылаясь при этом на описание одного города майя, сделанное Ландой: «Посреди поселения стояли храмы с красивыми площадями, и вокруг храмов стояли дома господ и жрецов, а затем наиболее знатных людей; таким образом, более богатые и уважаемые находились ближе к этим храмам, дома же самых бедных людей располагались на окраинах поселений». Действительно, Морли отмечает, что «поселенческие центры майя не были так сконцентрированы и так тесно сжаты в кварталы, как это происходит с нашими современными городами и поселениями, напротив, они были рассеяны как обширные пригороды, заселенные более просторно, разбросанные непрерывной серией небольших ферм; этот тип поселения более похож на пригород, чем на концентрированный городской центр».

Об этой концепции городов или пригородов, менее плотно заселенных, чем наши города, большинство майянистов в результате исследований, осуществленных уже после работ Морли, имеют другое мнение. Уильям Ко, например, считает, что город подразумевает «постоянное проживание относительно большого числа хорошо организованных лиц с разнообразными функциями (администраторы, жрецы, торговцы, ремесленники, крестьяне и т. д.), которые живут относительно близко друг от друга, образуя группу, достаточно тесную для того, чтобы служить основанием для определения границ общины». Наоборот, церемониальный центр может быть определен как «концентрация храмов и дворцов, в основном религиозный центр, с постоянным населением, состоящим из жрецов, вспомогательного персонала, высокопоставленных администраторов (если ими не являются сами жрецы) и специалистов по изготовлению предметов, необходимых при церемониях…».

С. Борхеги, используя определение У. Сандерса, предложенное для Центральной Мексики, называет деревней «общину или центр, образованный совокупностью деревушек, усадеб или заимок, сгруппированных или рассеянных, социально однородный, население которого состоит из нескольких сот человек, из которых по крайней мере 75% уделяют 3/4 своего времени сельскохозяйственным работам». Селение — это «сельская община или центр, образованный совокупностью деревень, социально однородный, в котором основная часть населения, также занимающаяся земледелием, составляет менее 75%». Что касается города, то Борхеги его определяет как «социально неоднородную общину, независимую экономически, в которой более 75% населения уделяет более 3/4 своего времени неземледельческим занятиям». Его определение отвергает определение других авторов, согласно которому город выделяется по:

размеру и обширности пространства,

объему и плотности населения,

уровню технического и экономического прогресса обитателей,

размерам и числу общественных построек,

уровню интеллектуальных искусств, достигнутых его жителями.

Г. Уилли и У. Буллард принимают в принципе позицию Борхеги и, желая уточнить понятие «город», прибегают к Чайлду и напоминают, что общество майя классического периода располагало всеми элементами, которые, согласно названному автору, сопровождают городское общество (монументальность общественных зданий, стили развитого искусства, формализованная религия с пантеонами божеств и жреческой иерархией, межрегиональная торговля, классовое деление общества, письменность и зачатки настоящей науки), но ему не хватало самого показательного фактора — больших жилых комплексов, отражающих наиболее существенную характеристику города, а именно большое число профессионалов, не занятых производством основных пищевых продуктов.

Нагорья

Выводы, к которым приходит Борхеги относительно нагорий Гватемалы, представляются нам довольно ясными. Он различает два основных типа поселений: первый служит местом обитания, второй является центром гражданского и религиозного управления. В то время как первый предназначен для удовлетворения физических потребностей человека, располагается близ земель, пригодных для обработки, и источников воды, имеет жилые строения из недолговечных материалов, второй призван удовлетворять духовные потребности; он размещается в местах, считающихся священными или имеющих стратегическое положение; находящиеся там пирамиды и монументальные здания возводятся из прочных материалов. На основе размеров, протяженности и наличия жизненных средств Борхеги подразделяет первый тип поселений на три подтипа:

деревеньки от 5 до 20 домов с ориентацией на местные пищевые ресурсы;

рассеянные деревни от 50 до 100 и более домов также с ориентацией на местные пищевые ресурсы;

деревни-сателлиты от 100 и более домов с ориентацией на региональные пищевые ресурсы — они находились в зависимости от большого или малого церемониального центра, близ которого располагались, или от «национальной столицы».

Что касается второго типа поселений, он его делит на два подтипа:

малые церемониальные и административные центры из 10- 30 построек, образующих вместе группу деревень с небольшими центральными площадями для общинных занятий и с ориентацией на местные пищевые ресурсы;

крупные церемониальные центры или свободные города с 30 и более постройками, с центральными хорошо спланированными площадями, имевшими важное значение для сбора больших масс людей с религиозными (паломничество), гражданскими (для обороны) и общинными целями.

Низменности центральной зоны

Для низменностей центральной зоны (Петен, долина Белиз) Буллард и другие исследователи сообщают данные, достаточные для понимания размещения населения. Логично, что для поселений выбирались благоприятные места около естественных источников снабжения водой: по берегам рек, озер, лагун или в крайнем случае в низменных местах, имеющих достаточно воды в сезон дождей, а также близ пригодных для возделывания земель. Для того чтобы избежать возможного ущерба от разливов рек и в целом от подъема вод в сезон дождей, выбирались слегка приподнятые и хорошо дренированные участки.

Эти естественные факторы (запасы воды, близость обрабатываемых земель) и топография района определяли рассеянный тип расселения. Упомянутые выше авторы признают следующие подтипы поселений в зависимости от степени важности:

ранчерия от 5 до 12 домов, где большую часть населения составляли родственники; иногда здесь имелась постройка, служившая местом поклонения богам или местом сбора всей общины; (Ранчерия — буквально «группа ранчо» (хижин).)

зоны, или комплексы, ранчерий, охватывающие от 50 до 100 домов, не имеющие компактной формы, а располагающиеся разбросанно, с небольшим церемониальным центром, общим для всей зоны, для ритуальных и гражданских нужд;

район, или комплекс, зон, охватывающих обширную территорию в рассеянной форме, с церемониальным центром, более важным по значению и более крупным по размерам (количество зданий, их монументальность, наличие стел, настенных росписей и т. д.).

В долине Белиз Г. Уилли и его сотрудники выделяют: платформы для одного или нескольких домов и «площадки», где дома, более тщательно сделанные и принадлежавшие, без сомнения, обитателям более высокого ранга, окружают центральный двор; малый церемониальный центр с одной пирамидой, небольшими насыпями и обычно с одной насыпью больших размеров, на которой, должно быть, воздвигалось более крупное строение для коллективного пользования; большой церемониальный центр, обычно построенный на холмах, господствующих над долиной, включающий многочисленные постройки для культа и гражданских занятий и контролирующий зону небольших жилых центров со скромными церемониальными постройками. В этой иерархии общин преобладает рассеянный характер отдельных жилищ и групп жилищ, отражающий тип преимущественно земледельческого быта массы населения.

Тикаль с многочисленными жилыми единицами, видимо, представляет большую степень урбанизации, чем остальные церемониальные центры Петена. Уильям Ко указывает, что более упорядоченному расположению жилищ мешал топографический фактор. Он делает вывод, что Тикаль — это «нечто большее, чем церемониальный центр. Его черты не были столь явно городскими, как у Теночтитлана, но Тикаль имел много элементов городского образа жизни». Хотя раскопки показали, что поблизости или вдали от основных скоплений церемониальных зданий есть многочисленные насыпи-платформы для жилищ, они не образуют плотных скоплений, а, наоборот, рассеяны по всей зоне.

Юкатан

О Юкатане наша информация очень неравнозначна: скудная почти для всех известных центров, неполная для Цибилчальтуна, но более обширная и точная для Майяпана. К. Рупперт и О. Л. Смит после короткой разведки в районе Пуук говорят о встреченных типах домов, но мало сообщают об их расположении. В Ушмале некоторые жилища связаны с церемониальными группами, располагаются они на тех же террасах или во дворах. Другие находятся на некотором расстоянии, обычно на маленьких возвышенностях, с одним или двумя чультунами (подземными цистернами) и одной маленькой пирамидой. Сходное расположение наблюдается в Кабахе и Сайиле. В Чичен-Ице есть группы домов около церемониальных зданий, хотя и не главных; большая часть находится по обе стороны от Сакбе № 7, то есть в юго-западной секции так называемого Старого Чичена. Обычно дома, стоящие отдельно или образующие группы, находятся на широких платформах на какой-либо возвышенности. В Эцне Джордж Эндрюс обнаружил сектор, в котором сгруппированы главные церемониальные здания и одно или два жилых. При этом жилые сооружения расположены без видимого порядка;

участок с большим числом жилищ достаточно удален от гражданско-религиозного центра. В силу того что там не велись раскопки, а была проведена лишь простая разведка, Эндрюс очень осторожно указывает на наличие многочисленных низких платформ близ главных зданий, платформ, которые, возможно, несли дома из непрочных материалов, но которые никоим образом не могли придавать городской облик церемониальному центру. Кроме того, автор считает, что большое число обломков глиняной посуды, найденных вдоль краев одной ложбины, говорит о возможном существовании многочисленных домов, построенных прямо на земле.

Восточное побережье

На восточном побережье полуострова Юкатан У. Сандерс обнаружил несколько типов поселений. Наиболее общий, который, как он говорит, тысячами встречается в нынешнем штате Кинтана-Роо, это деревушка с 6-12 платформами для домов, часто располагающимися рядом с пирамидой. К другому типу поселений предположительно относятся жилища торговцев или рыбаков. Он представлен небольшим изолированным святилищем, стоящим недалеко от берега моря, и одного жилого дома. Более значительный тип поселений включает одну или несколько площадей, окруженных церемониальными зданиями, кроме того, несколько культовых построек, сгруппированных или рассеянных на некотором расстоянии.

Ограниченное число платформ для жилищ дополняет комплекс; часто встречается удлиненная платформа, на которой, должно быть, стояло коллективное жилище. Наконец, наиболее редко встречающийся тип представлен Тулумом с каменными жилищами и ступенчатыми сводами в пределах комплекса, окруженного стеной. Центральная часть комплекса занята церемониальными зданиями. Обнаруженные руины обычных домов говорят о том, что население Тулума, хотя и сгруппированное более компактно, чем в остальных типах поселений, не было все же многочисленным.

Цибилчальтун

Сведения о типе поселения в Цибилчальтуне неполные. Согласно Дж. Эндрюсу, это был самый крупный городской центр на всем Американском континенте в доиспанское время. Он занимал площадь около 50 км. (Здесь А. Рус вслед за Дж. Эндрюсом смешивает два разных понятия — город и его округу; 50 км² составляли площадь Цибилчальтуна и окружающие его земли, вместе взятые) Плотность застройки в нем приближалась к 1 тыс. построек на 1 км². Комплекс, видимо, был образован серией более или менее тесно сгруппированных церемониальных центров, окруженных скоплениями жилищ, стоящих на холмах. При расчетах было предположено, что половина жилищных построек не имела платформ и не оставила следов. Отсутствие точных сведений о топографии жилищ, недостаток опубликованных карт и особенно неполное знание хронологии мешают составить точное представление о характере поселения в. Цибилчальтуне, который, видимо, является исключением из рассеянного типа поселений классического периода.

Майяпан

Памятник, который по точно определенным границам городской зоны и по явно городскому характеру поселения наверняка представляет исключение, — это Майяпан. Окруженный стеной длиной 9 км, снабженный 12 воротами, город имеет около 4 тыс. построек, из которых лишь 3,5% — церемониальные здания (приблизительно 140), а остальные — это группы домов, различающиеся между собой по размерам и качеству постройки в зависимости от статуса различных слоев населения. Лучшие строения находятся на небольших естественных каменистых возвышениях, а наиболее бедные — в низких местах. Группы из трех или более построек расположены квадратом вокруг небольшого двора. Дома окружены заборами из камней, сложенных без раствора. В пределах городских стен насчитывалось 29 колодцев сенотов. Город никак не спланирован, за исключением того, что главные церемониальные сооружения были сгруппированы в центре и вокруг них располагались более тщательно отделанные жилища, то есть резиденции представителей правящего класса. Простые дома возводились без определенного порядка из-за неровностей поверхности. За стенами города встречаются рассеянные группы жилищ.

Образование городов

При изучении развития типов поселений во времени становится очевидным, что с ростом численности населения увеличивалась власть господ, росла бюрократия, через которую эта власть осуществлялась, интенсифицировалось ремесленное производство, развивалась торговля; параллельно росло число церемониальных центров, которые тоже становились все более обширными, более сложными и более населенными. К концу классического периода такие памятники, как Цибилчальтун, и особенно памятники Петена демонстрируют растущую тенденцию к концентрации населения и, возможно, «к появлению городов и расслоению общества», как говорит Уилли. Эта тенденция становится еще более явной в постклассический период, когда (частично из-за необходимости защитить население) церемониальные центры возникают в стратегически важных местах — на вершинах гор, например в Альтос (в Гватемале), или обносятся стенами — Майяпан, Тулум, Шкарет, Ичпаатун, и другие центры на полуострове Юкатан. Однако что касается классического периода, то Тикаль и Цибилчальтун могут служить примерами, демонстрирующими заметную концентрацию населения. Это города не с сеткой пересекающихся улиц, как в Теотиуакане или позже в Теночтитлане, а скорее города, которые можно было бы отнести к современному типу «города-сада», в которых постройки приспособлены к топографическим условиям и подчиняются естественному пейзажу (как в Тикале), или небольшие города-спутники, зависевшие от крупного города, вплоть до «города-улья» (как Майяпан).

Типы жилищ

Рассматривая сами жилища, необходимо подчеркнуть различие, которое существовало между жилищами господ (жрецы, гражданские вожди) и простых людей, Ланда уточняет это различие, когда говорит, что «там, где они поселялись, всегда заново возводили свои храмы, святилища и дома, предназначенные для господ, сами они (простые люди) всегда пользовались домами из дерева, покрытыми травой». Археологи подтвердили этот факт и дали название «дворцы» постройкам, которые, возможно, были резиденциями представителей правящего класса и в церемониальных центрах отличались от зданий, предназначенных для культа (храмы, святилища, платформы для ритуальных танцев и церемоний и т. д.). Поэтому рассмотрим в отдельности дворцы и обычные дома.

Дворцы

Мы уже назвали место расположения жилищ господ — сам церемониальный центр. А когда, как в Майяпане или в городе, описанном, но не названном Ландой, простой народ жил в той же городской единице, что господа и жрецы, то «вокруг храмов» располагались жилища «более знатных людей… самых богатых и уважаемых», а «на окраинах поселения находились дома самых низших людей».

Другим важным отличием был материал, использованный для постройки: известь и камень в господских домах («расписанных очень изящно», уточняет Ланда), дерево и трава для крыш — в домах у народа.

Дворцы в один или несколько этажей почти всегда строились на террасе или платформе, имевшей лестницу; число и расположение комнат сильно варьировало: от нескольких вытянутых в один ряд до 50 и более, образующих несколько рядов или сгруппированных вокруг двора. В качестве примера назовем несколько различных памятников. В Вашактуне небольшое здание из трех комнат в один ряд соответствует самой простой структуре; часто встречается расположение в двойной ряд с шестью комнатами плюс еще по одной на каждом конце, в поперечном положении. В Тикале имеется большое разнообразие дворцов, в которых комнаты образуют две, три и четыре линии плюс по две-три комнаты в каждом торце здания (всего 20-30 комнат в каждой постройке); другое здание, возможно с 50 комнатами как минимум, образует прямоугольник вокруг двора либо там комнаты расположены в двойной ряд. В Тикале есть также дворцы в несколько этажей. Один из них небольшой, с девятью комнатами, шесть из которых, расположенных в два ряда, находятся на первом этаже, а другие три, в один ряд, — на втором. Самый большой дворец должен был иметь более 30 комнат, разделенных между пятью этажами и расположенных в два ряда; следует уточнить, что пять этажей расположены один над другим не в одной конструкции, а в двух, стоящих одна за другой на склоне возвышенности, хотя фасад и образует пять этажей.

Нам известны также дворцы в несколько этажей на Юкатане: один в Кабахе — из 20 комнат на двух этажах (на том же памятнике дворец Коц-Поп должен был иметь около 30 комнат, но на одном этаже); другой в Лабне, из двух этажей, со сложной композицией и множеством помещений, количество которых нельзя определить из-за сильной разрушенности дворца. В Сайиле прекрасный дворец в три этажа должен был иметь более 60 комнат — в два ряда на первом и втором этажах и в один ряд на третьем, со входами с четырех сторон.

Дворец Паленке со своими галереями, открытыми наружу и во дворы, не кажется помещением, удобным для обитания, а дворы и галереи больше предполагают церемониальное, чем жилищное, использование. Видимо, в более позднюю эпоху эти галереи были разделены на комнаты тонкими стенами, и один из дворов (юго-восточный) был занят многочисленными маленькими постройками. Мы полагаем, что первоначально жилищами этого дворца были исключительно нижние галереи (называемые ныне «подземными»), образующие три параллельные линии и соединяющиеся с церемониальной частью дворца посредством трех внутренних лестниц. В Паленке, кроме того, маленькие помещения, находящиеся по бокам от святилища, по-видимому, были кельями жрецов.

«Дворец правителя» в Ушмале имеет 24 комнаты, из которых 10 расположены в два ряда (две из них образуют большие залы) в центральной части, пять комнат — в каждой боковой секции и две построены позже в каждом из арочных проходов, отделяющих центральную часть от пристроек. Что касается «Женского Монастыря», то он имеет в целом около 80 комнат.

Здание в Чичен-Ице, также называемое «Женским Монастырем», перестраивавшееся несколько раз, имеет большое число помещений на нескольких этажах и в пристройке. В том же Чичене так называемый Акаб-Циб состоит из 18 комнат, расположенных в одну, две и даже три линии по четырем фасадам.

В Тулуме дома, состоящие из портика, святилища и двух-трех боковых комнат, были, возможно, резиденциями верховных жрецов с отдельной молельной или храмами с жилищами для жрецов. В Майяпане около 50 построек соответствуют, по всей вероятности, жилищным комплексам высокопоставленных лиц; они почти. всегда расположены возле главного церемониального центра. Дворец судя по тому, что он наиболее тщательно отделан, возможно, был резиденцией семьи Кокомов; он состоит из домов с портиками, колонн вокруг двора, из молелен и кухни.

Постройки Майяпана (как и Тулума) в отличие от всех названных прежде имели плоские потолки на балках, засыпанные землей, вместо типичного ступенчатого свода майя.

Если сравнить дворцы майя с дворцами римлян или ацтеков, то очевидно, что первые неудобны до такой степени, что некоторые авторы сомневаются в том, действительно ли речь идет о резиденциях членов правящего класса (гражданского и религиозного). В самом деле, комнаты без выхода на фасад (расположение в два ряда было наиболее обычным) получали мало света и воздуха. Еще хуже, когда имелась третья или четвертая линия, так как в этом случае комнаты, расположенные в самой глубине, совершенно не имели естественного освещения. Мало было зданий с окнами, а точнее, с вентиляционными отверстиями — вентилами. Самые большие вентилы — в «Храме Семи Кукол» в Цибилчальтуне. В Паленке они прямоугольные или в форме знака «Т», обозначающего на языке майя «воздух, ветер».

Несомненно, что большие отверстия в стенах обеспечивали перекрестную вентиляцию комнат и внутренних галерей, что было необходимо в условиях очень жаркого климата. Кроме того, темные и изолированные от внешней среды толстыми стенами комнаты сохраняли прохладу.

Почти во всех дворцах и храмах майя по обе стороны от входов на стене или колонне встречаются подобия каменных колец, сделанных разными способами (кусок камня, вставленный в небольшую выемку в камне стены; маленький каменный цилиндр, вставленный вертикально в дыру в форме ниши между двумя камнями). Эти приспособления служили для крепления веревок, на которые подвешивался занавес, закрывающий дверной проем, так как настоящих дверей не было. Это оберегало помещение от дождей и ветров в холодные ночи. В том случае, когда дверная притолока делалась из балок дерева сапоте, ее нередко украшали резьбой, как, например, в Тикале и Чичен-Ице.

Древние зодчие Паленке в конструкции зданий использовали выступающие навесы, на которые стекала вода по слезнику карниза. Это защищало от дождя стены или колонны, украшенные рельефами из штука.

Внутри дворцов майя часто встречаются низкие и узкие платформы, пристроенные к стенам и напоминающие скамьи, служившие сиденьями и, возможно, кроватями. Хотя теперь майя спят в гамаке, кажется, он не был известен до испанского завоевания, и предполагается, что он пришел с конкистадорами с Антил, где действительно был в употреблении в доиспанские времена, как и в Южной Америке.

В качестве дополнительных пристроек к жилищам господ и жрецов нам известны (благодаря археологии) паровые бани, использование которых имело скорее терапевтическое и ритуальное значение, чем гигиеническое. Кроме того, во Дворце в Паленке имелись уборные, которые представляли собой продырявленные камни, положенные на землю над сточной трубой. Мы также упоминали молельню или алтарь при домах привилегированных лиц в Майяпане и, возможно, в Тулуме. В одном из «Сообщений о Юкатане» называются здания с большими амбарами для хранения маиса, а также емкости для сбора и хранения дождевой воды, все тщательно сделано при помощи бутовой кладки.

Обычно дома господ стояли недалеко от сенотов или по крайней мере чультунов. Под полами жилищ были найдены, главным образом в Майяпане, могилы, что подтверждает гипотезу Ланды о захоронении его обитателей в домах.

Что касается предметов домашнего обихода как господ, так и простых людей, то ссылки на них в исторических источниках очень скудны; поскольку они были сделаны в большинстве случаев из органических материалов, то и археология не может дать какой-либо дополнительной информации. Возможно, что мебель состояла из деревянных скамеечек и кроватей из прутьев или веревок на деревянной раме, поддерживаемой столбами. Мы полагаем, что перекладины, вделанные в своды или в верхние части стен, помимо архитектурных функций (защитить арку от бокового давления) могли служить также для подвешивания домашних предметов, одежды и т. д., как это до сих пор делается в крестьянских хижинах. Кухонный очаг состоял, видимо, из трех камней, лежащих на земле, что является традиционным для Мезоамерики. Каменные зернотерки — метате и ступы, сосуды из обожженной глины, сухие полые тыквы, плетеные корзины и циновки дополняли домашнюю утварь.

Хижины

Дома простых людей были, как указывал Ланда, «деревянные, крытые травой», то есть они напоминали крестьянские хижины сегодняшних майя. Мы уже указывали, что обычно такие дома располагались на удалении от основной группы религиозных или гражданских зданий, если они находились в пределах церемониального центра, или же образовывали отдельные группы хижин, деревни и поселки, рассеянные вокруг церемониального центра большей или меньшей важности.

Мы также говорили, что жилища простых людей всегда занимали места наименее благоприятные в топографическом отношении и часто возводились прямо на уровне земли или на платформе малой высоты. Основанием служили каменная кладка или просто ряды грубых камней; пол делался из утрамбованной земли или извести. В плане жилище обычно представляло собой прямоугольник, но встречается и форма с округлыми торцами. Стены делались из деревянных кольев, прижатых один к другому и связанных лианами. Четыре столба поддерживали горизонтальные балки и поперечины, на которых покоился каркас кровли. Каркас покрывался сухими листьями пальмы или сухой травой. Крыши делались двускатные или же четырехскатные и завершались коньком.

Дом состоял из одной или нескольких (две, три и четыре) комнат в один ряд, а на Юкатане был обычным открытый портик впереди. Стена, отделявшая портик от комнат, имела входные двери в каждую из них. Такое расположение совпадает с тем, что писал Ланда: «…делают стену посредине и вдоль, которая разделяет весь дом, и в этой стене оставляют несколько дверей на ту половину, которую называют спиной дома, где у них кровати, а другую часть белят очень искусно известью… и эта половина — приемная и место для гостей и у нее нет двери, а вся она открыта на длину дома…» Ложа были из прутьев на них клали циновки и застилали хлопковыми покрывалами. Часто в комнатах или в портике встречаются скамьи, на которых обычно спали летом.

Доказано, что большая часть домов была ориентирована фасадом на восток, хотя есть такие, что смотрят на север на юг и очень мало — на запад. В Майяпане многие жилища образуют вместе с прилежащими землями (возможно, огородами) подобие усадьбы, окруженной оградой из грубых камней, уложенных без раствора. Между домами вились мощеные улицы и неровно проложенные дорожки.

На различных памятниках подтвердилась также информация хрониста относительно того, что майя хоронили своих мертвых «внутри их домов или за ними» и «обычно оставляли дом и забрасывали его после похорон». Кухней, видимо, была небольшая постройка из дерева с крышей из травы, пристроенная к жилищу или стоявшая в нескольких метрах от него.

Можно допустить, что на удлиненных платформах, найденных при раскопках некоторых памятников, находились жилища холостяков о чем пишет Ланда. В трех-четырех домах, расположенных группами, видимо, жили родственники.

Особенности одежды

В этой главе мы рассмотрим не только одежду и предметы украшения древних майя, но и те процедуры, которым они себя подвергали (раскраска, татуировка, деформация, ампутирование), чтобы дополнить свое убранство.

При сравнении информации хронистов XVI в. с детальными данными, которые нам дает иконография, убеждаешься одновременно и в правдивости этих сведений, и в их ограниченности, но среди исторических сообщений и археологических свидетельств есть многочисленные и пространные источники, позволяющие уточнить наши знания этой стороны жизни майя.

До четырех-пяти лет дети обоих полов ходили обнаженными, после этого возраста и начинались различия в одежде, так как мальчикам надевали «пояски, чтобы они прикрывали свой срам как отцы, а девочек начинали закрывать от пояса и ниже», как уточняет Ланда. Ланда упоминает также о «длинных и квадратных тканях… (которые) они привязывали к плечам», не поясняя, носили ли их господа или простые люди.

Социальные различия

Из хроник мы узнаем, что сеньоры и рядовые общинники одевались не одинаково. В «Сообщении из Вальядолида» подчеркивается, что «сеньоры надевали шикольи из хлопка и перьев, сотканных в форме разноцветного жилета; они носили также мастиль (маштлатль, то есть набедренную повязку) между ног, представлявшую собой длинную тканую ленту, опоясывавшую живот и закрывавшую половые органы, при этом два длинных конца, украшенных перьями, свисали спереди и сзади». Но то же самое «Сообщение» в противоположность сказанному выше утверждает, что многие индейцы ходили обнаженными или с узкой полоской ткани. Это было обычаем, общим во всех провинциях Вальядолида. Ланда, имея в виду простолюдинов, говорит, что дома строили обнаженные индейцы, «прикрытые длинными узкими полосками, которые они зовут эш». К такой же полоске сводилась одежда Херонимо де Агилара, когда он предстал перед Кортесом.

Это различие в одежде между лицами, относящимися к высшему классу, и людьми более низкого социального положения подтверждается и уточняется в иконографии майя. На фресках Бонампака пленники или павшие в бою, а также принесенные в жертву после сражения изображены обнаженными или только с набедренной повязкой, без головного убора и украшений. Однако на тех же фресках лица, которые, видимо, были слугами, судя по их действиям (одевают вождей, подают шкуры ягуара или украшения, стоят на коленях перед семьей халач-виника (Халач-виник — титул верховного правителя у древних майя на Юкатане), держат на руках ребенка), имеют украшенные набедренные повязки и головные уборы наподобие тюрбанов. Некоторые из них, возможно, были торговцами или, служа при дворе в Бонампаке, имели право или обязанность быть одетыми более изысканно, чем крестьяне и остальные трудящиеся.

В подобной одежде изображены музыканты. На них замысловатые головные уборы, иногда очень искусно сделанные, серьги из раковин и ожерелья из клыков животных. Из предполагаемых слуг некоторые имеют ушные украшения. Другие (кого по их расположению в художественной композиции и по тому, что они показывают ценные товары и держат в руке зонтик, мы считаем торговцами) тоже имеют тюрбаны, а один даже подвеску и ушное украшение из нефрита.

Воины, изображенные на тех же самых росписях, несомненно, также стоят на разных ступенях социальной лестницы. В сцене суда, пыток и жертвоприношения пленников группа воинов расположена на том же уровне, что и самые высокопоставленные лица, то есть в верхней части композиции, в то время как все остальные находятся на нижнем плане. Различия в одежде значительны: все «верхние» одеты в очень нарядные маленькие плащи, у «нижних» торс обнажен; набедренные повязки богаче у первых. Однако обе группы имеют обычные у воинов одинаковые шлемы со звериными головами, надевавшиеся для того, чтобы вызвать страх у противника.

Господа высокого ранга занимают верхнюю часть композиции, они выделяются и своей одеждой: богатые головные уборы, некоторые с перьями кецаля в форме плюмажа; диадемы из нефритовых бусин; ожерелья и браслеты из того же камня; широкие и длинные плащи из хлопка; ярко расшитые или разрисованные набедренные повязки, а также сандалии, хотя на копиях, сделанных с росписей, не всегда можно разобрать, есть сандалии или нет.

Среди господ выделяются три персонажа. Наверняка это важные сановники, батабы. В первой комнате они представлены дважды: вверху, где они готовятся к церемонии, в окружении нескольких слуг, возлагающих большие плюмажи на головы двух из них и раскрашивающих тело третьему; внизу те же лица, уже тщательно одетые, участвуют в церемонии вместе с музыкантами и танцорами. На батабах надеты огромные плюмажи из больших зеленых перьев; шкура ягуара свисает с пояса, она распахнута спереди и позволяет видеть богато расшитую набедренную повязку, на сановниках диадемы, ушные украшения, большие ожерелья из нескольких ниток бус, пекторали, браслеты на руках и ногах, все из нефрита. В центральной комнате они находятся в верхнем ряду возле главного персонажа, который судит пленников. Теперь они в шкурах ягуаров, накинутых как плащ; у двоих шлемы из голов ягуаров, а у третьего — из головы какого-то пресмыкающегося и лапы ягуара. В батальной сцене той же центральной комнаты нх можно узнать по коротким жилетам шикольи из шкуры ягуара.

Что касается главного действующего лица этих росписей, вероятного халач-виника Бонампака, то его значимость явствует из содержания картин, в особенности из сцены суда, пыток и жертвоприношения пленников, где он занимает как раз центральную часть верхнего плана композиции, а вокруг него группируются все действующие лица. На этом изображении он одет в жилет из шкуры ягуара, отделанный бахромой и большими перьями кецаля, и обут (все остальные персонажи разуты) в богатые сандалии тоже из шкуры ягуара; его копье также частично обшито шкурой ягуара. Он отличается от батабов не только центральным расположением в композиции и более пышным одеянием и сандалиями, но и более массивными нефритовыми украшениями.

Таким образом, социальные различия, выявляемые в этих картинах самой композицией, значением сцен и действиями их участников, отражены в одежде, которая изменяется от самого богатого убранства халач-виника до почти полной наготы приносимых в жертву пленников (на некоторых нет даже набедренной повязки). В композиции иерархия соблюдается сверху вниз: батабы, придворная знать, военные вожди, воины, торговцы и музыканты (в одной группе) и слуги. В этой иерархии в отношении одежды исключение представляют лишь танцоры, богатейшее убранство костюмов которых, видимо, связано со спецификой церемонии и не имеет какой-либо социальной значимости.

В скульптуре и в рельефах одежда также подчеркивала социальное положение изображаемого лица. Головной убор мог быть огромным роскошным шлемом (притолока из Тикаля), ансамблем наложенных одна на другую масок (Киригуа), тиарой из нефритовых дисков, завершающейся плюмажем (Паленке), шлемом в виде головы птицы с перьями кецаля (Паленке), тиарой с перьями спереди и сзади (Йашчилан) или сложнейшим набором масок и перьев (Копан).

На плечи набрасывалась короткая накидка, сделанная из пластин нефрита, с бахромой из перьев (Тикаль, Паленке); ниже пояса правители носили пышно расшитые по всей поверхности набедренные повязки или куски шкуры ягуара (Паленке), юбочки, украшенные ромбами из длинных трубковидных бусин, нашитых на ткань, обычно с бахромой из перьев (Копан, Паленке).

Как, правило, у них был также красивый пояс, украшенный тремя человеческими ликами, сделанными, возможно, из нефритовой мозаики, такой, какую мы нашли в могиле «Храма Надписей» в Паленке; к этим нефритовым маскам подвешивались по три длинных пластинки, лица представлены в профиль на концах пояса и в фас в его центре (Паленке, Йашчилан, Пьедрас Неграс, Копан, Наранхо).

Сандалии могут быть в виде одной подошвы из невыделанной кожи или из хенекена с кожаной полоской, которая проходит между пальцами и обвязывается вокруг щиколотки; они также могут иметь кожаный задник, закрывающий ногу выше пятки и красиво отделанный символическими мотивами или масками божеств (Копан, Коба, Наранхо, Тикаль, Калакмуль, Киригуа, Сейбаль). Самые богатые сандалии имеют на подъеме любопытный элемент — подобие кисточки, которая может дополняться перьями. В сценах, где изображены люди низшего социального положения (рабы, пленники), они разуты.

В Паленке и Бонампаке важные персонажи также изображены разутыми, если они сидят. От коленей до щиколоток ноги изображенных на скульптурах знатных майя обычно переплетены полосками, вероятно, из кожи, которые служили для крепления сандалий (Паленке); в некоторых случаях имелись подобия ноговиц, в которых ленты несколько раз перекрещиваются на ноге (Эцна, Йашчилан, Паленке, Сейбаль, Ошкинток) или образуют параллельные полосы, одна рядом с другой (Чичен-Ица).

На глиняных фигурках из Хайны самым значительным элементом одежды был, вероятнее всего, головной убор. Разнообразие форм, материалов и композиций бесконечно: тюрбаны, диадемы, тиары, скрученная или сплетенная полоса, плюмажи и широкополая шляпа. Даже когда тела почти обнажены, головной убор обычно богат и сложен. Многие фигурки представляют мужчин и женщин, у которых закрыта только нижняя часть тела (повязка или юбочка, в зависимости от пола); однако это не должны быть лица низкого социального положения, так как у них почти всегда есть ожерелье из толстых бус, часто браслеты из нескольких ниток бус, большая раковина, как пектораль, и пышный головной убор. Набедренная повязка обычно очень широкая и может быть раскрашена. Персоны, видимо, мужского рода имеют большие плащи, доходящие до пят. В некоторых случаях видно длинное платье с короткими рукавами.

Женский костюм

Относительно женщин Ланда сообщает, что «индеанки побережья провинций Бакалар и Кампече очень скромны в своем костюме, так как помимо покрывала, что носили от середины тела вниз, они покрывали груди свернутым полотном, подвязывая его под мышками; все остальные не носили другой одежды, кроме подобия длинного и широкого мешка, открытого с двух сторон, в который они залезали до бедер и который им был в обтяжку, и не было у них другой одежды, кроме накидки, в которой они всегда спят; когда они отправляются в дорогу, то обычно несут ее свернутой».

Однако, за некоторыми исключениями, одежда женщин на стенных росписях, рельефах и фигурках не соответствует описанию хрониста. Наиболее обычна длинная туника, достаточно похожая на современный уйпиль (Уйпиль (майяск.) — верхняя женская одежда в виде длинной рубахи или платья с глубоким вырезом для шеи и без рукавов (обычно из хлопчатобумажной ткани), с цветными вышивками по краю ворота), белая или с зеленой опушкой по краю (центральная и западная комнаты строения I Бонампака) или желтая (восточная комната того же здания).

Мы видим, что она богато расшита на рельефах из Пьедрас-Неграс, Йашчилана и Бонампака, причем она наброшена поверх длинной юбки, выглядывающей снизу и открывающей изящные сандалии. На рельефах Паленке женщина носит короткий плащик, украшенный трубчатыми нефритовыми бусами и бахромой из перьев, а также длинную юбку с украшениями из нефритовых бус. На фигурках из Хайны наиболее часто видны длинная юбка и кечкемитль — кофта из кружев.

Невозможно уточнить социальное положение большей части женщин, представленных на упомянутых фигурках из Хайны, так как кечкемитль не имеет украшений, а кроме того, им пользовались даже простые ткачихи. С другой стороны, почти все женщины носили ожерелья и ушные украшения. Только у некоторых видны юбки (старые женщины) и в одном случае — набедренная повязка (у слепой старухи).

Ювелирные изделия

Мужчины и женщины, имевшие высокий социальный статус, носили многочисленные ювелирные изделия, почти все из нефрита, хотя могли быть и из обсидиана, из раковины или кости.

Такие украшения включали:

диадемы из нанизанных или нашитых на полоску ткани дисков;

трубочки для локонов или цветы в волосах (Паленке);

ушные украшения — круглые, квадратные, сложные, образующие цветочные элементы (у лиц явно низшего ранга в мочку уха нередко продевалась просто лента из ткани);

носовые украшения — трубковидные, или в виде пуговиц с каждой стороны, или пластинка, свисающая с кончика носа; украшение для рта, составленное из четырех удлиненных пластин, образующих прямоугольник с небольшим диском в каждом углу, — весь ансамбль ограничивал рот (фигуры из штука в склепе гробницы «Храма Надписей» в Паленке, покойник, погребенный там же, и одна фигурка из Хайны);

ожерелья из одной нитки сферических бусин, с подвесками или без них (личины, медальоны);

Рассказы наших читателей

Татьяна

 Отличный музей, пожалуй, самый главный/важный в Мехико-сити. Особо ценно посетить его перед поездками к пирамидам. Большой, но хорошо структурирован. Не забудьте взять карту-схему со стойки рядом с кассой. 

Читать полностью

ожерелья из нескольких концентрических ниток обычно трубчатых бусин;

пекторали;

браслеты из нескольких ниток бусин;

кольца и ножные браслеты, тоже из нескольких рядов.

Уход за телом и украшения

Относительно ухода за телом у нас есть ценная информация Ланды о майя Юкатана. Хронист удивлялся частым омовениям, совершаемым мужчинами и женщинами, холодной водой или паром в специально построенных домиках. Его поражало, что женщины мылись вместе с мужчинами «с малым стыдом, потому что случалось обнажаться догола у того колодца, куда они ходили за водой». Что касается паровых бань, он догадался, что принимали их скорее для здоровья, чем для чистоты.

Чтобы украсить себя (так как они считали это «очень нарядным»), говорит нам Ланда, они раскрашивали тело и лицо красной краской. Он утверждает также, что майя мазались черной краской до вступления в брак. Эррера уточняет, что они раскрашивали себя какой-то смолой цвета красной охры, защищавшей от комаров и предохранявшей от солнечных ожогов. Цвет был различный: черный в пост, синий — для жрецов и черный и красный — для воинов.

Женщины, как пишет Ланда, «натирались ярко-красной мазью, а те, которые имели возможность, опрыскивались каким-то составом, душистым и очень липким, который, я думаю, есть янтарное масло, называемое ими истах-те» (иц-тахте — смола сосны). Тот же хронист упоминает приверженность майя Юкатана к приятным запахам и использование ими для благовония «букетиков из душистых цветов и трав».

Татуировка

Татуировка царапаньем была важной частью украшения тела, о чем свидетельствуют хроники и что подтверждают многочисленные скульптуры и глиняные фигурки. Этот тип татуировки, в котором шрамы, нанесенные прорезанием предварительно раскрашенной кожи, образуют всякого рода геометрические и символические рисунки, был предметом гордости мужчин майя, ибо чем больше татуировки на теле, тем храбрее и доблестнее считался мужчина, так как эта процедура была очень болезненной. Тех, кто не татуировался, осмеивали.

Однако татуировка могла быть применена и как наказание ворам высокого социального ранга. В этом случае их лицо обрабатывалось «с двух сторон, от подбородка до лба». Женщины также обычно татуировали тело «от пояса вверх, кроме груди из-за кормления, узорами более изящными и красивыми, чем у мужчин». Юноши, пока не женились, не татуировались или делали легкую татуировку.

Волосы

Волосы носили длинными, как женщины, так и мужчины. Относительно первых Ланда уточняет, что «сверху выжигали часть волос как хорошую тонзуру и таким образом то, что ниже, росло сильно, а что на тонзуре, оставалось коротким; они заплетали косы и делали из них гирлянду вокруг головы, оставляя сзади хвостик, как кисточку». Можно понять, что кроме подобия тонзуры остальные волосы были очень длинными.

На рельефах из Паленке тонзура размещается на задней части головы. На том же памятнике и на многочисленных фигурках из Хайны видно, что волосы подрезались на лбу, образуя лесенку по обе стороны лица. В Паленке есть также то, что мы назвали «держателями локонов» — нефритовые трубочки, разделявшие волосы на пряди.

На рельефах у женщин волосы длиннее, чем у мужчин, зачесаны назад и без тонзуры. Ланда упоминает о женской прическе, разделявшей волосы на две части и образовывавшей «изящный головной убор»; волосы также сплетали в косы или в два или четыре рога. Говорят, что прическа незамужней женщины отличалась от прически замужней, но эти различия не уточнены.

Хронист из Юкатана сообщает, что майя «не отращивали бород и что матери прижигали горячими платками лица своих детей, чтобы она у них не росла. И что сейчас отращивают бороды, хотя и жесткие, как конский волос». Действительно, бороды и усы очень редки в иконографии майя, но иногда все же встречаются.

Кроме изображений, относящихся к периоду тольтекского господства в Чичен-Ице, нам известны бородатые мужчины на рельефах памятников центральной зоны, таких, как Копан, Киригуа, Сейбаль, особенно Паленке, и на фигурках из Хайны, которые датируются классическим периодом и не имеют отношения к чужеземным завоевателям. Есть сведения об использовании на Юкатане пинцетов, наверняка из меди и золота, для выщипывания волос; археологами были найдены некоторые их образцы. Возможно, хотя ни один исторический источник об этом не говорит, что ношение бороды (как некоторых украшений у ацтеков) зависело от каких-то иерархических правил.

Это объяснило бы, с одной стороны, ее наличие у высокопоставленных лиц на скульптурных изображениях и, с другой — обычай, описанный Ландой, возможно имевший отношение лишь к простым людям.

Деформация и намеренное калечение

Как признак красоты, трудно понятный для нас, Ланда упоминает также косоглазие, которое искусственно вызывали у детей, «прикрепляя им к волосам… небольшой пластырь, свисавший до середины бровей; и поскольку он у них там прыгал, они все время поднимали глаза и становились косыми». Вспомним, что бог Солнца изображается с большими, обычно косыми, глазами.

Бог ‘G’ — божество солнца (Дрезденский кодекс)

Упомянем еще прокалывание мочки уха для ушных украшений диаметром 2-3 см, прокалывание носовой перегородки или крыльев носа для подвешивания носовых украшений и прокалывание отверстия под губой для губного украшения.

Древние майя, как и остальные мезоамериканские народы и многие народы Американского континента, а также других частей света, практиковали искусственную деформацию черепа. Ланда описывает, как ребенку, лежащему в колыбельке из прутиков, накладывали на голову две досочки (одну спереди, другую сзади) и сильно их стягивали, «пока через несколько дней голова младенца не становилась плоской и такой формы, какую они все имели».

Кроме лобно-затылочного типа деформации делались и другие, о чем можно судить по черепам, найденным при археологических раскопках. Встречается деформация округлой формы (получаемая посредством очень тугой повязки вокруг головы), а также затылочная, лобная, лобно-вертикально-затылочная и т. д. Торкемада, упоминая об этой практике, отмечает, что, по рассказам майя, их предков этому якобы научили боги. Майя считают, что деформация черепа придает им благородный вид и, кроме того, головы такой формы лучше приспособлены для переноски тюков. Археологические раскопки подтверждают, что деформация черепов не была привилегией высшего класса, её практиковали все. Это совпадает с информацией Ланды.

Исторические источники упоминают о калечении зубов лишь среди женщин (считалось «изящным» иметь зубы, «как зубья пилы»). Ланда пишет, что эту операцию проводили старые женщины, «подпиливая их какими-то камнями и водой». Однако мы знаем по изучению многочисленных черепов из археологических раскопок, что мужчины тоже практиковали эту форму телесного «украшения». Источники не упоминают об инкрустации, делавшейся отдельно или в сочетании с подпиливанием зубов. Подпилы имели различную форму и наносились на верхние и нижние резцы и клыки, как правило, симметрично. На основании археологических данных из Хайны и Паленке можно заключить, что наиболее распространенным был тип В-2 (Ромеро): в форме боковой выемки на одном из нижних углов зуба; за ним шел тип С-6: с выемкой на каждой стороне зуба. Одни подпилы имели острые концы, другие — тупые.

Однако наиболее часто в зоне майя встречалась инкрустация округлой формы в середине передней плоскости верхних и нижних резцов и клыков. Материалом для инкрустации обычно служили нефрит, а также обсидиан, пирит или гематиты. Археологические находки показывают, что калечение зубов было распространено не только в высших классах общества, так как подпиливание можно обнаружить и на костных остатках из бедных захоронений.

Итак, можно сказать, что, в то время как одежда и украшения имели социальную значимость, иерархический или экономический характер которой мы не можем уточнить, деформация тела практиковалась во всех классах общества майя.

Социальная организация майя

Экономическая база

Картина, представляющая социальную организацию любого человеческого коллектива в определенный момент его истории, не бывает случайной и не возникает по воле одного лица, группы лиц или совокупности членов этого коллектива.

Общество представляет собой систему отношений, функционирующую как экономическая структура — экономический базис, которому соответствуют юридические, политические, культурные и идеологические отношения. Таким образом, общество можно рассматривать как экономическую организацию, изменение в которой неизбежно отражается на его функционировании.

В свою очередь экономическая структура общества представляет собой совокупность отношений, сложившихся между членами этого общества в процессе производства. Эти отношения изменяются по мере развития производительных сил.

Производительные силы, позволяющие создавать блага, употребляемые людьми, включают самих людей как рабочую силу, естественные ресурсы, которыми они располагают, и орудия труда, которые они создали и посредством которых они превращают естественные ресурсы в потребляемые продукты.

Нашу информацию об обществе майя мы черпаем из двух источников: испанских хроник XVI в. и обнаруженного археологического материала. Первый источник отражает условия, существовавшие в момент завоевания. Но эти данные не могут быть ретроспективно абсолютно точно приложимы к классической эпохе, так как к приходу испанцев область майя уже на протяжении нескольких веков находилась под властью чужеземных народов, вторгшихся из Центральной Мексики. Это вторжение изменило многие стороны жизни майя. Однако интерпретация археологических данных, связанных с классическим периодом, в основном не противоречит исторической информации относительно социальной организации майя.

Землевладение

Поскольку земледелие было основным занятием древних майя, для понимания экономической организации их общества необходимо в первую очередь обратиться к проблеме собственности на землю.

Ясно, что категорическое утверждение Ланды, говорившего, что «земли сейчас общие, и таким образом, первый, кто их займет, ими владеет», не дает точного представления о характере землевладения на Юкатане. Несколько менее упрощенно нам об этом сообщает Когольюдо, который на самом деле воспроизводит утверждение Гаспара Антонио Чи: «Земли были общими, и поэтому между селениями не было границ или межевых знаков, которые бы их разделяли (хотя таковые были между одной провинцией и другой по причине войн), кроме некоторых участков для посадки плодовых деревьев и земель, купленных с целью какого-то улучшения».

Основываясь большей частью на этноисторических и этнографических исследованиях Ральфа Ройса, А. Вилья Рохас описывает несколько типов землевладения, о которых мы и расскажем ниже.

Государственные земли

К моменту конкисты Юкатан делился на 16 маленьких государств (или провинций), возглавляемых своим автономным правительством. Территория каждого государства была соответственно ограниченна, что подтверждает информацию Г. Антонио Чи. По некоторым документам можно судить, что правитель считал своими все земли, лежавшие в пределах его государства, и что он мог распоряжаться ими «во благо общины или каких-либо членов знатных семей». В действительности же этот факт еще не обязательно означает, что он имел право собственности на все земли государства.

Земли селений

У каждого селения были собственные земли, которые вопреки данным Чи, видимо, имели четкие границы. Селение включало центр и разбросанные урочища или деревеньки. Земли были общинными, закрепленными за членами общины для пользования ими. Селение (община) могло приобретать частные земли, чтобы они не перешли к другому селению.

Земли фратрий

Селения были разделены на кварталы, или фратрии (цукулъ — на майя), которые представляли собой политические и религиозные единицы, так как каждая фратрия имела своего правителя и свое божество. Можно предположить, что такое деление ввели в области майя захватчики науа в позднюю эпоху, хотя очень вероятно, что постепенный рост поселений и усложнение религиозных представлений по сравнению с классической эпохой привели к делению поселений на четыре или более кварталов — фратрий. Фратрии владели определенными землями, находящимися в общем пользовании.

Родовые земли

В пределах каждой фратрии земли были разделены на участки для групп родственников — патрилинейных родов. Вероятнее всего, эти земли находились в собственности и наследовались. В некоторых документах XVII в. («Грамоты из Эбтуна») сообщается, что земли какого-то рода соответствовали «лесам… освоенным их предками», и уточняется, что они были четко очерчены и измерены.

Земли знати

Знать считала земли селений своими «по воле богов, которые их распределили». Если учесть, что к знати относились правители политических единиц разных уровней (государство, большие и малые селения, фратрии), а также то, что существовало родовое владение землями, естественно предположить, что знатным лицам принадлежала значительная часть земель. Они могли их наследовать, покупать, получать в дар или во временное пользование от верховного правителя.

Частные земли

Знать владела также частными землями. Предназначались они для выращивания какао, хлопка и некоторых видов фруктов. Эти земли представляли собой подлинное богатство и находились в абсолютной собственности их владельцев. В случае же отчуждения частных земель у владельца преимущественным правом на их получение пользовались члены его рода или власти селения, с тем чтобы избежать перехода этих земель в собственность другого селения. Наследовались они только по отцовской линии и переходили к сыновьям. Хотя о системе землевладения на нагорьях мы не располагаем такой обширной информацией, как для Юкатана, имеющиеся данные рисуют сходную картину. Можно утверждать, что в момент испанского завоевания сосуществовали две формы землевладения: коллективная (земли, которыми пользовались крестьяне селений и фратрий) и частная (земли государства, которыми располагал верховный правитель; родовые земли, когда-то расчищенные под посадки предками; земли знати разных иерархических уровней; земли, принадлежавшие богатым людям).

Следует предположить, что в классическую эпоху также сосуществовали две формы землевладения, но при этом, вероятно, частная собственность была менее распространена, чем коллективная. В самом деле, область майя в течение пяти или шести веков находилась под властью захватчиков, сначала пришедших с ее западных границ, а позднее — из Центральной Мексики. Разумеется, что при военном захвате часть земель отчуждалась у их владельцев и передавалась в наследственную собственность военным вождям, а также гражданским и религиозным властям победителей. Поэтому, естественно, в классический период общинные земли, вероятно, составляли большую часть используемых земель, чем после вторжения чужеземцев.

Потребление

Однако землепользование само по себе не объясняет досконально процесс производства и распределения благ в обществе. Кто обрабатывал землю и кто пользовался плодами этой работы? Ответы на эти вопросы дают хроники XVI-XVII вв. и современные исследования.

Все производительные работы, особенно земледельческие, выполнялись простыми людьми под руководством жречества, которое монополизировало астрономические и календарные знания, являвшиеся основой процесса земледельческих работ. Ланда уточняет, что «народ делал посевы для господ». Когольюдо подтверждает, что предметы первой необходимости и предметы роскоши притекали в город «от вассалов знати», то есть в форме податей.

Из сообщений хронистов вытекает, что крестьянин сохранял из того, что он производил, только самое необходимое для удовлетворения минимальных потребностей своей семьи. Большая же часть того, что он создавал своим трудом, шла на содержание господ и жрецов, а также той части населения, которая возводила храмы, занималась торговлей или ремеслами, то есть была вынуждена потреблять продукты земледельческого труда, не производя их сама.

Социальное расслоение

Какого рода социальная организация могла сформироваться на такой экономической основе, которую мы обрисовали? Явно это общество, разделенное на классы, с интересами не только различными, но и антагонистическими. Социальное расслоение ясно представлено в хрониках. Ланда, описывая город майя в момент конкисты, объясняет, что расселение жителей вокруг церемониальных центров определялось социальными различиями, когда наибольшая близость к центру находилась в прямой зависимости от общественного положения. Ланда и другие хронисты (Когольюдо, Педро Мартир) неоднократно упоминают господ, простолюдинов и рабов.

В свете наших нынешних знаний об отношениях, существовавших между различными социальными группами у майя, можно утверждать, что их общество разделялось на четыре класса.

На верху социальной пирамиды находился класс знати, к которому относились сановники и жрецы. На Юкатане первые именовались альмехенооб (те, у которых есть мать и отец), а вторые — ахкинооб (дети Солнца). Хотя мы не располагаем точными данными относительно происхождения этой знати, можно предположить, что к моменту прибытия испанцев ее значительная часть уже сформировалась в процессе войн. Известно, что многие из правителей майя как на Юкатане (Шивы, Ица, Коком), так и в Гватемале гордились своим действительным или предполагаемым тольтекским или ацтекским происхождением. Иначе говоря, майяская знать на большей части этой области происходила от чужеземных завоевателей. Слово майя «альмехенооб» семантически эквивалентно испанскому понятию «идальго», которое подразумевает знание своих предков и сознание принадлежности к какому-то роду.

Знатность, можно об этом не напоминать, была наследственной. Аристократы занимали должности гражданских руководителей, высокие бюрократические посты, исполняли жреческие обязанности. Знать имела возможность посвящать себя наукам (математике, астрономии, медицине), она владела письменностью. Наконец, используя свое знание календаря, этот класс управлял земледельческими работами, определяя время приготовления земли, сроки посевов и остальных работ, но не участвовал непосредственно в производительном труде. Его уровень жизни был намного выше уровня жизни остальных классов, так как он пользовался излишками, полученными трудом простых людей, составлявших огромное большинство населения.

Другая группа, о которой у нас, к сожалению, нет обширной и точной информации (и это даже заставляет нас сомневаться, была ли она отдельным классом), — группа торговцев. Ранее мы уже говорили о том, что у майя были простые профессиональные торговцы (на местных рынках) и владельцы настоящих торговых предприятий, имевшие караваны для осуществления межрегиональной торговли. Профессиональные торговцы, видимо, имели экономический и социальный статус более высокий, чем простой народ, но, судя по исторической информации, они скорее были частью знати, чем отдельным социальным классом. Эта группа не создавала, разумеется, материальных благ, а лишь принимала участие в обмене ими. Вероятно, к ней относились и хозяева плантаций какао, которых было не так уж много.

Большая часть населения составляла класс, называвшийся на языке майя ах чембаль виникооб (низшие, грубые люди), или мемба виникооб (трудящиеся), или ялба виникооб (маленькие, простые люди, плебеи), а также — под мексиканским влиянием -масехуалооб (От слова науа «масехуаль»: простолюдин, рядовой общинник). Эти люди постоянно или временно занимались всеми производительными работами в сфере земледелия, охоты, рыбной ловли, собирательства, добычи соли, пчеловодства и т. д., а также возведением роскошных монументов, предназначенных для ритуалов или жилых домов для членов правящего класса. По закону они считались свободными и имели определенные права. Например, право пользоваться некоторыми землями, а также индивидуальные права, касающиеся их личной и семейной жизни. Но, как мы уже сказали, они не имели права самостоятельно распоряжаться той продукцией, которую они производили.

Другим классом, стоящим на еще более низком уровне и также несшим бремя производства (хотя, вероятно, в меньшей степени), был класс рабов — пентакооб. Хронисты уточняют, что в рабство обращали за совершение уголовных преступлений, за долги; рабами становились попавшие в плен во время войн; рабами были и дети рабов. Раб не пользовался никакими правами; он был обязан работать в частных хозяйствах (знати или богачей). Раб участвовал в производстве, но того, что он получал, хватало лишь для скудного существования, кроме того, он всегда был в положении потенциальной жертвы при человеческих жертвоприношениях.

Гипотеза о бесклассовой организации у майя

Некоторые исследователи высказывают сомнения относительно социального расслоения у древних майя и предполагают наличие в классическую эпоху социального строя без классовых различий.

Эта гипотеза группы исследователей, этнологов и археологов из Гарвардского университета и других американских учреждений основывается прежде всего на выводах, полученных в результате этнографических исследований в Синакантане, селении цоцилей в горном Чьяпасе и на основе археологических раскопок, главным образом в Белизе.

Основные пункты этой гипотезы можно резюмировать следующим образом:

в настоящее время население живет в деревнях и рассеянных деревеньках и собирается в Синакантане для обсуждения административных, религиозных и торговых вопросов; в классическую эпоху население также проживало рассеянными общинами, а ритуальный центр служил для собраний и главным образом для исполнения религиозных функций;

небольшие селения классического периода имели церемониальные центры меньших размеров (одна или несколько небольших построек), и в этих селениях жрецы и простые люди жили вместе и находились примерно на одном и том же экономическом и социальном уровне;

в той же форме, в какой сейчас религиозно-политические обязанности исполняются крестьянами, выбранными на один год, в древние времена простые люди также могли иметь доступ к должностям, занимая их поочередно и временно.

современные земледельцы цоцили медленно поднимаются по лестнице должностей, чередуя их исполнение со своими обычными земледельческими занятиями. Предполагается, что то же самое происходило в классическую эпоху и это восхождение по лестнице должностей заключало в себе и перемещение из меньших центров в другие, каждый раз более значительные;

крестьянское происхождение гражданских и религиозных руководителей, их временное возвращение к земледельческим работам, а также тот факт, что их перемещение по должностной лестнице не отрывало их от своего социального слоя, объяснило бы, что строительство церемониальных центров, получение необходимых рабочих рук и пищи для содержания строителей церемониальных центров и для тех, кто там живет, а также абсолютное согласие населения уделять часть своего времени этим работам не вызывали никаких трудностей, так как строители и лица, пользовавшиеся их трудом, были в действительности теми же крестьянами;

кроме того, крестьяне нуждались лишь в части своего времени для покрытия личных потребностей, и у них оставался значительный досуг для работы на строительстве и для производства излишков пищевых продуктов, продавая которые они могли достичь уровня жизни, более или менее сходного с уровнем жизни остальных социальных групп, приобретая не только предметы первой необходимости, но даже и предметы роскоши;

знания, требовавшиеся от жрецов майя в древности, не превосходили того, что необходимо сейчас знать крестьянам цоцилям, чтобы занимать религиозно-административные должности;

общество майя никоим образом не может считаться разделенным на замкнутые классы, где знать — светские руководители и жречество — господствовала и эксплуатировала широкие крестьянские массы.

Обратимся вначале к рассмотрению выводов, основанных на результатах археологических раскопок. Мы не имеем возражений по пункту 1), но они есть относительно соображений, представленных в пунктах 6) и 8). В самом деле, наличие в небольших общинах отдельных скромных церемониальных построек говорит лишь о проведении каких-то ритуальных действий на уровне деревни, но вовсе не означает, что все ее обитатели располагали одинаковым обилием благ и имели одинаковое социальное положение.

Находки в небольших центрах Белиза жилых платформ с полом из штука (вместо утрамбованной земли) и хорошо построенными опорными стенами, а также некоторых предметов из нефрита и полихромной керамики в захоронениях, которые, как считают, принадлежали простым людям, не могут служить надежным подтверждением гипотезы об имущественном и социальном равенстве в обществе майя. С одной стороны, жилые постройки могли принадлежать чиновникам небольшого ранга — гражданским или религиозным, временно назначенным в деревню представителем более высокого должностного лица.

Естественно, что в погребениях таких лиц могли быть обнаружены более богатые, чем обычно, приношения. С другой стороны, погребальное приношение большой ценности может встретиться и в рядовом захоронении, так как нередко у народов древности и в Старом и в Новом Свете родственники умершего одаривали его для вечного пребывания в загробном мире каким-либо ценным предметом, который он сам никогда в своей жизни не мог бы приобрести и использовать.

Что касается предполагаемого «свободного времени» крестьянина, в которое он мог создавать гипотетические излишки сельскохозяйственной продукции и использовать их для получения высоких жизненных благ, то это слишком маловероятно, поскольку крестьянин майя доиспанских времен располагал техническими средствами, еще более примитивными, чем нынешние майя. Поэтому едва ли он мог достичь уровня жизни более высокого, чем у современного крестьянина майя.

Отнесение к классическому периоду сменной системы должностей (существующих и у сегодняшних майя в горном Чья пасе) с предполагаемым при этом восхождением крестьян на все более высокие уровни в гражданской и религиозной иерархии того времени представляется гипотезой, которую опровергают все имеющиеся у нас исторические и археологические данные.

Некоторые археологи, в том числе и сторонники этой гипотезы, считают, что историческая информация XVI в. о классическом периоде должна восприниматься с большой осторожностью и даже отвергаться, так как вторжения завоевателей из Центральной Мексики на протяжении нескольких веков, предшествовавших приходу испанцев, настолько изменили формы жизни и организации общества майя, что все описания хронистов не соответствуют действительным условиям жизни майя классического периода.

Здесь противоречие заключается в том, что, с одной стороны, отрицается возможность применения к классическому периоду схемы социально-политической жизни, данной хронистами XVI в., а с другой — в качестве модели древнего общества предлагается схема социально-политической жизни нынешних майя. При этом забывается, что на протяжении истекших с тех пор веков имели место не только уже указанные изменения, но и страшное потрясение, вызванное конкистой, три века колониального господства и более полутора веков культурных влияний в республиканский период.

На самом деле информация XVI в., относящаяся к концу постклассического периода, не должна ни автоматически применяться, ни абсолютно отвергаться при попытках определения характера общества классического периода. Конечно, некоторое изменение норм религиозной жизни, организации общества, эстетических критериев нельзя отрицать, но вековой консерватизм народа майя и неизменность его повседневной жизни (сохранившейся во многих аспектах до настоящего времени) должны были в значительной мере тормозить чужеродное влияние. Более того, последний этап постклассического периода отражает процесс майянизации культуры, то есть возвращение к архитектурным, скульптурным и керамическим формам (техника и тематика), господствовавшим в классическом периоде. По всей вероятности, это говорит о том, что культура майя была смешанной (майя-тольтекской или майя-ацтекской) только тогда, когда она являлась культурой верхушки общества, его элиты.

Гипотеза, которую мы обсуждаем, подвергалась критике, и в дальнейшем ее авторы ввели некоторые важные оговорки, несколько изменившие их наиболее категоричные выводы. С одной стороны, было предложено считать, что поочередное восхождение крестьян на гражданские и религиозные должности ограничивалось низшими постами, в то время как высокие наследуемые должности сохранялись только для членов высших групп общества. Было предположено также, что, нынешняя форма, изученная в Синакантане, соответствовала скорее доклассическому периоду, то есть по времени она предшествовала периоду зрелости классического общества майя, и что она стала вновь действовать после его упадка под влиянием инородных групп.

Тенденция, отрицающая наличие у древних майя четко выраженных антагонистических классов, достаточно распространена среди исследователей-майянистов. Спрашивается, не вызвано ли непризнание классовой борьбы и социальной революции как решающего фактора в общественно-историческом процессе идеологической позицией этих авторов, сознательной или неосознанной? Отрицание решающей роли этого фактора для прошлого означает отрицание его и для настоящего и для будущего как своего рода успокоительное заклинание.

Родовая система

Очень вероятно, что на предшествовавшем этапе социально-экономического развития, до образования различных классов, группы майя были организованы — в рамках родовой системы — в кланы, как это было в других частях света. Разные авторы предполагали, что пережитки такой системы сохранялись и в обществе майя классического периода даже тогда, когда уже существовало классовое расслоение. По мнению некоторых (Морли, Брейнерд), в классическом обществе майя могут быть обнаружены только отдельные ее следы. Другие считают, что система кланов функционировала в ранний классический период и распалась, не исчезнув целиком, в поздний классический период под давлением быстрого развития и усложнения хозяйственной деятельности.

Данные, позволившие разработать эту гипотезу, происходят по большей части из трудов хронистов XVI в., хотя и в форме косвенных выводов, так как к тому времени кланы исчезли. Базой для гипотетической реконструкции системы послужили терминология родства и наличие некоторых табу относительно браков между близкими родственниками.

Наиболее распространено мнение, что кланы были патрилинейны, экзогамны и, вероятно, тотемического происхождения. Их патрилинейный характер вытекает из норм счета родства и наследования, хотя некоторые черты предполагают параллельную матрилинейную систему. Действительно, похоже, что на Юкатане существовали роды патрилинейные (чибаль) и матрилинейные (цакаб). Молодые могли какое-то время жить в доме родителей жены или в доме родителей мужа. Это говорит о равнозначности системы родства. Однако большее число брачных запретов все же относилось к отцовской линии, а это означает, что кланы были главным образом патрилинейные, Хавиланд полагает, что двойной счет происхождения вели только представители знати, которых на Юкатане называли альмехен (тот, у кого есть мать и отец), но и это считает в конечном счете сомнительным.

Экзогамия (Экзогамия — запрещение брачных связей внутри рода, т. е. коллектива кровных родственников) проявлялась в табу на брак между лицами, имеющими одну и ту же фамилию, даже если они и не были связаны кровным родством, так как одна фамилия указывала на принадлежность к одному и тому же клану, то есть на происхождение от общего предка. Поэтому эндогамный (Эндогамный брак, т. е. брачное общение внутри рода) брак рассматривался как форма кровосмесительства. Это табу еще существует у групп цельталей и лакандонов.

Индейцы цельтали

Что касается вероятного тотемического происхождения кланов, то о нем можно судить по многочисленным еще бытующим фамилиям, которые соответствуют названиям животных. Видимо, во многих случаях общим предком считалось какое-либо животное. Среди фамилий этого рода напомним следующие: Балам (ягуар), Чан (змея), Май (олененок), Печ (клещ), Ук (вошь), Пек (собака).

Следы родового строя, сохранявшиеся в классическом обществе майя, не исключают возможности одновременно существовавшего разделения его на классы с различными антагонистическими интересами. Историческая информация хронистов XVI-XVII вв., исследования документов гражданских или приходских архивов, археологические свидетельства и иконографический анализ подтверждают наличие такого деления. Ясно, что на вершине общества майя находилось меньшинство, обладавшее экономической, социальной, религиозной и политической властью и экономически паразитировавшее на огромном большинстве населения.

Политическая, жреческая, судебная и военная организация

Мезоамериканские империи

(В Мезоамерике в доиспанскую эпоху настоящих империй, по-видимому, не было. С большой натяжкой о начале формирования государства имперского типа можно сказать для ацтеков Центральной Мексики.)

При изучении истории главных мезоамериканских народов некоторые исследователи пришли к выводу, что отдельные из них достигли уровня настоящих империй. Так, говорят об ольмекской, теотиуаканской, тольтекской и ацтекской империях. Для того чтобы говорить об империи, необходимо наличие нескольких факторов, среди них — господство какой-либо метрополии над обширной территорией (и даже над удаленными районами), занятой государствами, потерявшими свою независимость полностью или частично, особенно в политическом, военном и экономическом отношениях.

Империя подразумевает существование достаточно сильного и организованного войска для завоевания новых земель и для контроля над уже завоеванными. Господство над народами, этнически и лингвистически отличными от народа метрополии, — еще одна черта империи. Торговля с удаленными землями, приобретение «экзотических» продуктов и навязывание религии и стилей искусства имперского центра — это дополнительные особенности, характеризующие империю.

Несмотря на то что эти признаки неприменимы к государству майя, еще задолго до того, как стали говорить об ольмекской, теотиуаканской, тольтекской и ацтекской империях, выдвигались предположения о существовании даже не одной, а двух майяских империй, различавшихся своим географическим положением, временем существования и культурой. «Древняя империя» располагалась в нынешнем департаменте Петен, в Гватемале и в долинах рек Усумасинты и Мотагуа. «Новая империя» находилась на полуострове Юкатан и появилась в результате слияния майяской и тольтекской культур.

Перенесение на район майя представлений о Древнем и Новом царствах Египта — это фикция Морли, которой ее автор придерживался до конца своей жизни, несмотря на появление все более многочисленных археологических свидетельств, отрицающих ее. Эта версия все еще сохраняется не только в многочисленных популярных работах, но и — подспудно — даже в умах и писаниях некоторых современных исследователей. Тем не менее ясно, что империи майя никогда не существовало.

Автономные государства

Из исторических источников мы знаем, что в момент испанского завоевания область майя была занята несколькими самостоятельными государствами. Нам известны названия тех из них, которые располагались на полуострове Юкатан и на Гватемальском нагорье, и можно предположить, что в классический период ситуация была более или менее сходной.

Если рассматривать область майя целиком, то можно заметить, что в одну и ту же эпоху центры с одинаковым техническим и культурным уровнем, имевшие общие математические, астрономические и календарные знания, иероглифическую письменность, верования и обряды, проявляли свой творческий дух в искусстве столь различно, что невозможно приписать храм из Тикаля строителям Паленке, и наоборот, или перепутать стелу из Копана со стелой из Пьедрас-Неграс или Йашчилана. По всей вероятности, это стилистическое разнообразие, свойственное отдельным районам центральной зоны, отражало территориальное разделение на провинции или автономные государства.

Данные, имеющиеся у нас о политической организации на Юкатане, относятся, естественно, к моменту прихода конкистадоров, то есть к периоду, который мы называем постклассическим. Как мы уже говорили, для классического периода у нас нет исторической информации, и мы можем делать выводы лишь на основе изучения археологических источников.

Типы поселений, разнообразие или одинаковость видов жилищ на различных уровнях сельских, полугородских и городских коллективов, различные типы погребений и другие данные археологических раскопок могут в определенной степени помочь в схематической реконструкции политической системы, в которой функционировало классическое общество майя.

Без сомнения, завоеватели (чонтали, тольтеки, пипили, ацтеки) в постклассический период внесли изменения в общественную и культурную жизнь майя, однако не следует забывать, что эти пришлые народы сами были носителями мезоамериканской культуры и имели в основном те же государственные системы, идеи и формы жизни. Пожалуй, можно сказать, что в постклассический период, с расширением масштабов завоеваний и увеличением торговли жизнь общества стала более сложной, чем в классическом периоде, хотя и в пределах структурных моделей, общих для Мезоамерики.

Политическая организация

Согласно исторической информации, относящейся к Юкатану, каждое местное государство управлялось халач-виником, «настоящим человеком», называвшимся также ахав (господин) и принадлежавшим к знати. Его должность была наследственной. После его смерти ему наследовал старший сын, а при отсутствии мужских потомков или если они не достигли соответствующего возраста трон переходил к старшему брату.

Халач-виник имел обширные полномочия как в гражданской сфере, так и в религиозной и опирался на помощь государственного совета, называвшегося ах куч каб, в котором были представлены жрецы и высокопоставленные сановники. В зависимых городах правил батаб, назначаемый халач-виником и часто находившийся с ним в родстве. Батаб исполнял гражданские, судебные и военные функции: собирал дань для своего правителя, вершил суд и был пожизненным военным вождем в данной общности. При нем действовал местный совет, также называвшийся ах куч каб, состоящий из вождей фратрий.

В его услужении находилось несколько ах кулелообов, в обязанности которых входило управление паполной (народным домом), местом, где собирались мужчины для обсуждения своих дел, где готовились к проведению церемонии, ритуальных танцев и песнопений; ах хольпооб был мастером пения, руководителем музыкантов и отвечал за музыкальные инструменты; тупиль, низший в этой бюрократической иерархии, отвечал за исполнение распоряжений, исходивших от стоящих выше его. Несмотря на то что батаб обладал военной властью, в случае войны реальное командование воинами осуществлялось накомом — человеком, опытным в военных делах.

Предполагали, что в классический период концентрация власти была большей, чем в постклассический, так как в процессе все более сложного развития общества стало необходимым определенное разделение в управлении гражданскими, религиозными, военными, судейскими и торговыми вопросами, хотя, разумеется, оно продолжало существовать в строгих рамках единовластного правления.

То, что важные персонажи, представленные на стелах, притолоках и панелях классических памятников майя, держат в руках предметы религиозного значения (скипетр со змеевидной рукояткой, увенчанной маской божества, возможно, бога дождя; ритуальная полоса со знаками, представлявшими небесные тела, заканчивавшаяся с двух сторон головами змей и, как считается, символизировавшая небо; круглый щит с чертами солнечного бога) , указывает, видимо, на то, что правители исполняли также жреческую функцию, то есть их политическая власть проистекала из их духовного сана.

На прекрасном скульптурном монументе, стеле 11 из Йашчилана, эта двойственность власти правителя майя выражена вполне ясно: возвышаясь перед несколькими коленопреклоненными подданными или вассалами, вождь прячет свое лицо за маской солнечного бога. Персонаж, демонстрирующий свою власть в этой сцене, является подлинным богом для индивидов, стоящих ниже его.

Жреческая организация

Довольно высокий статус жреца в структуре власти, даже в дни, предшествовавшие конкисте, подтверждает хронист Диего Лопес де Когольюдо, когда пишет, что «жрецы считались господами, главами, превосходившими всех, и именно они наказывали и поощряли, и им подчинялись с большим старанием». Поле деятельности жрецов было шире, разумеется, чисто религиозного и охватывало политическую и судебную функции.

Кроме того, жречество монополизировало научные знания (астрономия, математика, календарь, письменность, история), поэтому его господство над личностью и коллективом было абсолютным. Информация, оставленная Ландой, относится к Юкатану поздней эпохи, но, по всей вероятности, жреческая организация в других районах зоны майя и в классический период не сильно отличалась от той, что описана хронистом. У майя очень важную роль играл культ Солнца. Общим термином ахкин (во множественном числе — ахкинооб), что означает «человек Солнца», называли всех жрецов, а когда пришли испанцы, майя стали так называть монахов.

Верховный жрец, по Ланде, назывался Ахав Кап Май. Но вполне вероятно, что его информация не совсем точна и скорее связана с каким-то конкретным человеком по фамилии Май. Эта фамилия до сих пор часто встречается у майя. Титул Ахав Кан означает «господин змея». Скипетр со змеевидной рукояткой у многочисленных персонажей на монументах классического периода заставляет предположить, что этот титул был весьма распространен на большей части территории майя (Петен, Усумасинта, Мотагуа) в указанный период.

Из хроник мы знаем, что в зависимости от выполняемых функций жрецы занимали те или иные должности. Кроме того, в духовной и гражданской иерархии существовали разные уровни, зависевшие от степени важности того или иного центра. Самой значительной была функция чилама-пророка или предсказателя, очень почитаемого народом. Его носили на плечах, когда он присутствовал на общественных церемониях. Знаток и толкователь книг, содержащих записи о важнейших исторических событиях и особо интересных природных явлениях (астрономических, метеорологических и др.), чилам мог предсказывать их повторение в соответствии с цикличностью календарных периодов.

Другая важная должность, хотя и не очень уважаемая в народе, называлась каком; наком отвечал за совершение человеческих жертвоприношений. Предполагается, что наком избирался пожизненно, но должность его не передавалась по наследству, как остальные жреческие должности.

При обычном жертвоприношении, когда вскрывалась грудь и извлекалось сердце жертвы, накому помогали четверо почтенных старцев, выбиравшихся для каждой церемонии. Они должны были держать руки и ноги жертвы, лежавшей на жертвенном камне. Этих старцев называли чаакообами (от имени бога дождя Чаака). Чаакообы помогали также в проведении других церемоний праздников и обрядов, например в церемонии нового огня в месяце Поп, с которого начинался гражданский календарь, в пчеловодческих обрядах и т. д.

На самом низком уровне жреческой иерархии находился ахмен — «тот, кто знает», более других имевший контакт с народом, так как он принимал участие в обязательных земледельческих обрядах, когда проводился сев и сбор урожая или когда длительные засухи вынуждали просить дождя у бога Чаака. Ахмен, кроме того, был колдуном и знахарем, то есть обладал способностью «насылать» болезни и причинять вред, но также и избавлять от них. Из различных религиозных должностей до наших дней сохранилась только одна — именно ахмен.

Судебная организация

Хроники, относящиеся к Юкатану, единодушны в том, что майя были миролюбивы и «управлялись с помощью законов и хороших обычаев», с чем мы легко можем согласиться, поскольку известно, что современное юкатанское население уважает законы и обладает глубоким чувством справедливости. Труднее принять утверждение Ланды о том, что «эти люди жили так спокойно, что не было никаких споров». Хронист противоречит сам себе, так как в другом месте говорит о преступлениях, приводя, кроме того, перечень соответствующих наказаний.

Мы уже говорили, что военные вожди и жрецы обладали одновременно и судебной властью. Но из хроник явствует, что у майя были и настоящие судьи и чиновники «для выслушивания тяжб». Когольюдо уточняет, что «назначались другие исполнители, которые были вроде альгвасилов (Альгвасил (исп.) — мелкий полицейский чиновник) и всегда приходили вместе с судьями». Можно предположить, что существовали различные функции и различные уровни судебной системы. В качестве вознаграждения за исполнение своих обязанностей судебные чиновники получали подарки от тяжущихся сторон.

Четко различались преступления непреднамеренные и преднамеренные. Среди первых указываются случайные убийства, самоубийство мужчины или женщины по вине одного из супругов, случайный поджог домов, ульев и зернохранилищ, что бывало довольно часто, когда лес сжигали перед посевом. Во всех этих случаях суд проявлял достаточно терпимости, и если виновный сам не имел средств для возмещения ущерба, его друзья и родственники могли оказывать ему помощь.

Наоборот, «другие обиды, — уточняет Ланда, — нанесенные со злым умыслом, смывали всегда кровью или кулаками». Некоторые примеры подтверждают, что суд древних майя был строг, непреклонен и его решения не подлежали апелляции. Убийство, любое — преднамеренное или случайное — каралось смертью или уплатой рабом за умершего в зависимости от требований его родственников. Если убийцей был несовершеннолетний, он становился рабом. Воровство, даже незначительное, наказывалось рабством, длительность которого определялась ценностью украденного. Если вор не мог оплатить всю стоимость украденного, он оставался рабом навсегда.

За супружескую неверность также сурово наказывали. Если оскорбленный муж прощал виновного, тот оставался свободным человеком. Если же оскорбление не прощалось, виновного ждала позорная смерть — его поражали стрелами, раздавливали голову тяжелым камнем или «приказывали вытащить кишки через пупок». Неверную жену могли приговорить к смерти, но обычно ограничивались тем, что подвергали ее общественному позору. Изнасилование девственницы или замужней женщины также каралось смертью. Содомия среди шивов считалась тяжелым преступлением, и виновных сжигали на костре; мы не знаем, были ли такие же наказания у других групп майя. Ланда утверждает, что на Юкатане он не нашел такой практики.

Предавший своего господина, а также виновный в преднамеренном пожаре наказывался смертью. Если должник умирал, не оплатив долга, это должны были сделать его жена и дети, иначе они становились рабами до полного возвращения задолженности.

Кажется странным, что в общих рамках классового общества, в котором правящее меньшинство (сановники, жрецы, богатые торговцы, чиновники, военные вожди) пользовалось экономическими, политическими и социальными привилегиями, согласно утверждениям хронистов, суд вершился одинаково строго по отношению как к знати, так и к бедноте. Ланда объясняет, что аристократам, виновным в каком-либо преступлении, татуировали обе щеки от подбородка до лба, чтобы они навсегда сохраняли этот позорный знак. Даже если их проступок или преступление заслуживали смертного приговора, он исполнялся неизменно. Если эта информация верна, то можно говорить о глубоком чувстве равенства, присущем майя Юкатана.

Военная организация

В течение длительного времени некоторые ученые, идеализируя древних майя, утверждали, что они были довольно миролюбивым народом, а военные конфликты — это следствие иноземных вторжений, исходивших главным образом из Центральной Мексики в постклассический период. Однако совершенно очевидно, что народы майя и до этого знали войну, оружие, тактику боя, правила нападения и защиты и некоторую форму военной организации, о чем красноречиво свидетельствуют многочисленные памятники классического периода, особенно из района Усумасинты (стелы, притолоки, панели, настенные росписи), изображающие вооруженных вождей и боевые сцены.

Конфликты могли случаться между враждующими группами майя из-за земельных границ или из-за эксплуатации природных ресурсов; между майя и соседними, этнически чуждыми общинами — из-за того, что они оказывали давление на майя или из-за попыток экспансии какой-либо группы самих майя. Нельзя отрицать использование войск для сохранения внутреннего порядка, для защиты режима, включая вероятное подавление мятежей и восстаний, как это было предположено Алехандро Липшуцем при описании сюжетов настенных росписей Бонампака.

Когда испанцы вторглись в область майя, они вынуждены были вступать в бои с местными жителями, которые в ряде случаев наносили им серьезные поражения. Согласно информации хронистов, батаб помимо своих гражданских и судебных функций был руководителем вооруженных сил в подчиненных ему землях; его должность была пожизненной и наследственной. Однако на время войны избирался настоящий военачальник наком (хотя его и называли так же, как и человека, осуществлявшего человеческие жертвоприношения, это были разные лица), который находился на своем посту три года.

Все это время военный вождь был обязан вести аскетический образ жизни, включая половое воздержание и очень строгий режим питания. В его распоряжении были наемные воины хольканы, которые получали вознаграждение лишь во время войны. В зависимости от военных потребностей наком мог набирать воинов среди местного населения.

Резюмируя данные, имеющиеся у нас, о политической, жреческой, судебной и военной организации, можно утверждать, что у древних майя (как в постклассический период, о котором говорят колониальные источники, так и в классический, согласно археологическим и иконографическим свидетельствам) существовала государственная организация, соединявшая гражданскую, религиозную, судебную и военную власть и функционировавшая через бюрократическую систему, разделенную по горизонтали в соответствии с видами занятий и по вертикали — по иерархическим ступеням. О ее эффективности мы можем судить, учитывая века очевидной социально-политической стабильности классического периода.

Социально-экономическая характеристика общества майя

Универсальность и своеобразие

Пытаясь охарактеризовать древнее общество при отсутствии письменных источников о нем или когда эти источники не имеют достаточно полной информации, исследователь может поддаться соблазну стать на одну из двух противоположных позиций: или включить это общество в целом в универсальную историческую модель, опустив частности, или считать его уникальным и полностью отрицать возможность его включения в общие рамки человеческой истории. По нашему мнению, обе позиции ошибочны и грешат излишним упрощением сложной проблемы.

С одной стороны, бесспорно, что трудно найти два абсолютно одинаковых человеческих общества, поскольку все они являются производными от бесконечного числа причин (этнических, географических, экологических, технических, временных, исторических и идеологических), обусловленных внутренними силами развития и внешними влияниями.

С другой стороны, все человеческие общества должны были разрешать одни и те же фундаментальные проблемы: адаптация к определенным природным условиям, использование животных, растительных и минеральных ресурсов для своего существования и развития; создание технических средств для господства над природой; организация человеческих групп для обеспечения их существования; объяснение сил и явлений природы (солнечные затмения, землетрясения и т. п.); поиски лучшего способа использования для своего блага этих сил и явлений; совершенствование социальных институтов по мере того, как общества прогрессировали в материальном отношении и становились более сложными по своим функциям, и т. д.

Обобщения на чисто технической основе приводят к неприемлемым выводам, как было бы в случае, если бы культуру майя определили как неолитическую в соответствии с так называемой схемой «трех веков», поскольку майя не знали ни бронзы, ни железа и не вышли за пределы техники полированного камня.

Бесспорно, что в некоторых аспектах культура майя является составной частью того периода, что мы называем цивилизацией, но, по Л. Г. Моргану, цивилизация должна включать изобретение письменности с фонетическим алфавитом, использование металлов, применение колеса в средствах транспорта и употребление плуга — все это знания, которых не достигли ни майя, ни остальные народы Мезоамерики (Автор не прав, отбрасывая по отдельным формальным признакам всю схему А. Г. Моргана и отрицая ее значимость для изучения древних майя. Ведь в основу развития у североамериканского этнографа положены изменения в производственной сфере, определяющие в свою очередь перемены в культуре и жизни данного общества. К тому же следует помнить, что в 60- 70-х годах XIX в. наука почти не располагала сведениями о древней египетской, индийской и других, в том числе и майяской, цивилизациях. Раскопки начали проводиться лишь с конца прошлого века).

Отсюда опасность обобщений на всемирном уровне. Однако сравнение одного общества с другими, более изученными и имеющими сходные черты не только в технологическом отношении, но и в основах экономической и социально-политической жизни и даже в идеологических концепциях может помочь объяснить явления, трудно понимаемые в рамках данного специфического общества.

Экономический базис

Мы считаем, что для реконструкции облика любого общества необходимо исходить из того, что ему позволило стать таким, каким оно было: из его экономического базиса и его социальной структуры. Рассматривать лишь технические, научные, религиозные и эстетические элементы какой-либо культуры без попытки объяснить сущность самого общества, их создавшего, это все равно что описывать одежду какого-то человека, игнорируя его самого.

Относительно общества майя мы можем сказать, что исследователи-майянисты проявили мало интереса к его экономическим проблемам, а что касается социальной и политической организации майя, большинство ученых ограничились повторением того очень немногого, что содержится в исторических источниках. С. Г. Морли не рассматривает в своих трудах ни одного социального аспекта; Э. Томпсон не характеризует должным образом экономическую жизнь и приписывает все успехи, достигнутые древними майя, только их духовным ценностям.

Дж. Брейнерд пытается связать интеллектуальные и художественные творения с экономическим развитием, но только для того, чтобы прийти к заключению, что феномен майя является уникальным в мировой истории, поскольку религия достигла здесь большего развития, чем экономика, а интеллектуальный прогресс не был вызван соответствующими условиями, как в Старом Свете.

Противоречие между базисом и надстройкой

Дж. Брейнерд и другие майянисты указывают на явное противоречие между низким техническим и экономическим развитием и впечатляющими культурными достижениями народа майя. Некоторые исследователи, не только майянисты, но и те, кто рассматривал с социологических, экологических и экономических позиций проблему мезоамериканских обществ (и среди них майя), полагают, что это произошло потому, что земледелие майя основывалось не на примитивной подсечно-огневой системе земледелия, неспособной произвести излишки, необходимые для поддержания сложной социальной структуры, а на использовании крупных гидравлических сооружений, о которых к настоящему времени археология располагает изолированными и немногочисленными свидетельствами.

Гусман и Герберт в своей социально-исторической интерпретации доиспанского гватемальского общества обращаются больше не к классической эпохе, а к постклассической и, кроме того, преувеличивают некоторые черты — развитие частной собственности, наличие рабства и господство военной касты.

Они также считают «чрезмерным утопическим социализмом» утверждение о том, что у майя имелись «коллективные формы землевладения и землепользования», и определяют их общество как в основном торговое и в высокой степени цивилизованное, несмотря на то что в техническом отношении оно попадало в «верхний неолит» и в некоторых отношениях продолжало оставаться «примитивным из-за пороков родовой организации».

Совершенно очевидно, что нелегко понять, как общество типа майя, выросшее на слабом экономическом базисе, зависевшем от самой примитивной техники, смогло достичь впечатляющего интеллектуального прогресса — в сферах математики, астрономии, календаря, письменности и искусства. Объяснение этого прогресса предполагаемым господством духовных ценностей над материальными соображениями и потребностями, как это делает Томпсон, не убеждает, так как остается необъяснимым, как смогли развиться эти духовные ценности и почему только незначительное меньшинство обладало и пользовалось ими.

Мы ставим перед собой те же вопросы, отказываясь при этом принять идею о предполагаемой уникальности общества майя среди других древних обществ мира. Мы убеждены, что история народов, их экономическое, социальное и политическое развитие реализуются не случайно, а следуют общим законам исторического развития.

Хотя мы признаем, что некоторые субъективные факторы (например, отдельные лица, стоящие у власти) могут в определенный момент придать различное направление событиям, временно ускорив или затормозив их ход, мы подчеркиваем, что никакое историческое лицо не может изменить объективных законов исторического развития общества.

Азиатский способ производства

В современных схемах эволюции докапиталистических обществ мы находим ответ на вопрос относительно противоречия между экономическим базисом и культурной надстройкой общества майя. Этот ответ содержится в комплексе понятий, составляющих теорию «азиатского способа производства», намеченную в нескольких работах К. Маркса. Этот способ производства характеризуется сосуществованием сельских общин и зачаточного государства, объединявшего в своих руках экономическую, политическую и духовную власть. Его называют также деревенско-деспотическим, общинно-деспотическим и с недавнего времени данническим. Попытаемся кратко изложить отличительные черты азиатского способа производства.

Относительно высокая производительность труда у майя при низком уровне развития техники объясняется его хорошей организацией. Труд по большей части коллективный с централизованным руководством. Под контролем находится рабочая сила, используемая не только для земледельческих работ (валка и выжигание лесов, севооборот и пары, гидравлические работы), но и для важных общественных работ (ритуальные центры, дороги, защитные сооружения).

Преобладает общинная собственность на землю, хотя могут существовать ростки частной собственности, появившиеся в результате вероятных дарений земель высшим чиновникам, аристократам и отличившимся воинам. Права индивида на землю осуществляются в форме пользования ею через сельскую общину.

С сельскими общинами сосуществует более высокое, государственное объединение, которое ими управляет и эксплуатирует их, налагая дань натурой или используя труд их членов под предлогом «оплаты услуг».

Присвоение прибавочного продукта, произведенного сельскими общинами, осуществляется посредством многоступенчатого бюрократического аппарата в пользу представителей государства. Производители благ сохраняют лишь самое необходимое для собственного (и своей семьи) существования. Эксплуатация человека осуществляется при неполной частной собственности эксплуатирующего класса на землю.

Огромное большинство населения живет в разбросанных земледельческих деревнях. Города не играют важной экономической роли (Автор не совсем прав, полностью отрицая экономическую роль города у древних майя. В действительности майяские города — столицы небольших государств были местом концентрации и перераспределения прибавочного продукта; здесь сосредоточивались также различные виды ремесла, обслуживавшего потребности правящей элиты; и, наконец, города были центрами торговли — в большей степени внешней (дальней) и в меньшей степени внутренней.).

Государственную власть осуществляет меньшинство, состоящее из представителей высшей общины, включающей несколько соподчиненных групп в зависимости от их функций (гражданские, религиозные, административные, военные), географического положения (региональные, локальные группы) и уровней важности; все они действуют между собой согласованно. Таким образом, привилегированное меньшинство эксплуатирует всю совокупность общин; это так называемое всеобщее рабство, противоположное индивидуальному рабству рабовладельческого способа производства.

Азиатский, или даннический, способ производства представляет собой переходную форму от доклассового общества к классовому. Сначала государственная власть выступала только как средство реализации общественно полезных функций (экономических, политических, религиозных), но постепенно она превращалась в эксплуататорскую власть, не теряя при этом своего функционального характера.

Носитель верховной власти обеспечивает функционирование социального организма посредством традиционных институтов на всех ступенях. Вокруг него вращается весь многослойный и разветвленный бюрократический аппарат, а сам он предстает перед народом как высшее существо, наделенное властью от бога и олицетворяющее единство сельских общин.

Для поддержания у людей веры в единство и постоянство их общины, которая, как считалось, имеет божественное происхождение, периодически совершаются обряды, проводятся празднества, строятся монументальные сооружения для восславления богов и их представителей на земле, то есть правящей элиты. Однако лишь самые высокие слои общества имеют доступ в храмы, где проводятся священные церемонии. Неизменность порядка, царящего в космосе и на земле, подтверждает незыблемость построенного общества, в котором человек лишен какой-либо значимости.

В целом азиатский способ производства соответствует эпохе металлов: господство человека над природой, изобретение новых форм возделывания земли, развитие архитектуры, использование счета и письменности, торговля и употребление денег, применение права и т. д.

Способ производства у майя

Итак, по нашему мнению, у древних майя существовал так называемый азиатский способ производства. Мы упоминали уже о низком технологическом уровне общества майя. Они не знали металлов, колеса, плуга, упряжных или вьючных животных, и их единственными орудиями, используемыми в земледелии, были каменный топор для вырубки леса и палка-копалка для посева. Однако, как мы уже говорили, производительность земледелия при этом должна была быть достаточно высокой, чтобы обеспечить пропитание не только класса производителей, но и групп населения, непосредственно не производящих сельскохозяйственной продукции.

Мы знаем, что многие земледельческие работы осуществлялись коллективно и жречество, владея календарем и зная примерную дату начала сезона дождей, управляло сроками посева, а значит, и сроками других работ общественного характера.

В классический период преобладала общинная собственность на землю, а не частная (Вопрос о характере землевладения у майя в классическом периоде нам совершенно не известен из-за отсутствия каких-либо надежных источников.). В частном владении находились обычно участки, занятые такими ценными сельскохозяйственными культурами, как какао, хенекен или в некоторых случаях плодовые. Крестьянин пользовался землей, принадлежавшей общине. В постклассический период в результате прихода чужеземных завоевателей частная собственность на землю расширилась, но и тогда большая часть земель все еще оставалась в руках общин.

Хронисты ясно говорят об уплате дани не только натуральными продуктами, но и услугами в виде обязательного участия тысяч людей на работах в церемониальных центрах. Ясно, что, несмотря на то что правящий класс не имел полной собственности на землю или имел ее частично, ему удавалось присваивать излишки производимой продукции. Это присвоение благ осуществлялось через специализированную и многоступенчатую бюрократию, о чем также сообщают хроники.

Земледельческое население, составлявшее большинство в обществе майя, жило в разбросанных деревеньках, селениях и городках, окружавших церемониальные и административные центры. В последние годы представление о ритуальном центре изменилось, в значительной мере после раскопок в Тикале и Цибилчальтуне. Ныне многими исследователями признается, что процесс развития городов у майя происходил главным образом на протяжении позднего классического периода, когда к церемониальному центру присоединялись не только жилища правителей и их слуг, но и, вероятно, жилища торговцев, чиновников различных рангов и профессиональных ремесленников, образуя комплекс, похожий на тот, что описал Ланда (видимо, Майяпан).

Правящий класс с халач-виником, батабами в селениях, их советниками ах-пополообами, тупилообами и другими гражданскими и религиозными чиновниками, с судебной системой, армией и администрацией образует настоящую государственную организацию, централизованную и многоступенчатую, где функции ее членов, занимающихся специфическими делами, разделены и охватывают все социальные потребности и все уровни.

С позднего доклассического периода, то есть за несколько веков до и несколько веков после начала нашей эры, на монументах майя изображаются персонажи, являющиеся не божествами в образе людей, а, вероятно, жрецами-правителями. Эти изображения уже отражают существование политически влиятельных личностей, располагающих материальными и людскими ресурсами для самовосславления.

В рамках этого строя верховный жрец был в то же время верховным правителем с абсолютной властью, хотя и имевшим советников.

Большое число божеств, частое проведение церемоний и религиозных праздников, наличие многочисленных ритуальных центров говорят о том, что религия служила одновременно и цементирующей силой общества майя, и орудием господства в руках высшего класса. Индеец майя, как индивид и как член общины, от рождения до самой смерти находился в плену у мира, воспринимаемого только через религию. Отсюда его полная покорность религии и безоговорочное подчинение жрецам.

Согласно представлениям майя, все в космосе и на земле мудро управлялось божествами: движение небесных светил; повторение времен года, где следовали один за другим сезоны засухи и дождя; фазы жизни растений, животных и людей; последовательность земледельческих работ; смена поколений; восшествие и смерть правителей. Все функционировало благодаря богам, и все должно будет функционировать в будущем, если люди будут почитать богов и служить им. Человек сам по себе не представлял никакой ценности.

Чтобы завершить сравнительную характеристику азиатского способа производства и способа производства у майя, напомним, что наибольшее различие заключалось в отсутствии у майя колеса, плуга и металлов, которые появились лишь в постклассическом периоде и использовались почти исключительно для изготовления украшений. Тем не менее майя смогли своей высокой организованностью и усилиями всего народа преодолеть недостатки имеющейся у них техники. Математические, астрономические и календарные знания майя, письменность, разнообразие и степень развития искусства ставят их цивилизацию на уровень самых высоких культур древнего мира.

Итак, мы считаем, что предполагаемое противоречие между низким техническим уровнем развития общества майя и их высокими научными и культурными достижениями является в конечном счете следствием способа производства, при котором большие массы трудящихся, не имея передовой техники, своими усилиями и жертвами были способны производить блага, необходимые для того, чтобы аристократическое меньшинство, управлявшее ими и эксплуатировавшее их, получило возможность создавать художественные ценности, которые теперь так нас удивляют.

Яркость цивилизации майя — не чудо и не дар богов. Ее оплатил народ майя своей нищетой, голодом, своей многовековой агонией.

Научные знания майя

Разрабатывая эту тему, большинство авторов ограничивается изложением успехов майя в астрономии, математике, календаре и письменности, не заботясь об объяснении условий, которые позволили майя достичь таких успехов, и не разъясняя, как создаваемые блага распределялись внутри общества. Кроме того, многие майянисты сильно идеализируют культуру майя, заметно преувеличивая уровень их научных знаний и забывая при этом об успехах, достигнутых другими народами древности как в Америке, так и в Старом Свете.

Вспомним, например, что Морли квалифицирует цивилизацию майя как «самую блестящую на планете» и утверждает, что какой-то гениальный ум изобрел однажды в Петене сложный календарь, основываясь (это действительно так) на многовековых астрономических наблюдениях. Город Копан тоже упоминается как место, где был изобретен календарь. В этих категорических утверждениях упускается из виду наличие в Мезоамерике стел, датированных на несколько веков ранее, чем майяские. Их мы относим к ольмекской и сапотекской культурам.

Мы не хотим преуменьшать заслуг древних майя, которые, без сомнения, еще раз открыли астрономические и математические законы, изобрели иероглифическую письменность, разработали сложный календарь, совершенствуя математические и астрономические знания других народов Мезоамерики. Тем не менее нельзя ставить их в научном отношении на более высокий уровень, чем халдеев, китайцев, египтян и греков, которые достигли знаний, сходных и даже более высоких, за много столетий и даже тысячелетий до появления цивилизации майя.

Потребность в научных знаниях

Основные научные знания майя в астрономии, математике, письменности и календаре тесно связаны между собой, как они были связаны и у других развитых народов древности. Вероятно, еще в очень отдаленные времена люди, наблюдая дневное и ночное небо, обращали внимание на движение Солнца, фазы Луны и положение некоторых звезд. Такие наблюдения могли быть очень полезны для кочевых народов и мореплавателей в открытом море.

Но бесспорно, именно земледельческие народы систематизировали наблюдения, повторяли их, записывали и учитывали во многих сферах своей материальной и духовной жизни, хотя и не знали причин, вызывающих эти явления. Халдеи с первой половины 3-го тысячелетия до н. э. регистрировали астрономические наблюдения (включая солнечные затмения), на основе которых они вычисляли свою астрологию. У египтян иероглиф года изображался в виде молодого прорастающего побега пшеницы, так как год исчислялся не длительностью солнечного цикла, а временем, необходимым для созревания пшеницы.

Астрономические наблюдения, зарегистрированные письменами и связанные в своей последовательности и периодичности математикой, позволяли предвидеть положение некоторых светил в определенные даты. У египтян урожай зависел от разлива Нила, и они заметили, что воды реки начинали подниматься тогда, когда Сириус после длительного исчезновения показывался опять на короткое время на востоке как раз перед восходом Солнца. Длительное наблюдение за совпадением этих явлений привело египтян к мысли о связи между ними, и день появления звезды был выбран днем начала Нового года.

Исходя из потребностей земледелия и настоятельной необходимости точно знать самое выгодное для посевов время, земледельческие народы обратили внимание на последовательность времен года и связали их с движением небесных тел, которое можно было проследить и отметить.

Астрономия была для них первым шагом в научном познании мира, а необходимость накапливать знания, измерять периодичность годовых изменений и совпадающий с ними ритм движения небесных светил привела их в область математики. Затем уже они создали календарь, вероятно, сначала лунный (поскольку фазы Луны легко наблюдать), а затем солнечный. Изучение и регистрация небесных явлений и связь их с календарем подразумевали употребление символов, то есть письменности.

Этот этап развития научного познания, соответствующий эпохе, в которую начинается организованное земледелие — основа оседлого и стабильного общества, Вертело назвал астробиологией. Она представляет собой систему идей, заключающуюся в том, что движение светил и рост растений подчиняются общим законам. Иначе говоря, законы земной природы и законы вселенной, космоса взаимосвязаны.

Как говорит Вертело, «в астробиологии есть взаимопроникновение идеи астрономического закона и идеи растительной или животной жизни. С одной стороны, все есть живое, даже небо и звезды, и, с другой стороны, все подчинено числовым, периодическим законам, которые, одновременно являясь законами необходимости, гармонии и стабильности, управляют периодическим движением небесного свода, регулярной сменяемостью времен года, ежегодным воспроизводством растений».

Согласно тому же автору, эта концепция родилась в Халдее, затем перешла на восток в Китай и на запад в Грецию, внеся свой вклад в рождение математической науки пифагорейской школы и медицинской науки гиппократовской школы. Астрология была известна и древним цивилизованным народам Америки, то есть мезоамериканским и андским.

Астрономия

Средства, используемые древними майя для проведения астрономических наблюдений, были в высшей степени примитивными; их невозможно сравнить даже с теми, что применялись в Месопотамии, Египте, Китае и Греции за много веков до нашей эры. В самом деле, мудрецы Старого Света пользовались гномоном (солнечными часами) и клепсидрой; первый служил для определения на горизонтальном плане солнечного азимута, то есть высоты Солнца в соответствии с направлением и длиной тени, отброшенной на плоскость вертикальным стилетом; второй аппарат представлял собой настоящие водяные часы, которые позволяли с большой точностью определять время дня и ночи.

Возможно, майя могли определять проход Солнца через зенит, следуя тому же принципу, на котором основан гномон, — посредством палки, поставленной вертикально, которая не отбрасывает никакой тени, когда Солнце проходит над ней. Они, видимо, также пользовались двумя перекрещенными палочками или нитками для того, чтобы проводить визуальные линии в направлении интересующих их астрономических точек (восход или заход Солнца, Луны и Венеры в различные периоды года). Эта процедура представлена в миштекских кодексах — лицо или глаз позади скрещенных палочек в интерьере схематизированного храма.

Несколько зданий, построенных в зоне майя, были предназначены для астрономических наблюдений. Среди них — так называемый Караколь (Caracol — по-испански «улитка») из Чичен-Ицы и такая же постройка из Майяпана, еще не исследованная. Здание в Чичен-Ице имеет в верхней части помещение для наблюдений, куда ведет узкая винтовая лестница, начинающаяся на вымостке свода внутренней концентрической галереи, что обеспечивало астроному уединенность, необходимую для его работы.

Наличие маленьких окон, открывающихся на четыре стороны света и на промежуточные направления, также указывает на то, что это была обсерватория. Это подтверждается и многочисленными астрономическими наблюдениями, проведенными специалистами в наши дни.

Возможно, что для тех же целей использовалась башня «Дворца» в Паленке. Внутренняя лестница башни «Дворца» в Паленке, ведущая на последний этаж, начинается не с уровня основания башни, а с высоты второго этажа. Значит, как и в Чичен-Ице, астроному, чтобы подняться в наблюдательное помещение, нужна была переносная лестница, которую можно было бы ставить и убирать по желанию. С верхнего этажа этой башни можно обозревать горизонт приблизительно на 180°.

В Вашактуне комплекс построек группы «Е» также считается предназначенным для астрономических наблюдений. Он состоит из пирамиды E-VII и удлиненной платформы, на которой покоятся основания трех храмов. Визирные линии, направленные от точки на оси лестницы к центру центрального храма (Е-П), на северо-западный угол храма, расположенного севернее (E-I), и на юго-западный угол южного храма (E-III), указывают соответственно истинный восток, то есть точку восхода Солнца в дни весеннего и осеннего равноденствия, восход Солнца в день летнего солнцестояния и восход Солнца в день зимнего солнцестояния. От 12 до 18 подобных обсерваторий было найдено в различных городах области майя.

В Копане стелы 10 и 12 стоят одна против другой на расстоянии более 6 км; первая — к западу от церемониального центра, вторая — к востоку, и обе на возвышенностях, окружающих долину. Было замечено, что если 12 апреля и 7 сентября наблюдать за Солнцем от стелы 12, то оно заходит точно за стелой 10.

Первая дата совпадает с началом выжигания участков леса перед посадками — одной из самых важных работ в земледелии. Это дает основание предположить, что расположение стел не случайно. Использование естественных неровностей рельефа, как точек отсчета движения определенных светил (Солнца, Луны и Венеры) вдоль линии горизонта, должно было служить частным проявлением астробиологической системы, распространенной у майя.

При помощи этих простых способов жрецы майя определяли с удивительной точностью циклы Луны, Солнца и Венеры и сопряжения небесных тел, которые их наиболее интересовали. Достигнутые результаты могут быть объяснены только проведением повторяющихся день и ночь наблюдений, сделанных несколькими поколениями астрономов, тщательно записанных и исправленных, когда распознавались ошибки, то есть технические недостатки преодолевались неустанной, постоянной и чрезвычайно тщательной работой, осуществлявшейся с самоотдачей и строгостью, которые могут быть определены как научные.

Среди астрономических знаний, приобретенных майя, упомянем определение солнечного года, который, согласно календарным исправлениям, зарегистрированным на некоторых надписях, должен соответствовать 365,2420 суток, в то время как наш григорианский календарь состоит из 365,2425 суток, а в действительности он равняется 365,2422 суток. Эти подсчеты показывают, что оценка солнечного года, достигнутая астрономами майя, имела расхождение лишь 0,0002 суток в год вместо 0,0003 суток нашего календаря, то есть их приближение было более точным и сводилось к ошибке в одни сутки на каждые 10 тыс. лет.

Их оценка лунного месяца, рассчитываемого по различимым новолуниям, должна была состоять (согласно таблицам Дрезденского кодекса) из 29,53086 суток. По современным подсчетам, лунный месяц в среднем соответствует 29,53059 суток. При точном определении средней величины разница не накапливается и по истечении тысячи лет. Поэтому оценка астрономами майя лунного цикла может считаться правильной.

По страницам 24-й и 46-й Дрезденского кодекса известно, что майя имели представления о периоде движения Венеры, очень сходные с нашими. Они определяли его в 584 суток, хотя на самом деле периоды обращения этой планеты меняются (580, 581, 583 и 587 суток); средняя продолжительность периода — 583,92 суток.

В действительности майя знали, что период полного оборота Венеры не был равен точно 584 суткам, и по уточнениям, отмеченным в названном кодексе, видно, что они его считали немного меньшим 583,935 суток вместо 583,920 суток. Дж. Типл считает, что они старались, чтобы фазы их деления приближались к 8,3 и 8,5 лунных месяца плюс еще 8 дней и чтобы произошло совпадение начала года Венеры с началом солнечного года, состоящего из 365 суток, рассчитывая, что 5 циклов Венеры = 8 солнечным годам = 2920 суткам. Поэтому можно утверждать, что определение цикла Венеры астрономами майя было очень точным.

Вполне вероятно, что майя знали другие планеты и отмечали их синодические обороты. Э. Фёрстеманн, Р. Уилсон и некоторые другие астрономы пытались интерпретировать отдельные таблицы из Дрезденского кодекса как расчеты, связанные с Марсом, Юпитером и Сатурном. Однако их выводы не совпадают между собой, и поэтому мы отвергаем их точку зрения. Тому же Дж. Типлу, который с большим усердием изучил астрономические записи в кодексах и надписях на монументах, удалось доказать наличие таких расчетов.

Из некоторых сообщений в исторических источниках видно, что майя интересовались многими звездами и созвездиями. Среди них Полярная звезда, называемая Шаман Эк — «Великая звезда», которая у майя, как и у народов Старого Света, была путеводной звездой путешественников и странствующих торговцев. Плеяды, которые они называли Цаб — «Бубенчики», так как в их контурах находили определенное сходство с погремушками хвоста гремучей змеи; Близнецы назывались ими Ак — «Черепаха», возможно, также из-за сходства их очертаний.

Высказывалось мнение, что, возможно, майя имели некоторое представление о зодиаке и прибегали к нему в астрологической практике; некоторые представления о нем, возможно, отражены на страницах 23-й и 24-й Парижского кодекса в виде нескольких фигур животных, свисающих с неба.

Изучение таблицы, расположенной на страницах 51-58-й Дрезденского кодекса, проведенное учеными-астрономами, показало, что речь идет о записи 405 последовательных лунных месяцев, расположенных в 69 группах из 5-6 лунных месяцев каждая и охватывающих период в 33 года. По мнению некоторых ученых, порядок этих групп предполагает намерение составить таблицу эклиптических периодов. Типл считает, что эта таблица является непросто записью затмений, случившихся ко времени выработки кодекса, а представляет собой предсказание возможных затмений.

При сравнении таблицы майя со списком затмений Оппольцера видно, что разница в датах затмений никогда не превышает одних суток, кроме единственного случая, когда, вероятно, Оппольцер не отметил затмение, которое, видимо, не было полным ни в одной части земного шара. Из 69 затмений, объявленных в кодексе, лишь 18 могли наблюдаться с территории майя, но факт составления таблицы предсказаний, видимо, указывает на то, что астрономы майя заметили, что траектории Солнца и Луны пересекались в небе два раза в год, и, возможно, интуитивно полагали, что временное затемнение светила в определенные даты было связано с этим пересечением («узлом», как говорят современные астрономы).

Солнечные затмения, особенно полные, вызывали у майя суеверный ужас. Умея предсказывать наступление затмения и делая вид, что они могут его контролировать, жрецы тем самым использовали свои знания для того, чтобы держать простой народ в страхе и повиновении.

Подводя итоги, мы можем повторить слова Дж. Типла о достижениях древних майя на поприще астрономии, в которых просвечивает его легкая ирония по отношению как к майя, так и к обитателям Старого Света: «Зтот аппарат астрономических сведений, пожалуй, слишком необычен для того, чтобы им обладали 1000 или 1500 лет назад какие-то дикие индейцы, целиком изолированные от цивилизаций Старого Света; по правде говоря, возможно, это было что-то более передовое, чем то, что имели в это время наши благородные предки».

Математика

Насущные потребности повседневной жизни заставляли людей даже на самых ранних стадиях развития человеческого общества обращаться к счету, то есть к азам математики. За несколько тысяч лет до нашей эры в Индии, Китае, Месопотамии и Египте применялись различные типы вычислений, при помощи которых проводились простейшие арифметические действия. А греки еще за 600 лет до н. э. рационализировали математические знания, воспринятые из Азии и Египта, и ввели дедуктивный метод, в силу чего математическая наука достигла высокого развития.

Представителями этого метода были Фалес, Пифагор, Гиппократ Хиосский, Эвклид и Архимед. Позднее (300-1200 гг. н. э.) индийцы и арабы усовершенствовали математику и изобрели «ноль», перешедший от первых к последним, которые в свою очередь передали его западной цивилизации и создали труды по алгебре и тригонометрии.

Сравнивая майя с другими американскими народами, Морли назвал их «греками Америки». Нужно сказать, что Морли явно преувеличивал культурные и научные достижения майя, приписывая им изобретения, сделанные раньше другими народами. Это относится и к математике.

Каковы же в действительности были их математические знания? Числовая система двадцатиричной основы, искусная в своей простоте, в которой величина знаков зависела от их позиции, с одним специальным знаком, соответствующим нашему «нолю» для указания на нехватку единиц в том или другом порядке.

Но мы не должны забывать, что за несколько веков до майя народы с побережья Мексиканского залива — ольмеки и жители горной Оахаки (Монте-Аль-бан) — сапотеки применяли в надписях ту же систему при регистрации дат. Различие между ними заключается в том, что в надписях майя опознается знак «ноль», в то время как в надписях ольмеков и сапотеков такой знак неизвестен, хотя числовая система с позиционной величиной числительных подразумевает необходимость символа, который указывал бы на отсутствие единиц в определенной позиции.

Для написания чисел майя использовали несколько систем. Самой простой была та, которую они унаследовали именно от ольмеков и сапотеков: нумерация черточками и точками (со значением 5 и 1 соответственно), к которой они добавили «ноль», обозначенный маленькой морской раковиной на рисованных рукописях и подобием четырехлепесткового цветка или мальтийского креста на каменных монументах. Этими тремя знаками они могли отмечать величины, достигавшие миллионов единиц, легче, чем с применением римской нумерации с ее семью буквами. Посредством точек и полос они также осуществляли такие действия, как сложение, вычитание, умножение. Относительно легко эта система применялась и для деления.

В другой системе записи чисел использовалось изображение человеческих голов с некоторыми деталями, по которым их различали. Символом цифры «10» служило изображение черепа. Варианты изображения голов соответствовали определенным божествам — покровителям ноля и первых 12 чисел. Однако эта система использовалась реже, чем система точек и черточек.

В чрезвычайных случаях майя изображали числа посредством человеческих фигур, у которых на какой-либо части тела был нанесен символ, обозначающий цифру.

Поскольку основа счисления двадцатиричная, то, когда число переходило с одной позиции на следующие, его величина умножалась на 20. Однако в календарном счете третья позиция по отношению ко второй означает увеличение в 18 раз с целью приближения единицы к длительности года в 365 дней (1x20x18=360 дней).

В надписях порядок чтения величин — слева направо и сверху вниз, при этом большие величины находятся в начале надписей, а следующие за ними имеют меньшее значение. Часто встречается расположение в двойной колонке, в этом случае горизонтальное чтение охватывает лишь знаки двух столбцов и затем переходит на знаки ближайшего нижнего ряда и т. д.