Рождение Мексиканского государства. План Игуала
В результате разгрома главных сил восставших к концу 1815 г. Новая Испания была в основном вновь подчинена испанскому господству. Хотя патриоты не сложили оружие, революционное движение после гибели Морелоса пошло на убыль. Правда, в различных районах действовали партизанские отряды Мануэля Мьер и Терана, Герреро, Гуадалупе Виктории (его настоящее имя Мануэль Феликс Фернандес), Осорно, братьев Районов и др. Но общее число повстанцев не достигало тогда и 10 тыс., между тем как испанцы располагали 40-тысячной кадровой армией и таким же по численности ополчением, т. е. всего имели под ружьем около 80 тыс. человек.
Используя свое численное и материальное превосходство, а также разногласия между отдельными группами патриотов, испанские войска в 1816 г. начали общее наступление против «мятежников». В ходе его они добились существенных успехов. Этому в немалой степени способствовала более гибкая политика нового вице-короля Хуана Руиса — де — Аподаки, который наряду с проведением карательных операций старался сломить сопротивление повстанцев обещанием помилования всем участникам борьбы за независимость. В итоге кампании, проведенной испанцами, к весне 1817 г. революционное движение было подавлено на большей части территории страны. Осталось лишь несколько небольших очагов в Гуанахуато, Веракрусе, на Тихоокеанском побережье.
Безуспешной оказалась и попытка освобождения Новой Испании от колониального гнета, предпринятая Франсиско Хавьером Миной — в прошлом одним из организаторов народной войны против войск Наполеона в Испании. Вынужденный после возвращения Фердинанда VII эмигрировать в Англию, Мина не отказался от борьбы с абсолютизмом и решил продолжать ее в Америке.
В середине апреля 1817 г. возглавляемая им экспедиция высадилась в Сотола — Марина, на побережье Мексиканского залива. Отряду Мины, насчитывавшему около 400 человек, удалось соединиться с повстанцами под командованием Педро Морено, которые удерживали форт Сомбреро, и обратить в бегство испанские войска. Но роялисты, подбросив подкрепления, начали осаду форта. 19 августа они взяли Сомбреро. Мина на сей раз спасся, однако два месяца спустя при неудачной попытке овладеть Гуанахуато его отряд был рассеян, а сам он захвачен в плен и расстрелян. Неудача экспедиции Мины усилила деморализацию патриотов. Немногочисленные повстанческие группы, действовавшие на юге и объединившиеся вокруг Герреро, потерпели ряд поражений.
В 1818-1819 гг. испанцы почти повсеместно ликвидировали последние значительные вспышки восстания. Большинство руководителей погибли или попали в плен. Часть повстанцев капитулировала, другие отошли от движения. Среди немногих партизанских командиров, продолжавших борьбу, выделялись Герреро, который контролировал долину реки Бальсас, и Гуадалупе Виктория, укрывшийся в горах и лесах Веракруса.
Однако именно тогда, когда испанская монархия, казалось, уже могла торжествовать победу над мексиканскими инсургентами (Инсургентами испанские власти называли участников восстания), последовал удар, которого правители Испании никак не ожидали. 1 января 1820 г. в войсках, сосредоточенных в Кадисе для отправки в Америку, вспыхнуло восстание под лозунгом восстановления либеральной конституции 1812 г. Оно вскоре переросло в революцию, охватившую всю Испанию. 7 марта Фердинанду VII пришлось объявить о созыве кортесов, а через день — возобновить действие конституции. Эти события оказали большое влияние на обстановку в Новой Испании.
Долголетняя война за независимость существенно отразилась на состоянии экономики колонии. В течение ряда лет страна являлась ареной кровопролитной борьбы, в ходе которой погибли сотни тысяч людей и были уничтожены огромные материальные ценности. Многие торгово-промышленные центры и целые области понесли значительный ущерб; связи между различными районами и нормальная хозяйственная жизнь нарушились. На протяжении длительного времени масса людей, оторванных от повседневных занятий, сражалась в составе революционных войск или испанских армий.
Военные операции потребовали крупных денежных средств. Разрушение производительных сил и резкое сокращение числа рабочих рук привели к упадку всех отраслей экономики. Намного уменьшился объем продукции земледелия, скотоводства, промышленности, особенно горнодобывающей, торговля оказалась в значительной степени парализованной, Все это повлекло за собой ощутимое уменьшение доходов казны, между тем как расходы с начала войны заметно увеличились. В результате колония страдала от хронического финансового дефицита, который власти пытались покрыть путем повышения пошлин, налогов и сборов, при помощи реквизиций, принудительных займов и т. д.
Переживаемые Новой Испанией экономические трудности легли главным образом на плечи трудящихся. Но они вызывали недовольство и креольских помещиков, владельцев рудников и мануфактур, духовенства и других имущих слоев населения, давно добивавшихся ликвидации колониального режима. Часть из них, испугавшись мощного размаха освободительного движения, принимавшего в ряде случаев социальный характер, перешла в свое время в лагерь колонизаторов. Однако, когда народное восстание было подавлено и партизанские отряды разгромлены, они снова стали стремиться к освобождению от испанского владычества и тех пут, которые сковывали развитие страны.
В начале апреля 1820 г. первые вести о событиях в метрополии достигли Новой Испании и сразу же нашли там отклик среди сторонников независимости, в большинстве своем надеявшихся, что перемены в Испании облегчат проведение необходимых преобразований в ее американских владениях и избавление от колониального ига.
Положение испанских властей оказалось весьма затруднительным, так как значительная часть войск сочувствовала либеральным идеям, а многие офицеры являлись масонами, которые в то время придерживались обычно сравнительно передовых взглядов. Благодаря этому либеральные круги сумели довольно быстро добиться успеха. 31 мая вице-король и другие высокопоставленные сановники присягнули на верность конституции. Власти объявили о восстановлении свободы печати, ликвидации инквизиции и других специальных судебных органов.
Крупные землевладельцы, церковная иерархия, военно-бюрократическая верхушка были напуганы начавшейся революцией на Пиренейском полуострове и тем резонансом, который она получила за океаном. Их опасения еще больше усилились в связи с проводимыми в метрополии антифеодальными и антиклерикальными мероприятиями (подтверждение упразднения личных повинностей индейцев и других реформ, объявленных в 1810-1813 гг.; декреты о закрытии большинства монастырей, секуляризации (Секуляризация — обращение государством церковной собственности (преимущественно земельной) в светскую) церковного имущества, лишении церкви права контроля над школьным образованием; полная отмена судебного иммунитета духовенства по всем уголовным делам; аннулирование привилегий военных и т. д.), отразившимися и на ситуации в Новой Испании.
Публичные выступления против колониальной администрации становились все более резкими. Усилению революционных настроений способствовали также успехи борьбы против колониализма в Южной Америке: в 1816 г. Тукуманский конгресс декларировал независимость Объединенных провинций Рио — де — ла — Платы, в 1818 г. была провозглашена независимость Чили, в 1819 г.- Венесуэлы, вслед за освобождением Новой Гранады конгресс в Ангостуре принял решение о создании федеративной республики Колумбии.
Страх привилегированной испано-креольской элиты перед опасным для нее влиянием испанской революции в условиях нараставшего подъема освободительного движения в колонии обусловил изменения в расстановке классовых сил. Титулованная знать, высшее духовенство, крупные купцы и горнопромышленники, помещики, многие чиновники и офицеры, в прошлом поддерживавшие испанцев в борьбе с патриотами или выжидавшие ее исхода, стали добиваться отделения от революционной Испании. Боясь, что проникновение «либеральной заразы» из метрополии может способствовать такому развитию антиколониальных тенденций, которое будет сопровождаться существенными социально-экономическими преобразованиями, затрагивающими их интересы, они поспешили возглавить движение за независимость, чтобы направить его в угодное им русло. В обстановке, когда патриотические силы были обескровлены и разобщены, инициативу перехватили наиболее консервативные элементы, желавшие сохранить в неизменном виде свое господство и прежние порядки (Оспаривая эту общепринятую в современной научной литературе концепцию, профессор Гавайского университета Дорис М. Лэдд утверждает, будто мексиканская элита не испытывала никаких опасений в связи с революцией в метрополии и не считала, что ее интересы находятся под угрозой. Позицию этих кругов в начале 20-х годов Лэдд объясняет исключительно их стремлением к политической самостоятельности).
В числе тех, кто при создавшемся положении выступил в поддержку идеи независимости, оказались некоторые руководители католической церкви. Среди них видную роль играли ректор университета Мехико и каноник кафедрального собора Матиас Монтеагудо, бывший инквизитор Тирадо, епископ Пуэблы Антонио Хоакин Перес, который, будучи в свое время председателем кадисских кортесов, помог Фердинанду VII распустить их. Сторонниками отделения от метрополии являлись также военный судья Мигель Батальер, командующий регулярными войсками Новой Галисии бригадир Педро Селестино Негрете, подполковник Мануэль Гомес Педраса, избранный в 1820 г. депутатом кортесов, и другие офицеры.
Монтеагудо и его единомышленники собирались обычно в часовне церкви «Професа». Вскоре на первый план как лидер сепаратистов выдвинулся полковник Итурбиде — человек, который, по словам мексиканского историка, «был непропорционально мал по сравнению с великой задачей, поставленной перед ним судьбой».
Агустин Косме Дамиан де Итурбиде-и-Арамбуру родился 27 сентября 1783 г. в столице провинции Мичоакан — Вальядолиде, где восемнадцатью годами раньше появился на свет Морелос, а с конца 70-х до начала 90-х годов преподавал в местном колехио Мигель Идальго.
Отец Агустина — Хосе Хоакин де Итурбиде и Арреги был уроженцем Наварры. В молодости он уехал в Новую Испанию и обосновался в Вальядолиде, приобретя одноэтажный каменный дом близ кафедрального собора и поместье недалеко от города. Со временем Итурбиде стал членом городского совета (кабильдо) и вступил в брак с креолкой Марией Хосефой Арамбуру.
Агустин — старший из пяти детей, родившихся от этого союза,- учился в вальядолидской теологической семинарии, но особого прилежания не проявлял. В 14 лет юноша поступил на военную службу в чине второго лейтенанта пехотного полка, располагавшегося в Вальядолиде. В 1805 г. он женился на дочери интенданта провинции Мичоакан 19-летней креолке Ане Марии Уарте, привлекшей его не только миловидной внешностью, но и богатым приданым. Вскоре после свадьбы молодому офицеру пришлось покинуть родной город, так как его полк перевели в Халапу.
В середине сентября 1808 г. Итурбиде по личным делам приехал в Мехико. Вследствие случайного стечения обстоятельств он оказался в столице как раз в тот момент, когда был смещен вице-король Итурригарай. Лейтенант из Халапы одним из первых поспешил предложить свои услуги новой администрации, а его отец пожертвовал крупную сумму (тысячу песо) в пользу Испании, которая вела войну с наполеоновской армией. Подчеркивая свою лояльность по отношению к «законной» власти, Итурбиде-младший не забывал и о собственных интересах. В декабре 1808 г. он купил обширную асьенду Сан — Хосе — де — Апео в Мичоакане, заплатив за нее почти 100 тыс. песо, для чего употребил часть приданого жены. Год спустя Итурбиде еще раз проявил «благонадежность», донеся о заговоре в Вальядолиде.
Весть о восстании, начавшемся по призыву Идальго, застала Итурбиде на асьенде Апео, где он находился в отпуске по болезни. В связи с приближением повстанцев его семья 5 октября покинула Вальядолид и направилась в Мехико. Сам же Итурбиде получил предписание вместе со своим подразделением присоединиться к войскам Трухильо, направленным навстречу армии Идальго. Он отличился в сражении при Монте — де — лас — Крусес, за что был произведен в капитаны.
Впоследствии Итурбиде активно участвовал в подавлении освободительного движения в центральных районах Новой Испании. Именно он захватил в плен Альбино Гарсию и приказал расстрелять его в числе свыше полутораста партизан. Награда последовала немедленно: 28-летнему капитану было присвоено звание подполковника. Испанское командование высоко ценило его. Начальник Итурбиде писал в январе 1813 г. вице-королю о его «энергии, таланте, умении командовать, испытанном патриотизме, воинском мастерстве, знании службы и опыте самостоятельного руководства войсками».
После победы, одержанной Итурбиде близ моста Сальватьерра и также сопровождавшейся массовой расправой с повстанцами, в апреле 1813 г. его произвели в полковники, а в сентябре поставили во главе соединений, действовавших в интендантстве Гуанахуато. Во время наступления революционной армии Морелоса на Вальядолид он в качестве заместителя командующего силами роялистов руководил внезапной атакой, которая привела к серьезному поражению патриотов и вынудила их к отходу. В дальнейшем Итурбиде успешно сражался с повстанцами в Гуанахуато и в декабре 1814 г. доложил вице-королю, что их сопротивление сломлено на всей территории интендантства. Однако в соседнем Мичоакане его постигла неудача. Несмотря на заметное превосходство в силах, все попытки испанских войск выбить «мятежников» с почти неприступной возвышенности Копоро оказались тщетными и в начале марта 1815 г. им пришлось снять осаду.
Но провал этой операции не помешал дальнейшему продвижению Итурбиде по службе, ибо энергичный и неразборчивый в средствах полковник успел достаточно хорошо зарекомендовать себя в глазах колониальных властей и вышестоящих начальников. Его преданность испанской монархии не вызывала сомнений. Он неоднократно проявлял свою готовность и способность отстаивать ее интересы, не останавливаясь ни перед чем. Это было еще раз продемонстрировано в конце 1814 г.
Во время торжеств, устроенных в середине октября в штаб-квартире Итурбиде в Ирапуато по случаю возвращения в Испанию Фердинанда VII, были казнены около 50 пленных инсургентов. Спустя две недели Итурбиде объявил, что с женами и детьми противников колониального режима отныне будут обращаться так же, как с вооруженными повстанцами. По словам мексиканского историка Хулио Сарате, этот человек сделал карьеру, «обагрив свои руки кровью мексиканцев». 30 декабря 1814 г. Итурбиде просил вице-короля с целью устрашения патриотов дать разрешение казнить каждую десятую из арестованных жен повстанцев, а в случае убийства хотя бы одного испанского солдата предлагал расстреливать всех задержанных женщин. Даже Кальеху, отличавшегося исключительной жестокостью, эта инициатива несколько смутила, и он не решился одобрить ее.
В сентябре 1815 г. Итурбиде был назначен командующим войсками на севере Новой Испании, а также в интендантствах Гуанахуато и Мичоакан. Однако он недолго занимал этот ответственный пост. В связи с поступившими жалобами на чинившиеся им расправы с мирным населением, произвол и насилие по отношению к семьям повстанцев, уничтожение и присвоение их имущества .и т. п. Итурбиде в апреле 1816 г. вызвали в Мехико. Подобные обвинения предъявлялись ему и раньше, но тогда, в разгар вооруженной борьбы, власти игнорировали их. Теперь же, после разгрома основных сил патриотов и гибели Морелоса, пришлось начать расследование. Конечно, высокие покровители и влиятельные друзья полковника, в первую очередь вице-король Кальеха, постарались замять дело, но репутация Итурбиде оказалась столь основательно подмоченной, а сам он был так серьезно скомпрометирован, что вынужден был выйти в отставку. Этому способствовали и персональные перемены в колониальной администрации: 20 сентября 1816 г. место Кальехи занял Руис-де-Аподака. Месяц спустя Итурбиде передал командование своему преемнику.
В январе следующего года в столицу переехали его жена и дети, а вскоре он арендовал асьенду возле Чалько. Там в течение трех лет Итурбиде проводил большую часть времени, хотя нередко посещал и Мехико. Предаваясь столичным развлечениям, он довольно быстро промотал значительную долю своего состояния. К этому периоду относится скандальная связь отставного полковника с великосветской красавицей Марией Родригес и Веласко, из-за которой он даже на время упрятал жену в монастырь, обвинив ее в супружеской неверности.
Прожигая жизнь в столице, внешне беззаботный Итурбиде затаил в душе глубокую обиду. Этот ярый монархист и реакционер, убежденный враг демократии и прогресса, честолюбец, готовый на все ради славы и обогащения, считал, что мадридское правительство не оценило должным образом его заслуг за многие годы верной и безупречной службы. Поэтому, когда стало известно о революции в метрополии, грозившей подорвать устои господства испано-креольской элиты, к которой он принадлежал по происхождению и положению и чьими интересами руководствовался во всей своей деятельности, Итурбиде решил, что его час настал.
Чтобы привести в исполнение свои далеко идущие замыслы, ему надо было располагать достаточным контингентом войск и уничтожить или нейтрализовать патриотические силы, которые могли бы помешать осуществлению его намерений. Благодаря влиятельным знакомствам Итурбиде, произведенному в бригадиры, удалось в ноябре 1820 г. получить должность командующего южным военным округом, простиравшимся от горнопромышленного центра Таско до Акапулько. В этом районе, где находился последний крупный очаг повстанческого движения, действовал тогда отряд Герреро, насчитывавший около 2 тыс. хорошо вооруженных и обученных бойцов.
В конце декабря и в январе 1821 г. Итурбиде, сосредоточив до 2,5 тыс. солдат, стал проводить боевые операции против партизан, однако успеха не добился. Тогда он решил привлечь Герреро на свою сторону и 10 января направил ему письмо с призывом подчиниться властям и спокойно ждать признания прав Новой Испании кортесами. Это произойдет неминуемо, уверял командующий, ибо в метрополии «ныне господствуют либеральные идеи». «Если же,- продолжал он,- вопреки ожиданиям мы не добьемся справедливости, я первый обнажу шпагу, отдам свое состояние и все, что смогу, дабы защитить наши права». Не дождавшись ответа Герреро, Итурбиде вторично обратился к нему. «Уважаемый друг!- писал он 4 февраля.- Без колебаний обращаюсь к Вам так… Поскольку мы с Вами преследуем одну и ту же цель, нам остается лишь договориться о мерах, которые кратчайшим путем приведут к успеху. Когда мы поговорим, Вы убедитесь в моих истинных чувствах. Чтобы облегчить установление связи между нами, я тотчас же направлюсь в Чильпансинго, не сомневаясь, что и Вы пожалуете туда. За полчаса беседы мы безусловно сделаем больше, чем обмениваясь множеством писем».
Однако осторожный партизанский вожак, имевший основания не очень доверять своему настойчивому корреспонденту, предпочел уклониться от предложенной встречи и послать для переговоров своего представителя. Итурбиде заверил его в том, что добивается только независимости. Поскольку такую задачу ставил перед собой и Герреро, соглашение было достигнуто. По мнению некоторых мексиканских историков, состоялось и личное свидание двух лидеров. Утверждают, будто они встретились в Акатемпане, дружески обнялись и, обсудив положение, договорились о совместных действиях. Этот эпизод даже воспроизведен на картине, хранящейся в Национальном историческом музее Мехико. Однако другие исследователи решительно отрицают этот факт.
24 февраля 1821 г. в селении Игуала было опубликовано тайно отпечатанное в Пуэбле обращение Итурбиде к населению Новой Испании, получившее название «плана Игуала». В нем формулировалась программа, основанная на трех принципах: «религия, единение, независимость».
«План Игуала» провозглашал независимость Мексики, во всем же остальном был направлен на сохранение и упрочение существующих порядков, сглаживание противоречий между различными слоями колониального общества. Превознося «блага» испанской колонизации страны, Итурбиде заявлял: «Испания ее взрастила и возвеличила, создав эти богатые города, эти прекрасные селения, эти обширные провинции и королевства, которые займут выдающееся место в мировой истории». «Клич Долорес», прозвучавший в 1810 г., принес, по его словам, лишь бедствия. Подобная постановка вопроса была очень выгодна тем, кто в предыдущие годы сражался на стороне роялистов против патриотов, так как давала моральное оправдание их тогдашней позиции.
«План Игуала» предусматривал установление конституционной монархии («Мексиканской империи») во главе с Фердинандом VII или другим представителем династии Бурбонов (Вряд ли Итурбпде действительно думал, что Фердинанд VII ли какой-либо другой член испанской королевской семьи примет мексиканскую корону). До прибытия в Мексику монарха править страной должна была правительственная хунта. Всю систему управления и административный аппарат предполагалось оставить без изменений. В качестве государственной религии утверждалась римско-католическая, причем гарантировались привилегии (фуэро) духовенства и неотчуждаемость церковного имущества.
Большое внимание в «плане Игуала» уделялось интересам колонизаторов. Если Идальго провозгласил в свое время лозунг «Смерть гачушшам!», то Итурбиде настойчиво подчеркивал общность мексиканцев и уроженцев метрополии и призывал их к «единению». «…Европейские испанцы! Вашей родиной является Америка,- писал он,- ибо в ней вы живете, здесь ваши возлюбленные жены, ваши любезные дети, ваши поместья, торговля и имущество. Американцы! Кто из вас может сказать, что не происходит от испанца? Вспомните о связывающих нас близких отношениях, прибавьте другие узы — дружбы, общности интересов, воспитания и языка, сходство чувств — и вы убедитесь — они столь тесны и значительны, что необходимо создавать благополучие королевства всем вместе, объединенным общими взглядами и единодушием».
«План Игуала» предусматривал неприкосновенность личности и собственности уроженцев Испании, а также сохранение за ними военных и гражданских постов. В то же время имущие слои местного населения могли рассчитывать на участие в управлении, так как пункт 12 «плана» гласил, что все жители, «отличающиеся друг от друга лишь своими заслугами и достоинствами, являются гражданами, способными занять любую должность».
Чтобы обеспечить осуществление трех принципов «плана Игуала», должна была быть сформирована «армия трех гарантий». В заключение, ориентируя соотечественников на мирное развитие событий, Итурбиде призывал: «Удивите же народы просвещенной Европы! Пусть видят, что Северная Америка освободилась, не пролив ни единой капли крови».
Одновременно с публикацией «плана Игуала» его автор направил вице-королю Аподаке письмо, в котором говорилось: «Не будем обманываться, Ваше превосходительство. Новая Испания хочет стать независимой, и никто не сомневается, что она в этом нуждается. Сама метрополия указала ей путь, открыла двери, и ясно, что так и будет». Во избежание кровопролития Итурбиде предлагал вице-королю образовать и возглавить правительственную хунту.
1 марта он созвал подчиненных ему офицеров. Им были прочитаны «план Игуала» и послание вице-королю. Офицеры встретили их шумными криками одобрения. На следующее утро состоялась торжественная церемония принятия присяги. Положив левую руку на Евангелие, а правую на эфес шпаги, Итурбиде трижды ответил «Да, клянусь» на заданные военным капелланом Фарнан до Карденасом вопросы: «Клянетесь ли вы перед богом защищать святую католическую веру? Клянетесь ли установить независимость страны, обеспечив в ней мир и союз между европейцами и американцам? Клянетесь ли хранить верность Фердинанду VII, если он признает конституцию, которая должна быть принята в Мексике?». Затем присягнули офицеры. Во второй половине дня Итурбиде велел выстроить солдат, и те тоже приняли присягу.
«План Игуала» являлся своего рода компромиссом между испанскими купцами, чиновниками, высшим духовенством — с одной стороны, мексиканскими помещиками-креолами и зарождавшимися буржуазными элементами — с другой. Компромисс этот был достигнут за счет народных масс, сыгравших решающую роль в вооруженной борьбе. Полностью игнорируя социально-экономические, а в значительной мере и политические задачи революции, «план Игуала» означал большой шаг назад по сравнению со стремлениями Идальго, Морелоса и их сподвижников. Тем не менее содержавшаяся в нем идея отделения от Испании обеспечила ему поддержку широких слоев мексиканского народа. Такая позиция была в немалой степени обусловлена переходом Герреро, пользовавшегося огромной популярностью, на сторону Итурбиде.
Движение за независимость, принявшее теперь иной характер, чем прежде, вновь быстро распространилось по всей Новой Испании. Колониальные власти оказались в изоляции, так как не могли рассчитывать на лояльность ни высшего духовенства, ни помещиков, ни купечества, ни большей части бюрократического аппарата. Число уроженцев метрополии сократилось к этому времени примерно до 10 тыс. В армии, куда влились многие бывшие повстанцы, участники освободительной борьбы, большинство составляли мексиканцы, выступавшие за ликвидацию колониального режима и в массовом порядке присоединявшиеся к войскам Итурбиде.
Численность «армии трех гарантий», паролем которой стало слово «независимость», достигла вскоре 50 тыс. человек, в то время как в распоряжении испанской администрации фактически оставалось лишь около 6 тыс. экспедиционных войск. Весной 1821 г. к движению, возглавлявшемуся Итурбиде, примкнули, помимо Герреро, ряд других партизанских руководителей, среди них Н. Браво, Осорно, Гуадалупе Виктория. На его сторону перешел известный своими патриотическими настроения, писатель Лисарди, автор знаменитого плутовского романа «Перикильо Сарньенто» — первого подлинно оригинального произведения мексиканской прозы.
Не встречая серьезного сопротивления, армия Итурбиде стремительно продвигалась вперед. Из Игуалы она направилась на север и в середине апреля вступила в Гуанахуато, затем снова повернула на юг и, подойдя к Вальядолиду, гарнизон которого капитулировал, 22 мая заняла город. Отсюда Итурбиде пошел на северо-восток, и, окружив Керетаро, 28 июня овладел им, после чего двинулся к столице.
И в других областях рушилось испанское господство. Важные события происходили на побережье Мексиканского залива. Еще в марте часть войск, дислоцировавшихся в Веракрусе и Халапе, под командованием подполковника Хосе Хоакина Эрреры присоединилась к движению за независимость. 29 марта Эррера занял Орисабу, где под его знамена встали воинские подразделения молодого офицера Санта-Анны, а 1 апреля — Кордову. Попытка испанцев восстановить контроль над обоими городами закончилась провалом, так как две трети посланных с этой целью войск перешли к противнику. 29 мая Санта-Анна почти без боя овладел Халапой, захватив там много трофеев. Пуэблу со всех сторон окружили отряды Эрреры и Браво.
В западных провинциях приверженцы Итурбиде также быстро добились победы. Во второй половине июня «план Игуала» поддержала большая часть гарнизона Гвадалахары, а вскоре восстание охватило почти всю Новую Галисию. 4 июля сторонники независимости заняли Сакатекас. На южном побережье в руках испанских властей оставался лишь порт Акапулько.
Стремительный рост и успехи освободительного движения привели в смятение немногочисленных сторонников колониального режима. Паника среди них усиливалась по мере того как «армия трех гарантий» приближалась к Мехико, куда поспешно отступали остатки королевских войск.
В стане роялистов не было единства. Высшие офицеры настойчиво требовали приостановить действие некоторых положений конституции, прежде всего статьи, гарантировавшей свободу печати, дабы пресечь распространение текста «плана Игуала» в столице и других районах, еще контролируемых колониальной администрацией. Против этого решительно выступал столичный аюнтамьенто, подавляющее большинство членов которого составляли креолы, избранные в июне 1820 г. Оказавшись между двух огней, вице-король Аподака уклонялся от принятия решения. Лишь после долгих колебаний он издал 5 июня декрет об отмене свободы печати, а через день объявил мобилизацию всего мужского населения Мехико от 16 до 50 лет.
Антиконституционные действия Аподаки лишили его поддержки аюнтамьенто и других гражданских властей. Но и военная верхушка, недовольная вялостью и нерешительностью вице-короля, не доверяла ему, считая, что он не способен организовать и возглавить боевые операции сосредоточенной в столице 10-тысячной армии против превосходивших ее численностью войск Итурбиде. 5 июля в Мехико произошел дворцовый переворот. Вечером воинские части окружили резиденцию вице-короля и, легко сломив слабое сопротивление охраны, ворвались в здание. По их настоянию Аподака «в соответствии с почтительной просьбой офицеров и солдат» согласился передать всю военную и гражданскую власть генеральному инспектору артиллерии фельдмаршалу Франсиско Новелье, являвшемуся с середины июня также военным губернатором Мехико.
На протяжении июля и начала августа Новелья развил бурную деятельность. Манифесты, декреты, циркуляры следовали один за другим. Новый глава испанской администрации призвал к «войне против предательства, трусости и эгоизма, под лозунгом «победа или смерть!», запретил «подозрительные собрания», политические дискуссии, распространение мятежных воззваний, объявил повторную мобилизацию, доведя максимальный призывной возраст до 60 лет, пригрозил суровыми наказаниями за подстрекательство военнослужащих к измене или дезертирству. Он приказал приступить к усовершенствованию имевшихся и строительству новых оборонительных сооружений, ввел ежемесячный налог на военные нужды в размере 100 тыс. песо, потребовал от населения предоставить лошадей для армии, принял чрезвычайные меры по обеспечению столицы продовольствием и т. д.
Однако все усилия были тщетными. Жители не выполняли директивы властей, не обращали внимания на увещевания и угрозы. Аюнтамъенто и «провинциальная депутация» не скрывали своего отрицательного отношения к действиям Новельи и фактически отказали ему в поддержке. Единственной его опорой оставалась, по существу, сформированная им военная хунта. Сумятица и хаос нарастали по мере приближения «армии трех гарантий». 23 июля она вступила в Куэрнаваку, через неделю заняла Оахаку, установила контроль над всей провинцией Веракрус, за исключением самого порта (там оставался испанский гарнизон под командованием губернатора Давиды). 2 августа войска Итурбиде вошли в Пуэблу, где их торжественно встретил епископ Перес.
Между тем 30 июля в Веракрус прибыл из Мадрида вновь назначенный (по рекомендации Рамоса Ариспе, Мичелены и других мексиканских депутатов в кортесах) руководитель колониальной администрации Новой Испании (Он официально именовался генерал-капитаном и главой политической власти) Хуан О’Доноху. Этот знатный вельможа, занимавший ранее пост генерал — капитана Андалузии, придерживался либеральных взглядов и представлял ту часть господствующих классов Испании, которая понимала невозможность сохранения испанского владычества в Северной Америке в ситуации, когда ряд других ее американских колоний уже добился независимости, а положение метрополии, охваченной революцией, не позволяло мадридскому правительству принять энергичные меры для подавления освободительного движения за океаном.
Видя неизбежность крушения колониального режима в Новой Испании, О’Доноху и его единомышленники стремились к тому, чтобы оно произошло в оптимальных для испанских правящих кругов условиях. С этой целью они пытались по возможности затормозить и ввести в приемлемые для них рамки процесс установления независимости. Поэтому по приезде в Веракрус О’Доноху опубликовал 3 августа обращение к населению, в котором заклинал не спешить, не действовать самостоятельно, а подождать соответствующего решения кортесов, которые не преминут, как он уверял, предоставить Новой Испании желанную свободу.
Однако эти запоздалые призывы не оказали, как рассчитывала группировка О’Доноху, сдерживающего влияния на сторонников независимости, с каждым днем укреплявших свои позиции. В первых числах августа они начали наступление на столицу со стороны Керетаро. 19 августа произошло кровопролитное столкновение у Ацкапоцалько — на ближних подступах к Мехико. В испанских войсках усиливалось разложение, участились случаи дезертирства.
О’Доноху понял, что дальнейшее промедление лишит колониальные власти всякой возможности выступать в качестве договаривающейся стороны. Поэтому он решил начать переговоры с Итурбиде, который, в свою очередь был крайне заинтересован в том, чтобы «узаконить» свои действия путем договоренности с официальным представителем королевского правительства. В итоге этих переговоров они пришли к соглашению, подписанному в Кордове 24 августа 1821 г.
Кордовский договор подтверждал основные положения «плана Игуала»: признание суверенитета и независимости «Мексиканской империи»; сохранение ее престола за Фердинандом VII или другим представителем династии Бурбонов (в случае их отказа право назначения монарха предоставлялось мексиканскому парламенту); гарантия жизни и имущества уроженцев метрополии; назначение временной правительственной хунты е участием О’Доноху для осуществления законодательной власти до созыва конгресса и разработки конституции. До приезда монарха функции исполнительного органа возлагались на регентский совет, назначаемый хунтой. «Поскольку осуществлению этого договора,- указывалось в его последней статье,- препятствует занятие столицы поисками метрополии… дон Хуан О’Доноху обязуется употребить свою власть для того, чтобы добиться вывода этих войск без пролития крови, на основе почетной капитуляции». Через несколько дней генерал-капитан отдал соответствующий приказ Новелье.
Кордовский договор вызвал недовольство некоторых представителей колониальной военно-бюрократической верхушки. Новелья под различными предлогами оттягивал эвакуацию гарнизона из Мехико. Губернатор Веракруса Давила категорически отказался подчиниться приказу о прекращении сопротивления. Однако движение за независимость стремительно нарастало. Оно охватило Новую Бискайю, Юкатан, распространилось на генерал — капитанство Гватемалу, где весьма сильно ощущалось влияние мексиканских событий. Аюнтамьенто столицы настаивал на немедленной капитуляции, заявляя о бессмысленности дальнейшей борьбы. Наконец, после состоявшейся 13 сентября личной встречи с О’Доноху и Итурбиде в окрестностях города Новелья согласился выполнить приказ генерал-капитана. 23 сентября испанские войска покинули столицу и направились в Веракрус.
Готовясь к вступлению в Мехико, Итурбиде сформировал в предместье Такубайе временную правительственную хунту. Она состояла из 38 человек, представлявших преимущественно высшую бюрократию, духовенство, военное командование, землевладельческую аристократию. Через несколько дней в столице было объявлено о восстановлении свободы печати.
27 сентября, в день рождения Итурбиде, авангард 16-тысячной «армии трех гарантий» под трехцветным зелено-бело-красным знаменем (Эти цвета символизировали три принципа «плана Игуала»: зеленый — независимость; белый — чистоту римско-католической религии; красный — союз мексиканской нации с испанцами) около 10 часов утра торжественно вступил в город. Впереди на черном коне ехал главнокомандующий в сопровождении штабных офицеров, адъютантов и прочей свиты. Перед триумфальной аркой, сооруженной возле монастыря Сан Франсиско, его встречали «отцы города» — руководители муниципалитета. Итурбиде спешился, и старший по возрасту алькальд преподнес ему на серебряном блюде золотые ключи. Возвратив их алькальду, он продолжал путь к дворцу вице-короля. Проезжая мимо дома своей любовницы Марии Родригес, Итурбиде, всегда склонный к эффектной позе, галантным жестом сорвал с головного убора плюмаж и кинул его на балкон Марии.
Подъехав к дворцу, он поднялся наверх, вышел на центральный балкон и вместе с О’Доноху оставался там, пока не закончился к 2 часам дня парад войск. Каждую воинскую часть толпы жителей, заполнивших улицы и площади, встречали приветственными возгласами. Нарядные дамы с вплетенными в волосы зелеными, белыми и красными лентами бросали с балконов цветы. Энтузиазм достиг апогея при появлении Герреро. Высокий, смуглый брюнет, с короткими курчавыми волосами и живыми черными глазами, он медленно ехал впереди своих отрядов.
После прохождения войск архиепископ Педро Хосе де Фонте отслужил в кафедральном соборе благодарственную мессу, а затем аюнтамьенто устроил банкет в честь победителей. На следующее утро официально конституировалась правительственная хунта под председательством Итурбиде, обнародовавшая декларацию о независимости «Мексиканской империи». В декларации говорилось, что новое государство «будет основано на принципах, которые главнокомандующий имперской армией трех гарантий мудро изложил в «плане Игуала» и Кордовском договоре».
В тот же вечер хунта назначила регентский совет и; пяти членов. Его возглавил Итурбиде (которому одновременно присваивалось звание «генералиссимуса морских и сухопутных сил империи»). В него вошли О’Доноху, Исидро де Яньес и другие видные деятели прежнего колониального аппарата. Председателем хунты вместо Итурбиде стал его ближайший советник, епископ Пуэблы Перес (В дальнейшем, когда в связи с внезапной смертью О’Доноху, последовавшей в начале октября 1821 г., Перес был назначен регентом, его место занял бывший депутат кортесов священник Хосе Мигель Гуриди и Алькосер). Через несколько дней был образован кабинет в составе четырех министров, на которых возлагались административные функции.
В ознаменование провозглашения независимости правительство распорядилось вычеканить памятную медаль. На ней изображался орел с распростертыми крыльями, увенчанный короной и со змеей в клюве, сидящий на кактусе, который рос на скале, подымавшейся из озера (Предание связывало основание Теночтитлана (впоследствии Мехико) на острове озера Тескоко с тем, что там древние ацтеки будто бы обнаружили сидевшего на кактусе орла, который пожирал змею. Орел, змея и кактус как символ национального мексиканского начала являлись основными элементами национального герба, учрежденного декретом революционного конгресса 3 июля 1815 г.). Это изображение (только без змеи) в начале следующего года правительственная хунта утвердила в качестве национального герба. Оно помещалось на национальном флаге, состоявшем из трех вертикальных полос зеленого, белого и красного цвета.
В течение первой половины октября 1821 г. были ликвидированы последние очаги сопротивления испанцев в Акапулько и Пероте, а в конце месяца занят Веракрус.
Часть гарнизона во главе с Давилой, захватив с собой тяжелую артиллерию, боеприпасы и продовольствие, перебазировалась в островную крепость Сан — Хуан — де — Улуа.
Таким образом, многолетние усилия мексиканского народа увенчались успехом. Однако многие социально-экономические и политические задачи революции, определявшиеся не только стремлениями трудящихся масс, но и объективными тенденциями развития страны, не удалось разрешить. Это объяснялось прежде всего тем, что вследствие слабости радикального крыла освобождение от чужеземного ига осуществилось в конечном счете под эгидой консервативных сил — крупных землевладельцев, высшего духовенства, военщины,- которые, исходя из своих узкоклассовых интересов, желали увековечить угодные им порядки. Поэтому в Мексике, добившейся политической независимости, сохранились монархический строй, помещичьи латифундии, привилегии духовенства и армии.
Конечно, превращение страны из колонии в суверенное государство само по себе имело огромное значение для ее исторических судеб. Однако по своим задачам, движущим силам и последствиям движение, возникшее на платформе «плана Игуала», было мало связано с освободительной борьбой предшествующего периода, хотя именно она расшатала устои колониального режима и подготовила его падение. «Разве за это сражались Идальго, Альенде, Морелос и были принесены в жертву 200 тысяч человек? Разве такова была воля нации?» — вопрошал позднее очевидец событий К. М. — де — Бустаманте.
А. Куэ Кановас справедливо замечает, что Итурбиде возглавил движение, которое привело к установлению системы правления, «целиком враждебной демократической социальной программе повстанцев, сформулированной Идальго, развитой Морелосом, упорно и отважно отстаиваемой Герреро».
* * *
Из книги М.С.Альперович «Рождение Мексиканского государства». Москва: Издательство «Наука», 1979
