История Мексики. Господство Диаса

Написать комментарий

Хуарес и Лердо

Из людей, свергнувших Санта-Ану и добившихся побе­ды либералов в трехлетней войне, мало кто остался с Хуа­ресом. Окампо, Дегольядо и Комонфорт были убиты, Аль­варес, Добладо и Мигель Лердо де Техада умерли своей смертью, Прието, ставший на сторону Гонсалеса Ортеги, впал в немилость. Рамирес вскоре порвал с Хуаресом, объявив его диктатором. Ближайшим товарищем Хуареса, которому президент доверял больше, чем кому-либо иному из своего окружения, сделался Себастьян Лердо де Теха­да. Но и сам Хуарес действовал более решительно, чем в 1861 г. Он по-прежнему верил в демократию, но в то же время стремился усилить исполнительную власть и дать Мексике сильное правительство. Он смотрел на эту зада­чу без иллюзий, зная, что выполнение ее будет медлен­ным и трудным. Когда общество, подобно нашему, заявлял он, имело несчастье пройти через годы сильных потрясе­ний, оно насквозь проникнуто пороками, глубокие корни которых нельзя уничтожить сразу за один день.

Хуарес не достиг своей конечной цели. Он отказался от попытки превратить индейцев в крестьян-собственников. Пока он оставался президентом, эхидос индейских крестьян, несмотря на закон Лердо и конституцию 1857 г., оставались в безопасности.

Хуарес был переизбран президентом в 1867 г. В течение его пребывания у власти ему мешала раскольническая оппозиция в конгрессе. Не желая нарушать свободу кон­гресса, он вое же был вынужден вмешиваться в выборы. За это противники называли его диктатором. Но вопрос заключался не в том, будет ли голосование свободным, а в том, будет ли его контролировать федеральное правитель­ство или местные касики и правительства штатов. Пока в центральном правительстве господствовали реакционеры, местные касики представляли элемент демократии. Теперь, когда Мексикой правили либералы, касикизм был анахро­низмом, грозившим стране распадом и гражданской вой­ной. Отныне президент становился национальным касиком. Мексика жила в мире, когда президент господствовал над местными главарями.

Хуарес поручил казначейство Матиасу Ромеро, бывше­му послу в Вашингтоне. Сбалансировать бюджет было, од­нако, невозможно. Интервенция дала повод для неуплаты иностранного долга; внутренний долг, накоплявшийся со времени «Грито де Долорес», дошел до 300 млн. песо.

Постепенно начали развиваться промышленность и тор­говля, хотя контроль над ними по-прежнему большей частью принадлежал иностранцам. Наряду с другими пережитками средневековья законы Реформы смели гильдейскую систе­му, душившую промышленное развитие устарелой регла­ментацией. Церковные капиталы находились в обращении, как и оставленные французскими захватчиками 300 млн. франков. Хуарес строил железные дороги. Английские ин­женеры довели до конца железнодорожную линию Веракрус — Мехико, строительство которой было задумано еще в 1837 г. Эта дорога, поднимающаяся на 9 тыс. фу­тов с прибрежной равнины на высокий горный кряж, охра­няющий плоскогорье, пересекающая ущелья и огибаю­щая пропасти, — одно из наиболее сложных и эффектных достижений мирового железнодорожного строительства, — была открыта для движения в 1873 г. Наибольшее внима­ние Хуарес уделял делу просвещения индейцев, в чем, быть может, и заключалась главная причина его антикле­рикализма. После падения империи Хуарес занялся со­ставлением проекта системы светского образования, в на­дежде, что оно когда-нибудь станет всеобщим. Детали про­екта было поручено разработать комитету под руководством Габино Барреды, ученого, побывавшего в Париже и по­знакомившегося там с Огюстом Контом. Иезуитский кол­леж Сан-Ильдефонсо был преобразован в Национальную подготовительную школу, предназначенную для подготов­ки учителей, а городским советам и владельцам асиенд при­казали строить начальные школы, Успехи все же были медленными. К 1874 г. в Мексике насчитывалось только около 8 тыс. школ, где обучалось до 350 тыс. учеников, тогда как в стране имелось почти 2 млн. детей школьного возраста. Благодаря Барреде позитивизм Конта стал офи­циальной доктриной, лежащей в основе школьной системы. Хуарес ничего не знал о духовном развитии Европы. Он полагался на Барреду, а тот заверял его, что система Огюста Конта представляет лучшее, что может дать Европа. Так сухая позитивистская вера была навязана юному поко­лению Мексики. Учение Конта о иерархии и авторитете имело пагубные последствия. В среде интеллигенции, кото­рой следовало бороться за свободу, оно послужило оправ­данием диктатуры Порфирио Диаса. Однако большое зна­чение, которое позитивисты придавали точным наукам, на­учило, быть может, мексиканцев меньше полагаться на красноречие и больше уважать факты.

Тем временем начала расцветать национальная литера­тура, освобожденная от борьбы политических партий. Игнасио Альтимирано, некогда один из непреклонных борцов за либерализм и депутат конгресса, стал главой мексиканских писателей, которых он собирал вокруг себя. Рива Паласио, внук Висенте Герреро, командовавший отрядами в войне с французами, стал лучшим из историче­ских романистов Мексики, а Ороско-и-Берра, величайший из ее историков, начал писать свое классическое исследова­ние истории Мексики до Кортеса.

Но Мексике еще не было суждено достигнуть мира. Либералы окончили войну с армией в 90 тыс. чел. Хуарес распустил две трети солдат по домам без пенсий и без единого слова благодарности. Во время правления Хуареса бывшие солдаты несколько раз поднимали мятежи, которые были беспощадно подавлены генералом Состенесом Роча.

Недовольство бывших солдат разделяли фанатики-яко­бинцы, считавшие Хуареса изменником делу свободы, про­винциальные касики, которым не нравилось централизо­ванное правительство, и остатки разгромленных клерика­лов. Руководителем этих разнородных и разноголосых мя­тежных элементов стал Порфирио Диас. Диас сражался за дело либералов в надежде, что его заслуги будут возна­граждены. В отличие от Окампо или Дегольядо., он не был способен на преданность. В июле 1867 г., когда Хуарес вступал в Мехико, Диас, потратив большие суммы на цветы и знамена для украшения города, выехал навстречу ему в Тлалнепантлу. Хуарес встретил его холодным поклоном и поехал в город один. Только Лердо, ехавший в следующей карете, предложил Диасу место рядом с собой. Хуа­рес не дал Диасу ничего, кроме генеральского чина, и Диас, отказавшись вести войска на усмирение своих быв­ших солдат, вышел в отставку и вернулся в Оахаку. Осенью он выставил свою кандидатуру в президенты про­тив Хуареса. Потерпев поражение, он посвятил ближайшие четыре года выращиванию сахарного тростника, так как рассчитывал, что, обнаружив отсутствие честолюбия, он повысит свой престиж. Тем временем его друзья энергич­но организовывали партию его сторонников — «порфиристас».

В 1871 г. должны были состояться очередные выборы президента. Хуарес добивался переизбрания на четвертый срок, и крики о диктатуре усилились. Хуарес, говорили в Мексике, так долго был символом конституции, что стал считать ее своей собственностью. Против него выдвинули свои кандидатуры Диас и Лердо. Последний в течение восьми лет был неразлучным спутником президента, и ли­беральная партия раскололась на группы хуаристов, порфиристов и лердистов. Лердо создал группу своих привер­женцев среди чиновничества и губернаторов штатов, а представителем его в конгрессе стал Ромеро Рубио, кото­рый когда-то был самым крайним из радикалов, а теперь разбогател на скупке церковных имуществ. На выборах не получил большинства «и один из трех кандидатов. В Мичоакане запугивание избирателей вызвало восстание, но виновные чиновники были лердистами, а восставшие граж­дане хотели голосовать за Хуареса. Выбор был предоставлен конгрессу, который избрал Хуареса президентом, а Лердо стал председателем верховного суда.

Избрание Хуареса послужило сигналом к мятежу. Порфиристы попытались произвести государственный перево­рот в Мехико. Брат Порфирио Феликс, губернатор Оаха­ки, организовал восстание на юге, а касики областей, рас­положенных вдоль горной цепи от Соноры до Теуантепека, высказались за Диаса; но Состенес Роча быстро навел по­рядок: расстреляв в столице 200 повстанцев, он покорил Оахаку, где был убит Феликс Диас, и прогнал касиков обратно в горы. Порфирио Диас потерял все. Переодев­шись священником, он бежал на север к Лосаде, вождю полунезависимых племен в горах Найярит. К весне 1872 г. мятеж Диаса был подавлен, и вся область подчини­лась Хуаресу. Казалось бы, Мексике предстояло насла­диться периодом мира и реформ. Но вечером 18 июля Хуа­рес умер от разрыва сердца.

Президентом стал Лердо, который осенью был едино­гласно избран на полный четырехлетний президентский срок. Сторонники Хуареса перешли на его сторону. Либе­ралы, порвавшие с Хуаресом, поддерживали Лердо, а кон­серваторы были довольны, что президентом стал креол. Лердо объявил амнистию порфиристам, и Диас, тщетно пытавшийся поднять новый мятеж, вернулся на свои са­харные плантации.

Однако Лердо скоро лишился почти всей своей попу­лярности. Ни один президент Мексики не проявил столь глубокого непонимания методов управления страной. Че­ловек широко образованный, одаренный быстрым и тон­ким умом, превосходной памятью и выдающимся ораторским талантом, Лердо в то же время был ленив, высокомерен и самонадеян.

В 1876 г. Лердо объявил, что намерен добиваться пере­избрания на второй срок. Тогда Диас решил больше не ждать, тем более что благодаря контролю над администра­цией Лердо мог без труда получить законное большинство голосов. В январе порфиристы провозгласили так назы­ваемый Тустепекский план с лозунгами «действительное избирательное право» и «никакого переизбрания». Во мно­гих штатах выступили отставные солдаты — участники войны за Реформу, — недовольные либералы и воспрянув­шие духом охотники за чинами. Диас собрал деньги и лю­дей в Соединенных Штатах, причем американское прави­тельство не чинило ему препятствий, Лердо восстановил против себя американских дельцов, не разрешив владельцам американских железных дорог продолжать свои линии по территории Мексики. Между силой и слабостью, заявил он, должна лежать пустыня. Отныне позиция Соединенных Штатов стала решающим фактором всех мексиканских ре­волюций. Со времени Тустепекского плана ни одно восста­ние в Мексике не терпело неудачи, если имело возможность использовать в качестве операционной базы территорию Соединенных Штатов, и ни одно не одерживало победы если ему не сочувствовало правительство США.

Армия Лердо была, по-видимому, способна сокрушить порфиристов. Когда Диас захватил Матаморос, Эскобедо отогнал его в Техас. Переодевшись доктором-кубинцем, Диас сел на пароход, отправлявшийся в Веракрус, а там сумел прокрасться на берег и добраться до Оахаки. По­терпев поражение, он финансировал свою армию посред­ством конфискаций. Внезапно одно неожиданное событие изменило все положение. В то время когда ряд штатов на­ходился еще в состоянии мятежа, Лердо провел выборы и объявил себя переизбранным. Председатель верховного суда Иглесиас признал выборы недействительными и сам стал претендовать на пост президента. Ряд лердистов под­держал Иглесиаса. В октябре Диас и Мануэль Гонсалес нанесли поражение лердистскому генералу Альяторре в сра­жении у Текоака, и дорога на столицу была открыта. 21 ноября Лердо отказался от борьбы. Он выехал из Ме­хико в Акапулько, а оттуда в Соединенные Штаты. В тот же день Диас торжественно вступил в город и, отстранив Иглесиаса, объявил себя временным президентом. В дека­бре Иглесиас, разбитый у Керетаро, последовал за Лердо в изгнание.

Создание диктатуры

Авторы Тустепекского плана утверждали, что целью его была защита конституционного правления. Этот план поддерживали такие интеллигенты, как Игнасио Рамирес и Рива Паласио, в глазах которых Диас был воплощением мексиканской демократии. Однако этот план дал Мексике такого могущественного владыку, какого она еще никогда не знала. Порфирио Диас правил страной в течение после­дующих 34 лет — если не считать перерыва в четыре го­да — и заменил конституцию личной диктатурой.

Реформа имела две цели: установить демократическую форму правления и дать толчок экономическому развитию Мексики. При Хуаресе сочетались обе эти цели. Во вре­мена Диаса первая была принесен в жертву второй. По мнению защитников режима Диаса, демократия была в Мексике невозможна, ибо на практике она означала бы анархию и господство провинциальных касиков. Диас по­вел борьбу со всеми оппозиционными элементами, превра­тившись в национального касика и связав воедино разно­родные элементы мексиканского населения принципом вер­ности президенту. Только диктатор, говорили апологеты Диаса, может установить мир, а без мира нельзя развивать богатства Мексики. Без экономического же развития не­возможны просвещение, социальные реформы и защита национального суверенитета от посягательств со стороны Соединенных Штатов.

Диас легко убедил себя, что Мексике нужен владыка. Даже Хуаресу случалось вмешиваться в выборы. Но Диас не обладал таким кругозором, как руководители Реформы. Индеец-мистек с небольшой примесью испанской крови, полуграмотный — до конца жизни он не умел правильно писать по-испански,— с грубыми манерами, он дал волю обуревавшей его жажде власти.

Руководящий принцип диктатуры Диаса выражался фразой «pan ó palo» (хлеб или дубинка). Всем опасным элементам, даже своим заведомым личным врагам, Диас предлагал власть, престиж и возможность обогащения. Как он цинично заметил, собака с костью в зубах не кусает и не крадет. Если противники отказывались от предложения, он беспощадно уничтожал их. Диас поощрял соперничество и раздоры между различными группами, которые он при­близил к правительству, чтобы они не могли объеди­ниться для дворцового заговора или государственного переворота; в то же время он сохранял популярность среди мексиканского народа, предоставляя своим подчинен­ным нести ответственность за тиранию и несправедливости. Подобная программа неизбежно означала прекращение со­циальных реформ.

Диасовская «политика примирения» имела целью не постоянное благополучие мексиканской нации, а контроль над тем, чтобы отдельные группировки не становились опасными для диктатуры. Различные группы, затевавшие в течение последнего полувека планы и пронунсиаментос — землевладельцы, духовенство, генералы, касики, иностран­ные капиталисты, жаждавшая чинов буржуазия, интелли­генция и даже разбойничьи атаманы, — все были превра­щены в преданных приверженцев дона Порфирио. При рас­пределении милостей ни с чем остались только крестьянские и пролетарские массы, которые, не имея руководства, не обладали и средствами для защиты своих интересов. Смысл диктатуры заключался в том, что волчьим стаям было предложено, вместо того чтобы драть­ся друг с другом, как они поступали с момента установле­ния независимости, сообща напасть на овчарни. Мир, до­стигнутый такими средствами, едва ли мог быть постоян­ным. А когда одряхлевший диктатор был свергнут, нако­пившийся гнев масс прорвался, приняв форму социальной революции. Диас открыл формулу для прекращения граж­данской войны, и впервые со времени установления респуб­лики Мексика смогла заняться своим экономическим разви­тием. Самые гибельные ошибки Диас совершил не столько в своей политической программе, сколько в способах стиму­лирования этого развития. Желая привлечь капиталы из-за границы, он роздал национальные ресурсы Мексики ино­странным предпринимателям. Намереваясь превратить Мек­сику в капиталистическую страну, он допустил, чтобы у ин­дейцев были отняты те земли, которыми они еще владели. Индустриализация вводилась в совершенно неподготовлен­ной стране беспощадно и необдуманно, без всякого плана, без каких бы то ни было попыток смягчить приносимое ею зло. Национальный доход и доходы правительства увеличились в огромной степени, но преемникам Диаса пришлось взять на себя сложную и трудную задачу унич­тожить многое из того, что сделал Диас. Им пришлось восстановить национальную собственность на те богатства, которые Диас раздарил иностранцам, и, освободив индей­цев от пеонажа, снова превратить их в самостоятельных крестьян.

Диас умел быть терпеливым и во время своего перво­го президентского срока заботился о том, чтобы не оттолкнуть своих сторонников внезапной узурпацией власти. Без разбора осыпая милостями хуаристов, лердистов и порфиристов, он вновь объединил под своим руководством раз­личные группировки расшатанной либеральной партии. Ему удалось нейтрализовать армейских генералов и про­винциальных касиков, натравливая, их друг на друга. Че­столюбивые генералы назначались в такие области, где у них возникали конфликты с губернаторами штатов, а не­довольные губернаторы оказывались под надзором генера­лов, которым Диас мог доверять. Когда в 1879 г. в Веракрус был открыт лердистский заговор, Диас телеграфиро­вал губернатору Мьер-и-Терану, требуя, чтобы заговор­щики были немедленно казнены. Мьер-и-Теран тотчас же расстрелял 9 человек, не имевших никакой связи с за­говором.

К концу срока президентства Диас имел возможность назначить себе преемника. Он разжег соперничество между своими наиболее видным помощникам и, поощряя в каж­дом из них надежду на пост президента, а затем бросил добычу Мануэлю Гонсалесу, военному, дравшемуся бок о бок с ним против французов во время тустепекской рево­люции. Гонсалес был его другом, и Диас мог полагаться на то, что в 1884 г. Гонсалес вернет ему пост президента. Быть может, он догадывался, что даже если сам Гонсалес не устоит перед искушением во второй раз выставить свою кандидатуру, то вряд ли мексиканский народ, прожив под его управлением четыре года, отнесется к этому одобри­тельно.

Правление Гонсалеса было самым скандально-продаж­ным правлением в Мексике со времен Санта-Аны. Гонсалес был простоватым наемником, конкистадором, для которого нравственность начиналась и кончалась щедростью по от­ношению к друзьям и храбростью по отношению к врагам. Завоевав пост президента, он намеревался насладиться пло­дами победы, забирая себе и раздавая своим сообщникам асиенды, взятки и правительственные заказы. Тем време­нем его министр фоменто Карлос Пачеко, ранчеро из Чиуауа, принялся необдуманно и поспешно стимулировать экономическое развитие. Американцам, строившим желез­ные дороги, щедро раздавались концессии, причем никто не заботился о том, чтобы дороги, которые они намеревались строить, приносили пользу мексиканцам, в то время как правительство обязалось платить от 6 до 9 тыс. песо за каждый километр построенного пути. Компаниям по тор­говле недвижимостью было разрешено обмерять обществен­ные земли и оставлять треть обмеренной площади себе в частную собственность, остальное же на льготных условиях продавалось генералам, политическим деятелям и американским капиталистам. Это привело не только к отчуждению большей части земель, представлявших подлинную собст­венность правительства — 125 млн. акров, т. е. четверти всей площади республики, — но также и к постепенной экспроприации многих из тех индейских деревень, которые, несмотря на испанское завоевание, посягательства помещи­ков и закон Лердо, сохранили еще экономическую незави­симость. Некоторые из них, обрабатывавшие свою землю с незапамятных времен, еще до прихода испанцев, не имели документов на владение ею, а другие были неприкрыто огра­блены компаниями по торговле недвижимостью. По ново­му горному кодексу от 1884 г. уголь и нефть принадлежали владельцам земли, так что, раздавая свои общественные земли, правительство раздавало и ценные залежи в их нед­рах. Этот кодекс изменял старые испанские законы, соглас­но которым все ископаемые являлись собственностью госу­дарства. Американский капитал устремился в Мексику, и доходы правительства увеличились, но расходы, разбух­шие вследствие субсидий железным дорогам и взяточниче­ства бюрократов и генералов, росли еще быстрее. Над каз­ной нависла тень ахиотистас. Гонсалес отдавал им в залог государственное имущество и занимал деньги по высоким процентным ставкам у Мексиканского банка, контролиру­емого французскими финансистами. Он намеревался соз­дать Мексике кредит за границей, признав английский долг в 91 млн. песо, который со времени интервенции стра­на отказывалась признавать. К концу президентского сро­ка Гонсалеса правительство было на грани полного финан­сового краха, а в Мехико постоянно возникали и жестоко подавлялись мятежи. В 1884 г. президентом Мексики сно­ва был избран Диас. Конгресс предпринял расследование финансовой деятельности правительства Гонсалеса. Диас терпел расследование достаточно долго, чтобы окончатель­но подорвать репутацию Гонсалеса, а потом замял дело, дав Гонсалесу доказательство дружеской преданности.

Вторично завладев властью, Диас намеревался на этот раз удержать ее в своих руках. Пришла пора забыть Тустепекский план с его обещаниями демократического изби­рательного права и лозунгами против переизбрания прези­дента. Диас и его министр финансов Мануэль Дублан взялись за работу, чтобы предотвратить финансовый кризис. Они снижали жалованье служащим, аннулировали закладные на государственное имущество и консолидировали внутренний долг. Несмотря на всеобщее негодование, они подтвердили соглашение Гонсалеса с Англией, убедив анг­лийских займодержателей лишь понизить процентную ставку. В то же время они продолжали продавать обще­ственные земли, субсидировать железные дороги и подку­пать политических противников раздачей должностей, мо­нополий и правительственных заказов. Это была долгая и опасная игра на повышение национального дохода, и успех ее был обеспечен только 10 лет спустя. Но эта политика соответствовала целям Диаса, поскольку служила оправда­нием диктатуры. Проводя предложения через запуганный конгресс, закрывая газеты, выступавшие против признания английского долга, Диас заявлял, что спасает Мексику от гибели.

Во время второго правления Диаса в кабинете выдви­нулся новый его сторонник и обозначились новые тенден­ции в «политике примирения». Ромеро Рубио, бывший по­литический уполномоченный Лердо, эмигрировал в 1876 г., но вернулся в Мексику и примкнул к Диасу, предоставив в его распоряжение свой выдающийся талант политического интригана. Лердо, объяснил он, сошел с ума, и он боится, что эта болезнь окажется заразительной. Диас женился на дочери Ромеро Рубио, Кармен, или Кармелите. Ромеро Ру­био стал при Диасе министром внутренних дел. Он заправ­лял конгрессом и контролировал полицию, а владение не­законными игорными домами в столице давало ему возмож­ность содержать корпус брави, при помощи которого мож­но было запугивать политических противников, недосягае­мых для судебной процедуры.

Рубио, подобно многим своим товарищам, был либера­лом, пока желал поживиться церковным имуществом. Но богатство и власть вознесли его теперь в сферу креольской аристократии. Кармелита была воспитана в католическом духе, и после свадьбы ее духовник устроил Диасу встречу с архиепископом Лабастидой. Была достигнута тайная до­говоренность о том, что назначения на церковные долж­ности будет представляться на одобрение Диаса, но зато законы Реформы не будут проводиться в жизнь. Были вновь открыты женские и мужские монастыри и — посредством всевозможных юридических фикций — церковь снова начала накапливать, имущество. От этой сделки выиграл главным образом Диас. Благодарное духовенство использо­вало свое влияние, чтобы проповедовать повиновение дик­татору. Оно знало, что антиклерикальные законы остаются в силе, и Диас, если пожелает, может провести их в жизнь. Когда в начале XX в. небольшая часть мексиканского ду­ховенства стала выступать за социальные реформы, католи­ческая верхушка позаботилась о том, чтобы церковь не де­лала ничего такого, что могло бы восстановить против нее правительство. Таким образом, духовенство отказалось от возможности присоединиться к народному делу и опять, как во времена испанских королей, стало орудием деспотиз­ма. Для мексиканской церкви эта сделка оказалась гибель­ной.

Во время вторичного пребывания на посту президента Диас настолько усилил свою власть над страной, что оп­позиция стала невозможной. Уроком его соперникам послу­жила судьба генерала Гарсиа де ла Кадена, который за­мышлял мятеж и был убит в Сакатекасе местными чинов­никами. Других честолюбивых главарей рано или поздно также постигла внезапная смерть. Корона, один из героев войны с французами, был убит каким-то сумасшедшим. Доказательств участия Диаса во всех этих делах не было г но начали поговаривать, что стремление стать президен­том — болезнь со смертельным исходом. Приближенным, которые обнаруживали желание получить пост президента, даже собственному тестю, Диас намекал на преждевремен­ную смерть Гарсиа де ла Кадена. В то же время верность Диасу была выгодна. Количество должностей и торговых монополий, находившихся в распоряжении президента, не­престанно росло. Оппозиция же, если и не кончалась роко­вым образом, всегда обходилась дорого. Диас умел строить налоговые таблицы таким образом, чтобы врагам его режи­ма приходилось платить огромные суммы.

Губернаторы штатов стали орудиями диктатуры. На­травливание их на генералов по-прежнему давало требуемые результаты. На северо-востоке, где когда-то Сант-Яго Видаурри правил почти независимым княжеством, генерал Бернардо Рейес держал в узде генералов Тревино и Наран­хо, получивших при Гонсалесе посты губернаторов. Впоследствии, когда Рейес получил пост губернатора Нуэво-Леона и стал приобретать популярность, Диас нажал на противоположную чашу весов и стал восстанавливать влия­ние генерала Тревино. Там, где нельзя было применить этот способ, выборы губернатора штата объявлялись неза­конными и подвергались ревизии федерального конгресса, подчинявшегося Диасу. Так все губернаторы штатов ока­зались ставленниками президента. Многие из них переиз­бирались почти с тем же постоянством, как и диктатор, а другие передавали свой пост родственникам. В награду за верность им позволяли тиранить подчиненных, убивать по­литических противников и приобретать асиенды, питейные монополии и незаконные игорные дома. Таким образом, Реформа, вместо того чтобы уничтожить старый феодализм, закончилась созданием нового. Наряду с креольскими асендадос выросла новая метисская знать из бывших либераль­ных главарей. Все 27 губернаторов штатов подражали Диа­су, а им, в свою очередь, подражали 300 политических гла­варей, «хефес политикос», и 1800 председателей муниципа­литетов, господствовавших над местной администрацией. Их непопулярность служила для диктатуры дополнитель­ной гарантией безопасности. На фоне большинства местных чиновников Диас казался образцом честности и гуманности. Никто не захотел бы заменить Диаса кем-нибудь из его губернаторов.

Контроль Диаса над правительствами штатов был на­столько всепроникающим, что выборы превратились в пус­тую формальность, и члены конгресса всегда были ставлен­никами Диаса. Он лично подготовлял список лиц, которых желал наградить местами в конгрессе, и рассылал этот список чиновникам на места. В список включались все, кому случалось заслужить милость президента. Депу­татское место было предоставлено, например, зубному вра­чу, которого Диас однажды вызвал, чтобы лечить больной зуб. Особое предпочтение оказывалось уроженцам родного штата Диаса Оахаки. Все, кто не угодил диктатору, на сле­дующих выборах исключались из списка членов конгресса. Иногда происходили ошибки, и в список вносились имена лиц, которых уже не было в живых. Но, несмотря на все это, внешние формы избирательного права всегда тщательно соблюдались. Впрочем, многие избиратели скоро перестали принимать участие в голосовании, так как имена избран­ных были известны еще до выборов. В одном штате, чтобы сохранить видимость энтузиазма избирателей, заполнять бюллетени было поручено заключенным, сидевшим в тюрь­ме штата.

Согласно конституции, судьи назначались верховным судом, а верховный суд избирался таким же образом, как и президент. Такой порядок облегчал Диасу господство над судебной системой. Общее правило, установленное Диасом, заключалось в том, чтобы по судебным процессам ино­странцев, особенно американцев, всегда выносились благо­приятные приговоры, а богатые и чиновные мексиканцы выигрывали тяжбы, пока пользовались благосклонностью диктатора. Для крестьян и пролетариата правосудия не су­ществовало. Армия комплектовалась путем принудитель­ных наборов, и человек из низшего сословия, которому на свою беду случалось обидеть какого-либо крупного чинов­ника, сразу же зачислялся на военную службу. Уголовные преступники, — а эта категория охватывала всех, кто про­тивился тирании местных хефес политикос или алчности местных землевладельцев, — высылались в Кинтана Роо или в Национальную долину в Оахаке, где их продавали плантаторам и где, работая на каторге от зари до зари под тропическим солнцем, они обычно умирали в течение года. Волнения в сельских местностях Мексики были прекраще­ны очень простым приемом — превращением бандитов в по­лицейских. Знаменитые руралес, сельская полиция Диаса, с украшенными серебром седлами, в широкополых фетровых шляпах, серых мундирах с красными галстуками и серебря­ными пуговицами, превратили Мексику в одну из самых безопасных стран мира — для всех, кроме мексиканцев. Впервые в истории Мексики бандитизм почти совершенно исчез, но бывшие бандиты, щеголявшие теперь в мундирах государственной полиции, могли совершенствовать свои старые профессиональные наклонности за счет крестьян. По обычаю «лей фуга» (закона о бегстве) этим бандитам было разрешено расстреливать заключенных, а потом заяв­лять, что они были убиты при попытке к бегству. При ре­жиме Диаса «лей фуга» применялся более 10 тыс. раз.

Правило «хлеб или дубинка», позволило Диасу завое­вать поддержку интеллигенции. Бюрократический аппарат непрерывно расширялся. С 1876 по 1910 г. фонд жало­ванья, уплачивавшегося правительством, возрос на 900%. Мексиканская буржуазия с радостью соглашалась служить диктатору за изрядные регулярно выплачиваемые оклады. Ни один интеллигент не был независим от правительства. Образование, если не считать нескольких католических школ и семинарий, контролировалось государством. Диас субсидировал всю прессу, даже оппозиционную, которую он использовал, чтобы подрывать положение тех членов прави­тельства, которые становились чересчур популярными. Не­сколько редакторов осмелилось напасть на самого дикта­тора, но поплатилось за это тюремным заключением. Установленное конституцией право передавать дела об оскорбле­нии в печати в суд присяжных было отменено еще Гонса­лесом. Отныне журналистов можно было осуждать за кле­вету и пропаганду решением одного судьи. За пределами Федерального округа ничья жизнь не была в безопасности, и несколько журналистов было убито губернаторами шта­тов. Как только журналисты становились опасными, Диас отправлял их в зараженную тифом Белемскую тюрьму или в затопленные водой темницы Сан-Хуан де Улоа. Филомено Мата, поддерживавший Тустепекскую революцию, сидел в тюрьме 34 раза. В результате в стране не бы­ло серьезной идеологической оппозиции диктатуре, а следовательно, не велось идеологической подготовки к революции.

Тем временем дело завоевания, начатое некогда Корте­сом, быстро приближалось к концу. Началось покорение индейских племен, которые при вице-королях и при рес­публике фактически были независимы. Их земли стали собственностью креольских и метисских помещиков или аме­риканских капиталистов, а сами индейцы были низведены до положения пеонов. На этот раз завоевание оправдывали кс на языке религии, а на языке экономических законов. Теперь его требовал не христианский бог, а новое божество, чье имя было прогресс и чьи апостолы не проявляли и сотой доли того благоволения и милосердия, какие иногда обнаружи­вали францисканцы и иезуиты. Экспроприация тех индей­ских деревень, которые устояли против посягательств компаний по торговле недвижимостью, совершилась при помо­щи закона Лердо, который было приказано проводить в жизнь в 1888 г., а затем в 1902 г. Как и в 1856 г., раздробление индейских «эхидос» на частновладельческие участки позволило креолам и метисам разворовать их или скупить на льготных условиях. Сопротивлявшихся этому индейцев высылали или расстреливали. В Идальго неко­торых из них закопали по горло в землю, которую они пытались защитить, а потом по ним галопом проскакал отряд руралес. В нескольких местностях началась открытая война. Лосадо, племенной вождь Найярита, который призы­вал к истреблению белых и восстановлению ацтекской дер­жавы, был устранен еще в правление Лердо.

При Диасе завершилась, наконец, долгая расовая вой­на на полуострове Юкатан. Племена майя, которых не по­корили Франсиско де Монтехо и испанские вице-короли и которые в 40-х годах XIX в. стали наступать на белых, были фактически обращены в рабство. В 1901 г. Викториано Уэрта окончательно покорил их. Хозяевами полуостро­ва сделались 50 креолов-плантаторов во главе с губерна­тором штата Олегарио Молиной, которому принадлежало 15 млн. акров, а 100 тыс. индейцев работали на коло­низаторов.

В 80-х годах велась также война с племенем яки, жив­шим в Соноре. Яки владели плодородными долинными зем­лями, привлекавшими богатых креолов. Последние утверж­дали, что яки используют земли нерентабельно, тогда как они, креолы, могут разбить на этих землях хлопковые и ри­совые плантации. Под руководством Кахеме, солдата, сра­жавшегося в рядах либералов во время войны за Реформу, яки взялись за оружие и ушли в горы, где одерживали победы над всеми посылавшимися против них отрядами, пока в конце концов голод не заставил их сдаться. Губер­натор Соноры Рамон Корраль после разговора с пленным Кахеме к своему удивлению обнаружил, что имеет дело не с угрюмым и тупым дикарем. Кахеме получил образо­вание и обладал талантом к военному руководству. Тем не менее, Корраль расстрелял его, а его сторонников про­дал по 75 песо за голову на плантации Кинтана Роо. На этом сам Корраль и его преемник Луис Торрес нажили состояние. Несмотря на то, что восстание было подавле­но, продажа яки практиковалась до 1910 г. Под палящим солнцем Кинтана Роо яки быстро вымирали.

Как бы эффективны ни были политические методы Ди­аса, обеспечить стабильность диктатуры мог только изли­шек в казне. В 80-х и 90-х годах в Мексику устремился по­ток капиталов из Европы и Соединенных Штатов, и все отрасли экономики развивались поразительно быстро. До конца столетия было проложено более 9 тыс. миль желез­ных дорог. Добыча рудников, увеличившаяся благодаря применению нового цианидового процесса и открытию свинцовых и медных залежей, выросла с 30, приблизи­тельно, миллионов песо в 1880 г. до 90 с лишним миллио­нов в 1900 г. На новых плантациях выращивались сахар, кофе, пенька, хлопок, каучук и тропические плоды. Тек­стильные фабрики в Веракрус, железоделательные и ста­лелитейные заводы в Нуэво-Леоне положили начало про­мышленному перевороту в Мексике. Годовой объем мекси­канской внешней торговли, составлявший в 70-х годах 50 млн. песо, к концу XIX в. превышал 200 млн. Доходы непрерывно росли, но в 80-х годах расходы росли еще быстрее. Признание английского долга дало Диасу возможность занимать деньги за границей, но по прежним высо­ким процентам и учетным ставкам.

В 1892 г. в результате плохого урожая и обесценения серебра на мировом рынке казна снова оказалась в затруднительном положении. Этот год был тяжелым для диктатуры Диаса, так как он был отмечен также оживле­нием политической оппозиции. В 1888 г. Диас переизбрал себя без соблюдения формальностей, но в 1892 г. происхо­дили демонстрации с требованиями свободных выборов. Диас решил сделать демократический жест. Была органи­зована новая партия — «либеральный союз», и хотя партийный съезд выполнил свою функцию, заключавшую­ся в выдвижении кандидатуры Диаса для переизбрания, руководителям партии было позволено критиковать дик­татуру. Хусто Сьерра произнес сенсационную речь, в ко­торой заявил, что мексиканский народ жаждет справедли­вости. Либералов уговорили поддержать Диаса, убедив их, что иначе наступит анархия, но им внушали, что дик­татура — только временная мера и что вскоре будет да­рована свобода печати и суда. Пока же непримиримые вра­ги диктатуры томились в тюрьме в Мехико или подверга­лись действию «лей фуга» в провинциях.

После того как Диас был переизбран, он забыл о свободе печати и суда и возобновил борьбу с финансовым кри­зисом. В 1893 г. пост министра финансов был передан мо­лодому человеку — Хосе Ивесу Аимантуру, который те­перь пожинал плоды долгой борьбы, начатой Хуаресом и Ромеро и продолженной Диасом и Дубланом. В 1894 г. Мексика впервые в истории своего независимого существования добилась сбалансированного бюджета при расходах в 41 млн. песо и доходах в 43 млн. К 1910 г. доходы феде­рального правительства достигли суммы в 110 млн. песо, а доходы штатов и муниципалитетов, составлявшие во време­на Хуареса 11 млн. песо, повысились до 64 млн. Весь из­лишек за последние 16 лет диктатуры составил 136 млн. пе­со, причем больше половины этой суммы оставалось в каз­начействе в качестве наличного резерва. Отныне Диас и его сторонники были уверены, что мир обеспечен. Теперь они могли без труда подкупать всякую оппозицию, а если у них все же возникала нужда в деньгах, то правительство, пользовавшееся кредитом за границей, могло на льготных условиях получать займы.

Ваш комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован, на него вы получите уведомление об ответе. Не забывайте проверять папку со спамом.

Другие публикации рубрики
Спросите по WhatsApp
Отправьте нам сообщение
Напишите, пожалуйста, ваш вопрос.

В личной переписке мы консультируем только по вопросам предоставления наших услуг.

На все остальные вопросы мы отвечаем на страницах нашего сайта. Задайте ваш вопрос в комментариях под любой публикацией на близкую тему. Мы обязательно ответим!